Ночь Семи Грехов

Глава 15

Тем временем, пока Доусон «грел» меня своей заботой, я доставала Майю звонками и сообщениями, спрашивая, как у нее обстоят дела и как, в общем, она себя чувствует. В школе, куда ходят четверо Высших демонов, было небезопасно — я это прекрасно понимала, кромсая зубами очередной ноготь и надоедая лучшей подруге своей вездесущностью. К счастью, с ней все было прекрасно — даже очень, но это ничуть не теплило мою душу: те сексуальные красавчики ведь до сих пор щеголяли в стенах учебного заведения, и никто из Охотников еще не додумался наведаться туда. Видите ли, они прочесывали город по новому идиотскому плану, который составил (не сложно догадаться кто, раз идиотский) Мэ-эйсон. Конечно, я поражалась тупости этого человекообразного отвратительного создания, но, однако, готова была отблагодарить за его стратегию. Мне было бы не в пользу, если бы Охотники вышли на цель. Я же, а-ля умная и владеющая достаточным арсеналом способностей, Охотница, которой еще до восемнадцать реально нужно дожить, до сих пор собираюсь прикончить демонических кретинов. Сама. И, знаете, все, что со мной произошло за это время, лишь вселяет в меня некую уверенность. Тем более, учитывая мое критическое положение в этом доме и мире, мне уже нечего терять…

Сегодня была снова наша очередь «дежурить», поэтому, когда Охотники потопали на ночную вылазку, а Доусон запрятался в спортзале на первом этаже, я решила тоже не просиживать зад: тем более, делала это целых четыре дня. И, особенно, за такой перерыв мне нужна была хорошенькая встряска.

Решив не валяться бревном на кровати, я осторожно встала — нога немного зажила и болела только тогда, когда ею резко ступала, но вполне было терпимо передвигаться. Правда, иногда из-за внезапного спазма приходилось сгибаться калачиком или падать на четвереньки, чтобы доползти до нужного места — я всегда была эффектной. Во всех случаях. И постоянно. Особенно эффектностью из меня перло, когда я думалась проломить школьную дверь, ведущую в спортзал…

На удивление Доусон не оставил меня под замком в моей собственной же комнате, как делал пару раз, и я подметила, что это идеальный шанс выскользнуть куда-нибудь за пределы этой коморки, которая за несколько дней надоела больше, чем за все семнадцать лет. Мои мысли были столь безумными, что когда я надела обтягивающую боксерку, шорты и кроссовки, только потом поняла, что неосознанно собираюсь на тренировку. На тренировку к Доусону. Эм… в таком виде, в каком я могла лишь спать, замотавшись с головой в одеяло. Раньше, чтобы попрыгать в спортзале и вспотеть, как какая-то свинья, я довольствовалась одной старой футболкой, которая годилась на тряпки, и штанами в стиле «восьмидесятые живы»! Естественно, на тот момент я знала, куда иду и сколько литров испарины пролью, но сейчас, похоже, на это мне было далеко плевать: я не собиралась снимать довольно неплохие шмотки. Причем — откровенные шмотки! И, извольте спросить, когда я стала так одеваться? В смысле, раньше я боялась даже дефилировать в шортиках прилюдно, а после того, как почувствовала кое-что к Доусону, ни с того ни с сего, стала слегка… раскрепощенной, и даже не стеснялась в последнее время спать в обнимку с ним (хоть иногда зверски краснела). Одно прикосновение его пламенного тела к моему — и я горю, как свеча в темной комнате. Вот так вот. А такое происходило при одном только касании руки Доусона ко мне. Уже не говорю про то, что я могла соперничать с температурой солнца, когда он прижимался ко мне самыми нескромными частями тела…

Охх…

Я не заметила, как выползла из комнаты и остановилась в пустой гостиной. Из-за «девчачьих» мыслей я часто творила много глупостей и, бывало, топала куда-то неосознанно, поэтому, пока было не поздно, очистила свой разум от грешных желаний и с замершим сердцем огляделась. Аллилуйя. Не считая дебильного кота, мой наряд не видит никто.

