Ночь Семи Грехов

Глава 24

Тьма кружится надо мной. Она сгущается, пританцовывая, и обволакивает меня. Я не вижу своего тела и ничего вокруг, хотя по ощущениям уверена, что под моими ногами — босыми? — расстилается махровая мокрая трава, а где-то неподалеку наверняка возвышаются могучие ели, наполняющие прохладный воздух ароматом хвои и озона.

Я что, в лесу?..

Причем ночью…

Звезды и луна, кажется, здесь нежеланные гости: их присутствие нигде не виднеется — ни единого блеска, даже когда я поднимаю голову и, прищуриваясь, стараюсь что-то разглядеть.

Ничего. Абсолютно. Словно все небесные тела погасли в одно мгновение…

Но, к счастью, я замечаю вспыхивающий неподалеку огонек, направляющийся ко мне — птица? Да, действительно птица. Ласточка. Прекрасная ласточка, обуянная диким пламенем, который раскрашивает мрак своими сочными красками, парит в темноте. Ее маленькое тельце проносится прямо перед моим лицом — невероятно завораживающее зрелище, и когда она отлетает, то взору предстает другая, не менее невероятная картина.

Человек…

Его еле освещенная фигура, так знакомая мне, останавливается неподалеку. Птица, видя незнакомца с переливающимися в темноте черными, как крыло ворона, волосами, садится к нему на вытянутую руку — ласточка принадлежит ему? Огненная. Ласточка. Ощущение дежавю пронзает меня — где-то я это видела… Точно видела. Но, вероятно, подзабыла или…

После того, как свет падает на глаза парня — карие, с золотистым ободком — внутри меня вспыхивает букет насыщенных и далеко необъяснимых воспоминаний, вызванных этим…

— Хирундо, — голос звучит весьма тихо, однако парень слышит свое имя и, приподнимая на изящном пальце ласточку, велит ей снова лететь, на что та покорно слушается. В какой-то степени мне становится обидно: из-за этой птицы, отныне, и глаз Хирундо не видать, не говоря уже о лице…

Взмыв ввысь, она уносит с собой единственный свет, и Хирундо, делая шаг ко мне и кладя руку на мою щеку, произносит:

— Проснись, Ангел.

Тьма опустилась на меня, а затем рассеялась, словно наваждение, когда я распахнула глаза. Яркий свет заставил прищуриться — откуда он исходит? — и мне пришлось приложить адские усилия, чтобы привыкнуть к нему. По крайней мере, я надеялась, что привыкла к нему: яркие лучи все равно резали сетчатку. Мне не оставалось ничего другого, чтобы закрыть лицо рукой и обнаружить…

— Эй, привет.

Чья-то широкая — довольно горячая — ладонь покоилась на моей правой щеке, и по ощущением тела, проминавшего рядом мягкий матрас, со мной… явно кто-то лежал. Со. Мной.

Подскочив на постели, я, в своей привычной манере, успела собрать носком все темно-синие шелковые простыни — не помню, чтобы у меня такие были в комнате -  а затем, издав писк, повалиться на живот под чей-то грудной смех. О-о-очень женственно, Фрост.

Существо, переместившись, принялось меня разворачивать лицом вверх, как курицу на вертеле, и когда я собралась врезать ему кулаком под дых, не жалея жалких остатков сил, очень вовремя надо мной нависла его физиономия, по крайней мере, на какой-то период останавливая это дерзкое желание.

— Аван? — хлопая глазами и стараясь понять, не сплю ли, как делала это пару секунд назад, я подметила, что его лицо не исчезает. То есть, выходит, это никакая не галлюцинация. Я что, в чертовой реальности? — Что ты...

— … тут делаю? — закончил он, повалившись рядом на бок — из-за его легкой улыбки у меня снова возникла мысль побоксировать по этому наглецу, взявшемуся здесь не известно откуда. Карие глаза Авана, смутно напоминавшие очи того парня из моих снов и воспоминаний, переместились на мое личико, что наверняка не источало восторг. — Если ты не заметила, это моя комната, Джордан. И ты лежишь на моей кровати, которую довольно, — опустил взор на мой рот, — облюбовала слюнями. Интересно, что тебе снилось?

