Спасти Сталина

Майор МГБ

Группа Петра вернулась в отдел уже поздно вечером, но с хорошим уловом. В укромном месте, недалеко от пруда им удалось обнаружить хорошо замаскированный склад взрывчатки и огнестрельного оружия.

— Молодцом, старший лейтенант! Такой арсеналище твоя группа выявила! — взволнованно ходил по кабинету Иван Михайлович. — Это же сколько людей могли бандиты у***ь своим оружием! Сколько вреда нанести нашему родному городу!

Время от времени он с уважением поглядывая на молодых ребят, скромно пристроившихся за столом.

— Если бы не сапёр со своей собакой, то не видать бы нам этого схрона оружия, как своих ушей! – без тени сомнения ответил Пётр.

— Ладно-ладно, не скромничай! А кто придумал применить для поиска преступника обученную на выявления взрывчатки собаку? Моё представление о награждении ушло наверх! Я полагаю, что вместе с тобой будут достойно отмечены ребята. Не забыл я и про вашего сапёра.

— Спасибо, Иван Михайлович! — ответил Пётр за себя и за свою группу.

— Запомни, командир по уставу и по совести обязан заботиться о своих подчинённых! Кроме того, кое-кто ещё не забыл, что ты дважды упустил Ташкента. Поэтому лишний раз не грех упомянуть твою фамилию в положительном ключе! Ладно! На сегодня всё, а теперь по домам – всем отдыхать! Сегодня вы заслужили полноценный отдых в домашней обстановке!

Ночной, послевоенный Ленинград спал. Он отдыхал после напряжённого трудового дня. Его сон охраняют сотни людей в форме и без. Они по долгу службы стоят на страже порядка героического города. Пётр возвращался домой по Невскому. Тусклые, редкие фонари бледными пятнами неуверенно освещали ему дорогу. Ещё далеко до того времени, когда в ночное время этот город будет залит огнём яркой иллюминации, но Пётр знал, что это время непременно наступит. Нужно только потерпеть, пока истощённый войной город вновь наберёт свою былую силу и расцветёт в ореоле непередаваемого шарма его великой истории.

Сегодня никто не помешал Петру спокойно добраться до дома. Мимо него проехал постовой на мотоцикле. Правда уже другой. Тем не менее он признал Петра и, когда поравнялся с ним, уважительно козырнул. «Уже становлюсь знаменитым. Даже документы у меня перестали проверять!», — непроизвольно усмехнулся Пётр.

Завернул с Литейного в тёмный «колодец» родного двора. Одинокая, тусклая лампочка еле светилась над дверь подъезда, Пётр бросил взгляд на свои окна. Они были темны. Вошёл в подъезд. Поднялся на свой этаж. Вставил ключ в щеколду входной двери и не сразу повернул его. Он подумал, что сегодня дома его никто не ждёт. Ещё не успевшая повзрослеть мать не встретит его у порога. Ему стало немного грустно. Он уже успел привыкнуть, что в те редкие вечера, когда ему всё-таки удавалось ночевать дома, его ждали. Но сегодня его никто не встретит. «Как там мать в детском доме?», — подумал Пётр и наконец повернул ключ.

Он уже привык к послевоенному Ленинграду. Привыкнуть к старым выключателям, тусклому свету лампочек, к репродуктору, который обязательно с утра разбудит гимном Советского Союза. Привык к шипению примуса и к тому, что на столе нет разносолов, которыми богато его время. Нет телевизора, нет компьютера. Много чего нет. Но есть люди. Люди, искренне болеющие и переживающие за свою страну. Люди, готовые в любую минуту встать грудью на её защиту. И Петру было хорошо на душе от того, что он находиться здесь, среди таких людей.  Он жаждал бороться с нечистью, которая мешает городу дышать полной грудью. Мешает обрести прежнюю силу. Пётр всё реже и реже вспоминал о своём времени. Времени, где нет его матери, нет жены. Времени, где его жестоко предали и безжалостно выкинули из жизни. Теперь он был нужен здесь. Этому жестокому времени, когда каждый день — это крохотный шажок к лучшей жизни. И был рад тому, что его скромный труд приближает это лучшее завтра.

