Князь Юсупов открывает глаза

Новый лакей государя

Иван кивнул и разглядывал все: и утренние пустые пока парадные залы, где мальчишки натирали полы воском перед новым днем, и служебное крыло, где трудилось над новым обедом с десяток поваров, и даже до библиотеки дошел, и принялся помогать: сперва на кухне девушкам, потом носил стулья из чулана в зал для переговоров, пыль там вытер, глазами пробежался, все ли там, как надо? И только хотел пройтись вдоль полок с книгами, разглядывая, что за сочинения тут стоят, как услышал за спиной голос князя Трубецкого:

- Ишь ты, присматривается, будто читать умеет. Не твоего это ума дело, милейший. Под подмел, стол протер, пыль смахнул - и иди, государь здесь сейчас завтракать с важными гостями будет.

Впрочем, после дивной ночи Иван не находил сил злиться, и даже наоборот, улыбнулся с оттенком снисходительности, что церемониймейстера порядком удивил.

Следом вошел сам Юсупов и гости.

- Трубецкой! Погоди, нет, не прогоняй его. Это... мой новый лакей. Ему ко мне подходить не препятствовать. А ты, Иван, вот что, сходи в мой кабинет и принеси папку со стола. Вот тебе ключ.

Завтрак они все-таки провели порознь, зато встретились к позднему обеду. В парадном зале для приемов выставили фуршетные столы, ходили меж них титулованные гости, брали угощение - Иван посматривал, как его Феликс непринужденно беседует то с одним, то с другим, и испытывал ревность, впрочем быстро утихшую: он ведь знал, что ночью государь принадлежит одному ему. Но когда начался бал, так и поглядывал злыми глазами на вившихся вокруг государя господ. И только тот отошел за двери зала в пустынный коридор, Иван обнял его за пояс.

- Так бы тоже прошелся с тобой в танце, да лакею нельзя. А был бы ты еще в платье... - и он улыбнулся лукаво.

- Тшшш, Ваня, что ты такое говоришь... Тут даже у стен есть уши.

Император чуть покраснел и попытался строго взглянуть на своего лакея - тот был в новой форме, что очень даже шла ему, Иван выглядел весьма представительно...

- Но как-нибудь мы и это устроим... Только не здесь и не сейчас. Ты поел? - Коротко он коснулся пальцами щеки его, погладив и глазами обещая ему всего себя скоро, но не сейчас, и Иван вынужден был руки убрать. Тем более что уже шаги раздавались недалеко от двери.

- Государь, вы...

Трубецкой заглянул за дверь и увидел, как император что-то слушает от лакея, а тот кивает ему, а после поворачивается.

- Уже иду, Юрий Петрович. Уже иду. Понял меня, Иван? Да не усни, жду тебя у себя в кабинете.

И ушёл.

Что же он там шептал такого ему на ушко? Да ничего особенного, кроме обещания, что покажет свой кабинет и кровать, и уж сегодня-то вечером придёт пораньше, главное, Ваня, дождись!

Бессонов так и поступил - а пока помогал остальным слугам убирать и подносить тарелки; распорядителю нравилось, что он не сторонится простой работы, хоть государь его и выделил среди всех, так что было даже неловко немного. А к вечеру гувернер привел из гимназии Мишку и других ребят - с ними Иван и провел время, а когда вспомнил, что государь просил быть пораньше, бегом бежал.

На его счастье, Феликса Феликсовича тоже задержали застольные беседы и долгое прощание: Иван успел не только отдышаться, но и в кабинете прибрать немного. Бумаги, правда, не трогал, сложил стопками то, что разбросано было, ужаснулся тому, сколько прошений к нему приходит, попробовал их перечитывать... И едва не отпрыгнул от стола, как услышал за спиной скрип двери.

- В бумагах моих роешься, паршивец!? Да пошутил, пошутил я, читай, ради бога, писарь - и тот не справляется, а надежного человека на должность секретаря найти не мог - рад буду, если в делах поможешь.

- Напутаю еще чего. Ты же все по-новому устроил, - смутился Иван, но помогать обещал.

Время стояло уже к полуночи, темнота была за окнами, и в кабинете оставили лишь пару свечей, чтоб не в кромешной тьме спотыкаться.

- Устал, государь? - Иван помог ему снять мундир, перевязь и прочее парадное обмундирование, чтоб остался его Феликс в одной рубашке и брюках, потом ладони на плечи положил, погладив, когда государь откинулся на кресле.

Вид у него и впрямь был утомленный - вот Иван и прошелся теплыми сильными руками по его плечам и спине, расслабляя и слыша тихий довольный шепот в том духе, что где он научился такому?