Я бы сказала что, но ощущение тревоги и чувство… потери заставили меня молчать. В груди возродилась та щемящая боль, принуждающая страдать, и мне хватило лишь одного взгляда на спальню в темных тонах, чтобы удостовериться в словах Авана. И еще кое в чем…

Не знаю, сколько времени прошло, зато я отчетливо помню, что одна моя рука должна быть сломана. К тому же, шрамы на лице, куда я прикоснулась дрожащей кистью, не могли просто так исчезнуть, а нога — я едва дотронулась до нее — она, если ничего не путаю, должна болеть в районе ступни, ведь я помню, что тогда, сражаясь вместе с Доусоном, получила…

Осознание ситуации вылилось на меня, подобно потоку ледяной воды при упоминании об Доусоне. Калейдоскоп воспоминаний, разрывающих сердце на мельчайшие кусочки, обрушился на меня с неимоверной силой. Силой, которую я не смогла выдержать: ощутив, как все внутри меня взрывается, подобно извержению вулкана, и самые жизненно-важные органы будто пожирает лава, я рухнула лицом в смятые простыни. Глаза взмокли от слез, и я поспешила зарыться в ткань поглубже. Не хочу, чтобы кто-то видел, как мне плохо. Особенно не хочу, чтобы свидетелем этого был демон — в своем роде мой «собрат». Чудовище, не знающее людских чувств. В какой-то степени мне «повезло», что я имею человеческое ДНК, а в какой-то нет. И, возможно, лишь по одному из этих критерий мне сейчас чертовски больно — к несчастью. Я бы хотела вовсе ничего не чувствовать — прям как полноценный демон, о которых мне много чего рассказывал… Доусон.

Доусон…

А сейчас он мертв.

Его больше нет. И никогда не будет. Я уже не смогу прикоснуться к нему, обнять его, как делала это часто, посмеяться с ним над какой-нибудь глупостью и услышать это привычное по утрам: «Эй, Малышка, пора просыпаться».

— Господи, он умер, — до сих пор с трудом в это веря, прошептала я. Подтверждениями того рокового случая служили мои, к сожалению, красочные воспоминания, где Мэйсон — гори он в Аду! — воткнул в Доусона свой чертов клинок, и мои покрытые засохшей кровью руки. Кровью. Доусона. — Его нет! Нет! Черт! Он умер! Доусон умер!..

Истерика снова взяла надо мной верх, и Аван, присев на кровати, взял на себя инициативу успокоить меня. Его демонические пакли потянулись ко мне, и прежде, чем они — ну, не знаю — прижали бы меня к их обладателю или легли на шею, чтобы задушить, я оттолкнула гада от себя. Мой полный отвращения и ужаса взор взметнулся на его а-ля «я-сама-невинность» физиономию.

— Не трогай меня.

— Я лишь хочу помочь…

Демон? Помочь?..

Но в данный момент было не до смеха, тем более, Высший вновь потянулся ко мне — будто думает, что сможет хоть как-то облегчить мою боль. Слишком самоуверенный…

Спрыгнув с кровати так резко, словно сидела на углях, я указала на него дрожащим пальцем и как можно яснее повторила:

— Не. Тронь. Меня. А ни то…

А этому козлу было пофиг на мои угрозы, которыми я собиралась его обкидать. Изящно слетев с места, он почти мгновенно оказался передо мной — я не успела ни то, что дать деру отсюда, но и вдохнуть. Его лицо — а чтобы взглянуть в него, мне пришлось запрокинуть голову — не выражало никаких признаков веселья, как пару секунд назад, однако это не было поводом думать, что он якобы сочувствует мне. Ну или… пытается исправить свою дерьмовую репутацию в моих глазах. Можно предположить, что он лишь притворяется, ибо демонам не чужды некоторые эмоции, вроде сострадания.

— Я понимаю, как тебе больно, — начал Аван и легонько смахнул слезинку с моей щеки. — Но позволь…

— Понимаешь? — я перехватила другую его ладонь, что собиралась проделать то же самое — в нем наглости больше, чем всего остального! — и проскрежетала, стараясь вложить в свои слова море презрения: — Ты нихрена не понимаешь! Как ты можешь говорить такое, если не знаешь этого чувства? Ты — демон! И…

— Ты тоже не совсем обычная, Джордан, — напомнил он, после чего я застыла. Ах, точно, я же еще и фрик… Такое не забудешь. — И если ты живешь в мире своих стереотипов, то тебе следует пересмотреть многое — возможно, всю свою жизнь.

