Обман сознания.

Глава 6.

— Он… приставал ко мне!

Чимин готов пойти по головам, чтобы разрушить грядущий брак. Сора же готова пойти по трупу Пак Чимина, лишь бы этот брак состоялся.

***

Ты гадкий.

Мерзкий.

Отвратительный.

Тварь.

Подонок.

Сволочь.

Больной психопат.

Сдохни, Ким Тэхён.

Тэхён никогда себя таким не считал. Что, удивительно, правда? Но если дама просит, а он исполняет желание девушек. Но вот только не последнее.

Пальцы обжигаются о горячий фильтр сигареты, дым кайфово обволакивает на последних затяжках горло и лёгкие.

За выходные Тэ успел подзабыть о простушке. Даже ни одной мысли про неё не проскользнуло. Только сегодня на лекции, когда он услышал из уст преподавателя её имя. Лениво приоткрыв глаза, пытался найти знакомую макушку. Но она отсутствовала. Точнее, просто не пришла на совместную лекцию. Тэ, просто ухмыльнувшись, опять закрыл глаза, думая о том, что нужно будет её навестить.

Когда уже стемнело и на улице засветились фонари, Тэ подъехал к дому Миён. В квартире её не оказалось. И когда он уже стоял пятнадцать минут на улице, выкуривая одну сигарету за другой, сел в машину, чтобы навестить её на работе.

Сейчас, когда он наблюдает за ней — уже, кстати, не первый раз — отчётливо видит, как она загружена, не физически, а морально. Только сейчас Тэ понял, что не видел её улыбки. Давно. Хоть и раньше всегда светилась теплотой. Но после всего даже не помнит, видел ли, как она улыбалась.

Неизвестный номер:

«Мне не нравится когда ты грустишь: (»

Миён, увидев оповещение, замирает. Он здесь. Где-то наблюдает.

Положив телефон обратно на стойку, медленно и с опаской направляется к входным дверям. Оглядывается. Слишком темно, но вдалеке она замечает знакомую машину. Блондин, словив её взгляд, улыбнувшись, машет рукой.

В голове тут же всплывает Сынми и слова Тэхёна. По телу бьёт мелкая дрожь. Запирает двери изнутри, когда видит, как Тэ направился к заведению. Миён отступает назад и, увидев выключатель, тушит свет, убегая за рабочее место.

Что ей делать? Спрятавшись за стойку, набирает номер Юнги, но тот не поднимает телефон. Миён смотрит на свои контакты и понимает, что из пяти номеров, которые у неё есть, никто не поможет. Однажды Миён точно так же пряталась, когда к ней завалились пьяные парни, тогда она набрала Тэхёна. А сейчас… от него самого прячется.

Дерганья ручки. Тишина. Опять. Только сильнее, из-за чего зазвенели колокольчики над дверями. Она просто хочет, чтобы он исчез, вычеркнул это место из памяти. Её жалкое имя. Это ведь не сложно. Она пустышка. Он её не хочет, не любит, так какого чёрта возвращается и не даёт спокойно жить?

— Миёни-и, — ласковый голос. — Открой двери, я соскучился и хочу выпить кофе.

Прижимает ладонь ко рту, будто боясь, что он может услышать её дыхание.

— Миёни-и, я ведь просто хочу, чтобы ты улыбалась.

Гадкая ложь, которая выходила из его уст, заставляла сердце Миён сжаться, а после стучать, как ненормальное. Это далеко не теплые чувства. Страх. Самый что ни на есть.

— Вот сука! — удар ногой по двери.

Тэхён мог быть милым. Но именно с Миён он превращался в самую что ни на есть мразоту. Но она выводила. Своим непослушанием, тем, что не плясала под его дудку, как остальные. Сопротивлялась. Это ведь так просто, сдаться. Зачем всё усложнять?

— Миён, ты никуда не денешься от меня. Ты маленькая простушка, у которой никого нет, — он бил по больному, говорил правду, которая резала уши. — Одна… Совсем одна. Но я могу быть рядом, просто открой двери, малышка .

Молчание. Тэхён чувствует себя полнейшим придурком. Унижаться для неё? Тишина его угнетала, давила на уши. Не выдержав, в её сторону опять летят маты. Удар и осколки стекла. Разбил. И сейчас по руке стекает кровь.

— Ты пожалеешь, уродина! — бросил напоследок, прежде чем уйти.

Боль, которую он ей причинил, была такой болезненной и желчной.