Пока что никто…

Хвост Гарольда яростно дрожал, и от греха подальше я рванула вперед — ну, мало ли чего ожидать от этой глупой животины? Извините, лишний раз как-то не хочется проверять, насколько быстро я могу бегать…

Дверь, ведущая в спортзал, была открыта. Яркий свет лампочек лился в темный коридор, оснащенный камерами, и, чтобы не быть пойманной в дико-неприличном видке объективом, за которыми восседал Доусон с самого утра — бедняга, он, наверное, устал, — я резко ввалилась внутрь. Желание раскрасить его скуку, естественно, имелось, но не таким же образом. Я надеялась, что Доусон развлекает себя едой или игрой в онлайн-покер, где он любил пропадать.

Что и было прекрасного в широком спортзале, не считая всяких сделанных Шеоном преград для тренировок охотничьего мастерства, так это — отсутствие разнообразных следящих устройств. К тому же, здесь стоял минибар с холодными напитками, что делало это место самым лучшим во всем доме.

Приглушенные и в то же время мощные удары заставили меня подтянуться ввысь и вытянуть шею, как какой-то страус. Груш висело здесь достаточно, и из-за их несчитанного количества я не сразу обнаружила Доусона. Парень выбрал отличный уголок — в самом конце, и, судя по тому, насколько взмокли его волосы и футболка, он тут пребывал гораздо долго. Я не помнила, когда он именно ушел, так как пребывала в полусонном состоянии. А сейчас, остатки сна, которые манили меня лечь обратно в кроватку, развеялись, словно по щелчку. И нет, это произошло не потому, что я долго стояла на поврежденной ноге, чем вызвала некую боль. И не потому, что когда-то там в обед вылакала целую кружку кофе, и оно решило подействовать на меня лишь в данный момент.

Далеко-о нет.

Просто Доусон сделал кое-что сексуальное, что подействовало на меня получше энергетика. Нанеся еще один мощный удар по груше, от которого напряглись абсолютно все его мускулы, вздувшиеся под матовой мокрой кожей, он выдохнул. Пот струился по его лбу, стекал к шее и… груди. Обратив внимание на то, что пора вытереть влагу, он одним умопомрачительным движением стянул с себя футболку, и меня словно ударило током. И одновременно окатило холодной водой. Если бы эта сцена была в каком-нибудь фильме, то его торс бы засветился божественным светом. И у меня бы отвалилась челюсть. В крайнем случае, я бы давно валялась в приятном обмороке. Да-да.

Эти идеальные кубики, твердый пресс, массивные плечи, рельефные мускулы…

Божечки.

Его словно отфотошопили!

Я много раз видела Доусона без верха, но после того, как мне неожиданно вспомнилось кое-что, стало не совсем уютно и привычно в его компании.

— Ты никогда не навредишь мне, Малышка. Я это знаю. Я доверяю тебе, и что бы то ни было, что бы Шеон ни скрывал от нас, я приму это. Я приму тебя такой, какая ты есть на самом деле. Потому что… безумно люблю тебя.

Безумно любит меня.

Мне тогда не могло послышаться?

Если так, то разве и недавнее его признание мне послышалось? Конечно, я невнимательная, но пока еще не глухая…

И… стоп! Выходит, все это было на самом деле? В реальности? То есть, он… это сказал?

Доусон откинул в сторону мокрую футболку и надел сухую. Проведя рукой по волосам, он заметил меня и растеряно улыбнулся.

— Малышка? Ты… же должна быть в постели.

Того не осознавая, я прижалась к стене — скорее, чтобы не упасть вследствие своей чрезвычайно тугой сообразительности. Пару дней назад Доусон сказал мне такое, а я даже ни разу за это время не завела об этом тему. Хотя могла… Но… разве он меня любит так, как я хочу? В смысле, не так, как сестру? Что он имел в виду? И чувствует ли то же, что и я к нему?

Тем более, разве он может любить меня — девушку, которая наверняка наскучила ему и надоела за столько лет?

Сердце разрывало ребра, и мне было сложно совладать с собой и продолжать уговаривать себя остаться. Будто назло я еще вспомнила о своем дерьмовом прикиде, какому позавидует любая ш***а. Или, если быть точнее, это Доусон заставил меня о нем вспомнить, когда обратил взгляд, полный озорства и чего-то еще, на мои шортики, медленно поднимая его вверх.

