Маск вошел в дом и прикрыл за собой двери. Теперь свет в помещение проникал, лишь сквозь пару низеньких, маленьких окошек, немного разгоняя царящий тут мрак. Под низким потолком бревенчатого сруба стоял одинокий, совсем седой, сгорбленный старик. Хозяин дома старался не смотреть на гостя, упирая взгляд в пол.
– Мой лорд, чем обязан такой чести?! У меня совсем ничего не осталось, только моя жалкая жизнь…
– Я присяду?
Спросил гость, не обращая внимания на слова старика и, не дожидаясь ответа, Маск присел на лавку за стол у левой стены сруба.
– Конечно, кхм-кх-гхах… Мой лорд, конечно, как пожелаете...
Маск снял и бросил на стол перчатки, снял с головы шлем, положив его также на стол и, развязав и откинув назад подшлемник, встряхнул головой и начал задавать вопросы:
– А почему, собственно, ты решил, что я лорд?
Старик продолжал держать голову опущенной и смотреть только в пол.
– Ну, как же, а кто ж вы, если не лорд? Уж точно не мельник! Извините за невинную шутку, мой лорд. Я нисколько не разбираюсь, как правильно к кому обращаться.
– Ничего, тебе простительно.
Маск пристально разглядывал морщинистое лицо старика. Всего чуть больше семи лет минуло, как он видел его в последний раз, но казалось, что прошло несколько десятилетий, так сильно он постарел. Глубокие морщины и белёсая седина, повисшие плечи, сгорбленная спина, мутные глаза, почти что серые глаза и дрожь в руках. Таким Маск увидел отца вновь, когда вернулся домой.
Как бы это не было странным, но Маск, будучи рядом с родным отцом, которого не видел годы, не чувствовал ровным счетом ничего. Это было одновременно и пугающе, потому как раньше Маск был куда чувствительнее и добрее и прекрасно, потому как это означает, что он всё-таки меняется и, значит, делает всё правильно.
Прошлое Маска больше было не властно над здоровяком, в борьбе со своими чувствами он одержал победу. И кто-то скажет, что победа Пиррова и она не стоила того, но только не для Маска. Он, бывший заложник собственных чувств, сейчас гордился своей ледяной стойкостью.
– Почему ты, тут один, где же твоя семья? Выжить в одиночку не просто...
– Верно, мой лорд, не просто… У меня была семья. Жену схоронил, уже как девять лет, сыновья...
Старик запнулся, его плечи повисли ещё сильнее, будто силы покидали беднягу прямо на глазах. Лорд подтолкнул хозяина дома к продолжению рассказа.
– Так, что же там с твоими сыновьями?
– Среднего моего сына я прогнал из деревни, когда ему было семнадцать зим отроду. Выгнал взашей из дому...
– В чем же провинился твой сын?
– Он, он... Украл и убил корову, снасильничал девку, а после избил отпрыска старосты. И...
Из глаз старика покатились слезы, а на лице появилось выражение боли.
– Он пытался выставить все иначе, будто бы он не был виновен, но я не слушал, я знал, что будет с ним и прогнал… Прогнал его прочь, милорд. Староста потребовал вздернуть моего Маска, глупого и безрассудного сына, но его здесь уже не было, ведь я прогнал его, и он ушел не знаю куда...
Ледяное спокойствие почти что треснуло, почти растаяло. Что-то в груди его больно кольнуло, и Маск еле сдержался, чтобы не рассказать кто он, не обнять отца, и не простить его за всё-всё. Лишь несколько мгновений слабости и, начавшая таять глыба льда, вновь промёрзла насквозь, начав исходить ледяным паром.
– А другие дети? Сколько их у тебя было?
Маск полностью взял себя в руки и снова стал просто странствующим рыцарем. Он не знал почему ещё здесь, вопросы, будто сами собой возникали в голове, словно внутренний голос нашептывал их.
– Трое мальчиков, мой лорд, и дочь. Эни и Силь просто исчезли почти через неделю после бегства Маска – среднего, мой лорд. Быть может они, где-то все вместе… А год спустя, Моз – мой… Мой старший сын уехал в Верон.
Старик уже не мог сдерживаться, он рухнул на лавочку с другой стороны стола и заплакал, закрыв ладонью лицо. Он утирал слезы, пытаясь остановиться, прекратить плакать, но не мог.