Ей приходится терпеть всё это. Терпеть его.

Глубокий выдох.

Вдох-выдох. Нужно просто успокоить своё дыхание. Миён нашла способ, как успокаивать себя.

Нужно просто посчитать до пяти.

Один.

В горле растёт ком, который всё тяжелее сглотнуть. Потому что проглотить кусок дерьма по имени Ким Тэхён просто невозможно. От этого задыхаешься. Миён разучилась нормально дышать.

Два.

Встает на ватных ногах, смотря на разбитое стекло, и даже замечает разводы крови. Надеется, что ему больно. Так же, как ей? Нет. Её боль даже физически невозможно передать. А хотелось. Чтобы он почувствовал всё на себе.

У Миён есть одно искреннее желание. Увидеть его слёзы. Или как он подыхает. Нет. Сначала его слёзы, а после пусть подыхает. Её милосердие испарилось только по отношению к нему. Не заслуживает. Не заслуживает жить. Дышать. Ходить по улице. Он недостоин жизни. Это очень большой подарок для такой твари, как он.

Три.

Сметает осколки разбитого стекла и думает, как ей расплатиться за этот материальный ущерб. Это ведь её вина. Виновата в том, что какой-то психопат не дает ей жить. Или не её вина?

Четыре.

Миён замечает шрамы на своих запястьях. Вспоминает, как в её кожу врезался кожаный ремень. На её теле никогда не было ни единого шрама. А сейчас это уродство каждый раз напоминает о той ночи.

Просто забыть.

Опять вздыхает полной грудью, чтобы пойти за стойку, взять вещи и поскорее пойти домой и принять холодную ванну. К черту, если заболеет. Так она могла очистить свой разум.

— Задние двери забыла закрыть.

Пять.

Внутри перехватывает дыхание, лёгкие слипаются, сердце колотится, как бешеное. С опаской встречается с серыми глазами.

Стоит, опираясь плечом о холодильник. В помещении слишком темно. Но из-за этого его глаза становятся выразительными. Всё это время просто наблюдал, а она даже не почувствовала его присутствия.

Миён сейчас похожа на испуганного котенка, который пятится, но натыкается только на стойку.

Она должна была посчитать до пяти. Чтобы успокоиться и забыть. Но не для того, чтобы её страх появился перед ней с победной улыбкой. А она победная, потому что выиграл.

Её опечаленный взгляд просит уйти. Он не замечает этого.

Тэхён выше её и взглядом убивает в одну секунду, когда подходит близко. Миён чувствуешь его ауру. Воздух вокруг становится душным.

— Не прикасайся ко мне! — к собственной же неожиданности, Миён отбила руку, которая потянулась к её лицу.

— Почему так грубо?

Тэхён, сжав её бедра, легко подняв, усаживает на стойку, Миён же, положив руки ему на грудь, закрыв глаза, машет головой.

— Пожалуйста, Тэхён, — смотрит на него стеклянными глазами, пытаясь пробудить какую-то человечность. Вдруг одумается. Оставит её в покое.

Только вот о какой человечности здесь идёт речь?

— Смотри, что ты наделала, — Тэхён приподнимает кровавую руку. — Мне кажется, там стекло осталось. Залижешь мои ранки? — Тэхён демонстративно высунул язык, игриво лизнув.

Миён понимает, что блондин не собирается отступать. Он пришёл к ней за одним. И не уйдет, пока не добьётся своего.

Подтягивает ближе хрупкое тело, давая почувствовать себя. Только когда хочет поцеловать, Миён тихо шепчет:

— Почему? Да что я тебе сделала?

— Ты просто существуешь, и в этом твоя вина.

Уворачивается от его губ. Тэхён не церемонится и, сжав в кулак волосы девушки, притягивает лицо к себе. Его поцелуи жадные, горячие, влажные и такие голодные. Руки Тэхёна жёсткие, грубые, они сжимают хрупкую талию. Не заботясь о том, что на нежной коже останутся синяки.

Миён пытается оттолкнуть, но всё впустую. Пытается оттянуть его за волосы, но тот только довольно рычит. Ему это приносило наслаждение.

Его не хотели. Это заводило. Его обзывали. Заводило. Били. Заводило. Говорила, что он садист. И это заводило.

Стоило только Тэхёну скользнуть руками по коже Миён, как она морщилась, чувствуя, будто эти прикосновения оставляли ожоги. Глубокие и до крови. Ему было плевать, больно ли ей от его грубых ласк. Тэхёну главное своё удовольствие, которое на пределе.