Пётр поставил на примус кастрюлю. Сегодня у него на ужин будет перловая каша на воде. Немного растительного масла, да соль в качестве приправы. Вот и все изыски. Потом травяной чай с кусочком чёрного хлеба. И спать! Страшно устал. Но счастлив, что за один день удалось вычислить и поймать диверсанта. «Завтра нужно будет попробовать выудить из него имена сообщников. Не в одиночку же он смог оборудовать схрон с оружием прямо в городе! Для чего и кем было накоплено столько оружия и взрывчатки?», – размышлял Пётр, наливая в алюминиевую кружку кипяток.

Убрал за собой посуду. Прошёл через длинный коридор. Шаги гулким эхом разбежалось по пустующим комнатам коммунальной квартиры. Лёг прямо в одежде на застеленную байковым одеялом кровать. Долго ещё крутил в голове варианты завтрашнего допроса Семенова. «Нужно будет ему устроить очную ставку с немцами из банды Ташкента!», — уже сквозь сон подумал Пётр и провалился в черноту небытия.

Под утро его разбудил бесцеремонный стук в дверь. Грохот стоял на всю квартиру. Явно по двери лупили кулаками и ногами. С трудом выходя из тяжёлого сна Пётр силой заставил себя открыть глаза. Чрезмерная усталость и скудное питание не позволяло быстро восстанавливать силы. Жутко хотелось спать, но снова застучали непрошенные гости.

— Гражданин Афанасьев, откройте дверь! Мы знаем, что вы дома!

— Это ещё что за представление трудовому народу! — вслух чертыхнулся Пётр.

С трудом сел на кровать, растёр лицо ладонями рук. Снова раздались крики за дверью. Пётр влез босыми ногами в старые, растоптанные тапки. Вытащил из-под подушки наган и пошёл к двери. Включив в коридоре свет. Прислушался. Чувствовалось, что за дверью были люди, но теперь они старались сильно не шуметь. Скорее всего они сами прислушивались к происходящему в его квартире.

— Кто там? — недовольно крикнул Пётр, взводя курок.

— Немедленно откройте, гражданин Афанасьев! — потребовал молодой голос за дверью.

— Я спросил: кто там? Не уж-то вы так плохо владеете русским языком, что не можете ответить на такой простой вопрос?

— Открывайте или в случае неповиновения мы будем вынуждены взломать дверь и применить оружие! У нас имеется постановление на обыск вашей квартиры!

В щели под дверью подсунули желтоватый листок бумаги. Пётр взял его в руки и прочитал текст. Заполнено всё было безукоризненно, ни к чему не придерёшься. Спрятал наган за пояс и открыл дверь. Тут же к нему в квартиру бесцеремонно ворвались люди в штатском. Вслед за ними неторопливо вошёл знакомый по хлебозаводу майор МГБ. Сегодня он был в цивильном пиджаке.

— Ну здравствуйте, Пётр Иванович! Что же вы так не любезны к своим гостям? За дверью держите, домой к себе пускать не хотите? — натянуто улыбнулся майор.

— Не имею привычки принимать незваных гостей. Особенно по утрам, когда порядочные трудящиеся собираются на работу! — жёстко ответил Пётр, наблюдая как люди в штатском сноровисто переворачивают вверх дном небогатую обстановку его квартиры.

— Зачем же так грубо, Пётр Иванович? Вы же хорошо образованный человек и вдруг, такие грубые манеры! Вам это не к лицу!

— Может скажете: чего вы ищете? Я вам сам всё покажу. Значительно сэкономите и моё, и своё время. Если, конечно, то чего вы ищете у меня есть!

— Кстати, действительно! Было бы весьма неплохо, если бы вы добровольно выдали нам списки завербованных вами людей и инструкции, которые вы получили от своих заграничных хозяев! Ведь это именно вы организовали взрыв на хлебозаводе, а теперь готовите в нашем героическом городе серию терактов ко дню светлого праздника советского народа — Дню Великого Октября! Даже склад с оружием и взрывчаткой подготовили!

— Что за чушь вы несёте?! — возмутился Пётр.

Майор встал напротив обвиняемого. Он был гораздо меньше ростом, но тем не менее смотрел на него снизу с чувством явного превосходства. Фальшивая улыбка исчезла с его лица. Он смерил хозяина жилья презрительным взглядом и, почти не открывая рот, приказал:

— Обыскать его!

Фраза прозвучала подобно профессионально выполненному удару плетью. С оттягом и финальным режущим слух щелчком. И тут же к Петру кинулись сразу три человека в штатском. Двое сноровисто заломили ему руки за спину, а третий стал со знанием дела обыскивать.

