Выйдя из подворотни Пётр повернул с Лиговского проспекта на Невский и услышал, как звякнул отъезжающий трамвай. Чтобы отвлечься от дурных мыслей, он припустил бегом за уходящей от него «четвёрочкой». Догнал и на ходу заскочил на подножку. Пётр впервые ехал по Невскому проспекту на трамвае. Мать ему рассказывала, что демонтировали трамвайные пути лишь в пятьдесят первом году, а до этого «четвёрка» был один из самых популярных маршрутов в городе.
Протиснувшись во внутрь вагона, он с удивление рассматривал обшитый деревянными реечками салон. В это время за окнами проплывал послевоенный Ленинград. Многие жители города шли пешком, чтобы хоть немного сэкономить на поездках. В это раннее, осеннее утро они торопился по своим делам. Все они были для него такими необычными и по манере поведения, и по одежде. Пётр всё ещё не мог привыкнуть к совершенно другому облику города его детства. В самом центре то тут, то там ещё встречались разрушенные дома и котлованы от разорвавшихся авиабомб. Не привычна была и одежда ленинградцев. Неяркая и разнокалиберная. Зачастую с чужого плеча. Множество людей были одеты в военную форму без знаков различия или в гражданском костюме, но галифе и сапоги. У других шинель без погон поверх гражданки. Много ленинградцев вернулось с фронта и все они с гордостью носили орденские планки, а у некоторых на груди поблескивали золотые звезды Героев Советского Союза. Люди, пережившие в блокаду, не комплексовали и носили из одежды то, что у них было. То, что они могли себе позволить. Ленинградцы отстояли свой родной город назло врагу. Это придало их характеру что-то совершенно неуловимое, чего нельзя было ощутить ни в одном другом городе Советского Союза. «Точно, а это ведь — СССР! В моём детстве он был совершенно другим! Никогда бы не думал, что мне удастся в него вновь вернуться в страну моего детства!», — внезапно подумал Пётр.
— Следующая остановка — Дворцовая площадь! — крикнула кондуктор простуженным голосом, стараясь перекричать лязг колёс и гомон пассажиров.
Новоиспечённый сотрудник убойного отдела заспешил к выходу. Ленинградцы ехали кто на работу, кто на учёбу. У всех были свои дела. Небольшой вагон был полон народу, но никто не испытывал от этого какого-либо дискомфорта.
— Извините, простите! — протискиваясь между пассажирами, произносил Пётр и упорно шёл вперёд.
Благо вагончик трамвая был небольшим. Оттого процедура перемещения много времени у него не отняла. Впереди Петра дожидалась остановки трамвая девушка в сером, стареньком осеннем пальто. В руках она держала сумку, а к ней уже пристроился подросток. Остро заточенным пятаком юный воришка осторожно подрезал у сумки лямки. Это у него получалось весьма ловко. Не прошло пять секунд, как сумка оказалась в его руках. Ловкач быстро спрятал её под не по росту одетый длинный пиджак. Подросток так увлёкся своей работой, что не заметил, что за ним внимательно наблюдают. Пётр быстро схватил воришку за ухо. Тот резко взвизгнул. Больше от неожиданности, чем от боли. Но заметив форму милиционера, быстро скинул сумочку и заточенный пятак. С ухмылкой глядя в глаза милиционеру, он правой ноги старательно отпихивал от себя подальше улики. Это воришка удалось и он невинным голосом завизжал:
— За что, дяденька милиционер? — при этом оглядываться по сторонам, выискивая сочувствующих пассажиров.
— Подними! — приказал Пётр и указал рукой на валявшуюся на полу сумочку.
— Это не моя! — нагло ухмыльнулся пацан.
— Ты её срезал!
— А чем? У меня в руках-то ничего нет! А докажи! Граждане хорошие! – ещё громче завопил воришка, обращаясь к пассажирам. — Посмотрите, что у нас, в нашем славном, героическом городе делается! Детей уже ни за что, ни про что ловят! Совсем милиция распустилась! Лучше бы город от бандитов очищали! С настоящими бандитами им слабо воевать, так они теперь на детей накинулись!