- При бане работал, иной раз дверь в парилку приоткроют, невольно такой срам увидишь... Что нам с тобой, государь, далеко, - Иван смущенно поулыбался и продолжил разминать ему усталые мышцы.

- Ммм...

- Посмотрел я уже твой кабинет, Феликс, - добавил Иван с тем намеком, что, может, дальше пройдем?

За кабинетом была дверь в личные покои: то была не одна комната, а целый зал - личная приемная, за ней - опочивальня и комната с ванной на львиных лапах, куда Иван принес снизу пару ведер горячей воды - а холодная, по последней моде, уже была сюда проведена.

- Ложись, Феликс, а я полюбуюсь на тебя. Так, говоришь, с платьем устроить можно?

И он замечтался о костюмированном бале, где его государь нарядится так, что никто не узнает, и все равно будет краше всех...

- Срамотник... – устало улыбнулся государь, но вещи скинул и в ванну лег, а после и Ивана к себе поманил, да туда же уронил, не слушая причитания, что вот, мол, одежда же мокрая, да как же государь, в чем же я ходить буду…

- Мое оденешь, никто и не заметит. А там я уж распорядился денег тебе выделить, завтра же сходи и купи, что полагается, да теплые вещи не забудь. Болеть тебе не с руки, моими глазами и ушами будешь, Ваня.

Хоть и устал государь сверх меры, а душа у него болела за все, что происходило. Так он и поведал, что вот, недоимки у народа, год был тяжелый, коммунисты все, что не забрали, то спалили, а потому приходится и у послов запрашивать помощь, а то и самому столько прошений разбирать.

- Тяжко мне без старой аристократии. Были, конечно, подлецы и воры, но все же были и умные люди. Вот Трубецкой мой такой один... А вот не заткнешь же им все дырки. Послушай, Ваня, а нет ли у тебя среди старых знакомых, да-да, комендантов, хороших умных людей? Не чтобы переворот делали, а чтобы помогли мне все наладить? Я так долго-то один не протяну... Может, займешься завтра? Сходи к архивистам да посмотри дела, может, найдешь мне с десяток умных да не злобных. Только не как Менжинский, прошу тебя. Ооох, стервец, да, еще плечи помни так, болят так ужасно. На приемах этих только и сиди как палка... Ммм… Да, поцелуи - это тоже как раз.

И облокотился на него князь, словно ребенок в его объятия кутаясь и довольно улыбаясь, пока усталость из тела уходила.

- А ты все про платье думаешь, Иван... Да, можно. Ну только к новому году постараюсь так сделать, не сейчас, хорошо? А то дел-то много, не до отдыхов, и так вон зачастили, пока все с днем рождения поздравят, с ума сойти можно.

И государь вверх потянулся, к губам Бессонова, за новым поцелуем. Впрочем, вода стыла, а оттого им обоим пришлось вылезать оттуда после теплой ванны и такого расслабляющего массажа.

- На приеме и поесть не удалось. Кажется, я голоден.

Государь, как был, в полотенце, прошлепал к двери, да выглянув, крикнул служку из коридора.

- Принеси мне поесть, служка, на двоих человек. А как принесешь, так в дверь не входи, постучи и поднос у двери оставь.

Тот кивнул, да бегом убежал, а государь дверь захлопнул.

- С этими жалобщиками даже и не знаю, когда жить успевать. Мне скоро на смотр войск ехать, поедешь со мной, Вань. И как раз, может, скажешь мне что про новых командиров, а то не нравятся они мне. Ой, не нравятся…

Иван улыбнулся благодарно и сам обнял Феликса - в этот раз крепко-накрепко, сопроводив это строгим "никому не отдам".

- Это по мне, этим я заняться согласен. Поищу, хотя есть у меня подозрение, что многих хороших людей твои придворные, собаки, сгноили. А красного переворота не боишься? Я, видишь ли, не к тому, что прежнее положение дел хочу вернуть и террор возродить. Но перемены к лучшему нужны - кому, к примеру, стало хуже от того, что крестьянам начали открывать школы с больницами, а их детям в училищах с университетами позволили обучаться? За одно это тебя расцелуют, а сейчас талантливым ребятам хуже приходится. Сделать бы еще бесплатным то образование... Эх, мечты. Ну, дойдем и до этого, как беспорядки в губерниях и областях кончатся, так ведь?