— Воу, — он нервно сглотнул, осматривая меня так, будто музейный экспонат. Судя по тому, как Доусон перестал на время дышать, я произвела на него некий фурор. Ого.

Я могла сказать то же самое о его сексуальном видке, но слова не желали вылетать из меня. А тело не хотело слушаться. К тому же, я сильно засмущалась, отчего опустила голову, стараясь сохранить самообладание и остатки здравого рассудка.

— Я…я… да я смотрю у тебя серьезные намерения.

Я не понимала четко, к чему он это сказал, зато моя самая темная сторона идентифицировала это как пошлый намек на кое-что между нами.

Я говорила, что мне пора лечиться? Да? Ну, так повторюсь…

Кажется, Доусон сделал шаг ко мне. Двое подростков со скудным количеством одежды, находящиеся в одном помещении, и причем не разобравшиеся в своих отношениях вообще, способны ли натворить что-то из ряда опрометчивых поступков?

Возможно.

«Возможно, да-а», — пропел хитрый голосок во мне, когда Доусон почти вплотную припечатался ко мне и, нежно обхватив руками мое лицо, прошелестел:

— Тебе нужно в постель. Ты слишком слаба для тренировок, хотя я не против твоей компании.

— Брось, — поборов свое навалившееся, как снег на голову, стеснение, я осмелилась взглянуть в его бездонные голубые глаза и прошептала. — Я почти здорова, Доусон. Со мной все нормально. Мне нужно постепенно возвращаться в прежний строй.

— Рвешься в бой? — с вызовом сказал вызовом, и его, черт их подери, мышцы под футболкой дернулись, привлекая внимание.

Мне пришлось приложить огромное усилие, чтобы не взглянуть на них и не начать пускать слюни, уподобляясь мопсам.

— Именно. Все же я — Охотница, а наш главный девиз: «Не просиживать задницу в постели»!

Доусон усмехнулся, смахивая пот со лба.

— Вообще-то, у нас нет девиза, но такой вполне подойдет…

— Впервые ты одобряешь.

— Не-а, просто хочу казаться милым, — он наигранно захлопал глазками и, отойдя на пару шагов назад, предстал во всем своем великолепии, отчего у меня приятно защекотало внизу живота. Тупые гормоны.

— Задница, — буркнула я и демонстративно прошла мимо парня.

Клянусь, кажется, когда я повернулась к нему задом, услышала тихий стон.

Пора отсюда сваливать. Или… будет правильнее остаться?

Доусон сам определил, что будет лучше для меня и моей выставленной напоказ попке — держу пари, он подозревал, что я так вырядилась для него.

— Рукопашный бой или с кинжалами?

Я остановилась, в предвкушении потирая подбородок.

— Рукопашный.

— А не слишком ли рискуешь? — Доусон появился в поле моего зрения, показывая, насколько он сильнее и, естественно, круче меня в бою. Выпендрежник.

Я размяла шею и хрустнула костяшками пальцев, вставая в боевую позу.

— Ну, мачо, тебе предоставляется такой шанс — потягаться с мастером в этом деле, так что…

— Охо-хо, — хихикнул Доусон, надувая по-детски губу, — а меня забавляет твой сарказм.

— Я говорила без единого намека на него. — Я подмигнула воображале и, собрав волосы в конский хвост, показала ему язык. Но, как бы я ни старалась, ему было все равно на мой язык, когда на показе было столько открытых участков тела.

Меня хватанул жар. Отделаться от него смогла лишь тогда, когда Доусон поднял взгляд на мое лицо и, решив не медлить, тоже приготовился к бою, правда с глупой улыбкой на лице.

— Кто проиграет, тот…

— Покупает победителю сладенькое, — предложила я.

Но, похоже, Доусон был другого мнения, высказав:

— Тот становится для победителя сладеньким.

Ох. Вот как. Тогда я и не прочь…

Доусон кинулся на меня почти молниеносно, и тогда я позабыла о всякой возможности поддаться. Все-таки, я тоже еще та штучка, и лишний раз надрать ему задницу будет по заслугам.

Он повалил меня на мат, и я, взвизгнув, попыталась его откинуть, но не удалось — слишком тяжелый, зараза!

