Звёзды. Первое, что замечает доктор, когда поднимается на крышу, где, он надеется, ещё никого нет, и видит перед собой небо, усыпанное звёздами. В детстве он любил с младшим братом смотреть в телескоп отца и находить созвездия, о которых рассказывал глава семейства. Обычно у Хосока ничего не выходило, а Чонгук, наделённый всяческими талантами, не уставал радовать родителей своими прогрессами. И хотя с искусствами у Хосока так и не сложилось, и пришлось пойти учиться туда, где искусством называли не созерцание, а именно действия, он по-прежнему любил смотреть на звёзды.
Присев на лавочку, он начал дожидаться девушки, пообещавшей накормить его ужином. Немного не так он себе представлял это. Возможно, это должен был стать ресторан с красивым убранством и свечами на столе, за которым они бы сидели и пили вино из бокалов, поглядывая друг другу в глаза. С другой стороны, Сыльги всего лишь интерн и зарплата у неё явно не такая хорошая, как у него, так что ничего удивительного, что она выбрала что-то по карману. А он тут о ресторанах размечтался.
— Ты здесь уже? — он оборачивается на голос миниатюрной Кан. Теперь из-за того, что она в кроссовках, а не в туфлях на высоченных каблуках, она кажется Хосоку ещё меньше. В руках у неё два больших бумажных пакета из Сабвея. — Я только закончила с делами.
— Нормально, я сам только пришёл, — он лукавит, но зачем заставлять её чувствовать себя ещё и за это виноватой? Какое благородство, Чон Хосок. Даже язвить в её сторону нет настроения, хотя ещё неделю назад она так бесила его. Хотелось воспользоваться компроматом и заставить её страдать так же, как он, униженный на дисциплинарном заседании. Но теперь не хочется совсем. Пропал запал, и даже если Сыльги попробует снова сделать что-нибудь назло, он только снисходительно покивает: это в её духе.
Она мостится рядышком и протягивает ему один пакет, и там оказываются два больших саба, вкусно пахнущих поджаренным мясом и листьями салата. У Хосока сосёт под ложечкой, так что хочется резво накинуться на еду, но он степенно ждёт, когда девушка усядется поудобнее и захватит свою порцию. Она не спешит взять у него свой кусок, а из второго достаёт бутылку красного вина. У Хосока приподнимается бровь.
— Неожиданно. Что за повод?
— Просто захотелось, — она откидывает волосы назад, мешающие ей и лезущие в глаза. — Ты против?
— У тебя дежурство, — он хмурится.
— Я поменялась. Дежурить буду послезавтра.
— Тогда ладно, — он расслабляется и тянет руку к бутылке. — Давай открою.
Сыльги передаёт её ему, а сама комкает один пакет и с одной попытки забрасывает её в стоящую позади них у выхода с крыши урну.
— Никогда бы не подумала, что буду пить с тобой вино на крыше, — делится она мыслями, и Хосок солидарен. Он бы скорее поверил в то, что кто-нибудь из них выжил другого из больницы, когда началась вся эта разборка с операцией Чонын, но что-то пошло не так, и теперь они сидят совсем близко, руки почти соприкасаются друг с другом. Хосок, открыв бутылку любезно переданным из кармана халата штопором, делает пару глотков первым. Кислит, из-за чего он жмурится, но в целом ему по вкусу. Сыльги тоже отпивает и ставит бутылку между ними.
— Что-то произошло? — деликатно спрашивает он. Они делят трапезу на двоих, одновременно вгрызаясь в ещё слегка тёплый, хрустящий хлеб. — Ты покрасилась. Да и в целом выглядишь иначе.
— Ну, это всего лишь волосы, — она отводит взгляд.
Но Хосок не собирается сдаваться. Именно сейчас хочется узнать, что не так и стоит ли ему ожидать очередной бури на работе.
— Все женщины так говорят, когда расстаются с бывшими, например, — эта догадка приходит на ум в тот же миг, когда он это произносит, и руки застывают с занесённым у рта сабом. — Ты из-за Тэгуна что ли?