Народ в трамвае в разнобой загудел. Мнение пассажиров, как всегда, разделилось пополам. Никто ничего не видел, но одни осуждали, а другие одобряли действия милиционера. У Петра опыта работы с малолетними преступниками не было и он даже немного растерялся от такой наглой напористости. Воришка с самым невинным видом оглядывал публику и плакал. Причём в его глазах стояли самые настоящие слёзы. Сердобольные старушки зачастую не замечают того, что нужно было бы замечать и видят то, что можно было бы и не видеть, но они всегда всё знают. Толком не зная в чём дело, они стали недовольно шикать на милиционера:
— Посмотрите только! Такой здоровый милиционэр, а пристал к малому дитю! Отпусти! Ему же больно! Ухо мальчику оторвёшь! Посмотри, парнишка уже совсем посинел весь!
— Гражданочка! — Пётр обратился к девушке, у которой срезали сумочку.
Но та так увлечённо читала книгу, что совершенно ничего вокруг себя не замечала. Пришлось тронуть её за плечо. Трамвай уже остановился на остановке «Дворцовая площадь» и водитель терпеливо дожидался, когда разрешится конфликт. Часть пассажиров с задней площадки не поняли в чём дело и недовольно загомонили:
— Водитель, давай, трогай! Чего стоим?! Мы на завод опаздываем! Ты за нас объяснительные писать не будешь!
Молодая женщина обернулась и у Петра перехватило дыхание. Перед ним стояла его жена. Именно такой он запомнил её в последний раз перед той роковой командировкой. Пётр даже тряхнул головой, прогоняя наваждение, но девушка, так похожая на его погибшую жену, мило улыбнулась, а затем спросила до боли знакомым голосом:
— Вы что-то хотели, товарищ милиционер?
От неожиданной встречи Пёр ослабил захват. Шустрый воришка, улучшив момент, тут же вырвался из его рук. Толкнув женщину прямо на него, мгновенно выскочил из вагона трамвая и стремглав помчался прочь.
— Ваша сумочка, гражданочка! — только и сумел произнести Пётр, чуть ли не с открытым ртом глядя в глаза девушки.
Та смутилась от такого пристального взгляда молодого мужчины и опустила голову. Тут она заметила, что вместо сумки у неё в руках только одни ручки. Незнакомка вновь подняла голову. Её глаза теперь были полны ужаса. Сумки не было. От волнения она даже не потрудилась повнимательнее осмотреться вокруг, ведь сумка лежала на полу всего в паре метров от неё. Пётр поднял с пола сумку и подал ей.
— Воришка у вас только что сумку срезал, а вы так увлечённо читали, что даже ничего не заметили!
— Пожалуйста, простите меня! Я такая рассеянная. Особенно, когда читаю книги. Они все такие увлекательные! – тихо пробормотала девушка и покраснела от стыда.
— Ну, молодёжь пошла! Одна прям как ворона какая-то сумку свою укараулить не может, а другой — вора упустил! Тоже мне милиционэр! — заворчала та же самая старуха, которая только что с остервенением защищала юного воришку.
— Ну так мы едем или нет! — закричали недовольные пассажиры с задней площадки.
— Действительно, товарищ милиционер! Вы уж решайте побыстрее: едем мы дальше или нет? — высовываясь из своего закутка поинтересовался пожилой вагоновожатый.
Пётр не слушал никого. Он растерянно посмотрел на до боли знакомые черты девушки.
— Спасибо вам, товарищ милиционер! — смущённо краснея произнесла незнакомка.
— Ты бы растеряха хотя бы свою продуктовые карточки проверила! Мало ли что! Шлындают тут всякие, а потом вещи пропадают! — встряла в разговор всё та же старуха и почему-то подозрительно посмотрела на Петра.
Девушка тут же побледнела. Она стала быстро перебирать содержимое сумки. Через минуту её лицо снова приобрело естественный цвет. Она радостно подняла над головой несколько заветных листков с отрывными талончиками. На том, который она держала первым, было напечатано короткое, но суровое предупреждение: «При утере карточка не возобновляется!».