— Да кто ты такой, чтобы мне давать советы? — я отпустила его запястье, и после того, как взор Авана переключился на мою шею, автоматически потянулась к кулону, который, собственно, он же и сорвал в тот роковой вечер. Высший был в курсе, кто я такая — и, похоже, давно, но почему не сказал об этом раньше? Впрочем, это я и собиралась выяснить, не дожидаясь от него ответа: — И откуда тебе известно, кто я такая, черт побери?!

Слезы интенсивнее заструились по щекам. Аван склонил голову, и именно тогда, когда я сопоставила все необычные факты, состоящие из снов и воспоминаний, на меня неожиданно снизошло озарение — спустя столько времени!

— Снимай рубашку.

Довольно… странный приказ.

Аван поднял на меня взгляд искрящихся карих глаз; его густая бровь взлетела вверх.

— Что?

— Снимай. Рубашку, — терпеливо повторила я и кивнула на нее — за этой вещью прячется кое-что, что мне нужно увидеть. И это не то, о чем вы сейчас подумали… Мне совершенно до фени его идеальные кубики пресса, которые, между прочим, я уже лицезрела.

Парень ухмыльнулся, наверняка посчитав, что смена нашего разговора вызвана скачками моих бушующих гормонов — хах, пусть мечтает!

— Джордан, я, конечно, не против показать тебе стриптиз, но не считаешь, что для этого зрелища сейчас не слишком удачный момент? — улыбка, скорее всего, разбившая миллионы женских сердец, озарила его некогда мрачное личико, что мне не понравилось. За кого этот мудак меня принимает? И он что, совсем прикидывается идиотом и не вникает, чего я именно хочу?!

— Плевать, — выдала я, от злости сжимая и разжимая кулаки — как иногда бывает сложно с придурками. — Сними эту гребаную рубашку, пока я…

Мне было много чего известно о Высших демонах, кроме одного: у них слишком иное восприятие чьих-то «просьб» — это я поняла, когда Аван, без толики замешательства и сомнений, сорвал с себя верх. Буквально. Несколько пуговиц отлетело на пол, застеленный черным паласом, а следом вниз ухнула и рубашка. Теперь она годится только на тряпки... Хотя, плевать я хотела на нее и на его шикарный… подтянутый торс, чуть ли не сияющий в лучах солнца: в данный момент важнее то, что на его теле…

— Нет татуировки. — То ли с разочарованием, то ли с облегчением уставилась на пустой участок кожи Авана, где, если не изменяют мои воспоминания, должна быть огненная ласточка. Возможно, было глупо предполагать по цвету глаз и другим нюансам, словно он является тем самым загадочным Хирундо, что любил шляться по лесу. Несмотря на это, я не сдалась и не спрятала свои подозрения куда подальше. Птица… она — тотем Хирундо. Эта неугомонная ласточка могла запрятаться где угодно. Мои глаза скользнули по плечам демона. — Повертись.

Иногда во мне просыпается доминант…

Аван сотворил такое выражение, словно я заставила его поцеловаться в засос с Призывником: будет неловко, если он окажется не тем, кто мне нужен.

— Эм… остается мне думать, что когда мы доставляли тебя сюда, то ты ударилась головой…

Все возможно, но я пока в здравом уме. Надеюсь.

— Я говорю: повертись! — прошипела я, чувствуя себя одновременно глупо и ужасно хреново. Если бы не слезы и истерика, я, наверное, давно бы выглядела как переспевший разрезанный арбуз.

Аван покорно поднял руки в знак капитуляции — можно подумать, я ему угрожала пистолетом! — и с идиотским видом принялся вертеться, пробурчав:

— Знаешь, Джордан, ты защемляешь мои личные права. В противном случае… мне это нравится: ты становишься такой дерзкой и сексуальной. И, хотя я не совсем понимаю, на кой черт ты это делаешь, но меня заводят подобные ситуации…

Стараясь игнорировать признание демона, я поспешно прошлась взглядом по его матовой широкой спине: ничего. Никакой ласточки нет. Тем не менее, опускать руки было поспешным решением. С учетом, что тотем эдакого Хирундо мог запрятаться даже в самых неожиданных местах, я приковала взор к черным джинсам Авана и… Нет. Просить у него припустить единственную вещь, что конкретно докажет мой статус сумасшедшей извращенки, это уж слишком. Порой нужно иметь какие-то границы приличия, пусть и зачастую у меня их не наблюдается.

