Когда доктор завершил осмотр, я смогла переодеться в легкую футболку и широкие джинсы, которые однажды принесла Сара. Прежде меня обмотали новыми бинтами и покрыли слоем мази. Я ощущала себя сжатой в тиски, когда вышла в коридор, где ожидала тетя.
— Как ты, дорогая? — осторожно спросила она, подстраиваясь под мой медленный шаг. За столько времени, проведенного горизонтально, я совсем отвыкла от длинных дистанций. Коленки страшно дрожали каждый раз, как перебирала ногами.
— Хорошо.
Сара недоверчиво нахмурилась, но кивнула. Я не хотела признаваться, что чувство вины никуда не улетучилось. Мне было все так же плохо, а ненависть нещадно разрывала грудную клетку.
До выхода из больницы мы шли молча, погруженные в свои мысли. Я не знала, куда иду, и зачем все это, но не останавливалась, чтобы не беспокоить Сару. Между тем мы оказались на улице, и я остановилась, впервые наслаждаясь ветром. Совсем позабыла это ощущение…
Моя футболка трепетала, будто парусник, и тетя остановилась, с легкой улыбкой наблюдая за этим.
— Твой первый ветерок после больницы.
Сглотнув горечь во рту, я неторопливо оглядела влажный асфальт, розовые фиалки в клумбах и уловила аромат озона, смешенного с травой. Все выглядело таким живым, в отличие от меня. Даже малиновый заказ, отпускавший последние лучики солнца.
Обняв себя руками, я запрокинула голову, всматриваясь в небесное полотно. Несколько звездочек подмигнули мне, напоминая драгоценные камни. Еще в детстве мама рассказывала легенду о небесных светилах. Укутав меня в медвежьи объятия, она сладко повествовала о том, что люди становятся звездами после смерти. Правда, самые добрые...
Прикусив губу, я молилась, чтобы так оно и было. Мои родители заслуживали самого лучшего, но точно не смерти.
— Селия? — позвала Сара, призрачно прикоснувшись к моей руке.
Тяжело вздохнув, я посмотрела на нее. В этих глазах теплилось столько надежды, а я хотела все прекратить одним щелчком. Сара была моим единственным посетителем, когда другие просто отвернулись. Она не бросила меня, а забрала с собой и наверняка уже материализовала наше счастливое будущее. Ни за что на свете я не хотела бы сделать ей больно, однако моя собственная боль была сильнее. И она вынуждала сдаться.
— Уже сегодня мы будем Портленде, — кратко улыбнувшись, тетя достала телефон, чтобы вызвать такси. Она выглядела несчастной, тем не менее старалась быть сильной рядом со мной. — Тебе понравится там.
Я кивнула, вновь потонув в трясине мыслей. За время до своей кончины я вряд ли смогу оценить жилище Сары, насладиться ее фирменными фисташковыми блинчиками и блаженно полеживать на гамаке под палящим солнцем. Мне будет не до этого. Сгоревший дотла домик, обрамленный вековыми дубами, запах гари и смерти не позволят даже на секунду вкусить жизнь. Жизнь с ярлыком убийцы.
***
Мы прибыли в Портленд, когда совсем стемнело. Я помнила этот город через призму прошлого: сюда наведывалась будучи крохой. Родители водили меня по именитым местам, угощали мороженым, а вечера мы коротали у Сары, завалившись на диван с ведерком попкорна. Смотря с окна машины на привычные пейзажи, я уже не ощущала внутри былого тепла. Все было будто незнакомым и далеким…
Когда мы настигли моста Хоуторн, я всколыхнулась, смотря на блестящую гладь реки Уилламетт: можно было бы спрыгнуть туда. Конечно, меня бы вряд ли распознали после многодневного метания по течению, зато бы я восстановила равновесие. Родители сгорели, а дочь – утонула. Счастливый конец семьи Фрай.
— Завтра у меня выходной, — внезапно поделилась Сара, задорно посматривая в зеркало заднего вида. Она пыталась уловить мое лицо, но я натянула на голову одеяло, найденное в закромах сидения. — Мы должны пройтись по магазинам. У тебя совсем нет вещей.
Я невольно положила ладонь на ожоги, и воспоминания о сгоревшем доме снова выбили из легких весь воздух. Вместе с мамой и папой погибла наша история: фотографии, записи, документы. Не осталось ничего, кроме угольков и бумаг от оценщиков имущества.
— Я не хочу ничего покупать.
— Селия, я не спрашивала у тебя. Это факт. Ты пострадавший ребенок, которому нужна помощь.