— Вот они, мои продуктовые карточки! — радостно воскликнула удивительная незнакомка и у Петра вновь защемило сердце. Он так хорошо знал этот голос.
— И то хорошо, а то бы весь месяц без продуктов бы сидела, дурёха безголовая! — сердито проворчала старуха.
Пётр выскочил из трамвая. Нужно было идти на службу, но он ещё некоторое время провожал его взглядом. Имя девушки он так и не спросил, а она всё махала ему через окно рукой. До Дворцовой площади, где разместился убойный отдел, было уже рукой подать. Возле здания стояли несколько полуторок и эмка, да видавший виды автобус. На одну из полуторок быстро заскакивали вооружённые бойцы. Зайдя в здание, Пётр немного оторопел. А куда теперь идти? Он ведь даже местонахождение своего кабинета не знает. Показал удостоверение дежурному сержанту. Тот козырнул и поздоровался, а затем учтиво произнёс:
— Иван Михайлович предупредил, что, когда вы придёте, чтобы к нему срочно зашли!
— А где он сейчас? — спросил Пётр.
— Как всегда, у себя в восьмом, — пожал плечами дежурный.
Восьмой кабинет оказался на первом этаже. На приколотой на двери канцелярской кнопкой листке бумаги от руки было написано: «Начальник 1 отдела УУР по городу Ленинграду, майор Сидоров Иван Михайлович». Пётр постучался и, дождавшись ответа, вошёл в кабинет.
— А, это ты, Пётр! Проходи, присаживайся! Хорошо, что ты пораньше на службу выписался из госпиталя! Работы невпроворот! Кстати, как ты сам? Ожоги ещё сильно беспокоят?
— Уже не так, как раньше. Терпеть можно, — растерянно ответил Пётр, потому что годы службы его отучили верить в простые совпадения.
— Вот и ладушки. Тут на твоё имя благодарность от детского дома пришла. Ребятишки, которых ты из пожара спас, даже тебе свои рисунки прислали. Удачно ты в тот день шёл со службы. Если бы не ты, то до приезда пожарных много бы наш город ребятишек бы потерял. Как ты только выдюжил столько раз в огонь лезть? Всех выволок, а напоследок побежал ещё и котёнка из огня спасать! Эк, удумал! Крыша же здания уже вовсю горела! Хорошо, что пожарные в это время успели подъехать! А если бы не они, то сгорел бы ты заживо! Об этом дурная твоя башка подумала? Горящая балка ведь тебя так придавила, что ты сознание сразу потерял. Спасибо пожарным! Выволокли наружу. Правда лицо твоё огонь изуродовал преизрядно! Но ты же мужик, Пётр! А мужикам лишняя красота — она ни к чему! Чай мы не бабы, чтобы на нас любоваться денно и нощно! Так что от имени детдома, горкома партии и от себя лично выражаю тебе благодарность! Кстати, мне вышестоящие инстанции порекомендовали выписать тебе премию. Так что после обеда к бухгалтеру нашему можешь заскочить! Все положенные на тебя документы уже мною оформлены!
– Спасибо, Иван Михайлович!
– Не меня, нашу партию и наш народ благодари за внимание к твоей персоне! Ладно! Теперь о деле. Наши ребята, что сегодня ночью дежурили в отделе, сейчас все на выезде. У них там срочное дело. Директора продуктового склада нашли убитым, вместе со всей его семьёй в его же квартире. А тут какой-то мутный гражданин позвонил нашему дежурному и говорит, что он полагает, будто бы на в Гостином Дворе продуктовый ларёк грабят. Я его прошу: уточните, гражданин, а он мне в ответ говорит, что ему будто бы так кажется и тут же бросил трубку. А когда кажется, то сам знаешь, что делать нужно! Может это и липа. Но проверить не помешает! Ты бы сходил туда, посмотрел для очистки совести что там, да как. Может это и действительно пустой звонок, но мы обязаны отреагировать. Ты у нас человек в убойном отделе новый, так что тебе будет даже полезно для практики изучить обстановку на месте. Проверь на всякий случай все ларьки. Узнай — всё ли там в порядке? Да опроси людей, а затем пулей обратно. Мне нужно знать: не имеет ли этот ларёк какое-либо отношение к сегодняшнему ночному убийству директора продуктового склада. Здесь пешком до Гостиного двора недалеко. Так что дойдёшь пешком! Пока ты в госпитале отлёживался, в городе серьёзная банда объявилась. Будь осторожен. Ну давай! Мухой туда и обратно, а у меня работы по горло. Нужно попытаться систематизировать то, что нам уже известно.