Трогает голодно, гладит, щупает, целует. Когда отрывается, видит в её глазах... Столько боли. Что-то невнятно ему шепчет. А ему по херу. Насрать на её слезы. Она говорит, что умрёт если он сейчас её здесь возьмёт. Тэхён знает, от такого не умирают. Она дура, которая не умеет ловить кайф от секса.

Что-то говорит о насилии?

Насилие. Опять это заебистое слово.

— Ты должна говорить спасибо за то, что сейчас не отсасываешь.

Опять он напоминает, что она должна быть ему благодарна.

— Я тебя ненавижу, — всхлипывает Миён, когда он силой разводит её ноги.

Тэхён заметил странный проблеск в её глазах. Не ненависть. Не злость. Не отчаяние. Не боль. Это есть, но что-то ещё.

Понял. Желание сдохнуть. Но только после него.

Тэхён сглатывает. Громко и смачно, от чего чувствует себя животным. Стянув Миён с столешницы, разворачивает спиной, кладя её на стол и заламывая руки. Он не хочет видеть её глаза. Они обламывают кайф.

Тэхён не знает, что такое прелюдии. Подготовка или как там?

Миён закусывает до крови губу, когда блондин спускает немного её штаны.

У Тэхёна ярое возбуждение, у Миён — одна единственная мысль. Сдохнуть.

Лязг ремня. Тело девушки трясётся.

Просто сдохнуть. Это ведь небольшое желание.

Вздрагивает, когда он резко входит, зарычав и запрокинув голову назад. Тэхёну самому хочется сдохнуть. Но только от эйфории. Ему кажется, что в горле пульсирует сердце. В глазах темнеет от удовольствия. Просто… ему... просто ахуенно.

Вбивается в её тело, прижимая сильнее её к столешнице.

Через время Тэхён даже не чувствует её сопротивление. Сдалась? Чувствует, что её руки ватные.

У Миён что-то ломается там, внутри. Не понимала, как это так, что душа может болеть? Но теперь понимает.

Пока Тэхён. Сочно. Мокро. Живо. Яростно.

Её горло режет немым криком. От обиды. От унижения. Всё должно быть не так. Ведет себя с ней, как с какой-то половой тряпкой. Нет, хуже.

Больно-больно-больно.

Беспощадно толкался. Раз за разом сильнее вдавливая в стол. Его ладонь крепко удерживала ослабевшие руки, а вторая оттягивала намотанные на кулак волосы. И шёпот. Противные грязные слова.

Когда это всё закончилось, Тэхён подтянул свои штаны, смотря, как Миён безжизненно поднялась на ватных ногах и, подтянув свою одежду, рухнула на пол, закрыв ладонями глаза.

Чувствует себя инвалидом. Всё искромсал. Тело. Душу. Сердце.

Искалечено.

— Было сладко, — Тэхён, присев на корточки, улыбается, убирая ладони с её лица. — Подвезти тебя домой? — доброжелательно интересуется.

Бесили её молчание и опущенные глаза. Вздергивает за подбородок, заставляя посмотреть на себя. От её взгляда должно сжаться сердце. Стыдно стать и желание спрятаться где-то, чувствуя собственное ничтожество.

Нихуя Ким Тэхён из этого не чувствует. Он просто грустно вздыхает.

— Что-то хочешь мне сказать? — пытается достучаться до её сознания. — Понравилось? Хочешь повторить? Любишь меня?

На этих слова Миён поднимает на него глаза. Она правильно только что услышала? Это шутка?

— Ты… ты серьёзно? — нижняя губа Миён трясётся, и, не сдержавшись, по её щекам снова стекают слёзы. — Какая к черту любовь, Тэхён?! Её давно нет!

— Правда? — с театральной печалью говорит блондин, придвигает лицо ближе и тихо шепчет: — Да срать мне, что ты там чувствуешь.

Тэхён не знает, почему всё это делает с ней. Просто? Просто. Чтобы показать, что жизнь не такая сладкая? Чтобы она его узнала настоящего? Для чего делает всё с остальными. Не знает. Он знает, что Миён ему отвратительна как девушка. Уродина. Не раз это говорил. Не видел в ней привлекательности и обаяния. А то, что он только что сделал, ничего не означает.

Она пустышка. И он, перед тем как уйти, ей это сказал.

Сон Миён пустое место. В его жизни. В этом мире.

