Гранд-Вавилон

Глава девятая (часть вторая)

...Алиса кратко рассказала о себе – настолько кратко, насколько получилось. После переписки и нескольких встреч в радужно-поверхностной реальности Badoo ей уже бесконечно надоело снова и снова рассказывать одно и то же; иногда она замечала, что использует примерно одни и те же слова, примерно в тех же местах иронизирует над собой, делает паузы или мягко шутит. Когда она умолкала, собеседник обычно либо был в недоумении и не знал, что сказать (это относилось к тем, для кого научные статьи, конференции, переводы, путешествия, учёба по обмену, творчество были далёкими, загадочно мерцающими, совершенно бесполезными галактиками в параллельной вселенной), либо улыбался с обалделым восхищением и страстно выдыхал что-то вроде: «Офигеть, какая же ты молодец!» Или: «До чего же ты умная!» Или: «И как ты всё это успеваешь?»

Конрад поступил в стиле второй категории: похвалил её ум, трудолюбие, успешность, посетовал, что она не живёт в Гранд-Вавилоне, – и добавил:

– И почему же у такой красавицы и умнички нет парня?

Красавицы и умнички. Да, вот и оно; Алиса с горечью скрипнула зубами. Вечно эта слащавая, сюсюкающая снисходительность. Почему так много мужчин смотрит на женщину, будто на милого, но непроходимо тупого зверька, созданного, лишь чтобы тешить их взор и удовлетворять их физически? Один из её собеседников в Badoo – тот, который в качестве решающего аргумента всюду приплетал фразу «Ну, я же Овен по гороскопу», – неизменно называл её «симпатяжкой». «Привет, симпатяжка!», «Симпатяжка, чем занимаешься?» Сдерживая раздражение, Алиса однажды вежливо попросила не обращаться к ней так.

«Почему?» – в весёлом замешательстве спросил «Овен по гороскопу».

«Извини, просто мне не нравится. Все эти «симпатяжки», «заи» и «детки» как-то приторно и неестественно звучат. И, если честно, слегка по-сексистски».

И особенно глупо – от человека, с которым едва знаком, – добавила она про себя. Луиджи иногда называл её «котёнком» или «солнцем», и ему она могла простить это маленькое тёплое дурачество. Ему – но не тому, с кем просто пару раз поболтала в Badoo.

«Бука!» – объявил «Овен» – с обиженным смайликом, показывающим язык. А в следующий раз, как ни в чём не бывало, снова назвал её симпатяжкой. И в следующий за ним – тоже.

Наверное, он думал, что так проявляет свою брутальную харизму. Использует чары флирта, перед которыми ни одна «симпатяжка» не устоит.

– Да неважно. У меня были отношения, но всё не очень хорошо закончилось, – уклончиво сказала Алиса.

– Почему? – с участием поинтересовался Конрад.

– Долгая история.

– Время же есть у нас, – нелепо исказив естественный порядок слов, отметил он.

Сейчас ей меньше всего на свете хотелось рассказывать о Луиджи; хотя, с другой стороны… Несмотря на всю свою скучную пресность, Конрад явно умеет слушать. Кажется, она имеет право эгоистично этим воспользоваться.

К тому же иногда ей казалось, что, чем чаще она рассказывает о своей жизни, тем слабее становится боль. Только на каплю, на пару часов – пускай; но слабее.

Алиса вздохнула и начала исповедь. Она рассказала, в целом, всё – хоть и без излишеств и ярких подробностей. Событийную канву с минимумом эмоциональных оценок – то, что Конрад был способен понять. О Луиджи, Роберто и Поле; о Кьяре, Виттории и других бабочках Луиджи; об анорексии – и мерзком привкусе во рту, когда просыпаешься утром после дня, прожитого в голоде; о том, как дедушка и профессор Базиле навсегда ушли; о маме и отчиме. Пока она говорила, сгустились сумерки; они с Конрадом свернули с проспекта и теперь бродили по какому-то заросшему парку – довольно невзрачному по сравнению с прекрасными парками центра.

