Дочь врага. Месть и (не) любовь

Глава 4. Рита

Мне было достаточно короткого взгляда на заострившееся и побледневшее лицо дедушки для осознания его кончины. Я бросилась к его койке, не чувствуя пол под ногами. Судорожно и нервно принялась прощупывать пульс, но его не было, даже самого слабого. Под приступом паники я начала трясти дедушку, пытаясь привести его в чувство.

— Деда Вася, проснись, пожалуйста! — молила сквозь истерику и слезы, застлавшие взор. Трогала холодное, дряблое лицо и хваталась за его оледеневшие ладони. — Дедушка-а-а...

— Отойди, не проснется он уже! — отозвался Гордей, а следующие его слова обрушились как ушат холодной воды на голову: — Мертв и, кажется, уже давно.

Слезы еще сильнее брызнули из глаз, стекая по горячим щекам. Я схватилась за дедушку, начиная беспомощно рыдать и выть.

Гордей насильно оторвал меня от покойного деда, и меня вдруг окутала лавина ярости. Если бы не мерзкие головорезы, я бы вернулась к дедушке еще несколько часов назад и он бы не покинул меня!

Я обернулась и начала молотить своими небольшими кулаками по стальной грудине бандита. Он оцепенел от неожиданности всего на доли секунд, прежде чем перехватил мои руки, останавливая жалкие трепыхания и толкая в сторону.

— Успокойся, дура блаженная! Если ты ещё не уяснила, то шутить нельзя ни со мной, ни с Соколом. Узнает о твоих закидонах, задолбит своим концом так, что ты сидеть неделю не сможешь...

Какой конец? Ничего не соображала. О чем это он?! Но затем подметила пошлую ухмылку и тут же щеки обожгло. До меня дошел смысл его слов!

Извращенцы, все до одного! Один - требует моей невинности, другие - сальные взгляды бросает в мою сторону, третий - угрозы пошлые сыпет.

Гордей демонстративно положил руку на пояс джинс, накрывая опасный клинок, тем самым заставляя мое сердце неистово забиться.

— В туалет сходи. Слезы, сопли вытри и умойся. И больше не буянь, для своего же блага.

— Но дедушка...

— Ты ему уже ничем не поможешь, — Гордей подтолкнул меня в сторону выхода и повел до уличного сортира. — Шагай давай. Сокол порешает, что делать с трупом.

— С дедушкой! Он не труп!

— Захлопнись! — прорычал недовольно бандит.

Я торопливо спряталась за хлипкой дверкой сортира, делая свои дела, а по выходу воспользовалась стареньким ручным умывальником.

Неожиданно меня окутало равнодушие. Понимание произошедшего отключило абсолютно все эмоции. Я была еле способна переставлять ватные ноги и ступать в заданном Гордеем направлении. Мне резко стало плевать на все, сразу после того, как мертвой себя ощутила.

Сбоку донесся язвительный девичий хохот. Повернула голову на звук и наткнулась взглядом на Алену, стоящую за забором соседнего дома. Она злобно скалилась, растягивая накрашенные красные губы.

Скула воспылала от одного только воспоминания об утренней стычке с ней. Мы на почте с Аленой пересеклись и все бы ничего, если бы она не обозлилась на меня из-за моего общения с Сережей.

Алена ведь укатила в город минувшей осенью, за жизнью новой. Но не задалось у нее строительство красивой картинки и она возвратилась в родную деревню. Тотчас помчалась к Сереже, вспомнив парня, которого унизительно бросила перед своим отъездом. И выяснив, что Сережа больше не страдал по ней, а приударил за мной, Алена захотела устроить разборки. Нас быстро разняли, хотя она и успела больно ударить меня по щеке, а после продолжила сыпать оскорбления и угрозы вслед. Сейчас она стояла за штакетником и скалилась, будучи однозначно радой моим бедам.

Но какое было мне дело до этой неуравновешенной наглой девицы, когда умер мой единственный родной человек, мой дедушка. А меня даже не было рядышком.