Пётр снова вышел на Невский. Мимо громко позвякивая и распугивая прохожих проезжал трамвай. Он посмотрел на окна, но на этот раз незнакомой девушки, столь похожей на его убитую жену, не увидел. Стало немного грустно. Скорее всего судьба на короткое время свела его с кем-то из родственников его погибшей жены. «Кстати, как им сейчас живётся? Нужно будет их разыскать и, если потребуется, помочь!», – размышлял про себя Пётр, обходя руины разрушенного здания, на которых работали люди. Прошёл мимо надписи: «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна!». Пётр хорошо помнит эту надпись на Невском. Она до сих пор напоминает людям о блокадном Ленинграде. А вот и Гостиный Двор. Здание сильно пострадало от бомбёжек. Теперь его помаленьку восстанавливали. Кое кто даже в нём уже работал. У отремонтированного фрагмента здания прохаживается постовой. Пётр показал ему своё удостоверение. Разговорились.
— Да нет! Какие кражи! У нас всё спокойно! Ничего подозрительного я не заметил! — уверял постовой.
Но Пётр решил всё-таки сам всё перепроверять. Он вошёл в здание со стороны Невского. Конкретно, какую именно лавку будто бы ограбили ему не сказали, поэтому он решил методично обойти все торговые точки. Хоть здание было большое, но что поделать. Приказ – есть приказ.
Пройдя Невскую сторону он перешёл на Садовую. Заглянул в приоткрытую дверь какого-то помещения. Там валял строительный хлам. Вернулся в коридор, и тут Пётр лицом к лицу встретился со старым знакомым по трамваю. С юным воришкой. Тот тоже увидел милиционера и узнал его. Наглец тут же бросился бежать. Пётр за ним. Хоть он был хорошо тренированным на бег, но юный воришка тоже был не промах и хорошо ориентировался в строении здания. Воришка уверенно лавировал и постепенно уводил своего преследователя в полуразрушенную часть здания, которая ещё не была полностью восстановлена. Внезапно парнишка куда-то исчез. Вот он был здесь и его уже нет.
Пётр остановился. Вокруг царил полумрак. Хоть и рассветало, но в этом краю здания ещё стоял полумрак, что затрудняло поиски беглеца. Впереди зиял обрушенный пролёт лестницы. Пётр стал внимательно прислушиваться. Вокруг было тихо. Только где-то капала вода. Скорее всего крыша здания где-то подтекала. На всё у городской власти ни рук, ни средств катастрофически не хватало. Внезапно он услышал позади себя еле уловимое шуршание. Пётр своим внешним видом не выдал того, что он уже уловил, что к нему кто-то подкрадывается. Когда еле слышимое движение стихло, он резко обернулся. Перед ним стоял его знакомый воришка с финкой в руке. Воришка уже хотел было нанести удар, но внезапно финка из его руки каким-то чудесным образом оказалась уже в руках милиционера, а его самого крепко держат настоящие железные клешни.
— Пусти, больно! — завизжал парнишка и попытался вырваться из рук Петра, но не тут-то было. Захват только усилился. Пётр хотел дать затрещину наглецу, чтобы тот успокоился, но в это время почувствовал, что в его лопатку упирается ствол.
— Мальца отпусти, урод легавый! И ножечек брось, а не то порежешься! — тихо прошептали ему на ухо чей-то прокуренный голос и ещё сильнее надавил стволом под лопатку, и одновременно наган из его кобуры милиционера перекочевал в руки бандита.