Несколько раз Конрад пытался сочувственно её обнять – видимо, на тех моментах истории, которые особенно трогали его бесхитростное сердце. Алиса, не ожидавшая от него таких отважных порывов, старательно уворачивалась. Иногда он хмурился и качал головой – например, когда она говорила об алкоголизме Луиджи или о том, как тот угрожал Полю; иногда усмехался и бормотал что-то вроде: «Бывает же такое!» – например, когда Алиса описала несколько случаев из похождений Луиджи – от шлюхи, которую он снял, просто чтобы «попробовать за деньги», до близняшек-азиаток. Удивило Конрада и то, что её абстрактно обрисованный «друг-гей» так странно и поздно определился со своей ориентацией, и то, как отчаянно она бросилась в роман на расстоянии с Роберто, и… В общем, Алиса в очередной раз поняла, что может быть почти безграничным хранилищем странных историй – что притягивает их, как магнит. Но что же лучше – постоянно жить на грани, как она, или погрузиться в уютную тёплую обыденность, как Хосе, Конрад, Дин с его селфи или «Овен по гороскопу»?..

Когда она закончила, Конрад вздохнул и попытался взять её за руку; Алиса отстранилась, сделав вид, что поправляет сползшую с плеча сумку. Может, стоило рассказать ему и о Ноэле – чтобы поумерить эту жажду тактильного контакта?

– Мда-а… Как же скучно я живу! – (Он хмыкнул). – У тебя прямо не жизнь, а сериал какой-то.

– Да уж, – сказала Алиса, глядя на разливающийся по небу закат. Интересно, что сейчас делает Ноэль? Гуляет с друзьями? Или – если верить версии Горацио – вытягивает душу из какой-нибудь наивной девушки? – Собственно, после всего этого я и не ищу серьёзных отношений. Мне хватило.

– А чего ищешь?

– Приключений. Впечатлений и вдохновения.

– Приключения – в смысле, интим?

Алиса подавила досадливую гримасу, а секунду спустя – смех. Боже, как ужасно звучит; после напыщенно-формального слова «интим» точно не хочется думать ни о чём эротическом. Всё равно что пытаться заигрывать фразой: «А не желаете ли Вы вступить со мной в половые сношения?»

– Эмм, нет, я в основном про впечатления от людей, – осторожно ответила она. – Про общение, необычные события, спонтанные встречи. Это вдохновляет меня. Выдирает из обыденности – хотя бы на время. Делает жизнь содержательной… А «интим» – ну, если кто-то всерьёз зацепит, то почему бы и нет. Любое сближение вырастает из симпатии и интереса к человеку.

– Понятно, – неуверенно произнёс Конрад. – Ну, а у меня не так всё интересно, конечно… Встречались с девушкой, жили вместе, а зимой вот расстались. Она мне предъявила, что я «уделяю ей мало внимания». Хотя я всё время, когда не работал, проводил с ней. А работал, естественно, много – надо было платить за квартиру. В общем, наверное, нашла теперь себе клоуна, который двадцать четыре часа в сутки её развлекает.

Конрад скривился. Это явно всё ещё причиняет ему сильную боль – и тоже типично для Badoo. Там много тех, кому «разбили сердце», кого «предали»; много обиженных на жизнь. Алиса могла понять его – и в то же время в этой язвительной злости на бывшую девушку было что-то неприятное.

И к тому же – «уделять мало внимания»… Странная причина для разрыва. Если бы дело было только в этом, все их разногласия могли бы решиться парой серьёзных разговоров по душам – или банальной поездкой куда-нибудь, сменой обстановки. Или даже новым хобби, которое его девушка нашла бы себе. Скорее всего, было что-то ещё, о чём она промолчала. Возможно, она встретила кого-то более обаятельного, юного душой и развитого как личность; возможно – просто боялась признаться и Конраду, и себе, что с ним ей скучно и пусто. Кто знает. Алиса чуть опечалилась – но поняла, что говорить о своих соображениях Конраду было бы слишком жестоко. Да и бесполезно. Ему спокойнее верить в «официальную» версию.

Они ещё немного побеседовали об отношениях в целом – здоровых и нездоровых; порассуждали о плюсах и минусах приложений для знакомств (точнее, рассуждала Алиса, а Конрад слушал, кивал, как заворожённый – и снова и снова пытался то обнять её, то взять за руку). Темнота всё решительнее заливала парк; Алиса посмотрела на время – и заторопилась домой.