Сыльги молчит, упирая взгляд в пол, и Хосок понимает, что попал в самую точку.
— А говорила, семейные проблемы… — он лишь вздыхает. Не то, чтобы он нанимался психологом, но сам же стал невольным свидетелем того, как жёстко отшил её Лео и сообщил о наличии жены в Штатах, так что да, если нужно, он выслушает. — Соврала?
— Не то, чтобы…
— И не было никаких передряг, из-за которых тебя не было неделю? Ты что, хотела бросить интернатуру?
— Может хватит угадывать всё то, что у меня было на душе, а то я и впрямь уверую, что ты не врач, а волшебник какой-то, — она горько усмехается. Хосоку льстит, хотя он этого не покажет. — Да, правда, хотела.
— Почему не бросила?
— Твоя речь о том, что нужно делать, а не медлить, произвела на меня впечатление, хах, — она пытается шутить, но мужчина чувствует, что ей нелегко даются признания. Не хочется лезть не в своё дело, поэтому он больше ничего не спрашивает.
— Хорошо, что вернулась, — спустя какое-то время говорит Хосок, когда они доедают и просто смотрят на небо молча, не зная, о чём заговорить. — Иначе я бы расслабился и перестал ждать подвоха с каждым приходом на работу.
— Не расслабляйся, — улыбается Сыльги, — я слежу за всеми твоими грешками.
Оба одновременно тянутся к бутылке между ними. Сыльги обхватывает горлышко, а пальцы Хосока ложатся на её ладонь. Оба поднимают друг на друга глаза. «Это всё блядское вино» — думает Хосок, когда мгновение спустя, забив на многое, в том числе на то, что Сыльги совершенно точно не перестала бесить его, целует девушку в губы, и та не отталкивает его. Он ждёт, что она прервёт поцелуй, возмутится и ударит его по щеке, как минимум, но этого не происходит. Женское тело жаждет ласки, и Хосок, сминая губы, проталкиваясь языком внутрь, становится более настойчивым. Хрупкая Сыльги — вот что думает он, прижимая её фигурку к себе и забывая о том, как сильно они оба будут жалеть об этом завтра наутро.
Оторвавшись от её губ, Чон смотрит захмелевшим взглядом в её напуганные глаза. Она тоже не ожидала от себя такого.
— Про этот грешок тоже доложишь? — выдавливает он.
Сыльги глупо улыбается.
— Никому.
Они смеются и прячутся в его кабинете, надеясь, что никто из руководителей не застанет их в таком виде. Хотя с одной бутылки они не успели напиться явно, чтобы ничего не соображать, им обоим становится весело и комфортнее в сто раз друг с другом. Хосок не хочет терять этот эффект, и Сыльги не против пойти гулять после работы. Им обоим нужно расслабиться и дать волю чувствам.
— Что ты делаешь? — он вжимает её в стену, когда за ними закрывается дверь в его кабинет, и снова целует в припухшие губы. Крышу ещё не снесло, но оба уже явно тронулись.
— Терапия, — со знанием дела говорит Хосок и Сыльги нравится. Чёрт, почему сначала они так хотели враждовать друг с другом? Неужели все проблемы всегда кроются в мужиках и отвергнутости? Ведь если бы Сыльги не была отвергнута, она бы не была такой мегерой, а Хосок бы столько не страдал от её маленьких гадостей. Похоже, он начинает ненавидеть Лео точно так же.
