Но и Москва не была благосклонной к Петру Зарубину. Здесь уже давно при-выкли к Маринским свечам. В надежде прибрать к рукам завод Серафима Марина, он вернулся в Заборск, чтобы срочно продать свой заводик своему бывшему сослу-живцу из Козлова, нарисовав ему барскую жизнь и всеобщее уважение. И продал-то даже дешевле, чем сам его покупал. И половину дома продал этому же покупателю. Ливан Узупов прослужил на почте лет тридцать, был ужасно скуп и нелюдим. День-ги он копил на какую-то только ему одному понятную счастливую жизнь, поэтому не имел ни жены, ни детей, на которых пришлось бы тратить деньги и слушать их крики. А тут вдруг перед ним появился веселый и сияющий Зарубин, который так красочно расписал райскую, богатую и беззаботную жизнь, был так великодушен и щедр, что совсем недорого продал ему и завод и полдома. Ливан Узупов уже предс-тавлял себя барином в дорогом костюме и блестящих ботинках с тростью в руках, его веселят красивые дамочки, он пьет дорогое вино, ездит в собственной карете и награждает тумаками нерадивых слуг. Эти картинки так заворожили его, что впер-вые в жизни он почувствовал себя достойным человеком и даже не удосужился по-интересоваться, почему так скоро и так дешево Зарубин продает свое имущество.
На полученные деньги Петр приоделся, то есть купил новый костюм, пару ру-башек и сапоги, в которых можно ходить зимой и летом. А зимнее пальто решил не покупать. На форменной одежде заменил пуговицы и воротник, и остался очень до-волен этим усовершенствованием. Он сэкономил на пальто, а от зимних холодов его спасет теплая поддевка. А еще он сбрил усы, побрызгал на себя крепким одеколо-ном и отправился в Москву. В Москве он купил небольшой старенький домишко, который планировал после свадьбы, когда жена станет богатой наследницей, про-дать или сдавать в наем, или лучше поселить туда Полину, сестру Любаши. Этот од-ноэтажный деревянный дом из трех комнатушек и кухни не соответствовал его пре-дставлению о шикарной жизни, но мог вполне сгодиться на первое время. Во дворе несколько яблонь и кустов смородины, возле калитки растут акация и черемуха, есть погреб и почерневшая банька. Но все его планы нарушил Серафим Михайлович сво-им завещанием. Жить в доме Мариных было бы очень не плохо, даже если бы там оставалась Полина. В крайнем случае, он бы заставил эту "оспину" ютиться в самом дальнем углу и заниматься домашней работой наравне с горничной и поварихой. Но неожиданно у Полины объявился рьяный заступник. Это был Яков Егорович Мара-тов. Петр и раньше встречал его у Серафима Михайловича, но воспринимал его, как прислугу, поэтому никогда не интересовался его появлением в доме и его обязанно-стями. И вот теперь вдруг выясняется, что Яша вовсе не кучер и не дворник, и чувс-твует себя в доме почти хозяином. Правда, несколько странный хозяин, но уважае-мый и нужный человек в доме. И именно Яша вступился за Полину, когда Петр по-хозяйски распорядился перенести ее вещи в другую комнату.
- Господин хороший, - Яков загородил Петру проход, - Полина Серафимовна хозяй-ка в этом доме. Так всегда было после смерти Евлампии Семеновны, и так пожелал покойный Серафим Михайлович. Не гоже нарушать божьи заповеди и обижать си-роту. Милостью Серафима Михайловича я живу в этом доме уже восьмой год, и хо-зяин не раз доверял мне заботу о своих дочерях. Его кончина не означает, что я ос-вобожден от этой обязанности. Поэтому я не позволю вам нарушать права его доче-ри Полины и выселять ее в крохотную комнатку бывшей няньки.
- Ты вообще-то кто? Кто позволил тебе вмешиваться в господские дела, холоп? - ра-зозлился Зарубин, получивший отпор на глазах у степенной и симпатичной горнич-ной Лидии и посыльного из бакалейной лавки.
- Я Маратов Яков Егорович, - не испугавшись и не согнув спину, ответил Яша и ве-лел Лиде оставить вещи Полины на своих местах.
Метнув на грубияна яростный взгляд, Зарубин удалился в гостиную, строя в уме планы мести этому зарвавшемуся Якову и изгнания его из дома. Любаша сидела за столом и, склонив темно-русую головку, делала записи в хозяйственной книге.
- Люба, что это за человек такой Яков Маратов, и что он делает в нашем доме? - ра-здраженно спросил он и сердито сел напротив нее.
- Яша почти, что наш брат и член семьи. Папа его очень уважал, доверял ему деньги, оставлял на него дом и завод, когда приходилось куда-то уезжать. Он же даже в сво-ем завещании не забыл Яшу и оставил за ним право быть управляющим на заводе. Ты разве не помнишь этого пункта? - Люба подняла на мужа удивленный взгляд се-рых глаз.