– Нет, давай ещё немного походим, пожалуйста! – взмолился Конрад. – Мне очень приятно общаться с тобой. Ты не голодная? Тут рядом есть McDonald’s.

Прислушавшись к себе, Алиса поняла, что нет смысла лицемерить: она и правда уже голодна. Забота Конрада немного раздражала её, но было в ней и что-то трогательное – почти отцовское. Они зашли в тесное, грязноватое пристанище фастфуда, переждали длинную очередь из подростков, и Конрад купил им обоим по гамбургеру и по порции жирной, маслянисто-блестящей картошки фри. Алиса порывалась заплатить за себя, но Конрад по-рыцарски воспротивился.

– Очень давно не ела такое, – призналась она, обмакивая картошку в сырный соус. – Не особенно люблю американский фастфуд. Но вкусно.

– Кушай. – (Конрад улыбнулся, наблюдая за ней с нежным умилением – как за любимой кошкой, с аппетитом поедающей лакомство). – Голодненькая… Я тебя и ещё накормлю, если хочешь.

Почему-то Алису передёрнуло.

– Да не стоит, спасибо. Уж на еду-то заработка от проекта мне точно хватит, – отшутилась она.

– Ты, кстати, уже закончила работу здесь?

– Да. Но ещё на какое-то время останусь – отдохнуть. Слишком уж волшебный город.

Волшебный. Горацио после своих похождений оценил бы эту двусмысленность.

– Да, в центре красиво, – сдержанно отозвался Конрад. – Музеев много хороших… Картины всякие эпохи Возрождения.

Алиса едва удержалась от хихиканья. Она сильно сомневалась, что в Гранд-Вавилоне есть хоть одна картина эпохи Возрождения: самые ранние работы в тех коллекциях, которые она успела увидеть, относились к шестнадцатому-семнадцатому векам, а бо́льшая часть музеев хранила живопись от девятнадцатого века до современности. Скорее всего, Конрад ляпнул это наугад – чтобы показать, что знает хоть какие-то слова, связанные с искусством. Это напомнило ей другого собеседника из Badoo; он жил не в Гранд-Вавилоне, а довольно далеко – в Австрии, – и, узнав, куда она приехала, восторженно написал по-английски: «Гранд-Вавилон – это так круто! Я бы очень хотел сходить в Лувр, посмотреть на картины…»

«Ты, наверное, имел в виду местный музей европейской живописи? – отсмеявшись сквозь слёзы, уточнила Алиса. – Лувр – это в Париже».

«Блин, как стыдно!» – сокрушённо написал австриец – и поспешно сменил тему.

– Насчёт эпохи Возрождения не уверена, но музеи хорошие, – осторожно сказала она, стараясь не слишком неприлично наслаждаться гамбургером с картошкой. Не паста и вино, конечно – но в этом тоже что-то есть. – Много картин импрессионистов, романтиков… Ну, и академическая живопись, само собой. Её повсюду много. Знаешь – такие пафосно-парадные портреты разных государственных деятелей и полководцев, батальные сцены, сюжеты из мифологии… – (Алиса осеклась; Конрад смотрел на неё, подперев щёку ладонью, улыбался и тихо млел от восторга – но явно ничего не понимал. Точнее, может, некоторые из этих слов и были ему смутно знакомы – но он никогда не пытался разобраться в том, что они значат). – Ладно, неважно. В общем, и правда есть на что посмотреть. – (Надо бы подобрать какую-то более нейтральную, более понятную для него тему – и не быть такой жестокой; видимо, картошка с сырным соусом настроила её на миролюбивый лад. Алиса поразмыслила пару секунд). – А ещё мне очень нравятся сады и парки – всё так…

– Какая же ты умная, – со вздохом перебил Конрад. – И всё это так… глубоко понимаешь, что ли. Не просто абы как. Я никогда не встречал таких людей.

Ещё бы. Это даже не польстило Алисе: слишком уж очевидно, что у него другой круг общения.