Еще немного порассуждали они о будущем устройстве государства российского и о государевых планах, а их было много, как и проблем. До тех пор, пока государь не объявил, что серьезных бесед на сегодня ему хватило, и он хочет уже наконец отдохнуть. Бессонов нагнулся, подхватил его под колени и из воды перенес на ложе, воистину царское по размерам. Звякнуло за дверью - слуга принес поднос, и скоро перед ними на прикроватном столике стоял кофейник, чашка сливок, сахарница, блюдца с яблоками и сладостями, заодно немного буженины и сыра с хлебом: видимо, слуги уже хорошо знали вкус своего государя. Бессонов успел поесть на кухне и развалился на постели, отдыхая и лениво поглаживая своего государя, потом, когда трапеза была окончена, притянул его к себе.

- Значит, срамотник я, или как ты меня назвал? А я все-таки очень буду ждать нового года - и ему снова представился его Феликс в длинном платье, и его шутки, и то, как они жили на поселении - кажется, как бедно! Но ведь были счастливы?

По крайней мере, сам Иван так точно. Да и теперь... Разве ждал он, что жизнь так его отблагодарит за все?

- Придворные твои наверняка пеняют, мол, откуда вытащил этого мужика? Не удивились, мол, зачем еще один лакей? Ну, хорошо, знаю я, что не лакей, не хмурься. Ты у меня есть, и я счастлив. Прав-то у меня побольше, чем у них.

Все это он шептал государю своему Феликсу Феликсовичу на ухо, и не особенно заботился о связности речи. Перешел на то, как хорош собой его государь, и как он сам ревностью терзается, когда тот молодой офицер вчера его руку поцеловал, и вообще, бросить бы все и сбежать куда-нибудь... Но дела не терпят таких отлучек долгих. Ладонями он разминал уставшую спину, так, чтобы князь млел под ним, щекой со свежей щетиной потерся об его нежную кожу, прикусил ему губы и приступил к действиям более требовательным.

- Ляг на живот, княже, сильнее хочу помочь тебе расслабиться, - и он начал разминать его мышцы с мазью, не избегая после спины и поясницы бедер. Затем бедра ему развел и ладонью прошелся между ягодицами, нажимая на податливо впустившую его дырочку. А потом сделал для себя вещь еще более небывалую, но показывающую всю к Феликсу любовь - нагнулся, и языком по ней тоже прошелся. В ответ на нажатие двух пальцев в анусе Феликс издал сдавленный стон, и это значило, что стоит еще попытаться его провоцировать этой лаской. А если заодно положить ладонь ему на королевское достоинство и погладить, обнажая головку, и по этому чувствительному месту пройтись, и вовсе.

Бессонов поднял его за бедра, заставляя встать на четвереньки, потом толкнулся внутрь, почувствовал, как Феликс нервно сжался - и продолжил движения, резкие и властные, как он любил.

И забылся государь, и дела забыл, и своих врагов, и холопов, и кучку прошений на рабочем столе, все, что осталось - это только руки ласковые, движения сильные да голос, шепчущий всякую срамоту, от которой внутри все скручивается в тугой узел, а после по венам разливается горячей волной.

- Ты невозможен.

Вспотевший, мокрый после такого жаркого акта любви государь, развалился на кровати, чувствуя, как сверху тяжело навалился Иван, прижимая его к кровати и не давая подняться - все, как он любил. И не протестовал, напротив, волною затапливала его сердце нежность и любовь к своему холопу… да и холопу ли.

- Родился бы девушкой, тотчас же вышел за тебя бы замуж, Ваня… - тяжко вздохнул бывший князь и таки перевернулся, обнимая своего холопа. – Самому тебе бы жениться. Дите свое понянчить.. А то ты все со мной возишься. А вот на смотр тебя заберу и вовсе, по полгода в столицу не вернемся.

Иван что-то пробормотал недовольно, да только кто ж его поймет, что он там бормочет, и государь чуть улыбнулся, вспоминая. Думал ли он, что все так получится? Нет, ничуть. И не гадал даже, не мыслил…

- Я тогда, как тебя увидел, сразу понял что забыть не смогу. И не говорил тебе ничего, не из вредности, а чтобы не отправил ты меня куда подальше…

Государь легко перебирал пальцами на груди Ивана, прижавшись к нему и голову на плечо положа. А тот, охальник, смолил в постели государя свою вонючую самокрутку, что так не нравилась Феликсу. Он кстати, себе заметку сделал, купить нормальный табак для Ивана и ему подсунуть, если уж балуется, пусть хорошим балуется.

- А ты? Думал ли ты, что все будет так? Впрочем, я иногда жалею что уехал тогда из нашего поселения. Сейчас жили бы в избе, на лежанке нашей. Кофий бы пили... Эх, Ваня Ваня…