– Простите... Простите меня...
Было не ясно просит ли этот старик прощения у лорда, неожиданно посетившего его дом, или всё-таки у своей семьи, которой здесь нет…
Гость одел перчатки, подхватил со стола шлем и покинул крестьянский дом, оставив вместо себя на лавочке три золотых монеты. Теперь Маск был абсолютно уверен, что прибыл сюда не для прощения отца, не в поисках его любви или понимания, нет. Мнение этого старого, сломленного человека для него уже ничего не значило.
То, что произошло в этом старом доме, это даже не было встречей отца и сына, а скорее встреча одинокого старого крестьянина и безымянного рыцаря или лорда из далеких земель. Поиски семьи привели Маска сюда, а что-то совсем другое манило его в эти края. Не тоска о прошлом, а возможно, куда более темное и мрачное чувство...
Молодой лорд оседлал своего скакуна и неспешно поехал по грязной улице через деревню к дому старосты. Его путь лежал прямо к большому и красивому деревянному срубу, жилищу старосты. Его было сложно не узнать – здоровенное двухэтажное здание с амбаром и складом, а за этим деревенским великолепием теплый коровник на десяток голов, да свинарник на полсотни рыл. Пятая часть всей деревни, это дом старосты, куда не пойди упрешься в тот или иной его конец. Никто в Рожках не мог похвастаться ничем даже близко похожим, никто, кроме Боха – старосты деревни.
Во дворе Маска уже встречал Боха и его сын Мискель.
– Добро пожаловать в Рожки, ваша милость. Как прикажите к вам обращаться? Откуда вы, милорд, мне не знакомы ваши цвета, каков ваш герб?
– А ты, что же, все цвета и гербы знаешь?
Спросил прибывший и неспешно слез с коня, погладив огромное, красивое животное по шее.
– Нет, – немного смущённо ответил Боха, - Нет, конечно, же не все...
– Я и не сомневался. Можешь звать меня – ваша милость. – Маск впервые в жизни врал, точнее говорил не совсем правду, потому как стоило бы здоровяку попросить Кинара и он тут же возвел бы его в рыцари. Маск обманывал, словно Кинар используя громкие слова, как рычаги влияния на этих людей. Ведь слова могут обезоружить даже превосходящего по силе противника, не говоря уже о том, кто слабее.
– И что же привело вас к нам… Ваша милость?
– Суд.
Коротко и бесстрастно ответил, приехавший человек, продолжая наглаживать своего скакуна.
– Что, простите? Над кем?!
Начал громко возмущаться Боха и шагнул вперед.
– Почему сейчас?! Чей это суд, в конце концов?!
– Ты!
Его милость отошел от белого красавца и, прекратив поглаживать того, извлек меч из ножен и указал им на Мискеля.
– На колени.
Староста охнул и попятился назад, держа руки у груди и поджав губы. Тем временем лорд приблизился к молодому человеку и, встав в шаге от преклонившего колени, потребовал:
– Назови свое имя. Отвечай правду, ибо это суд божий, суд жизни и смерти, суд Галлата и Обоса. Не лги, боги ведают правду!
– Ваша милость, молю, остановитесь!
Вскричал староста, подходя ближе.
– Прошу, он мой единственный сын, он ни в чем не виновен.
– Он ответит на мои вопросы, и все будет зависеть от него самого... Если он и впрямь не виновен, ему ничто не грозит. В этом я клянусь тебе.
– Имя, парень, твоё имя?!
Вновь потребовал его милость. Около места событий уже собралось полдеревни, другая же половина бежала сейчас сломя голову, опасаясь что-либо пропустить.
– Мискель! Миксель, милорд…
Лепетал, испуганный парень. Его милость кивнул и задал следующий вопрос:
– Чуть больше семи лет назад, ты изнасиловал девушку, ее имя?!
Парень, стоя на коленях поменявшись в лице, попытался соврать.
– Я ничего не...
Но его милость приподнял руку и клинок застыл у шеи парня. Мискель, теперь по-настоящему испугался, его лицо исказила гримаса ужаса. Чувство неотвратимости холодной смерти, подтолкнули парня начать говорить. Затрясшись всем телом, он ответил. К великому удивлению и разочарованию отца, ответ сына был вовсе не тем, какой ожидал услышать Боха.
– Тильда, ее звали Тильда...