- Да-да, что-то припоминаю, - растерянно пробормотал Петр, - но я думал, что Ма-ратов это какой-то работник, которого когда-то давно наняли на завод, и он исправ-но выполняет свои обязанности, чем и заслужил то, что его выделили в завещании.
- Ну, как же выделили, Петя, когда папа четко прописал, что Яков будет исполнять свои обязанности до тех пор, пока сам не пожелает их оставить. И папа определил ему хороший заработок.
- Да, теперь я вспомнил. - Еще одна подножка от покойного тестя. Теперь получает-ся, что он не сможет выгнать этого Маратова ни с завода, ни из дома. Обе сестры бу-дут защищать его, как родственника. А может, есть совсем другая причина, почему этому плебею такой почет и уважение в этом доме? - А расскажи-ка мне, Любушка, откуда взялся этот Яша?
- Мы с Полиной были совсем девчонками, когда увидели страшную картину, - Люба отложила записи, вспоминая тот день. - Мне было лет одиннадцать, а Полине три-надцать. Однажды мы увидели на улице избитого окровавленного человека. Это был парнишка лет пятнадцати. Он полз по дороге, оставляя за собой кровавые полосы. Он пытался встать на ноги, но снова со стоном падал и опять с трудом начинал пол-зти. Ты бы, Петя, ужаснулся этому зрелищу. А мы, две девчонки, вообще замерли возле своей калитки. Но когда в очередной раз он упал и больше не смог даже полз-ти, мы перепугались еще больше и решили, что он умер.
- И кто же это был? Какой-нибудь пьяница?
- Нет, Петя, это был Яша. - Глаза Любы наполнились слезами, и она смахнула их уголком кушака своего строгого темно-зеленого платья с воротничком и манжетами в бело-зеленую полоску. - Сначала мы с ней спрятались во дворе за калиткой. Но потом Полина сказала, что покойника может переехать телега и надо его оттащить в сторону. Отца дома не было, и мы сами взяли садовую тележку, и пошли спасать па-ренька. Но он оказался живым и застонал, как только мы попытались погрузить его на тележку. Мы снова испугались, но и обрадовались, что человек жив. Теперь-то уж точно его надо было увозить с дороги. Мы с трудом уложили его на тележку и прикатили в дом. - Люба встала и подошла к окну. - Видишь вон розовые кусты? Возле них-то мы и остановились, не зная, куда же дальше нам девать этого человека. А он лежал без движения и без признаков жизни, бледный, грязный, окровавленный. Пришлось звать на помощь нашу старую няню Акулину Ивановну, царствие ей не-бесное, и Лидию. Эти добрые женщины хоть и боялись хозяйского гнева за самоуп-равство и размещение в доме избитого незнакомца, но проявили милосердие и рас-порядились устроить его в бане. Целый месяц мы все выхаживали его и боролись за его жизнь.
Отец, когда узнал о таком квартиранте, то поначалу рассердился. Он боялся, что этот мальчишка мог быть вором или убийцей, а мы, получается, спасали престу-пника, не сообщив о нем властям. Но когда Яша немного окреп и пошел на поправ-ку, то он рассказал отцу, что с ним случилось. Они с папой беседовали у сарая, где обычно хранится садовая утварь, дрова, сено. Они сидели на колодках для рубки дров, а мы с Полиной прятались за поленицей и подслушивали их разговор. И вот что мы узнали. А Яша узнал это от своей бабушки.
В тысяча восемьсот двенадцатом году во время пожара в Москве его бабушка Марфа была в городе. Табор прятался в лесу, а муж послал ее в город, так всегда по-ступают цыгане со своими женами и дочерьми, чтобы она поискала в покинутых до-мах оставленные хозяевами драгоценности, деньги, столовое серебро, подсвечники. Вдруг на улице она увидела женщину, которая еле передвигалась и катила перед со-бой небольшую тележку со скарбом. Неожиданно женщина упала и начала корчить-ся на земле. Марфа подошла к ней, с намерением выхватить их тележки узел. Ведь только самое ценное и дорогое люди берут с собой, когда спасаются из горящего до-ма. Но вблизи она увидела, что женщина не просто валяется на земле от страха и ужаса, а она рожает.
Боль перекосила ее лицо, по потным пыльным щекам текли слезы, но она не кричала и не звала на помощь. Видимо думала, что люди давно уже покинули свои дома, и никто не придет ей на помощь. И она очень обрадовалась, увидев Марфу.
- Помогите, - прошептала она, - не дайте погибнуть моим детям.
Марфа сама была матерью и знала, какие чувства и какую боль испытывает роженица. Она распахнула ближайшую калитку, чтобы завести туда женщину. Не-гоже рожать на грязной мостовой. К их счастью хозяева дома никуда не уехали. И Наталья родила там двух девочек.