Доусон склонился надо мной и, как можно сексуальнее, сказал:

— Я посыплю тебя сахаром. Сверху. И еще…

— А не пойти бы тебе… — я выкатилась из-под него, и он с улыбкой поинтересовался:

— В задницу? Говнюк, засранец — боюсь признать, но, кажется, это твое любимое направление в оскорблении моей личности.

Я поднялась, настороженно наблюдая, как он делает то же самое.

— Ох, поверь, ты еще не слышал самих оскорблений…

— Да ну? — издевательски протянул Доусон и собрался подставить мне подножку, но попытка потерпела крах.

Я сделала крутой разворот и небрежно обтряхнула руки от пыли.

— Я же говорю, ты меня не так хорошо знаешь…

— Если у тебя и есть, что от меня скрывать, — Доусон грациозно переместился в другую точку спортзала и, создав идиотский танец бровями, загадочно продолжил, — то я это скоро узнаю.

Я нахально ухмыльнулась, задрав нос, и прошептала одними губами:

— Попробуй.

Я словно потрясла жирным куском мяса перед диким голодным зверем — ну, или потрясла кое-чем другим, э-э-э, не менее аппетитным. Размяв руки, Доусон бросился, будто кобра, в мою сторону. Я знала почти все его боевые движения, поэтому мне было легко отразить некоторые неслабые удары, но новые комбинации вроде захвата сзади или сгибание конечностей – были для меня в новинку. Я поняла это, когда парень прижался к моей спине, загнув за нее руки, и, опрокинув голову на мое плечо, довольно хихикнул.

— А еще я измажу тебя сливками.

Звучит пошло. И не совсем… по-братски.

Но эти чертовы мыслишки не заставили меня прекратить бороться и — о, боги — отдаться в руки Доусону на сладостное «растерзание». Конечно, иногда мне сносило крышу при подобных пикантных обстоятельствах и сейчас, пока не произошло нечто из ряда девчачьих слабостей, я перешла в атаку. Широко-расставленные ноги Доусона были слишком привлекательной мишенью и, превозмогая от чувства стукнуть его в одно слабое место, резко пнула в колено. Бинго! Раздалось что-то вроде улюлюканья, смешанного с хохотом, а затем я смогла выпутаться из размякшей хватки.

Улыбаясь, Доусон раскинул руки в стороны, давая понять, что не будет нападать — пока что. Учитывая его странное поведение и реакцию на боль, я иногда сомневалась в его адекватности. Впрочем, как и в своей…

— Кого-то скоро обкидают мороженым, — пропела я, потирая больную ступню — вот именно сейчас ей нужно было о себе напомнить!

— Это мы еще посмотрим, Сахарная девочка…

— Сахарная… кто?

Прежде, чем я бы услышала ответ, Доусон — черт бы его побрал! — обхватил меня за талию, и с моим свиным визгом, который пронесся по всему спортзалу, мы рухнули на маты. Точнее, я впечаталась в маты, а Доусон просто по-джентельменски упал на меня, к счастью, не раздавив, как букашку. Его сильные руки остановились по обе стороны от моей головы, удерживая мощное тело.

— И вот ты попалась, сладенькая Джордан Фрост.

Мне бы хотелось снова дать ему по репе или сказануть что-нибудь в своем стиле, но тихий стон, вырвавшийся из меня, опередил все. К неимоверной радости, это был стон боли.

— Доусон! Господи, слезь с меня!

Очешуительно. Он придавил мне покалеченную ногу.

Парень отскочил от меня, как от огня, а затем, уставившись на мою обувь, похоже, осознал, в чем причина этого дикарства в довольно… сексуальный момент. Опустившись на корточки, он обхватил мою ногу, и обеспокоенные голубые глаза нашли мое лицо.

— Прости! Прости… Сильно больно? Где болит?

— Кажется, нужно было бы дать ей еще пару деньков, — подметила я, приподнимаясь на локтях.

 Ступня колола, и, не дожидаясь от меня подробного ответа, Доусон стянул кроссовок с ноющей ноги. Следом и белый носок, слегка испачкавшийся в крови. Для кое-чьей слишком разыгравшейся фантазии это выглядело достаточно возбуждающе. Размотав бинт и вытерев кровь, парень нежно поглаживали ногу, почти доходя до колена. Ладно. Эта ситуация выглядела бы менее сексуально, если бы пальцы моей ноги не упирались в его горячую потную грудь, начавшуюся резко вздыматься. Могу поспорить, еще я почувствовала, что биение его сердце участилось.