Есть ли границы ненависти? Кто-то говорит, что да. Но почему ненависть Миён разнесла к чёрту эти самые грани?

Сдохни, Ким Тэхён, от этой ненависти.

Миён уже столько раз желала смерти парню, что это уже должно было бы случиться. Но нет. Живёт. Ходит на пары. Улыбается. Отпускает колкости в сторону Миён. Прожигает её взглядом. И… живёт.

Миён не может с этим жить.

Смотрит на себя в зеркало и не узнаёт девушку в отражении.

Подбородок затрясся, когда она смотрит на мешки под глазами и виднеющийся засос на шее. Его не было раньше. Тэхён целую неделю не обращал на неё внимания. После того случая не трогал её. Миён, кажется, уже не живёт. Потому что дерьмо, которое происходит, не поднимется язык, чтобы назвать это жизнью. Это выживание. Как в голодных играх. Тэхён — изголодавшийся зверь, а Миён — маленькая жертва, которая пытается ухватиться за какое-то спасение.

Вчера Тэхёна смутило, что к Миён проявил внимание какой-то одногруппник. На простушку обратили внимание? Хоть парень был в очках, Тэ был уверен, что они ему не помогают.

Подловив Миён в подворотне, когда она шла домой, поставил ей пару засосов на шее со словами «чтобы другие знали». Что знали? Что она шлюха? Личная подстилка Ким Тэхёна? Бракованная им же?

Кто-то лезет грязными руками в душу, кто-то вытирает об неё ноги, кто-то плюет. Ким Тэхён сделал всё сразу. Не поколебавшись.

Ломается? Что-то трещит? Её душа?

Осколки её души. Истерзал её до смерти. И вот. Итог. Ломается. Уже на грани, чтобы стать «сломленной».

Миён судорожно оглядывает раковину, стараясь не позволить заслезиться глазам. Подхватив ножницы, лёгким движением обрезает волосы до плеча.

Для чего?

Тэхён сказал, что ему нравится наматывать на кулак её длинные волосы. Теперь подавись, тварь. Глупо? Единственный способ, чтобы насолить. Ведь больше ни на что не способна.

— Тв… твою же мать…

Юнги даже сигарету с пальцев уронил, увидев по видеозвонку новый образ подруги. Мило, конечно. Миён с такой длиной ещё больше на ребёнка стала похожа. Но ведь он знал, как она дорожила своими длинными волосами, а тут такой поворот.

— Ну и нахуя? — тяжело вздохнул Юнги и присел, чтобы отойти от увиденного.

— Я же просила не материться, — недовольно фыркнула Миён, плюхнувшись спиной на кровать, и осуждающе посмотрела на друга через телефон.

Обычная Миён. Такая, которую привык видеть Юнги. Но она научилась притворяться. Только знает: стоит ей отключиться, всё вернётся обратно.

— Ох, простите за моё высказывание, — будто осознав, парень прикладывает руку к груди, показывая всё своё сожаление. — Скажите, пожалуйста, уважаемая, какого хуя вы обрезали свои прекрасные волосы?

Как объяснить другу? Чтобы обломить одного психа? Чтобы насильник не получал кайф? Никак не объяснить.

— Просто, — лучшего ответа Миён не находит.

— Просто, — вторит Юнги, качая отрицательно головой. — Почему ты плакала?

От внимания друга не может уйти то, что глаза Миён покрасневшие и мокрые. Плакала, это точно. Её слезы — редкость. Значит, что-то серьёзное.

— Книгу грустную прочла, — Миён не умеет врать.

Только когда пробует, тут же бегает нервно глазами и голос дрожит. Но сейчас вроде получилось. Но Юнги всё равно недоверчиво сощурил глаза.

— Сестра жалуется, что ты её игноришь?

— У меня завал на учебе, ещё работа… Времени нет.

Опять ложь. На самом деле, она просто днями лежит в кровати, смотря в одну точку.

Хотелось плакать навзрыд, но выходили только болезненные стоны.

Хотелось куда-то бежать сломя голову, но дрожь в коленях не позволяла. И что оставалось? Смотреть в одну точку пустыми глазами… Уже две недели не ходит на работу. Взяла себе больничный. Воспоминания отвратительные. Она бы не справилась. То, как её унизили там…

Миён не может встретиться с Ра, потому что та сразу увидит, в каком она состоянии. На грани и несчастна.

