...В голубом неоновом свете полупустого бара, куда они зашли, анимешное личико Амира было ещё красивее – и ещё порочнее; лукавый яд напитывал каждую острую черту, ютился во мраке глубоко посаженных глаз. Алиса смотрела, как его тонкие, по-девичьи хрупкие пальцы обхватывают стакан с коктейлем, как он небрежным взмахом головы сбрасывает со лба тёмно-фиолетовые пряди, как лениво кладёт ногу на ногу, поглядывая на неё с пытливым изучающим прищуром, – и чувствовала, как неуклонно «плывёт». Шёл только второй коктейль, она не должна была так сильно опьянеть – но ощущала себя беспросветно пьяной, смущённой и глупо хихикающей.
Они перебрали уже несколько тем – и почему-то снова вернулись к наркотикам; точнее, к шуткам про наркотики. Она не помнила, почему. Может, он приторговывает?..
Или эскортит – с такой кукольной внешностью, ухоженностью и дорогим парфюмом. Или вебкамит.
Или всё сразу.
– ...Может, и ярко, может, и расширяет сознание, и не так вредно, как алкоголь, и бла-бла-бла! – сурово произнесла она, подняв палец. Амир наблюдал за ней, улыбаясь краешком бледных губ; на его щеках появились прелестные ямочки. – Но что это за жизнь? Зачем, во имя чего? Чтобы сторчаться и умереть к двадцати пяти?
– Ну, мне мама говорит, что я сторчусь к восемнадцати.
Алиса уже открыла рот, чтобы запальчиво спорить дальше – но поперхнулась фразой, осознав смысл сказанного. Амир ухмыльнулся в ледяных голубых лучах, сделал спокойный крупный глоток. Снова глумливые шутки про возраст. Понятно.
– Может, и правильно говорит. Ты бы к ней прислушивался.
– О, я прислушиваюсь, – почти серьёзно заверил он. – Я очень люблю маму.
– Правда? А она знает, что ты не поступил в универ?
– Ну-у... Она знает, что мне ближе жизнь свободного художника.
– И поэтому ты переехал в Гранд-Вавилон?
– Почти. Скорее из любопытства. – (Он склонил голову набок, манерно, по-кошачьи потянулся; томная улыбка стала ещё обольстительнее). – Говорят, здесь заправляет сам дьявол. Значит, где же мне ещё место?
Она замерла, слушая тихую музыку из колонок за стойкой – и удары сердца. Тук. Тук. Тук-тук.
– Кто тебе это сказал? Про дьявола.
– Ой, да мало ли? Просто шутка, – он хмыкнул, будто поставив мысленную галочку. – Ты сказала, в твоей книге героиня продала душу дьяволу. А в обмен на что? Что на кону?
Алиса опустила глаза; в голубом неоне руки казались бесцветно-белыми, как у мёртвой. Что ему ответить? Любовь?.. Да нет – не любовь ведь всё это. И не было ею. Череда одержимостей – больше ничего.
– Красота, – не глядя на него, сказала она. Амир задумчиво кивнул, откинувшись головой на спинку дивана; по нежным линиям его шеи бродили голубоватые тени. – За красоту многое можно отдать.
– А ещё говоришь, что не понимаешь наркоманов, – промурлыкал он.
Я что, покраснела?.. Проклятье. Слишком метко.
– Я... Не хочу больше страдать всей этой ерундой с зависимостями, – пробормотала она, не зная, верит ли сама себе. Глоток, ещё глоток; вишня с привкусом мяты и спирта. Вот так. Второй коктейль прикончен. – Я это переросла.
– Ну-ну... Это психолог тебе так говорит?
Разве я говорила, что хожу к психологу? Видимо, да.
– Это я сама знаю.
– Дай контакт своего психолога.
– Зачем? Тоже хочешь на терапию? – с сомнением протянула она.
– Нет. Просто хочу заключить с ним пари – если ты продолжишь со мной общаться, то будешь ходить к нему каждый день, – он хихикнул, снова стрельнув в неё блестящей чернотой глаз. – Взаимовыгодное предложение.
– Можно поверить, – в панике чувствуя, как горят щёки и пересыхает в горле, выдавила она. – По тебе видно, что ты тот ещё манипулятор.
Он отмахнулся – изящно и снисходительно, с какой-то непонятной издёвкой.
– Какое там! Просто люблю поиграть.
– С девушками?
– В частности.
– Сколько девушек у тебя было?
Амир насмешливо вскинул бровь.
– Ты точно не хочешь этого знать.
– И всё-таки?..
Тяжело вздохнув, он запустил руку в карман, достал телефон. Пара мелких точных движений по экрану. Поднёс экран к Алисе; заметка. Список. Последний номер – 154. «Диана, голубые волосы».
– Мощно, – вздрогнув, признала она. Даже Даниэль уже не вёл списки – почему от этого такие неприятные мурашки по коже? Пожав плечами, Амир невозмутимо убрал телефон. – А зачем этот подсчёт? Это... коллекционирование?
– Мне просто нравится процесс.
– А когда достигнут результат, уже неинтересно?
– Зависит от человека.
