Дочь врага. Месть и (не) любовь

Глава 6. Сокол

Травануть удумала, по-другому и быть не может. На стол накрывает, услуживает, послушание демонстрирует. А сама дрожит, курва, от страха. Знает ведь, что я с ней сотворю за подобное. Смотрит на меня своими убл*дскими зелеными глазами. Они у неё точно такие же как у дрянного папашки, у Сахара. Зеленые, редкие, ядовитые.

Завязать бы ей глаза, чтобы не таращилась своими глазищами, да на ярость не выводила.

— Травануть меня вздумала, дрянь?! — вновь спросил и трясти ее начал, дабы всю правду вытрясти.

Она трепыхалась как желе на блюдце. Крошечная, хлипкая девчонка в моих неотесанных лапах. Я ведь эту соблазнительную шейку за секунду мог сломать, да у***ь ее тем самым.

— Что подмешала сюда?! Отечай!

— Н-ничего! Кляну-у-усь! Н-ничего!

Слезы опять пустила, сопровождаемые протяжным воем. Бесила этим до чертиков. От соленой влаги ее глазища делались еще больше, только сильнее напоминая взгляд своего отца.

Мелкая, слабенькая, оттого ее сопротивление мне по барабану было, и худющая, но и местами аппетитными не обделена. Рука так и тянулась дотронуться до ее форм мягких.

А волосы какие... Темные, длинные, блестящие, так и хотелось пальцами в них зарыться. Но больше глаз на лице выделялись только губы, пышные и манящие. Искусанные почти до крови, малышка мой хлеб отнимала. Кусать ее губы только я должен был, как голодный зверь набрасывается на кусок мяса.

Могла рассчитывать на нечто лучшее, ведь интересовала меня эта кроха, но врала прямо сейчас, все портя...

Не могла не лгать. Избавиться от меня хотела за то, что из мести к врагу своему я за ней пришел. Она может об отце своем ничего и не знает, зато я знаю... Что он моих родных прямо при мне прирезал. Урод редкостный. Убл*док трусливый. Псих кровожадный.

Хотя может и знала все, просто придуривалась мастерски. Нет, точно врала и знала все про папашку своего. В страхе он ее держал, а бояться ей сейчас надо только меня одного.

И как от такой нечисти на свет смогла появиться симпатичная девчонка?

Даже здесь подвох чуял, специально это - соблазнения ради. Дождется пока у мужика в уме короткое замыкание произойдет при одном быстром взгляде на эти губы, в комплекте с чистотой и невинностью, да глазами щенячьими, и глотку перережет.

Но кровушка в ней текла паршивая, отцовская. И курва заслуживала всего самого худшего за деяния папаши. Надо было на растерзание своим щенкам отдать, чтобы те ее по кругу пускали ночи на пролет. А потом полуживую отпустить, чтобы жила с этим позором.

Но стоило только увидеть малышку, сидящей на полу со связанными руками, как тотчас побуждения изменились.

Как будто кто-то по башке огрел чем-то тяжелым. И решение настолько твердым было, что сам себя переубедить был не в силах. Со мной эта дрянь будет. Ребенка мне родит, в котором смешается моя кровь и Сахара.

Воспитаю, выращу из него цепного пса, готового глотки зубами рвать. Небеса содрогнуться, когда сын по моим стопам пойдет. И Сахар изо дня в день страдать будет, понимая, что его кровушка отныне в моей узурпации. Дочка его не принадлежать мне будет, а испорченной мной окажется. Очень скоро...

Но паршивка что-то замыслила. Ядом промышлять стала, отравить решила, дабы освободиться из моих оков. Откуда отрава у нее взялась? Или всегда при ней была, как подарочек отцовский? Ее ведь не обыскивали по моему приказу, а бабы, как показывает практика, много чего в себе могут пронести.

— Яд отдала мне, дрянь! — сильнее пришлось встряхнуть девчонку и зубы сцедить оттого, что слезы девичьи по нервам били, словно поварешкой по кастрюле в полной тишине. Проводом оголенным она стала, ударяя разрядом тока при каждом прикосновении и взгляде в ее заплаканные глаза.

Сама не рвалась доставать запрятанный яд, поддавшись истерике, как и признаваться, потому пришлось самому одной рукой ее удерживать, а другой - штаны ее вниз тянуть, задницу оголяя.

— Прошу-у-у! Пожалуйста-а-а-! У м-меня ничего н-нет!

Входная дверь хлопнула и Гордей сразу со входа, запечатлев картину, вопрос в лоб задал:

— Тебе что, невтерпеж?! — спросил он. — Давай пожрем нормально, а потом делай с ней что хочешь.

Шарящие по телу трясущейся девчонки руки моментально застыли. Не мигающим взглядом к другу обратился:

— Чего?

Повернулся на него, а он жратву за обе щеки уже уплетал. Живой сидел и пеной не заходился.

— Не досолила, Рита. А была б влюбленная - пересолила бы.

Гордей чушь какую-то порол. То ли шутил, то ли на полном серьезе бред загонял, пока ложкой ловко орудовал, поглощая без страха еду.

— Лопать не опасаешься? — спросил, оценивая его реакцию.