Гордей подталкивал меня всю дорогу до хаты Настасьи, а я то и дело запиналась о каждую неровность земли, не имея возможности поднимать нормально ноги. Вихрем залетела в чужой дом и бросилась на ближайший диван, скручиваясь в маленький калачик.

Хотела зарыдать, завыть, расцарапать кожу до крови. Но не было ни слез, ни сил. Абсолютная пустота.

Выгорела, внутри остались только обгоревшие воспоминания, связанным с дедушкой.

Пульс бил по вискам, оглушая чувствительные уши, а головная боль тупым сверлом стала ввинчиваться в голову. Я принялась растирать виски, надеясь на послабление этой муки, заставляющей меня тихо постанывать от каждого резкого выстрела.

— Тебе воды надо выпить. Полегчать должно стать, — посоветовал Гордей, удаляясь на кухню и начиная греметь посудой.

Стоило ли снова попытаться сбежать? Нет. Бандиты были на каждом шагу, заполонили всю деревню, в кольцо вязли. Куда ни глянь всюду они.

— Пей давай!

Гордей передал мне кружку и подтолкнул к губам. Внимательно следил за тем, чтобы я осушила все до последней капли. Зубы невольно стучали о стакан, пока глоток за глотком я пила воду, раздирая горло в кровь, минуя сильный спазм.

— Спа-сибо.

— Не за что, — отбил бандит, несильно хмурясь.

Гордей сел на стул напротив меня и принялся прожигать своими темными глазами. А я попыталась закрыть веки и перестать думать о его пристальном наблюдении, но все без толку. Жутко и неуютно было лежать под немигающим взглядом незнакомого мужчины.

— Есть хочешь? — спросил он, видя мое напряжение.

— Нет.

— А я хочу. Сокол наверняка тоже вернётся голодный.

Изречения Гордея так и сквозили унизительными грязными намеками.

— Не красней. Соколу это не нравится, — студеным тоном рекомендовал Гордей, а спустя мгновение продолжил: — Поднимайся и шагай на кухню. Сготовь чего-нибудь.

Я посмотрела на бандита сквозь приступ новых слез. Неужели они и правда полагали, что я буду пресмыкаться перед их шайкой?

— Чего валяешься? Деда своего захоронить должным образом хочешь? — задал вопрос Гордей.

— Да, — ответ сам собой сошел с языка.

— Тогда задницу поднимай и шагай на кухню, — скомандовал мужчина и, как только я исполнила его волю, он отправился вслед за мной.

Он плюхнулся на табурет, заставляя старые доски заскрипеть под его весом, и стал внимательно следить за каждым моим телодвижением.

— Ну, чего стоишь?

— Это чужая кухня, не моя. Мне воспитание не позволяет шариться в чужой собственности.

— Видимо, до тебя до сих пор кое-что не дошло, Рита. Ты невредима осталась только оттого, что в башке у Сокола коротнуло. Но он может в два счета передумать. Понятно? Тебе же лучше будет, если станешь делать всё, чтобы у Сокола это замыкание никогда не закончилось.

Гордей поднялся с хлипкого стула и подошел к холодильнику, распахивая его дверцу.

— Вот, — указал на содержимое полок так, будто приглашал зайти внутрь. — Сваргань чего-нибудь.

Выполнив задачу по обучению пользования холодильником, он вернулся, сел на табурет и взял в руки пульт, включая старенький огромный телевизор и начиная переключать каналы с чёрно-белой картинкой и сильными помехами.

Сперва я передвигалась по кухне как неживая марионетка. Все движения выходили резкими, дерганными, не человеческими. Мне становилось дурно каждый раз когда я вскользь вспоминала о кончине деда. Но строгий взор бандита каждый раз стимулирует меня двигаться и хоть что-нибудь делать.

Шок постепенно начал ослабевать, несмотря на то что скорбь по деду никуда не делась. В конце концов я осознавала, что скоро он оставил бы меня. Жаль было лишь от то, что в этот момент я не была подле него.