— Ты выглядишь уставшим, — Миён смотрит на залёгшие тени под глазами парня и слишком бледную кожу. — Опять не заботишься о себе?

— Опять, — Юнги грустно улыбается, потирая глаза и откидываясь на кожаном диванчике. — Я уже не рад, что ты поступила в Сеульский университет.

Миён также не рада. Она бы вернулась. Только как смотреть родителям после этого в глаза? Это была и их мечта. Чтобы дочка училась в престижном университете. И выбора у неё не остаётся. Если вернётся, останется без образования.

Миён, натянув на себя толстовку и надев капюшон, пошла в знакомую ей забегаловку, чтобы поесть рамен. В последнее время еда просто в горло не лезет. Когда она насильно себя заставляла, бывало, что её тут же выворачивало, и желудок снова был пустой.

Отвращение появилось ко всему. К еде. Себе. Погоде. Сеулу. Перечислять можно много. Но самым большим отвращением для Миён был он.

Когда Миён закрывает двери, она вздрагивает, услышав мужской голос:

— Простите, вы живёте в этой квартире? — незнакомый парень в кепке и служебной одежде курьера.

Миён кивает, а парень пытается разглядеть её лицо, ведь капюшон скрывал её глаза.

— Это вам, — парень поднёс ей продолговатую круглую коробку и, попрощавшись, сбежал вниз по ступенькам.

Миён, открыв коробку, видит красивые белые тюльпаны. Дыхание перехватило. И пальцы задрожали.

Сердце пропускает удар, когда на телефон приходит сообщение:

Тварь:

«Почему ты грустишь? Становится неудобно от того, что моё существование причиняет тебе боль.»

Миён, сжав телефон, быстро спускается вниз и, увидев мусорный бак, выбрасывает коробку с цветами. Она понимает, что они невиновны. Но если их касался Тэхён, они испорчены. Как и она.

Когда Миён приходит в уже знакомую ей забегаловку, начинает пересчитывать свою мелочь в кошельке, понимая, что ей не хватает даже на самый дешёвый рамен.

— Аджосси, — печально зовет Миён владельца, который сам готовил и обслуживал. — Можете мне сделать рамен, а деньги я вам с зарплаты через неделю отдам?

Мужчина недовольно поджимает губы. Он знает Миён, доверяет ей. Но его финансовые проблемы не позволяют ему давать в долг. Даже ей.

— Прости, милая, — отрицательно машет головой старик.

— Можно самый дорогой рамен? — возле Миён появляется силуэт, но она только замечает чьи-то руки, которые опёрлись на лавку.

Миён уходит на улицу, садясь за столик, и, взяв телефон в руки, борется с сомнениями. Знает, что может попросить денег у Юнги. Тот позаботится, но не хотелось, чтобы он знал, что она сейчас на мели. Переведя дыхание, хочет нажать на вызов, но Миён отвлекает то, что возле неё кто-то садится, а на столе появляется рамен. Расстроенно переводит взгляд на гостя, который сел возле неё.

— Ешь, это тебе, — Чонгук улыбается, видя растерянный вид Миён. — Ещё в окне заметил тебя, но думал, что обознался. Поэтому, если ты сейчас всё съешь, я тебя прощу за твой игнор в университете.

Миён ничего не говорит, просто кивает и принимается за еду. Она когда-то верила в своего ангела-хранителя. Даже в таких, например, глупых ситуациях, как сейчас. Но после двух месяцев жизни осознала. Это была глупая вера ребёнка. Их не существует. Её никто не оберегает.

— Прости, — не поднимая глаза, шепчет Миён, чувствуя наблюдающий взгляд.

— За что именно? — театрально удивляется Чонгук. — За то, что ты игнорила? За то, что отказалась от нашего доклада? Что не пришла даже тогда на пару, когда нужно было представить его?

— За всё, — виновато говорит, пытаясь немного съесть, но еда опять не лезет.

— Не переживай, я сказал преподавателю, что мы сделали его вместе, — подмигнул Гук, а после недовольно смотрит, как она ковыряется в еде. — Ешь.

Миён не может побороть своё отвращение к еде, поэтому через силу проглатывает только одну ложку.

— Захотелось перемен? — кивает Чонгук на её обрезанные волосы.

Ей хочется кардинальных перемен. Но она способна только на это.

— Тебе идёт, — искренне говорит Гук, а Миён грустно поднимает уголок губ. Потому что ей не нравится, она любила свои волосы.