– Ясно. – (Она провела рукой по лицу, стараясь смыть с себя волну дрожи, лихорадочно-жаркого наваждения. Ты не знаешь его, совсем не знаешь. Нужно быть осторожной. Но голубая неоновая река уже несла и плавила её – такая новая, такая знакомая. Надо срочно сменить тему. Взглядом она наткнулась на бело-лиловую картонку с меню – там объяснялось необычное название бара). – «Марка легендарной спортивной гоночной машины 1980-х годов»...
– Это что-то из твоей молодости, да? – едко уточнил Амир. Она поморщилась.
– Ага. Примерно с той поры, когда по земле ходили динозавры. Сижу, ловлю ностальгию.
– А лучше бы ловила меня, – тихо сказал он, с очаровательным кокетством подпирая подбородок маленькой ладонью – всё ещё не пытаясь прикоснуться к ней. Этот горьковатый плотный запах... У него, наверное, очень узкая талия. Стройная белая спина. Алису бросило в пот. – А то вдруг убегу... Вот ёж от меня недавно чуть не убежал.
– Ёж? – она засмеялась, из последних сил сопротивляясь дурманящему ядовитому облаку – голубому или фиолетовому, как его волосы. Ночное небо. Сделать глоток воды. Дышать. Вот так. – Чего-чего?
– Ну да. У меня живёт ёж.
– Серьёзно?!
– Ага, – без тени улыбки кивнул он.
Шикарный ход, чтобы заманивать девчонок. Моё почтение.
– Покажешь?
Он снова полез за телефоном – на этот раз без тяжёлого вздоха. Открыл фото. И правда ёж – серый колючий комочек восседает на опилках, между колесом для физических нагрузок и мисочкой воды. Алиса не смогла сдержать возглас умиления.
Сколько раз он уже слышал такие возгласы? Или другие?
Зачем тебе быть сто пятьдесят пятой? Опомнись.
– Просто чудо! А почему именно такой выбор?
– Да не знаю. Он просто мемный.
– Эх, а у меня сейчас нет домашних животных... Хотя подумываю завести кота. После моих последних личных приключений он мне точно понадобится.
– Лучше заведи меня, – с вызовом ухмыльнулся он. – К себе в гости, например?..
– Я... Я не...
– Да чего ты нервничаешь? Это явно дешевле, чем сидеть в баре, – он кивнул на меню, на бармена, который уже полтора часа тоскливо протирал стаканы за стойкой, поглядывая то на них, то на ещё одну парочку – в дальнем углу. – У меня дома виски и текила. Могу захватить. Деньги за себя переведу тебе – но имей в виду, карта записана не на моё имя.
Значит, именно на твоё. Настоящее.
...Полчаса спустя она уже открывала свою квартиру; руки тряслись от волнения так сильно, что ключ не попадал в скважину. Вот чёрт.
– Уютненько, – прохладно отметил Амир; прошёлся по комнате, по-кошачьи бесшумно ступая, сунув руки в карманы худи. Маленький, стройный, с этими густыми растрёпанными волосами, с этим запахом; у Алисы кружилась голова, когда она смотрела на него, низ живота тянуло в бессмысленном, но сладком предвкушении.
Наброситься. Поймать. Овладеть. Этот фиолетовый цветок слишком прекрасен – хоть и оброс шипами острее, чем иголки его ежа.
– Тебе со льдом или...
– Умеешь делать первый шаг? – резко развернувшись к ней, прошептал он. Дрожа, она заворожённо шагнула вперёд. Ещё полшага. И ещё.
Руки – на талию, обжигающе горячую под мягкой чёрной тканью; выше – по груди, к плечам; медленно, со странным трепетом. Губы – к благоухающей горьковатым парфюмом шее, к тонким тёплым губам; пальцы – в бархатный пух волос. Прижать к стене. Нежно, но сильно – так, как хотелось весь вечер. Заткнуть языком его язвительный красивый рот.
Ниже, ниже, глубже, горячее; он вздыхал и постанывал – еле слышно, но так, что внутри всё сжималось, как от нервно-высоких нот скрипки, – пока она раздевала его, пока покрывала поцелуями, жадно кусала и вылизывала его стройное юное тело – белое, округло-хрупкое, как у подростка, аккуратно лишённое волос, холёное, как у принца крови, не знающее невзгод перенапряжения. Он запрокидывал голову и шипел от удовольствия, пока она ласкала языком его соски, похожие на два крошечных розовых бутона. Он с уверенной мягкой силой надавливал ей на затылок, когда она приняла в рот его всего, горячего, солёно-сладкого; когда давилась и задыхалась, втягивая его всё глубже в себя, сжимая пальцами его шелковистые бёдра. Смотрел на неё сверху вниз, обрамлённый мерцающим фиолетовым ореолом, и в черноте его глаз бесновались весёлые демоны.
Когда она совсем выдохлась – до боли в челюстях, до дрожи в коленях, до униженно-сладкой мути в голове, – он подхватил её, легко, небрежно швырнул на диван, парой движений сорвал с неё одежду и поставил на четвереньки. Больной шлепок, больной рывок внутрь, крепкая властная хватка на её талии; голубая с фиолетовым река наконец затопила всё вокруг, мурлыча, напевая, маня запахом юности и наркотиков, запахом красоты и смерти, – и она закричала, не в силах больше сдерживаться.
... – Ну что, как тебе с шестнадцатилетним? – спросил он, когда всё закончилось, – бодро, как ни в чём не бывало, натягивая носки и бельё.
Алиса медленно села. Тук. Тук-тук.
– Что?..