Переодевшись, они выскальзывают из больницы, благо, оба незамеченные и правда идут гулять. Это кажется странным им обоим, особенно когда рука Сыльги обнаруживается в крепкой ладони Хосока, но никто ничего по этому поводу не говорит. Хосок откровенно давно не увлекался какой-нибудь женщиной, не считая отпуска на прошлый новый год, но тот курортный роман закончился так же быстро, как и начался. Хосок вообще всегда утверждает, что женат на работе и ему никто не нужен. Но мама постоянно настаивала на слепых свиданиях, и друзья-сводники считали своим священным долгом устроить ему личную жизнь, пока эта карма не настигла их самих. В итоге у них имеется Юнги, у которого пиявка Чонын, Тэхён с его «воспитанницей» Ухи, Чимин — недопедагог с Соён и почти женатый Сокджин на старшей сестре Соён Сомин. А он что? Он ничего. Ему если и спать, то только с работой, потому что работа отнимает недюжинные силы. Кто ж знал, что зараза Чимин напророчит ему пиздец в виде Кан Сыльги?
И ведь не отвертишься. Он первый её поцеловал. А обманывать девушек не в правилах у Хосока.
— Так… куда мы идём?
— Не знаю, — честно отвечает Хосок. — Тебе куда-нибудь хочется?
— Никуда, — она пожимает плечами, — просто гулять. Мне сейчас круто.
И Хосок соглашается идти куда угодно, потому что у него тоже нет вариантов. В итоге они напарываются на какую-то палатку и распивают вместе бутылку соджу, съедая по тарелке острой лапши, из-за чего после Сыльги сильно мутит, а Хосоку хочется просто завалиться спать. Раньше он при любом удобном случае после работы плёлся спать, а не гулять, и оказывается, последняя простая прогулка по городу была так давно, что некоторые улицы он напрочь позабыл. Насколько же он погряз в работе…
***
Утром Хосок просыпается с тяжёлой головой. Вставать сил нет совершенно, и будильник, что находится в другом конце комнаты, выключает вошедший брат. Чонгук сонно продирает глаза и смотрит на Хосока с осуждением. Старшему это явно непонятно.
— Чё ты на меня так смотришь?
— А как я должен смотреть на человека, припёршегося в три часа ночи с какой-то левой бабой, что храпит у нас сейчас в гостиной?
Хосок вскакивает моментально.
— Я притащил Сыльги сюда?! Блять…
Чонгук ехидно провожает старшего, бросившегося в гостиную, взглядом и идёт следом. Сыльги и впрям обнаруживается в гостиной на диване, даже укрытая одеялом и не просыпающаяся ни на какой шум. Хосок моргает несколько раз, смотрит то на Чонгука, явно старающегося сдержать ржач, рвущийся наружу, то на Сыльги, чьё лицо сама безмятежность.
— Обычно я притаскиваю сюда баб, а ты у нас примерный старший брат… — прыскает Чонгук. — Что-то новенькое.
— Я не помню, что вчера было после того, как мы ушли с крыши, — говорит старший Чон могильным голосом и смотрит на Сыльги, ворочающуюся, как на восьмое чудо света. — я же не…
— У-у-у, — тянет Чонгук. — А если ты её трахнул и забыл?
— Блять, да нет, я бы вспомнил! — он чешет затылок, но понимает, что вообще не факт. — Или нет… Да нет же…
— Хён, ты даёшь. Чего ты так паришься? Ну даже если переспали…
— Ты не понимаешь, — Хосок не знает, каким богам молиться, чтобы всё было не так, как он себе представляет. — Её только недавно отвергнул её типа первая любовь, все дела… Она такая злыдня была и я огребал, а если я её трахнул и забыл, а она… а если она влюбилась? А если я ей больно сделал? Она же мне жизни не даст! Блять, где я так нагрешил?
— Прекрати панику разводить, ты ещё ничего не знаешь…
— Хосок? — мужчина смотрит на проснувшуюся Сыльги. Кан смотрит на него с непониманием. — Что я тут делаю?
Хосок облегчённо вздыхает, видя, что она тоже ничего не помнит, а значит, ничего ему не предъявит, пока та не откидывает одеяло, и, взвизгнув, не прячется под него снова. Под ним она оказывается раздетая до лифчика и трусиков. У Хосока начинают глаза лезть на лоб и он морально готовится к мукам в его личном аду имени Сыльги, Чонгук откровенно ржёт, а Сыльги смотрит на него так, что старший Чон понимает: ему пиздец.