— Вот, товарищ майор! — с гордым видом произнёс тот самый третий, передавая своему начальнику наган Петра.

Майор осторожно взял оружие двумя пальцами за дужку, которая охватывала спусковой крючок и мерно покачивая его перед собой, усмехнувшись произнёс:

— Оформи этот наган, как средство подготовки покушения на жизнь представителей государственной власти и внеси его в протокол об изъятии.

Он отдал оружие Петра своим людям и, окинув прощальным взглядом перевёрнутую верх дном обстановку квартиры, недовольно спросил:

— Ну, ничего больше не нашли?

— Ничего, товарищ майор!

— Ну, это ещё ничего не значит! Изымайте все бумаги и всё подозрительное! Не исключено, что задержанный для обмена информацией с сообщниками применял тайнопись! Сотрудники нашей лаборатории — хорошие специалисты! Они во всём на месте разберутся!

— Идёмте, бывший старший лейтенант. Я ведь обещал вам на нашей предыдущей встрече, что у нас с вами ещё будет время пообщаться!

— Я ещё не видел приказа о лишении меня звания! — ответил Пётр.

— Ещё увидите! Непременно увидите! — усмехнулся майор.

Садясь в чёрный «воронок», Пётр вспомнил об угрозе Семенова и понял, что тот имел в виду, когда говорил о человеке, который ему поможет. Но теперь, как и в двухтысячных, доказать, что майор — предатель, не было возможности. «Всё снова повторяется!», — грустно усмехнулся Пётр.

— Не стоять! В машину! — рявкнул на него дюжий, розовощёкий парень в штатском.

Пётр поднял голову, посмотрел на тёмные окна своей квартиры. Удастся ли в неё снова вернуться и увидеться с матерью? Потом взглянул на напряжённые лица конвоиров и молча сел в «воронок». Заурчал двигатель. Эмка, плавно набирая скорость, помчалась по Литейному проспекту. Она увозила его прочь от дома деда, ставшего теперь его домом.

Петра помести в одиночную камеру. Голые деревянные нары; тусклая лампочка висела высоко, под самым потолком. Четыре стены с облупившейся краской, да железная дверь с круглым глазком. Вот и вся обстановка камеры. Дверь за спиной Петра с лязгом захлопнулась. Заслонка глазка через мгновение отодвинулась и снова закрылась. Когда-то, уже теперь в прошлой жизни, его готовили к подобным поворотам судьбы. Ведь разведчик никогда не знает, что его ждёт впереди — успех или провал. Его жизнь постоянно висит на волоске и зависит от множества, порой кажущихся совершенно незначительными событий, которые умудряются сплетаться в невообразимом клубке жизненных обстоятельств. Многочисленные встречи с совершенно незнакомыми людьми. Кто и в какой момент окажется друг, а кто враг — покажет время. Пётр присел на нары, хотя знал, что в одиночных камерах до отбоя этого делать не положено. Дверь тут же снова загрохотала и распахнулась. Оставшийся в дверях конвоир недовольно рявкнул:

— Задержанный, на выход! Руки за спину!

Пётр вышел в длинный коридор, перегороженный решётками и дверьми с замками. Конвоир межу тем на автомате отдавал команды:

— Стоять! Лицом к стене! Вперёд! Стоять! Пошёл!

Пётр, не спеша выполнял все его приказания. Куда теперь спешить? Нужно тянуть время. Может его ребятам удастся вынудить на чистосердечное признание Семенова, если, конечно, могущественное министерство безопасности не надавит на министерство внутренних дел и не заставит передать его им. Теперь многое зависело от «подковёрных игр», которые велись где-то там наверху. Нужны весомые аргументы для Ивана Михайловича, а он уж найдёт им должное применение. Пётр верил в своих ребят и в своего непосредственного начальника, а это придавало ему силы. «Или всё-таки руководству МГБ неизвестно о инициативе майора с хлебозаводом и ним самим?», — опер неспешно размышлял, когда ему приказали остановиться перед дверью обитой коричневым дерматином.

Конвоир постучался. После чего открыл дверь и подтолкнул задержанного в спину. Пётр переступил порог и оказался в небольшом кабинете. Как раз напротив него, скрестив руки на груд, подпирал стену здоровенный сержант с расстёгнутой верхней пуговицей на гимнастёрке.