Миён через силу заглатывает рамен, чувствуя, как всё хочет вырваться наружу.

Стоит ей съесть три ложки — начинает мутить. Прикрыв ладошкой рот, Миён, извинившись, убегает в уборную. Всё повторяется. Опять. Не понимает, это или организм не хочет принимать еду, или просто её сознание, которое желает смерти.

Опустошив свой желудок, Миён умывается и не хочет смотреть в своё отражение. А взгляд цепляется за шрамы на руках.

С каждым разом её боль распаляется сильнее. С каждым разом повышает свой градус. Это как пожар, который потихоньку заполняет тело. Чем потушить эту агонию?

Истинные слёзы. Искренние. Самые горестные те, которые в тайне. Миён прятала их. Это слишком болезненно для чужих глаз.

— Миён, ты в порядке? — в двери стучит Чонгук.

Не отвечает, будто находится в другом мире. Точнее, в своих гадких воспоминаниях.

— Миён, — более настойчиво стучит Чонгук. — Я выбью двери! Скажи, что всё в порядке, — опять стук в двери — и Миён, очнувшись, идёт к дверям.

Чонгук обеспокоенно оглядывает Миён, проверяя, всё ли с ней в порядке. Когда видит выступившие слёзы, понимает, что произошло. Когда они возвращаются на место, Чонгук, взяв ей воды, как-то с жалостью смотрит на то, как она попивает воду дрожащими руками.

— Что с тобой?

— Еда просто не лезет в горло, — отставив бутылку, тяжело вздыхает Миён.

— Такое состояние только в двух случаях. Или ты болеешь булимией. Или у тебя ужасная депрессия, — Чонгук, обдумывая, стучит пальцами по столу. — Мне кажется, ты не тот человек, который специально будет вызывать рвоту.

— Просто переезд, новый универ, новая жизнь. Немного сложновато…

Чонгук только насмешливо фыркает, отводя взгляд. Не любил, когда из него хотели сделать дурака с помощью вранья.

— Ладно, пусть будет так. Но, Миён, просить помощи — это нормально, и люди могут помочь. Но в первую очередь ты должна быть сильней и бороться. Если жизнь видит слабого человека, она сжирает его. Борись или же проси о помощи.

Бороться? Просить помощи? Миён пробовала. Она писала заявления об изнасиловании, но, когда участковый увидел, кто насильник, сказал, чтобы она больше не приходила к ним. Семья Ким Тэхёна влиятельна, и никогда никто не примет заявления в их сторону. Какое правосудие, если есть деньги? Миён даже как-то пыталась в университете сказать что-то о Тэ. Студенты сказали, чтобы она не фантазировала. Ведь такой, как Тэхён, даже не взглянет в её сторону. Рассказать родителям? Ни за что. Юнги… Миён думала каждый раз перед сном об этом. Но её страх не позволит. Боялась, что, если Юнги ввяжется, Тэхён его уничтожит — он ведь псих. Ко всему, узнав друг правду… нет, даже думать не хочет.

Миён одна. Беспомощная. Ничего против него не имеет.

— Я не справлюсь, Чонгук, — Миён поднимает расстроенный и немного злой взгляд на парня. — А помощь других бесполезна.

— Я помогу, — уверенно говорит Чонгук.

— Ты такой же, — шепчет себе под нос Миён, чтобы тот не расслышал.

Такой же. Он его друг.

— Тогда самый лучший вариант — это роль жертвы?

Миён не хочет быть жертвой, но как по-другому? Ей выбора не дают.

Услышав сигнал машины, они оба переводят взгляд. Чонгук, улыбнувшись, машет рукой. А Миён казалось, что дышит всё вокруг неё. Но только не она.

Светлые волосы в неком беспорядке. Привычная улыбка. Безумные глаза. Красивый до совершенства. Но Миён уже не восхищается им. Стоит возле своей машины, ожидая Чонгука. Но смотрит только на неё.

Его цветок. Только не распускается. Сжалась, и ни намёка на улыбку. Чем дальше, тем лучше Тэ понимал, что Миён перестала быть тем белым тюльпаном.

Он это сделал? Его рук дело?

Если кто-то равнодушен к страданиям других, к боли и слезам, то он не заслуживает называться человеком.

Не человек. Он ведь тварь.

Чонгук, поднявшись, замечает страх в глазах Миён, а после горящий взгляд друга.

— Если это из-за Тэхёна, — Чонгук, нагнувшись, тихо шепчет, — мой совет, возвращайся в Пусан, — легонько погладив её по голове, уходит.