Нож, которым я чистила сырую картошку, был крепко зажат в руке. Монотонная чистка помогла очистить разум от гнетущих мыслей.

В этот же миг, подумалось о другом. Я уже осознала, что от побега толку будет мало, а то и вообще его не будет. Но и сидеть сложа руки было не в моем характере, а потому я решилась на разговор, дабы разузнать хоть что-то. Несколько мгновений потребовалось для озвучивания первого вопроса:

— Сокол иной фамилией меня назвал. Почему? — спросила, а сама сжалась в комок и губы от испуга начала кусать, ожидая ответа от бандита.

— Сахарова ты, вот почему. Это твоя истинная фамилия, — нехотя откликнулся Гордей.

— Быть этого не может. Я Сазонова от рождения.

— Ты найдёныш. Дед твой подобрал тебя еще совсем мелкой и фамилию свою дал.

— Мне кажется, вы ошиблись и спутали меня с другой, — парировала я.

Лезвие ножа прошлось по подушечке пальца по собственной не осторожности и я чуть слышно шикнула от острой резкой боли, машинально засовывая палец в рот.

— Осторожнее! Сокол с меня шкуру заживо сдерет! — нахмурился, заставляя поверить в правдивость его слов. — Сахарова ты и точка... — а через мгновение пояснил: — У дочери Сахара несколько родимых пятен есть. Под правым ухом, у линии роста волос, — я инстинктивно подняла руку, пальцами дотрагиваясь до родимого пятнышка. Небольшому, едва заметному для окружающих.

— Штаны стяни! — скомандовал, выбивая меня из раздумий.

Шарахнулась в сторону, паникуя и нож в руке со всей силы стискивая.

— Ой, дура, — беззлобно ухмыльнулся бандит. — Под левой ягодицей еще одно пятно. Если не знала, то можешь проверить.

— Как вы...? — вопрос поперек горла встал, пока я летела прямиком в раздумья.

Память подкинула одно воспоминание. Когда только бандиты схватили меня, еще в самом начале, подол моего халат резко вздернули и сразу же опустили. Смешки и отвязные колкости бандитов затихли после одного лишь окрика мужского голоса.

— Это были вы!

— На «ты», — лениво хмыкнул Гордей, скривив губы в недовольном оскале. — Чё стоишь без дела? Готовь давай!

Пришлось вернуться к занятию, уже более аккуратно обращаясь с овощами и жалея целые пальцы. А в котелке тем временем медленно готовилась свинина.

— Это меня выручит? — спросила и поспешила пояснить непонятный вопрос: — Ну, еда.

— Выручит. Желудок набить сможем.

— Я не о том...

— Понял я, о чем ты спрашиваешь! — резко оборвал Гордей. — Но здесь только ты сама себе помочь сможешь.

— Как было с остальными? Вы ведь занимаетесь убийствами, разбоем...

«Насилием! » — крутилось верное слово на кончике языка.

— С остальными? — переспросил бандит, ухмыляясь. — Дочка у Сахара только одна и это - ты.

— С другими женщинами, девушками, — аккуратно пояснила, краснея до кончиков ушей и коря себя за подобный интерес.

— Соколу кухарка не требуется. Думаешь, поперся бы он сюда за поварихой? — задал вопрос, не требующий моего ответа. — Он же тебе все сказал - твое место под ним теперь будет.

— А зачем я тогда готовкой занимаюсь? — с отчаянием и каплей раздражительности спросила я.

И Гордей залился смехом, громким и искренним. Он ударял себя по ляжкам, вытирая проступившие слезы.

— Ты че, думала тарелку жратвы Соколу вместо себя предложить?

Он продолжал гоготать до тех пор, пока его силы не кончились.

— Забавная ты, Рита. Но Соколу от тебя нужно иное. Поэтому советую подарить ему то, что он просит, позабыв о любом возражении.

Пока у головореза не пропало приподнятое настроение, я решилась задать еще один вопрос. Вероятно, самый важный для меня:

— Кто такой Сахар? Чем он так рассердил вашего вожака? Сокола...