— Нет, блять, я сказал, что эту строчку мы вырежем, — в студии раздаётся грубый мужской голос, а затем какая-то возня, — телевещание опять забанит нас, нахуй надо?
— Я тебе всю песню опять должен переписывать? А ты не охуел ли? — вторит другой, и этот голос девушке знаком. Чонын заглядывает в маленькую щёлку, понимая, что её пока никто не замечает. Двое мужчин сидят друг напротив друга, один за синтезатором, второй просто в кожаном кресле, у обоих партитуры в руках. Юнги за работой — отдельный ф***ш Чонын, и это она понимает с первых секунд подглядывания.
— Сам будешь дописывать припев, я заёбся и у меня так-то ещё работёнка с Суран есть, я обещал спродюсировать её песню.
— Сначала мы должны отдать девочкам песни, им уже надо записываться, — Намджун устало трёт переносицу и замечает приоткрытую дверь. Чонын неловко переминается с ноги на ногу. — Чего стоишь как бедный родственник?
Юнги отрывает глаза от нот в листе и смотрит сначала на Джуна, затем, отследив траекторию его взгляда, смотрит на дверь и хмурится.
— Ты что тут делаешь?
— Ходила на собеседование, — Чонын скромничает, что ей совсем не свойственно, и входит неуверенно, прикрывая за собой дверь, — решила, дай, думаю, зайду к тебе на работу, я ведь никогда не видела, как ты работаешь, — она аккуратно опускает рюкзак на пол у входа и семенит к рабочему месту Юнги. Он сидит на круглом стуле за музыкальной установкой напротив своего любимого инструмента. Комната просторная и пестрит разными музыкальными вывесками и развешанными дисками, а напротив него восседает Ким Намджун, его напарник по агентству. Рядом с креслом есть ещё небольшой диванчик, видимо, для сна, если Юнги допоздна зарабатывается. Но с того момента, как Чонын переступила порог его дома впервые, он ни разу не позволял себе не прийти домой.
Намджун сразу улыбается, когда видит, как Юнги протягивает к ней руку, чтобы притянуть к себе на колени и усадить за пианино. Он легонько целует в шею, чтобы Намджун не заметил, потому что Юнги на самом деле ненавидит проявлять нежности на людях, но он успел соскучиться и вообще не ожидал, что та внезапно нагрянет к нему на работу. Юнги берёт её правую ладонь и медленно опускает на клавиши, управляя своей рукой и играя какой-то аккорд. У Чонын сразу тысяча мурашек от подобной картины и очень неловко перед другим мужчиной, ведь она его видела всего однажды мельком.
— Обычно он даже меня за свои инструменты не пускает, — без зависти констатирует Намджун, глядя на Чонын, которая смущается ещё больше от реплики мужчины. — Так, ладно, у меня ещё дела, надо новичков проверить. Вы это тут, осторожнее, если что, установку не разнесите, она дохуя дорогая.
— Свали в закат, — Юнги закатывает глаза. — Вы все сговорились что ли?
Намджун только хохочет, а девушка прикладывает руки к щекам — краснеет. Когда Ким уходит, Юнги может позволить себе собственнически обвить руками тонкую девичью талию и прикусить за ухо, потому что вроде бы зол и одновременно рад тому, что она пришла. Чонын вздрагивает, рассматривая руки своего парня на животе. Они настолько бледные, что видно все прожилки и сразу понятно, что это руки музыканта.
— И что с собеседованием? — немного насладившись тишиной, спрашивает Юнги.
— Меня взяли, — хвастается Чонын.
— Куда? — в его голосе различимы нотки опасения.
— Мои навыки английского пригодились и я буду старшей в кафе неподалёку от дома, заниматься рассадкой и встречей гостей и всё такое… Там закрытая униформа! — тут же восклицает она, когда чувствует, как сжимаются юнгеновы пальцы на её бёдрах. — Юбка-карандаш, закрытая блузка, каблуки, совсем немного украшений и убранные волосы. Так что не переживай. Соблазнять никого не буду. Никаких чокеров и короткой или прозрачной одежды.
— Увижу — убью, — сладко шепчет на ухо Мин, и Чонын кивает, чувствуя, как он прижимает её ближе к себе. От него вкусно пахнет парфюмом — девушка давно заметила, насколько изысканно он одевается и с какой тщательностью подбирает одеколон и аксессуары к своему образу.
— Зато мы сможем вместе на работу выезжать, и ты будешь меня подбрасывать.
— И забирать, — добавляет он, вдыхая аромат её волос. — Заодно проверю, насколько ты хорошая девочка. И если плохая, придётся наказывать.
— Блин, теперь ты вынуждаешь меня нарушать правила, — хихикает она от лёгкой щекотки по бедру и выше. Юнги будто не слушает, ведёт, сжимает, гладит, иногда дышит в шею, иногда покусывает, но так, чтобы никто не заметил следы. Он не подросток, которому нужно доказать всеми способами, что эта девушка принадлежит ему, и совсем не хочет доставлять ей неприятности. Чтобы на неё смотрели или показывали пальцем — зачем? Но так приятно пахнет её кожа, что кусаться правда хочется. Он позволит себе выпустить коготки вечером и дома.