Миён думала, что смысл жизни в получении счастливых эмоций. В получении удовольствия. В душевном покое.

Смысл жизни — выживать. И не захлебнуться в чужой грязи.

***

Жизнь — это кровавая арена. Или тебя или ты.

Что самое смешное — люди лишь в роли марионеток в этом кукольном театре для сильнейших.

Приходится играть на публику. Или делать вид.

Слезы напоказ не позволены, потому что такие долго не продержатся. Таким не прощают. Такие не живут.

Можно ли переиграть всех?

Абсурд. Самый настоящий.

Что же может повлиять на человека, чтобы он пошёл на такой риск? Правильно. Боязнь боли.

Здесь нет ни единой души, которая бы приютила. Нет никого, на кого можно положиться. Сам по себе.

Человек — творец своей жизни. У Тэхёна возникла насмешливая улыбка, когда он впервые это услышал.

Люди верны этому. А он хочет доказать обратное. Потому что в его случае чужая жизнь — это пластилин, из которого ты лепишь, что хочешь. Главное — уметь.

Играться чувствами. Или ты или тебя? Какой вариант более привлекателен? Тэхён никогда не позволит руководить своими чувствами.

У каждого есть своя боль. Свои шрамы. Иногда они ноют, даже если и прошло много времени. Осталась обида. Несправедливость. Незнание. Это болит. Как быть с этим? Послать к чёрту и забыть? Пусть себе болят? Пройдёт время, и они исчезнут. Но кто сказал, что забудешь? Справишься? Тэхён понял, что в ответ на причинённую ему боль он тоже причиняет кому-то боль. Вот так. Причинять унижение. Чувство облегчения, что кому-то больнее, будто успокаивает.

Несправедливо? Ужасно? Но казалось единым выходом.

Тэхёну смешно, когда человек считает себя гордым, уверенным в себе. Знает, однако, что не продажный. Бросается словами. Слишком смелыми. А через время, проглотив свой выстроенный годами образ, унижается.

Тэхён хочет смеяться в голос, но только сдавленно улыбается. Перед ним стоит староста Сынми. Тэхён думает, что она ненормальная, которая получила кайф от унижения. Ему нравилась ненормальность других. Но на самом деле Сынми просто нуждается в деньгах.

Эта девчонка оказалась ненасытной. Конечно, не из-за члена Чимина. Деньги.

Стоит перед блондином и не знает, куда деть смущённый взгляд. Просит отсосать, чтобы опять получить деньги. Тэхёну забавно. Он может просто дать деньги. Из-за жалости.

Только нихуя не жалко.

— Если ты ответишь правильно на один вопрос, я просто дам деньги, но, если неправильно, опускайся на колени.

Согласный кивок.

— Почему я странный? Причина?

Тэхён, стоя у заднего входа университета, засунув руки в карманы, сверху вниз смотрит на задумчивое лицо девушки. Он часто слышал о своей странности. И признавал её. Потому что это часть его. Только люди по-разному объясняли, почему он такой. И все варианты были неверны.

— Непонимание себя, — через время отвечает Сынми. — Я думаю, ты пытаешься найти себя, узнать настоящего.

Настоящий. Тэхён знает себя. Или внушил себе это.

На самом деле его странность — это его сущность, но иногда ещё и защитная реакция.

— Можешь опускаться на колени.

***

Чонгук взрослый парень. Мужчина. Но чувствует себя влюблённым мальчишкой. Глупая улыбка на губах, как только видит свою Ханни.

— Скучал, — только говорит Чонгук, обнимая девушку и вдыхая её запах, внутренне расслабляясь.

— Чонгук, мои одногруппники смотрят, — смущается Ханни, пытаясь освободиться из объятий.

Гуку плевать. Пусть смотрят, как он обнимает свою девчонку. Она его, а он её. Парень так соскучился, что не замечает взглядов и перешёптываний.

Много раз слышал о любви. Какая она бывает. И понял, что можно перейти только из крайности влюблённости в крайность любви. Среднего не дано. И он окунулся в ту самую крайность. До предела. Не то чтобы одержимая любовь. Просто настоящая. Он готов на всё, чтобы это не исчезло. Он будет оберегать их любовь. Упасёт в первую очередь Ханни. Потому что он в ответе за то, что влюбил её.

