Пока Сара что-то стряпала в кухне, я нехотя переоделась в один из халатов, пытаясь не смотреть на тело. Большинство моих повреждений скрывали бинты, но их нужно было поменять рано утром. Тетя получила все рекомендации и наставления от врачей, чтобы это сделать. Самостоятельно мне не разрешалось что-либо творить со своим телом. От одной мысли, что Саре придется ежедневно наблюдать мои ожоги – становилось дурно. Но другого выбора у нас не было, кроме как ходить в больницу на перевязку вопреки рабочему графику тети.
Смеряя комнату неторопливыми шагами, я наблюдала за болтающимся подолом халата. Одежда Сары смотрелась на мне так нелепо. Наверное, со стороны я выглядела как клишированная пятидесятилетняя соседка с кучкой кошек, которой не повезло в жизни. И которая упала в жерло вулкана…
Я вздохнула, накидывая локоны на лицо. Моя жизнь могла быть другой, если бы не дикая ошибка. В тот роковой день я поссорилась с родителями и некоторое время была в своей комнате, пока они отходили ко сну. Я была диким подростком, помешанным на сексе, тусовках и травке. Для меня не существовало преград, как и запретов. Еще в средней школе я ввязалась в плохую компанию, где потонула по кончики пальцев. Мы угоняли машины, искали беспорядочные связи и воровали дурь у местного наркобарона. Мой мозг был затуманен, и я «проснулась» лишь тогда, когда дом горел. Все случилось из-за тлеющего косяка, абсурдно брошенного в урну с бумагой. Я не была паинькой и никогда не пыталась скрыть улики. Мама и папа ругали меня, просили прекратить и даже угрожали лечением, но я не слушалась, пока их не стало…
Дом полыхал, пока я беззаботно болталась по улицам, докуривая очередной сверток. Мне было все равно на ссоры с родителями: я была в Нирване, а их слова пролетали сквозь, не оставляя ни одного следа. Я бы еще долго скиталась по окрестностям, если бы не кончилась доза: мне всегда было мало. Но под матрасом я хранила достаточно запасов, и это заставило вернуться домой. Безрассудно пританцовывая, я не замечала запах гари, разросшийся по всем улочкам. Где-то далеко гудели пожарные сигнализации, и пока горели мои родители, я радовалась. Радовалась, что приду и пригублю очередную дрянь. Однако на месте меня ждал пожар, который был сродни пощечине от наваждения.
Конечно же, будучи в полицейском участке, я рассказала обо всем. Затем началось обследование у нарколога, обезболивающие и несколько операций после тяжелых травм. Буквально, меня отобрали у Смерти, когда я жаждала остаться с ней. А после осознанного пробуждения начался настоящий Ад. Я узнала, что трагедию списали на несчастный случай, и обугленные тела родителей поместили в закрытые гробы. Пока меня накачивали успокоительными, родственники провели панихиду. После прощальной церемонии кто-то из них передал мне открытку с фотографией гробов и злодеяниями на обратной стороне. Наверное, меня ненавидели все, кроме Сары. Я не сомневалась, что если встречусь с кем-то из родни, они разобьют меня в прах.
Бессонными ночами я задумывалась о том, почему родители не смогли выбраться. Как уверяют судмедэксперты, они проснулись во время пожара и сориентировались не сразу. Была глубокая ночь, и дремавшие соседи тоже очнулись слишком поздно. А ведь все могло обернуться иначе, и маму с папой могли спасти...
Я провела в комнате минут тридцать, выжимая себя, как губку. Слезы жгли глаза, и сердце разрывало от несправедливости. Сара звала меня несколько раз, но я ответила только после шестого. Она знала, что я снова плачу, и позволяла побыть в одиночестве.