Ох, боже.

Раскрасневшаяся, я заерзала на матах, и Доусон спросил неожиданно-низким голосом.

— Больно?

— Н-немного. — Я с трудом узнала свой привычный тон.

Доусон, бережно помассировав ступню, переместил пальцы на мое бедро, поддавшись вперед.

— А так?..

Я ощущала себя в гребанной пустыне, и мне словно неделю не давали воды. Пронзительный взор, направленный в мое лицо, к тому же заставлял чувствовать себя словно на раскаленной сковородке. Каждая клеточка моего тела пылала, требуя влаги. Требуя… Доусона. И, разлепив сухие губы, я прошептала, позабыв о некогда засевшей в ноге боли.

— Нет. Нисколечко.

Мои рецепторы обострились в миллиарды раз, когда Доусон, неистово хватая воздух ртом, медленно провел рукой от моей щиколотки, вызывая по коже наряд мурашек, до самого бедра. А затем… его рука неуверенно и скованно остановилась на шортах, и тут мое сердце унеслось в пятки со скоростью американских горок. Конечно, я знала, что мне уже нужно дать «Оскар» за то, что я так часто смеюсь при подобном раскладе событий, но сейчас было точно не до смеха, ведь… пылающие пухлые губы Доусона накрыли мои — так неожиданно, что я чуть ли было не упала в обморок от радости.

Опьяняющее чувство и ощущение, что сейчас исполняется мое самое заветное желание, накрыли с головой. Тем более, сопротивляться или прерывать то, что сейчас происходило, было бы во всех аспектах глупо. Поэтому, может быть, осознание того, что такое может больше не повториться или что мои самые сокровенные мечты, наконец, сбываются, я отдалась всем своим нежным и страстным чувствам, достаточно давно прячущимся в самых сокровенных уголках моей души.

Я ответила на ненасытный, но в то же время нежный поцелуй Доусона, обхватив его слегка дрожащими руками и притягивая к себе. Ураган эмоций взрывался во мне, даря неописуемое блаженство, и самое прекрасное, что словно возрождало меня из пепла, это было понимание. Понимание того, что это… происходит. Спустя столько лет. Спустя столько нелепых мечтаний об этих губах. Спустя почти целую вечность…

И это происходит. Не в каком-то, как можно было подумать, чудесном сне, а наяву.

Доусон обхватил одной рукой мою голову, а другую расположил на талии — именно там, где задрался кусочек ткани, оголяя горячую кожу. Его губы — ох, никогда бы не подумала, что они могут быть настолько приятными! — углубляли поцелуй и, похоже, не собирались останавливаться, что было прекрасной новостью для проснувшегося хоровода бабочек в моем животе.

Господи. Это. Мой. Первый. Поцелуй. Да и не с кем-то там, а с Доусоном.

Я правда не сплю? А то вдруг сейчас сжимаю бедное одеяло и слюнявю подушку?

Нужны были весомые доказательства, которые я добыла самым сумасшедшим путем, несмотря на свою зажатость. Мои руки проделали дорожку с плеч Доусона до его настоящей рельефной груди — всегда мечтала так сделать! — и когда мои ноги совершенно смело обвили его бедра, он глухо застонал, нежно опуская меня на маты. Его ладонь, источающая просто неистовое тепло, обжигала мой живот, до которого добрался Доусон, слегка задрав боксерку. В принципе, я не хотела долго оставаться в должниках и пустила блудливые руки вниз по его будто высеченному из мрамора торсу, вследствие чего заработала от Доусона звериное рычание. Как бы мне ни хотелось заржать сейчас, но чувство, вспыхнувшее во мне, было крупнее этого желания.

Похоже, я пробудила настоящего зверя.

Доусон это подтвердил, вжавшись бедрами в мои, и теперь настал мой черед издать протяжный громкий… стон? — ох, я позорище. Надеюсь, он об этом забудет.

Но рано было говорить об этом. Поцелуй продолжал набирать обороты, как и наши шаловливые конечности, и когда я, того не осознавая, позволила Доусону стянуть с себя боксерку, из меня вылетел еще один постыдный звук, который лишь… возбудил его не на шутку.

