...Алиса молчала, отвечая на его измученный взгляд. Официант в гриме вампира (хотя здесь, видимо, следует говорить: вампир в гриме вампира) принёс горку вяленого мяса на круглой доске. Зал медленно наполнялся людьми и разговорами – парочка у очага, компания друзей напротив.
– Зачем Вы спрашиваете?
– Чтобы убедиться, что это враньё! – вскинув брови, с жаром сказал Горацио. А у него красивая форма бровей, вдруг подумалось Алисе. Этот царственно-актёрский излом. – По крайней мере, я очень хочу в это верить.
– Без проблем, – она пожала плечами и вытянула из горки полоску мяса. – Это враньё.
– Правда? – он недоверчиво нахмурился.
– Так Ваша цель – убедиться, что враньё, или узнать правду? – тонкие губы Горацио скорбно сжались; он не ответил. – У каждого своя правда и бла-бла-бла... Сами знаете. Вам решать, верить этому или нет. Что бы я ни сделала, это моя жизнь и мой выбор. И моя ответственность.
Именно так он – мэр – постоянно ей твердит. «Ты сама решила быть здесь, ты сама решаешь в этом оставаться! Каждый день ты, Алиса, принимаешь такое решение. Каждое утро, когда пьёшь кофе, каждый вечер, когда в слезах и тревоге ложишься спать. Твоя жизнь пуста без меня, без того, что я могу тебе дать – поэтому ты тянешься ко мне, снова и снова. Ты уже давно в аду, ад – твоя обыденность. Хватит бегать от этих мыслей. Твоя обыденность – страдать; ты летишь на запах страданий, как бабочка-наркоман, и ничего, помимо них, тебя толком не волнует. Ты искала этого в Луиджи, в Ноэле, в Даниэле – а теперь нашла во мне, только и всего. Я – константа, и я – переменная. Тебе не решить это уравнение. Ты кричишь на меня, плачешь, устраиваешь истерики, режешь и царапаешь себя – но к чему это ребячество? Не пытайся винить меня, перекладывая на меня ответственность за свои решения. Она твоя, Алиса. Только твоя, твоя, твоя».
Так он говорит, когда пропадает на несколько дней, пообещав написать завтра в пять, – а потом появляется, как ни в чём не бывало, и на вопросы отвечает – мягко, вежливо, тактично: «Моя личная жизнь тебя не касается». Когда «случайно» называет её чужим женским именем – и «случайно» оставляет у себя на видном месте открытую коробочку презервативов, которыми они не пользуются. Когда со вздохом признаётся, что его «увлечённость ею ослабевает» и ему «чаще хочется побыть одному». Когда выясняется, что другая его фаворитка считает, что у них давно всё кончено, – с его слов.
Так он говорит каждый раз – с лицом Даниэля, его телом, его голосом. Говорит – и спорить с ним бесполезно; какой смысл спорить с самим дьяволом? Он совершенно прав. Она сама это выбрала. Это уничтожает её – но она сама не уходит, всё глубже и глубже погружаясь в красные воды, по колючей проволоке нервных срывов, тоски, приступов разрушительной эйфории. По дорожке из шрамов, красно-белая паутина которых обновляется всё чаще – на руках и ногах, реже на лице. Чтобы никто не видел.
Кроме него. Он перевяжет, по-отечески строго отчитает, даже сбегает в аптеку за ватными дисками и хлоргексидином. Уложит её спать, крепко обнимая.
А потом уйдёт. Или тактично выставит её наутро.
– ...Но ведь если это так, это ужасно, Алиса! Просто чудовищно. – (Вздрогнув, она вернулась к реальности. Горацио уже давно что-то говорил – горячо, возмущённо, – но несколько минут она не слушала его). – Я всё понимаю, все Ваши страдающие чувства, всю потребность в них – сам через это прошёл... Да и прохожу, похоже, – со странным взглядом добавил он. – Но это! Вы тешитесь призраком, копией, слепком с того, кого нет! И под маской того человека – само зло, манипулирующее Вами!
– Да, – просто ответила она. – Всё именно так и есть... О, кажется, несут коктейль.
Горацио уже набрал в грудь воздуха для новой гневной тирады – поэтому теперь ему пришлось раздосадованно выдохнуть и вымучить улыбку для ведьмы-официантки. Та загадочно улыбнулась, ставя на стол серебристый поднос с пустым бокалом в форме кубка (чёрный матовый материал, изящная тонкая ножка – Алиса залюбовалась) и пузатым флакончиком, полным нежно-лиловой жидкости. Флакончик был заткнут чёрной пробкой, стекло оплетал прихотливый выпуклый узор, рядом лежала веточка засушенной лаванды.