Гордей не смотрел в мою сторону и сторону потрепанной девчонки. Отвечал, не отрывая глаз от харчей:

— Чего опасаться то? Отравить она не могла, я взгляда своего от неё не отводил. Съедобно кстати вышло. Только подсолить нужно.

Поглядел на дочку Сахара, а она сжалась вся, ревела до сих пор и так сильно, что влага, стекшая по щекам, на подбородке воедино соединялась, заходя на мои грубые руки. Скоро затопит нас своим соленым морем.

— Не солгала, значит.

Разжал шершавые пальцы и малышка испуганно к ближайшей стене спиной прижалась. Дрожала всем телом и смотрела на меня так затравленно, будто беса на моем месте увидела. Нелюдя, монстра, чудовище.

Я порой и сам запамятовал, как выглядел. Смотрел в зеркало, а вместо себя тьму черную, непроглядную, будто черная заволакивающая дыра, видел и ничего более. А имени уже давно для меня не существовало. Теперь и внешность размывалась в памяти.

Гордей изредка забывался и заговаривал со мной иначе, по имени. Пять букв всего. Простых и легких. Но того, кого нарекли этим именем когда-то более не существовало. Сокол лишь остался. И точка.

— Штаны спусти. Проверю все равно! — повелевал девчонке.

А у самого жар по телу разливался в предвкушении прикосновения к ее аппетитной коже под своими огрубевшими медвежьими ласками.

Но дурачка эта вместо того, чтобы подчиниться и сделать как велено, карманы выворачивала, показывая отсутствие содержимого.

— Нету у неё ничего, — подал голос Гордей.

— Проверял? — уточнил, не понимая его уверенности.

Гордей всегда был ответственным за безопасность. Только ему я мог доверять и в крайнем случае мог положиться на друга, верного соратника, не боясь когда-либо нож в спину от него получить.

Если проверил, то можно успокоиться. Но не прошло и секунды, как кровь вскипела в жилах от одной только мысли об этом. Пальцы сами собой в кулак собрались, ожесточенно похрустывая. Прикасался к ней, получатся?! А внутри сущность зверя дикого проснулась и жаждала крови, прямо здесь и сейчас.

— Я не прикасался к ней, — все же обрушил Гордей на меня свой тяжелый взгляд.

С полуслова и жеста понимал. Вот и сейчас, догадался, что в мыслях моих творилось.

— В таком случае с чего бы вдруг такая убежденность, что нет ничего при ней?

— Хочешь - проверь. Только говорю тебе - нет в ней ничего. По крайней мере внутри, так как запечатанная она, понимаешь? Даже и не соображает, где ты искать собрался. Но ты теперь ее на эту мысль натолкнул, подсказал, а потому в следующий раз придется проверять, — Гордей слегка ухмыльнулся и продолжил уплетать жратву.

А я на стул опустился.

— Сядь! — приказал девчонке и похлопал по своему бедру, призывая и показывая куда сесть.

На холодном полу бы ее оставить, но на коленях как-то самому даже приятнее было.

Малышка опрометью бросилась, услышав одно единственное слово от меня. Боялась вновь на гнев мой нарваться, а потому беспрекословно присаживалась. Худущая настолько, что веса ее на себе не ощущал, как будто она пылью стала. Девчонка даже дышать боялась без спроса теперь.

А я все же не рисковал начинать поглощать харчи. Сперва за Гордеем наблюдал с опаской. Сколько раз меня пытались на тот свет отправить, вечно теперь подвоха ждал. Но друг жив был и, кажется, неплохо так брюхо набивал.

— Заставил ее готовкой заняться?

— Без дела маялась, — уклончиво ответил Гордей.

Все таки предпринял попытку попробовать еду. Настраивался на то, что хоть и не ядовитая отрава, но на вкус месиво невкусное будет. Однако вышло все в точности наоборот. Вкусно получилось.

Докатился... Жрал еду, сготовленную руками дочурки Сахара. Пугающе все это было. И необычно. Обычно бабы меня иначе принимали, никаких обслуживаний за столом, жратвы и отдыха, только жаркое бешеное времяпрепровождение. А такое для меня впервые было.

— Не ресторан, конечно, но съедобно, — оповестил малышку и сразу же спросил: — Есть хочешь?

— Н-нет, — просипела в ответ, чуть бледнея.

— Хочешь, — возразил я. — Ложку себе бери и ешь. Из моей тарелки. Поняла?

Кивнула послушно и странно. Покорной стала как шелк. А меня это раздражать адски начало, аж закипал за секунду. Паршиво в душе становилось от одного вида на ее запуганное личико. Ладонь рвалась дотронуться до малышки. Аккуратно, бережно, робко. Нежность? Да, наверное. Только вот я на нее не способен был уже много лет как. Только грубые, жесткие прикосновения.

А заслуживала ли малышка такого скотского отношения к себе? Месть к ее отцу - одно дело, а она совсем слабенькой казалась. Чистой, невинной, доброй. Одни только глаза, подобные ведьминым, не вписывались в ее ангельскую внешность.

Девчонка и правда настолько невинна или просто актриса из нее удачная?