Поднявшись с пола, я посмотрела на закрытое зеркало: сейчас или никогда. Я решительно смахнула футболку и замерла. От бархатной кожи почти ничего не осталось. На меня будто смотрела старуха, которую перекосило от ожогов. Левая половина лица была изуродована: глаз потек, губа слегка вытянулась после операции, а на носу поселились несколько красных точек от волдырей. Некогда длинные волосы превратились в мочалку, нелепо повисшую на затылке. В каких-то местах сохранились длинные пряди, но в целом спасать уже было нечего. Под халатом наверняка пряталось зрелище гораздо хуже, и я едва сдерживала рвоту, представляя, с каким месивом столкнусь утром. Я горела пятнадцать минут. Меня смогли вытащить в самый разгар, поскольку убежала не вглубь дома. Но лучше бы оставили умирать.
Я отпрянула от зеркала и обследовала все шкафы, пока не нашла ножницы. Идеально было бы покончить с собой сейчас, однако было рано. Накренив голову вбок, я встала перед зеркалом и быстро состригла все волосы, вспоминая, как долго отращивала длину до ягодиц.
— Уродка, — прошептала я, выбросив волосы в урну.
Косые обрубки торчали из головы, как перья лука. Теперь ничего не болталось, зато мясное пятно на лице обращало на себя больше внимания.
Держась изо всех сил, я медленно спустилась в кухню. Сара расположилась за дубовым столом и скромно поедала курицу, нарезав для меня целую миску салата. Она доброжелательно указала на место рядом с собой, а когда подняла взгляд, то обомлела. За столько времени я изучила все эмоции тети, и сейчас ей было жалко меня.
— Детка, о боже… Что же ты сделала?
— Там нечего было сохранять.
Похоже, Сара была согласна со мной, и неловко пригласила за стол. Она долгое время молчала, между тем я возилась вилкой в салате и не понимала, хочу ли есть вообще. Чувство голода во мне притупилось совсем. Я могла не принимать пищу днями и не ощущала дискомфорта. Врачи говорили, что я похудела на почве стресса, но знали бы они, где прорастал корень всех бед.
— Ты не голодна? — Сара сделала несколько глотков сока и смотрела на меня ничуть не снисходительнее, чем на избалованного ребенка.
— Я не знаю. Не могу понять.
—Тебе нужно поесть, милая. — Она пододвинула миску и доброжелательно предложила: — Хочешь, я присоединюсь и отложу эту чертову курицу?
— Нет, ты должна это съесть за нас. — Я попыталась улыбнуться, но ощутила, как натянулась кожа на левой щеке. Ожоги медленно затягивались, рисуя мне новое лицо, похожее на морду Фредди Крюгера. — Можно я доем в комнате?
Сару словно поймали с поличным: она потерялась, не зная, что ответить. Ее наставляли проводить со мной больше времени, и ужины в одиночестве могли разорвать нашу хрупкую связь.
— Тебе нужно быть одной?
— Да. Дай мне привыкнуть.
Сара подпрыгнула из-за стола, чтобы наполнить мою миску салатом и положить в нее несколько кусочков ржаного хлеба.
— Съешь все, пожалуйста. Я люблю тебя.
— И я тебя…
Я удалилась в комнату, и когда заперла дверь, выбросила всю еду в урну. Если бы я игнорировала приемы пищи, Сара могла бы заподозрить что-то. А так, я медленно превращалась в скелета и ежедневно знакомилась с новыми болячками.
Отложив тарелку, я легла на кровать и уставилась в потолок. Когда-то я лакомилась фастфудом и обожала запивать жирное галлонами колы. Меня устраивал такой рацион. В дуэте с травкой – это было восхитительно. Как тогда казалось.
Я вытянула руки, рассматривая худые пальцы и сморщенные татуировки после ожогов. Мое тело было забито на 40 процентов. Чего там только не было, но большее предпочтение я отдавала символикам смерти: черепа, кресты и виселицы. Собственно, на теле я изобразила все способы суицида, которыми собиралась воспользоваться.