Гранд-Вавилон: Гладиатор

Глава первая. Эпизод четвертый

***

На следующий день

Первые недели зимы укрыли город пуховым покрывалом – деревья, дома, машины под медлительным снегопадом превращались в сказочные белые изваяния. Алиса шла домой из “Terra Incognita” по привычной ранней темноте, глядя, как снежинки кружатся в свете фонарей, а с ветвей корявых вязов в скверике у гимназии стекают бледно-синие огни – как всегда, центр Гранд-Вавилона рано начал прихорашиваться к Рождеству. Золотые светодиодные перья свисали с фонарей вдоль дороги; неоновые веера, звёзды и полумесяцы сияли впереди, разбегаясь по стенам торгового центра. Влажный снег уютно похрустывал под ногами. Припозднившиеся старшеклассники выходили с дополнительных занятий; мимо прошли две подружки, увлечённо болтающие о каком-то аниме. Одна из них пила холодный кофе из жестяной баночки, с которой улыбался имбирный пряничный человечек.

Телефон завибрировал. Невольно вздрогнув (хотя нет – сегодня среда, а по средам он всегда с Ви; он точно не позвонит), Алиса взяла трубку.

– Алло?

– Мисс Райт, прошу прощения, Вы, наверное, уже ушли. – (Низкий, по-деловому сухой голос, покашливание в конце – будто бы недовольное. Алиса замерла у запорошенного снегом козырька автобусной остановки. Герр Штакельберг. Он никогда лично не звонил ей). – Это Штакельберг, мой личный номер. Видите ли, у меня есть для Вас предложение о сотрудничестве.

– Д-да... Слушаю.

– За то время, что Вы у нас, Вы зарекомендовали себя как прекрасный сотрудник – талантливый и исполнительный. Я бы хотел видеть Вас в научном коллективе своего гранта как переводчика-исследователя. Планируется работа с черновиками итальянских авторов эпохи Рисорджименто – Мандзони, Леопарди, многими другими, известными и, так скажем, не первой линии. Не знаю, предстоят ли командировки – но скорее нет: если мы выиграем грант, итальянские библиотеки, вероятнее всего, любезно предоставят нам скан-копии. Вам это было бы интересно?

Было бы интересно МНЕ? Чёрт, о чём тут вообще спрашивать!

– Да... Да, конечно, – выдавила она, переминаясь с ноги на ногу. На остановке толпился усталый народ; от ларька с хот-догами неподалёку заманчиво пахло сосисками с горчицей и кетчупом. – Почту за честь. Спасибо, что пригласили. Что от меня требуется?

– Мой секретарь напишет Вам на e-mail, вышлет анкету – заполните, пожалуйста, свои персональные данные, сведения об образовании, исследованиях, публикациях, – будто бы чуть потеплевшим голосом проговорил герр Штакельберг. – Как-нибудь в течение декабря ещё встретимся с Вами лично – всё обсудим. Что ж, буду ждать, всего Вам доброго, мисс Райт!

Ещё не отойдя от шока, Алиса попрощалась и побрела дальше – к метро. Это чудесная новость – да что там чудесная, потрясающая, удивительная, невероятная! Раньше она захлестнула бы её волной восторга. Герр Штакельберг – литературовед, культуролог и компаративист мирового уровня, и работать в его личном гранте, под его началом, с рукописями таких авторов... Многие были бы готовы заплатить за то, чтобы просто увидеть эти рукописи – а ей будут платить за работу с ними. Ещё пару лет назад она и мечтать о таком не могла.

Пару лет назад её бы это действительно обрадовало. Но сейчас...

Она вздохнула; большая буква М над входом в метро тонула в бледном неоновом свете. Сейчас она радуется для приличия – потому что так надо. А на самом деле – все мысли только о...

Нет. Хватит.

Толкнуть тяжёлую дверь, приложить карту к жёлтому кружку на турникете, слиться с толпой. Рука потянулась к телефону – рассказать ему; но нет – это Даниэлю она могла о таком рассказывать (в то время, когда всё было хотя бы более-менее хорошо; до того, как он её возненавидел), а ему – ему всё равно. Особенно в вечера и ночи, когда он с ней – или кем-то ещё. Прямо сейчас он говорит с ней, улыбается ей, возможно, целуется, возможно, скользит ладонью по её крепким бёдрам – может быть, даже той самой ладонью, ведь он уже не раз нарушал её мольбы не появляться больше нигде в этом облике...

Убогая иллюзия, что всё это – её, а не чьё-то ещё и не общее. Сплошные убогие иллюзии.

Стоя на ступеньке эскалатора, Алиса помучилась в привычной агонии – и зашла на страницу к Ви. Пролистала старые посты, уже выученные наизусть: Ви, смеясь, вертится на пилоне в ядовито-розовом свете; записывает песню у микрофона, в наушниках – короткие светлые волосы растрёпаны, клетчатая рубашка игриво расстёгнута, обнажая топ; её лирично-задумчивые фото на фоне ночной Ри – в чёрной воде отражаются золотые фасады центра (горло сжалось – тогда он отправился на речную прогулку с Ви, хотя обещал ей – будто специально, чтобы её уколоть; хотя, конечно, не чтобы – на самом деле ему просто плевать). Когда-то и ей было плевать на Ви, как и на всех других фавориток мэра, – но сейчас эти времена, в сущности недавние, казались далёким туманным сном.

Новых постов нет. Ви, к сожалению, давно сообразила, что Алиса смотрит её посты и сторис – иногда мэр передавал её язвительные комментарии в духе «Ну, что ж она не подписывается? Пусть бы подписалась, раз смотрит! Пусть подружек своих позовёт!» Иногда Ви пользуется этим – выкладывает что-нибудь об их совместном досуге, не с мэром в кадре, но с намёками на него (локоть в знакомом худи, козырёк кепки – Алиса каждый раз до боли стискивала зубы, дрожь жаркой ярости пробирала каждую косточку); и явно наслаждается страданиями Алисы. Дразнится, как вредная кошка.

Вивиана вообще похожа на грациозную вредную кошку – милая стерва, танцовщица, певичка, преподаватель вокала. Содержанка мэра – одна из. По всеобщему мнению – самая любимая. Мэр приметил её с пятнадцати лет и с тех пор не оставлял.

Когда на сцене появилась Алиса, Ви, естественно, невзлюбила её. И вскоре эта нелюбовь стала взаимной, вытеснив из мыслей Алисы всё, кроме боли и ревнивой паранойи.

(Золотистая коробочка из-под презервативов, дозатор для массажного масла на тумбочке, запах чужих духов – нет, нет, хватит).

Сможет ли она вообще работать в гранте герра Штакельберга с полной отдачей – в таких-то условиях, переползая от одного срыва к другому?.. Вопрос хороший. Всё как обычно, собственно говоря: у неё всё прекрасно во всех сферах жизни, и только в личной – кромешный ад.

Ад, который теперь переходит в онтологические масштабы.

Уведомление. Входя в поезд, она взглянула на телефон – и сердце зашлось в знакомой лихорадке.

«Приеду сегодня часов в десять. Время освободилось».