— И снова здравствуй, Пётр Иванович! Вы наверняка уже успели по мне соскучиться!

Яркий свет от настольной лампы был направлен прямо в глаза Петра, и он не смог разглядеть, кто сидит за столом, но этот голос он уже хорошо запомнил.

— И вам не хворать, майор. Кстати, вы почему-то до сих пор мне не представились, хотя это и положено было сделать согласно устава ещё при первой нашей с вами встрече? — прикрывая ладонью глаза, поинтересовался Пётр.

— Вы присаживайтесь-присаживайтесь! — не обращая внимания на заданный ему вопрос произнёс майор и указал рукой на грубый табурет, который стоял напротив его стола.

Сержант, не отрываясь от стены, подтолкнул ногой табурет поближе к Петру.

— Ну, смелее-смелее! Разве вы никогда не были на допросах? — иронично спросил майор.

Пётр поправил табурет. Не спеша сел и стал глядеть прямо перед собой в пол, чтобы яркий свет поменьше давил на глаза.

— Вы не ответили на мой вопрос, майор.

— Иванов. Майор Иванов, если вам станет легче от того, что я назову какую-нибудь фамилию. Даже забавно: вы — Иванович, а я — Иванов! Не находите, задержанный?

Пётр понимал, что майор просто смеётся над его бессилием. По каким-то причинам тот сейчас работал на банду Ташкента. Своими действиями он разваливал работу группы Петра, а вместе с этим и всю работу убойного отдела в этом направлении. «Каким боком майор причастен к банде Ташкента?», — задумался Пётр.

— Молчите. Тогда начнём разговор, по существу. Каким образом ваши действия связаны с иностранной разведкой?

Пётр попытался рассмотреть собеседника, но яркий свет настольной лампы не давал это сделать. «Такие вопросы мне после возвращения из последней командировки уже задавали в моём родном ФСБ. Только тогда ещё был детектор лжи!», — опуская голову и пряча глаза от яркого света, подумал опер.

— Не слышу ответа! — нетерпеливо рявкнул майор.

— Я не причастен ни к одной из разведок иностранных государств, — спокойно ответил Пётр.

— А тогда, как объяснить наличие у вас таких больших запасов оружия иностранного производства и взрывчатки?

— Каких запасов?

— Те, что были на берегу пруда, что на Елизаветинской улице.

— Но это же склад Семенова!

— А у нас есть показания Семенова о том, что это именно вы являетесь руководителем диверсионной группой и именно вы отдали ему приказ взорвать цех выпечки хлебобулочных изделий, чтобы сорвать план производства хлеба и создать недовольство среди населения города и области.

— Чушь! Я лично вместе со своей группой шёл на задержание гражданина Семенова!

— Вы это сделали, когда поняли, что вас скоро разоблачат. Тогда вы решили сдать Семенова в надежде, что тот будет молчать о вашей роли в подрывной деятельности. Говорите! На кого вы работаете?! Какая иностранная разведка отдаёт вам приказы?!

— Ещё раз повторяю. Я не причастен ни к одной из иностранных разведок. Я гражданин Советского Союза и на её врагов не работаю, — ни на полтона не повышая голоса ответил Пётр.

— Ну хорошо! Вы сами не оставляете нам другого выбора!

Майор сделал знак сержанту. Тот отделился от стены, которую до этого момента с равнодушным видом подпирал; размял свою бычью шею; похрустел костяшками пальцев и без замашки нанёс удар в голову Петра, но… промахнулся. Профессиональный палач с удивлённым видом посмотрел на задержанного. Видимо, это у него случилось первый раз в его жизни!

— Тарасенко! Мне что, нужно тебя учить, как вразумлять заключённых! — недовольно закричал майор.

— Не заключённого, а задержанного, майор, — с безразличным видом поправил Пётр.

— Молчать! Я вас не спрашивал и не вам указывать мне на терминологию! – завизжал майор и зло посмотрел на палача. – Тарасенко!

Сержант резким ударом ноги выбил из-под Петра табурет и хотел по привычке тут же кованным сапогом нанести ему удар в живот, но вновь промашка. Мощный удар прошёлся мимо, так как задержанный успел в кувырке уйти в сторону. А когда сержант поднял ногу для повторного удара, опер подсёк ему опорную ногу. Грузное тело палача рухнуло на каменный пол. Он сильно ударился копчиком и застонал от боли. Даже на время потерял ориентацию и тут же получил удар ногой в челюсть. Его голова резко мотнулась из стороны в сторону и сержант обмяк.