Мое сознание летало где-то на седьмом небе от счастья, и я не понимала, что мы уже переступаем черту. В самом деле. Пламенные влажные губы Доусона опустились на мою шею, одаривая ее поцелуями, а я даже не думала этому сопротивяться. Лямка моего, к счастью, недырявого бюстгальтера (в ту злополучную заварушку с демонами я успела усвоить один урок) лениво свисала с плеча. И… Доусон стал медленно оттягивать ее, возвращаясь к моим пульсирующим губам.

Как только он собрался сделать нечто сумасбродное, а точнее — стянуть с меня лифчик, железная дверь спортзала громко звякнула, ударившись обо что-то.  Мы отпрянули друг от друга так быстро, что не успели сориентироваться и снова повалились на маты, затем попытались поспешно встать.

Закрывая постыдные участки тела, исследованные горячими губами Доусона, и при этом желая провалиться под землю, я уставилась на выход отсюда. Кое-кто, то бишь я, если бы и подозревал, что случится что-то подобное, удосужился бы закрыть дверь. На ключ. А так, она была не прикрыта даже, а — открыта на все сто восемьдесят градусов. Ой, нехорошо. В сочетании с тем, что здравый рассудок вновь вернулся, мне стало вдвойне хреново. В проеме не виднелось ни одной души, зато удушающая темнота за ним навевало на странное чувство, что «маньяк-извращенец» еще не ушел. И…

Эй, кто-то, похоже, наблюдал за нами. Реально наблюдал все это время.

И видел нас… при таком тесном контакте!

Я побледнела, в спешке натягивая на себя боксерку и стараясь не смотреть на Доусона, который, я была уверена, впал в шок не меньше меня.

— Что… что это было?

Он, кажется, начал подходить ко мне, но я, а-ля девочка недотрога, которая пару секунд назад не думала, что творит, выставила руки вперед, давая ему понять, чтобы не приближался, и опустила голову. Смотрите-ка, кому здесь стыдно!

— Это… о, боже. Мне…

— Все нормально, Джордан, — уверил Доусон, но так явно не было. За нами ведь наблюдали! И… что мы вообще только что вытворяли? В спортзале! Куда любой мог зайти!

Стыд облизнул мою спину и, отскочив от руки Доусона, которая снова потянулась ко мне, я поспешила выйти отсюда, пока не превратилась в помидор. Причем я дала деру после его обеспокоенного выкрика:

— Малышка! Куда ты? Постой!

Он будто не знает, что после такого я не осмелюсь остановиться.

Это было слишком неожиданно. И слишком небезопасно.

— Джордан! — настойчивый голос Доусона не заставил меня затормозить.

Вылетев из спортзала, я помчалась по коридору. Камеры слежения наверняка уловили мой грандиозный побег, как только я нырнула в проем и запнулась обо что-то — надеюсь, это был мой блуждающий в потемках мозг.

Особой фантазией я не отличалась, поэтому выбрала прекрасное место для пряток от Доусона — угадайте, что? — правильно, свою комнату, где не было никаких систем защиты от… нежеланных гостей. Зная, что Доусон, естественно, последует сюда, я, рассчитывая на свою скудную мышечную массу, подперла дверь — да, замечательно просто, никто ведь не пройдет через такую преграду! — и стала прислушиваться. Сначала было тихо, лишь гулкие удары моего сердца были единственным звуком — но! — до того момента, пока дверь комнаты, протаранив мой натиск, не отворилась, и Доусон не ворвался в комнату, словно здесь внезапно случился пожар. Его голубые глаза, наполненные смятением и испугом, уставились на меня. Тем временем я стояла в сторонке так, словно… готова выпрыгнуть в окно — что, в принципе, было в моих планах на «всякий случай»…

— Послушай меня. Прошу. И не убегай никуда. Нам нужно поговорить. Серьезно, Малышка.

И его намерения выразились еще и в действиях: Доусон закрыл дверь. И не просто закрыл, а… подпер ее вдобавок стулом, чем вызвал у меня неутолимое желание поскорее испробовать новый выход отсюда.

Доигралась с откровенным нарядом, девочка…