— Понимаю, что тебе чего-то, возможно, не хватало это время, однако я не собираюсь оставаться без трусов, лишь чтобы утолить твое ненасытное желание увидеть меня нагим, крошка. — Аван, что и требовалось ожидать, расшифровал мои странные действия как «попытки домогательства» — просто чудесно. — Знай, — он демонстративно закрыл ладошками соски, — я очень стеснительный парень и для меня, прежде всего, важна душа, а не…

— Не прикидывайся, что не понимаешь, почему я так себя виду! — прошипела я и, кинув в демона далеко не целую рубашку, постаралась состряпать вид, что мне с высокой колокольни плевать на его торс и тому прочее — наверняка получилось убого: я никогда не владела навыками «актерского мастерства». Увы и ах.

— А разве я это делаю? — Аван откинул рубашку и, выпрямившись, сложил руки на груди. Он словно был полностью соткан из одних мышц.

У меня остался лишь один аргумент в доказательство этому: перо. Перо, что я успела тогда взять с собой. Перо огненной ласточки. Вытащив предмет из-за тугой резинки джинс под внимательное наблюдение Авана, я сжала его двумя пальцами. Ворсинки, некогда обуянные пламенем, были глубокого угольного оттенка. Я надеялась, что перо вновь не всполохнет огнем, когда провела по нему пальцем и выразительно посмотрела на Авана.

— Узнаешь это?

Демон опустил на него взгляд. Казалось, в его карих глазах промелькнуло понимание, но вскоре оно исчезло так быстро, как появилась его уверенность со следующими словами:

— Не знаю, о чем ты.

Мою нервную систему достаточно потрепали за последнее время. Если он хочет мне запудрить мозг или соврать, то у него нихрена не выйдет. Мне надоело все это терпеть: утопать в загадках своего прошлого и мучиться от настоящего.

С меня довольно!

— Не знаешь, — горько повторила и бросила перышко на пол. Глаза затмили слезы. — Почему ты не можешь сказать мне правду? Почему все что-то от меня скрывают! — плохие слова так и наровились вылиться из меня, но я изо всех сил старалась их сдерживать внутри — Аван еще наслышится от меня нецензурной брани, уж поверьте. — Почему я — та, кто жил в неведении с самого рождения, должна еще что-то терпеть, должна и дальше утопать во лжи и тайнах? — перешла на крик, чтобы хоть как-то попытаться донести до него смысл своих слов и, кажется, у меня это получилось в какой-то степени: лицо демона помрачнело, а я тем временем продолжала, правда, отныне, слабым и хриплым голосом. — Аван, я потеряла того, кто был со мной почти всю мою жизнь, того, кого безумно любила и с кем хотела провести свою вечность, понимаешь? Я потеряла его… я испытала столько всего в тот роковой вечер, и даже после всего, что произошло, разве я не достойна правды? Разве я не достойна ее, Аван?!

Я захлебывалась слезами, смотря в его глаза цвета расплавленного шоколада и всем своим сердцем, что перенесло достаточно мук и страданий, надеясь на его ответ — хоть какой-нибудь! Охотники по своим принципам старались никогда не представать перед демонами в таком жалком виде, вроде того, что сейчас у меня; в принципе, я тоже придерживалась этой политики, но только не сейчас. Иногда нужно показать свои слабости. Даже если ты являешься наполовину тем, кто, собственно, не должен их испытывать…

Аван не подал ни единого звука, и когда я потеряла всякую надежду, случилось невероятное. За окном, где и до того было светло, замерцало что-то яркое — солнце? — нет-нет, это было вовсе не оно. После того, как демон слегка согнул и поднял руку, при этом расслабив кисть, объект ворвался в комнату и-и-и… тут мое сердце улетело в пятки со скоростью американских горок.  Огненная ласточка во всей своей прекрасной красе изящно приземлилась на палец Высшего. Черные глазки, выделяющиеся сквозь ярчайшее опасное пламя, неотрывно смотрели на меня. Я помнила их отчетливо… помнила также, как и…

— Хирундо, — я еле как нашла в себе силы, чтобы произнести его… второе имя? — и понять, что самые мои сумасшедшие догадки были верны.

Аван перемнулся с ноги на ногу; птичка на его пальце захлопала крылышками.

— Здравствуй, Ангел.