— Твоя миленькая попка не заслуживает того, чтобы снова быть отшлёпанной, — он припадает губами к мочке уха, и Чонын думает, что никакое самое жёсткое порно не сравнится с нежным Мин Юнги, готовым одной лаской и любовью довести до крайней точки. — Я не фанат садистских утех в постели, ты просто меня провоцируешь, детка.
— Но мне нравится выводить тебя из себя, — она почти переходит на стон, когда мужчина проводит языком влажную дорожку от основания уха к скуле и затем, разворачивая её немного к себе, проникает языком в приоткрытый рот, задевая нёбо. Его руки плавно перемещаются на грудь, подхватывая девушки под руками, чтобы она не свалилась, ведь места и так мало, и продолжает ласкать то языком, то губами, попеременно целуя. — Тогда потом не жалуйся. Отправляйся домой. Вечером поговорим.
— Начинать бояться? — немного разочарованная прекратившемуся, она всё же встаёт. — В любом случае жду тебя дома.
***
Он ходит неприкаянный целую неделю. Не натыкается на Сыльги, не видит её даже в её собственном отделении, только неизменно болтает со своими пациентами и понуро ходит на собрания докторов по каким бы то ни было важным вопросам. Становится даже тоскливо, ведь Хосок ожидал чего-нибудь эпичного, но, похоже, дама, которая стала ему чуточку неравнодушна, решила не давать никаких ложных надежд и просто исчезла.
— Чувак, может, она занята чем-то реально важным? — хмыкает Хёнсу, один из медбратьев в его отделении, когда они вместе обедают в общей столовой. Сюда Чон ходит редко — либо нет аппетита, либо времени. Но откуда ни возьмись появляется достаточно времени, чтобы гонять чаи и ходить в столовую, даже гонять голубей на крыше, чем Хосок с поступления в больницу не занимался. Теперь в кабинете практики он проводит минимум по пять часов в свою смену, и его даже не просят кого-нибудь заменить на ночном дежурстве. Будто все стали работать исправно. Чудеса.
— И не появляется в больнице?
— А если случилось чего? Хомячок там умер, не знаю, — Хёнсу не очень-то разговорчивый и шутки у него дурацкие. У Сыльги правда могло что-нибудь случиться, но разве Хосок должен об этом волноваться? Кто она ему вообще такая? Просто ненормальная из детского отделения, капающая на нервы.
Он заканчивает есть и возвращается в своё отделение, на свой этаж, в свой кабинет, когда натыкается на знакомую миниатюрную фигурку, стоящую в холле и разговаривающую с заведующим. Перемены в Сыльги налицо: каштановые волосы становятся чёрными и более короткими, распущенными по плечам, хотя обычно он всегда видел её с хвостиком, каблуки заменены кроссовками, руки прячутся за спиной, макияж ещё ярче, чем обычно. Хосок замедляет темп, прислушиваясь к тому, о чём они говорят, собираясь выцепить её после разговора.
— Хорошо, что вы решили вернуться, — слышит Хосок, хотя находится на приличном расстоянии. Это заставляет его удивиться, он смотрит на Сыльги, которая замечает его. Но никаких знаков ему она не подаёт. Мужчина хмыкает. — Приступайте к работе, график с мисс Хван обсудим позже, хорошо?
Сыльги положительно отвечает и заведующий разворачивается, уходит в сторону детского отделения.
— Я вижу, что вы подслушиваете, Хосок-ши, — корпусом она разворачивается к нему. — Вы заметили моё отсутствие.
— Опять на «вы»? — непринуждённо подмечает он и подходит ближе.
— Ах, ну да, мы же в ходе споров перешли на ты, — будто запамятовала, говорит она, но Хосок видит, что ничего подобного.
— Так где ты пропадала?
— Семейные передряги, всякое такое, — она привычно убирает руки в карманы. Под халатом виднеется только тёплый свитер и джинсы, ни намёка на что-нибудь более женственное, но несмотря на всё это выглядит она куда более ярко и привлекательно, чем было неделю назад. Чёлка коротковата на вкус мужчины, но нисколько её не портит. Всё дело в волосах, думает Чон. Они — её роскошь и богатство. — А ты успел вытащить ещё пару задниц с того света?
— Даже больше.
— Это хорошо, потому что иначе я бы посчитала тебя не заслуживающим ужин.
— О, ты это помнишь, — его всё ещё напрягает то, с какой лёгкостью она обо всём говорит.
— Да, — это всё же заставляет её смутиться. — Значит, сегодня?
— Сегодня, — вторит он, — а где?
— На крыше больницы.
Хосок весьма удивлён выбором места.
— Вау, ты, оказывается, такая романтичная.
— У меня ночное дежурство, — отрезает она.
— А что в меню? Французская, итальянская, немецкая кухня?
— Фастфуд.
— Фастфуд? — не верит он. Будто лицом в грязь окунула. Ну что за женщина… — Ты серьёзно?
— Ты не давал мне рекомендаций насчёт меню, а я уже всё заказала, так что поздно говорить «фи», — пожимает она плечами. — До вечера.
Он провожает её взглядом, качая головой. Воистину, непредсказуемая дамочка.