Майор выскочил из-за стола и стал нервно хвататься за пистолет, но он так разволновался, что никак не смог совладать с кобурой. Пётр уже был рядом. Он нависал над тщедушным тельцем майора всей своей стокилограммовой массой.

— Не балуй с оружием, майор! Не то ненароком ещё застрелишься! – спокойно произнёс Пётр. — Конвоиров зови! Надоело мне с тобой тут разговаривать!

Задержанный был в наручниках, но майор только что своими глазами видел на что он способен. От признания своей беспомощности ему стало не по себе. Он дрожащей рукой зашарил под столешницей. Наконец нашёл кнопку вызова. Нажал и долго держал её, не в силах оторвать взгляд от обезображенного ожогом лица, которое ему улыбалось, а от этого было ещё ужаснее.

В кабинет ворвались двое конвоиров. Они с непонимающим видом уставились на лежащего без сознания сержанта. Майор с раздражением посмотрел на них и заорал:

— Что стоите, остолопы?! Отведите задержанного в камеру!

Пётр пошёл к двери, но на пороге остановился. Оглянулся и внимательно посмотрел на майора. Тот в это время нервно отирал носовым платком вспотевшее лицо. «А всё-таки санкции на мой арест от руководства ты не получал, майор!». — подумал Пётр и вышел из кабинета.

Его снова отвели в камеру. Несмотря на предупреждения конвоира, Пётр лёг на нары и лежал, отвернувшись к стенке. Он слышал, как ещё не один раз конвоир открывал глазок и смотрел чем занимается задержанный. Но в камеру к нему не входил ни разу. Даже замечаний не делал. «К чему бы это?», — усмехнулся Пётр и незаметно для себя уснул. Чисто армейская привычка спать, когда появляется на то возможность. Ведь кто его знает, когда в следующий раз снова можно будет спокойно отдохнуть.

Принесли ужин. В алюминиевой миске, в непонятной жиже плавало что-то не менее понятное. Ночь прошла на удивление спокойной. Никто Петра не беспокоил, на новые допросы не водили. Разбудил его лязг открывающейся двери.

— Задержанный, с вещами на выход!

— У меня нет вещей! — поворачиваясь лицом к орущему «вертухаю» машинально ответил Пётр.

— Разговорчики! Подъём, задержанный! На выход!

И снова команды: «Стоять! Лицом к стенке! Пошёл», но пошли они не в сторону кабинета майора, а совсем в другую. Туда, откуда Пётр привели в камеру. Он был удивлён, но ему вернули его наган, кошелёк, ремень и одежду, которую он сдал, когда попал в этот не совсем гостеприимный дом.

Пётр вышел на Шпалерку из ДПЗ, или как в народе называли: «домой пойти забудь!» и оглянулся. К нему бежали Сенька и Жорка. Они радостно схватили его в объятия и хлопали со всей силы по плечу. Пётр и сам был рад встрече со своими новыми друзьями. В этом неспокойном, послевоенном Ленинграде он пока не успел ни с кем сойтись, кроме тех, с кем общался по службе. Хотя, он особо и не пытался с кем-либо подружиться. «Как там мой Василий поживает?», — вспомнил опер друга в теперь уже далёких двухтысячных.

— Нас Иван Михайлович послал тебя встретить, но мы бы и сами без его приказа пришли! — между тем объяснял Жорка.

— Спасибо, ребята! — ответил Пётр, тронутый их искренностью.

— Ты не нас, ты Ивана Михайловича благодари! Это он нажал на нужные кнопки где-то там наверху! — важно произнёс Сенька и ткнул пальцем в небо. — Как ты сам-то? Пытали?

— А знаете, даже вроде как и ничего отдохнул! Даже ночью выспаться дали, сатрапы! Может стоит иногда попадать в «Большой Дом», чтобы просто поспать, а то у нас на работе сами знаете как с отдыхом? — усмехнулся Пётр.

— Нет уж спасибо! Лучше уж у нас, на нашем потёртом, жестком диванчике отдыхать! — рассмеялся в ответ Жора.

— Ну, тогда к нам, на Дворцовую! Нужно поблагодарить Ивана Михайловича!