– Издревле люди пытались постичь магию самой великой силы – любви. Для того, чтобы вызывать её искусственно, по своей воле, использовали множество разных средств – лаванду, розовое масло, сандал, ритуалы и заклинания, – нараспев поведала ведьма, переливая искрящуюся лиловую жидкость из флакончика в «кубок». На миг Алиса ощутила слабый отзвук бесхитростного детского восторга – чего-то, чего не испытывала очень давно. Всё это выглядело настолько волшебно, настолько чарующей, гипнотической была музыка – бубны, трещотки, хор, – льющаяся из невидимых колонок, так неспешно плавали мелкие лепестки лаванды по поверхности коктейля, – действительно хотелось верить, что это не коктейль, а любовное зелье, и что все заботы земного мира позади. – Однако любая магия имеет последствия, а магия любви – особенно острые, и заигрываться ею опасно. Это зелье было изобретено монахами одного французского монастыря в семнадцатом веке – и, говорят, очень действенное... Так что будьте осторожны сегодня ночью, месье! – предупредила ведьма – и, многозначительно хихикнув, удалилась.
– Мне уже бесполезно быть осторожным, – пробормотал Горацио, покачивая в бокале «зелье». Поймал восхищённый взгляд Алисы – и улыбнулся. – Ага, вот такая тут подача коктейлей. Художественная.
– Восхитительно.
– А ещё чудесный ежевичный джин. Обязательно попробуйте.
– Ежевичный джин? – переспросила она, радуясь, что они сменили тему. – Звучит очень... Экзотично.
– Больше нигде в Гранд-Вавилоне Вы такого не найдёте, – с забавной серьёзностью заверил Горацио. – Это шедевр!.. О, вот и Ваш.
Перед Алисой поставили чёрный бокал в форме черепа. В провалах глазниц тускло сияло пламя, жидкость была вишнёвой, как кровь в оперетте, и источала странную смесь запахов – вишня, дым и сера. Перед черепом лежало три крошечных карточки, покрытых какими-то символами.
– Дьявол – вечная сила зла, искушающая людей, сбивающая их с пути истинного, – торжественно начала ведьма; Алиса прикусила губу, чтобы не расхохотаться. – Но в то же время он даёт людям и множество возможностей... А ещё иногда говорят, что дьявол в каждом из нас. Карта, которую вы вытянете, будет результатом Вашего личного договора. Тяните!
Поколебавшись, Алиса вытянула карточку посередине. «И да начнётся великая битва», – готическим шрифтом гласила она.
– Нужно читать вслух?
– На Ваше усмотрение, – великодушно разрешила ведьма.
– Тогда не буду.
Потому что – какие уж там битвы.
– Вам делать выбор, главное – помните: любой выбор имеет последствия, – заключила ведьма – и вдруг, чиркнув спичкой, подожгла что-то в бокале; синее пламя взвилось над черепом, как корона, но вскоре погасло, оставив после себя только горький дымок.
– Алиса... – через некоторое время снова начал Горацио.
– Да?
– Скажите, Вы не думали сходить к врачу? – (Она чуть не поперхнулась коктейлем). – Нет, не подумайте, что я хочу Вас обидеть, просто, возможно, было бы не лишним пересмотреть какие-то свои установки, чтобы... Не вести себя к саморазрушению. Или, по крайней мере, не так упорно этим заниматься. У меня есть знакомый психиатр...
– О да, у меня тоже, – пробормотала она, с содроганием вспомнив Наджиба. – Думаю, не стоит. Я отлично знаю, что мне скажут.
– Но...
– Я хочу пойти на бокс.
Глаза Горацио округлились – два удивлённых серебристых озерца.
– На бокс? Необычный выбор для девушки.
– Да, знаю. Вы ничем подобным не занимались?
– Ох, нет, что Вы! – он натянуто засмеялся. – Я неплохо бегал, плавал, всегда был довольно ловким. Но что-то силовое и борьба – точно не моё. Мой опыт в драках ограничивается тем, что меня толпой лупили хулиганы-старшеклассники.
– Звучит грустно... Ну, а я хочу попробовать. Это красиво, и мне хочется... – она задумалась, подбирая слова. – Как-то выплеснуть кое-что, что во мне происходит. И... научиться защищать себя. Хотя бы физически.
– Небезнадёжно, – одобрил он. – Ещё по коктейльчику?
В остаток вечера ей достался очаровательный розовый коктейль, подающийся с куском сахарной ваты, похожей на облачко, – «Единорог»; а Горацио – «Королевские почести» – золочёный кубок, завёрнутый в красную мантию, подбитую горностаем. Ей – «Круг фейри», кипящий и дымящийся золотистый напиток в большом искусственном фонаре, в окружении фигурок фей и эльфов; а Горацио – алый, вязкий и таинственный «Вампирский экстаз», присыпанный пеплом и специями. Время намекало, что пора закругляться, – но Алиса впервые за последние месяцы почувствовала себя более-менее живой.
– Спасибо, что не задали самый тупой вопрос, который только возможен, – сказала она перед выходом, когда Горацио помогал ей надеть пальто. – Потому что мне его теперь задают довольно часто.
– Какой вопрос? – икнув, уточнил он.
Алиса поморщилась.
– «Каково это – спать с НИМ?»