— Я ударю по твоему бюджету, Сара. — Несмотря на то, что тетя работала архитектором в именитой фирме, она не получала большие суммы. Да, у нее был чудесный дом, черная Toyta, но все ее личные расходы не превышали затраты среднестатистической семьи, где есть хотя бы один избалованный подросток.
— Нам выплатили компенсацию, — прошептала она.
Я выпрямилась, буквально понимая, что на деньги, полученные от гибели родителей, буду покупать вещи.
— Тем более не хочу, чтобы ты брала мне что-то.
— Селия! — Сара редко повышала голос, но каждый раз выглядела по-настоящему свирепо. — Пожалуйста, прекрати! Думаешь, мне хочется это терпеть снова? Нет! Никто не виноват, что это случилось, тем более, ты! Все было случайностью. И если бы я знала, что произойдет, я бы молила дьявола забрать мою душу вместо их жизней.
Сара тихонько всхлипывала, глотая слезы. Я ощущала себя еще большим дерьмом, чем есть, потому что успела подпортить существование очередному человеку. Хотя бы эта женщина не должна страдать от меня.
— Я согласна. — Скинув одеяло, я смотрела в зеркало заднего вида, ловя ее взгляд. — Мне нужно прикупить много вещей.
Осознавая свое лицемерие, я все же приняла благодарную улыбку Сары. Максимум, меня похоронят в одном из тех платьев, купленных на распродаже…
Последнюю очередь я думала о еде, которую Сара купила по пути домой вопреки моему умершему желудку. Остановив автомобиль на подъездной дороге, тетя вдохновляюще глядела на белый двухэтажный дом, обуянный кровавыми бутонами роз. Как и десять лет назад, здесь была все та же тропинка из гравия, сполохи неизвестных цветов и дверь с латунным молотком. В этом месте время словно остановилось.
Я противилась выходить, однако вытолкала себя из машины и направилась за Сарой, помогая нести пакеты с едой. В доме было так же спокойно, светло и уютно. Это жилище тетя спроектировала сама, и его построили всего через пару месяцев после утверждения работы. Она знала свое гнездышко так хорошо, что могла беспрепятственно ориентироваться в полной темноте.
— Я взяла немного корейской еды. Ты же не против картошки и острой курочки? — спросила Сара, скидывая черные туфли и надевая тапочки.
— Нет. Но доктор Карлайл прописал диету. — Мы положили еду на стол, после чего тетя задумчиво нырнула в холодильник.
— Мне он ничего не говорил. Оставил хотя бы список блюд?
Я на секунду замолчала, чуть не попавшись на лжи. Пища меня больше не привлекала. В больнице большую часть рациона я просто выкидывала, но редко выпивала бульон, чтобы избавиться от сирены в животе. А доктор Карлайл не выписывал ничего, кроме таблеток и мазей.
— Сказал, что можно растительную пищу, пока не оправлюсь. Желудок слишком слаб. Меня часто рвало в палате.
— Детка, — Сара виновато смотрела на пакетики с курицей, политой тоннами масла, — ты могла бы сказать раньше. Но это не страшно! У меня всегда найдутся овощи и морковный сок.
— Здорово.
— Можешь отдохнуть, пока я буду готовить твой ужин. Отныне, гостевая комната полностью твоя. — Она улыбнулась, приступая к шинковке брокколи. — Завтра позвоню доктору и уточню твое питание.
— Ладно. — Я все же верила, что это не произойдет, и меня не поймают с поличным. Опустив взгляд на мешковатые вещи, пропитавшиеся мазями и диким зноем от тела, я прохрипела: — У тебя есть что-то на такой случай?
— Я обо всем позаботилась. — Сара приступила к помидорам и достала радужную миску, куда скидывала все овощи. — В шкафу есть много просторных вещей. Беременная, я носила их… Теперь они твои.
Нелепо поблагодарив тетю, я удалилась. Гостевая комната с темно-синей кроватью, столиками и горшочками роз была неизменной, словно последним посетителем этого крохотного убежища была семилетняя девчушка – моя маленькая копия. Книги о путешественнике Индиане Джонс лежали на полке нетронутыми. Ими я зачитывалась ночами, закинув ноги на подоконник и упоенно потягивая горячий какао.
Единственное, в комнате появилось длинное зеркало, как в наказание за мой грех. Медленно приблизившись к нему, я машинально закрыла глаза. Я привыкла жить в тени и не помнила свое лицо. В прошлом у меня были длинные каштановые локоны, струящиеся по бархатным плечам, а карие глаза напоминали самородок. Сейчас же от той Селии Фрай осталось только имя.
Сняв футболку, я быстро накинула ее на зеркало и отвернулась, глотая слезы. Хотя бы сегодня я должна быть прежней и игнорировать то чудовище, в которое превратилась.