Это не была любовь с первого взгляда. Он знал Ханни ещё со средней школы. Ограничивались простым приветствием. Не больше, не меньше. После окончания школы они не виделись. Наверное, где-то через год встретил её в маркете, когда она случайно зацепила выстроенную пирамиду кошачьего корма. Смущённая. Забавная. Чонгук посмотрел на неё, будто впервые. Красивая. Прямо очень. Только вот Ханни к нему относилась равнодушно. Чонгук не знал, как справляться с этим. Как заставить её разлюбить своего друга детства и чтобы она смотрела только на него. Гуку понадобилось больше полугода. Тогда он дал себе обещание: он не отпустит её ни за что. Слишком она долго от него пряталась.

Чонгук был счастлив. Настолько, чтобы почувствовать каждую букву этого слова. Счастлив от того, что просыпалась ночью, из-за того, как она через сон обнимает его. Счастлив, когда он кусал её за ушко, а она смущённо прятала лицо в ладошки, прося прекратить. Счастлив от того, что она вправду смотрела только на него. Влюблёнными глазами.

Чонгук улыбается, когда, сидя в его квартире на полу, они ели какой-то дешёвый кимбап. Чтобы ему раньше кто-то сказал, что он будет сидеть на полу и уплетать это, не поверил бы. Но ему вкусно. Возможно, из-за Ханни, которая каждый раз в наслаждении закрывает глаза, кладя кусочек ролла себе в рот.

— Почему ты такая счастливая сегодня? — интересуется Чонгук, палочками выбирая из её роллов морковь, которую она ненавидела.

— За столько времени первые лучики солнца! — восторженно говорит, тыкая палочками в окно, где пробивалось через тёмные тучи небесное светило. — Не говори, что не заметил.

Он не заметил. Ему говорили, что всё его внимание на Ханни, что он почти ничего не замечает вокруг. Да и плевать. Его это устраивало, и он не жаловался.

— Может как-то встретимся с твоими друзьями? Ну, с Тэхёном и другими, — не ненавязчиво предлагает, палочками перебирая роллы, но из-за непонятной тишины, удивленно приподнимает брови, смотря на хмурый взгляд парня. — Что-то не так?

Чонгук опускает взгляд, качнув отрицательно головой.

— Мне лучше держать тебя подальше от Тэхёна, он… странный Ханни, в плохом значении этого слова.

Да, согласна, что он странный, но парень показался ей очень открытом и добрым…

— Кто это? — Ханни пытается посмотреть входящий вызов, который скинул Чонгук.

— Помяни дьявола, он тут же появится, — фыркает Чонгук, продолжая обедать. — Сегодня в лофте что-то устраивают. Я отказался поехать, а Тэхён покоя не даёт.

Ханни, отставив еду, поджимает губы, вспоминая недавний разговор с Тэ. Он ведь был прав. Видит, как Чонгук сейчас откровенно игнорирует друзей, потому что сейчас с ней. Да, он не жаловался. Но может, просто не хочет говорить?

— Давай поедем вместе? — вдруг предлагает Ханни, мягко улыбнувшись.

Чонгук давится едой, начиная откашливаться, и бьёт себя в грудь, пока Ханни обеспокоенно предоставляет ему бутылку воды.

— Нет-нет, я ведь уже говорил, — откашлявшись, отрицательно машет рукой Гук. — Там полно разврата и грязи — тебе лучше на такое не смотреть.

— А тебе, значит, можно? — хмурится Ханни, сложив руки на груди. Чонгук, закатив глаза, вздыхает.

— Я вырос в этом и привык к этому, а ты там себя будешь чувствовать неудобно.

— Но я хочу!

— Нет, — спокойно ответил Чонгук.

— Гукки, — жалостно проныла Ханни. — Это часть твоей жизни, дай хоть глазком взглянуть. Я ведь хочу познакомиться с твоими друзьями. Ты меня вообще к ним не подпускаешь. Ну, давай поедем? — уставившись, жалостно подсовывается к нему.

— Нет, — так же твёрдо ответил.

— Да.

— Нет.

— Да.

— Нет.

— Нет.

— Да, — Чонгук тут же опешил, а Ханни победно улыбнулась.

На эту детскую уловку он каждый раз попадался.

— Я могу выбрать себе платье? — радостно хлопнув в ладоши, интересуется она.

— Хорошо. Едем, но для начала нужно научить тебя быть послушной, — Ханни вскрикивает от неожиданности, когда Гук, подняв её с пола и закинув на плечо, несёт в спальню.