- Возьмите в тележке их пеленки и одеяльца, - чуть слышно прошептала счастливая мать. - И в платочек там завернуты крестики. Наденьте их на моих крошек. Сейчас нам не найти ни одного батюшки, а я хочу дать им имена, и пусть крестики оберега-ют малышек от смерти.
Она сама слабеющей рукой надела крестик на одну девочку и назвала ее Ев-генией. Другую девочку назвала Александрой. И попросила позаботиться о девоч-ках. Ее муж Тимофей Шляпников где-то в гусарском полку воюет с Наполеоном. Она приехала в Москву из подмосковной усадьбы в надежде увидеться с мужем и сказать ему, что скоро наступят роды. Но дом золовки был разграблен, а мужа она не нашла. Возвращаться в пустой дом золовки она боялась, а ехать в деревню было уже поздно. А сегодня огонь охватил дом, в котором ее приютили две сердоболь-ные женщины, пожалевшие беременную молодицу. Пришлось идти, куда глаза гля-дят. Она надеялась укрыться в церкви, но не дошла. Схватки начались на улице, и она благодарна людям, которые помогли ей и приняли ее девочек. Через полчаса Наталья умерла.
В этом доме жила грузинская семья. Цыганка Марфа и грузинка Мано стояли возле покойной с ее дочерьми на руках. Что им было делать в горящем, занятом вра-гом городе с двумя новорожденными на руках и только что представившейся их ма-терью? ... Наталью похоронили во дворе дома, а девочек женщины оставили себе. Так у Марфы нежданно-негаданно появилась дочь Евгения, а у Мано - дочь Алекса-ндра. Муж Марфы Богдан выругал жену за то, что вместо денег и серебра она при-несла в табор кричащий сверток. Он заставлял ее оставить ребенка в лесу или отнес-ти его назад в город. Но Марфа не уступала. Она пригрозила мужу, что расскажет всему табору, как он трусливо убегал от мальчишки, приняв его за здоровенного де-тину. А парень всего-навсего встал на ходули и нарядился в одежду местного верзи-лы. Позор такого поступка сильно подорвет уважение цыган к своему атаману. А вот милосердие и терпимость поднимут его авторитет. Тем более, что это не похи-щенный в корыстных целях ребенок, а дарованная проведением девочка, мать кото-рой сама доверила ей свое дитя, не смотря на ее цыганскую породу.
- Понятно, - Петр с трудом дослушал эту трагическую историю. - Значит, Яков сын той цыганки.
- Да, нет же, Петя! - удивилась Люба его непониманию. - Яша сын Евгении. У него еще была старшая сестра Галина. Вот они с ней и приехали в Москву, чтобы что-ни-будь узнать о своем отце, найти дом, где похоронена их бабушка Наталья и найти тетю Александру.
- Ясно. Они никого не нашли. Их приняли за воришек, поколотили и выгнали из приличного дома. А вы подобрали Яшу, вылечили его и превратили его, чуть ли не в родственника. Доверяете ему ключи от дома, завод, деньги. Но цыган и есть цыган, Люба. Он никогда не станет добропорядочным гражданином. Он просто затаился и ждет момента, чтобы все ваше добро прибрать к своим рукам, - с каким-то хищным прищуром муж выложил ей свои догадки. Казалось, он так и видит Якова с мешком награбленного хозяйского добра.
- Петя, что ты так обозлился на него? - возмутилась Люба. - У него же бабушка рус-ская, и он никогда ничего у нас не крал.
- Я и говорю, что он затаился, - Петр настаивал на своем. - Просто он к цыганской вороватости добавил русскую смекалку, и вместо того, чтобы стащить у вас иконы или деньги, он отправил на тот свет сначала хозяйку, а потом отравил хозяина. Он скоро присвоит себе все Маринской добро, а нас выгонит на улицу.
- Что ты несешь, Петя? Что на тебя нашло? - Люба уже с опаской смотрела на мужа. - Какую хозяйку он отправил на тот свет? Мама умерла задолго до всей этой исто-рии. А папу Яша очень любил и уважал. Он был признателен отцу за то, что тот не выгнал его, вылечил, взял на работу, помогал искать сестру и других родственников.
- Ну, и нашлись родственники? - немного смутившись, спросил он. Ведь он надеял-ся своими словами зародить в жене недоверие к Якову и вызвать подозрение, что именно Яков отравил Серафима Михайловича, да только сам оплошал. Хорошо еще, что жена не заострила внимание на его словах об отравлении отца.
- Нет, не нашли. Марфа не запомнила ни названия улицы, где все это случилось, ни самого дома. Знала только, что москвичи называют этот район Замоскворечьем. И помнит, что было это где-то недалеко от моста. А Галина и Яша...
- Хватит, жена, - перебил ее Петр, - в другой раз расскажешь про вашего почти бра-та. Лучше поторопи повариху, я проголодался.