– Спасибо. Но, на самом деле, по живописи я далеко не специалист. Так, изучала кое-что для диссертации. В числе прочего, я исследую то, как итальянская живопись отражается в нашей и переводной литературе – вот и пришлось разобраться в периодизации, стилях, школах и всём таком.

– Ясно, – пробормотал Конрад – вполголоса, будто боясь спугнуть момент. Он так заворожённо пожирал её глазами, что Алиса смутилась. Будь она в вечернем платье и с грамотным макияжем, это ещё можно было бы понять – но она выглядит совершенно заурядно; не лучше, чем когда выходит в магазин за продуктами. Странно. – Нет, это ты думаешь, что вот так разговаривать – это нормально… А на самом деле нет. Значит, ты просто с умными людьми общаешься.

– Ну, может быть. – (Алиса пожала плечами – и решила вернуться к обсуждению красот Гранд-Вавилона. Это более безопасная территория: на ней она не взрастит в Конраде комплекс неполноценности. И не разовьёт уже существующий. Почему-то ей по-прежнему не хотелось обижать его. Многие обитатели Badoo были так глупы, назойливы и самодовольны, что вызывали агрессию, – а Конрада тянуло просто пожалеть. Он казался добрым, несчастным человеком). – Так вот, про сады – там всё так подобрано… Все цвета, ракурсы, тени – как на картине. Никогда не видела, чтобы всё в городском ландшафте было настолько продуманно и красиво. И каналы, и набережные… Ходишь – и как будто музыку слушаешь. – (Она сделала паузу, предположив, что Конрад захочет что-то ответить, – но он молчал, восхищённо кивая). – А так далеко от центра я ещё ни разу не была. Гуляла в основном в окрестностях отеля и работы. Когда ты сказал, что встретимся на проспекте Наполеона, посмотрела на карту – и увидела, что это совсем окраина… Даже тревожно как-то стало: вдруг приеду – а тут какие-нибудь пустыри в бурьяне или наркопритоны?

Она фыркнула от смеха, искренне надеясь, что Конрад поймёт, что это шутка. Он нежно улыбнулся:

– Испугалась, маленькая?

Желание улыбаться мгновенно пропало – и сменилось желанием перевернуть стол. Так, чтобы футболку Конрада испачкали жирными пятнами остатки картошки.

– Эмм, нет. Я же не всерьёз.

Конрад потянулся вперёд и попытался ласково накрыть её руку своей; Алиса отшатнулась, как ошпаренная.

Забавно: вчера ей показалось, что так может сделать Горацио. Глупость. Наверное, с ним она отреагировала бы так же.

Или нет?

В конце концов, если Конрад и в самом деле так заботится о ней – мог бы назначить встречу поближе к её отелю и людному центру, а не на забытой небесами окраине. Или предложить проводить её назад. А «маленькая» и вечное стремление её потрогать – какое-то сомнительное проявление заботы.

– Может, пойдём к метро? – выдавила она. – А то поздно. И я, кажется, уже наелась.

Назад они брели уже в плотной, как чёрный бархат, темноте. Разговор давно стал бы вялым и сошёл на нет, если бы не усилия Алисы. Почему-то ей доставляло удовольствие по-доброму «расшевеливать» Конрада – как и думать о том, что они, скорее всего, больше не увидятся. По крайней мере, моральный долг выполнен: она подарила ему ту встречу, которой он так добивался.

Случайно выяснилось, что у Конрада и правда были проблемы с умственным развитием: он обмолвился, что учился в специализированной школе и лет до шестнадцати даже не мечтал поступить в университет. Рассказал о злобной и ленивой учительнице английского, из-за которой плохо сдал выпускной экзамен (конечно же – снова из-за неё, а не по собственной вине). Ассоциативно они опять вспомнили о переводах; чтобы как-то разнообразить долгий и унылый путь по проспекту Наполеона, Алиса стала рассказывать забавные истории из своей практики – и не только.

– Мне иногда интересно смотреть фильм или эпизод сериала сначала в оригинале, а потом в переводе – и оценивать, как работали переводчики, – поделилась она. – Часто бывают настоящие открытия: слушаешь и восхищаешься, как изящно выкрутились… Например, мне очень понравилось, как в «Шерлоке» BBC перевели языковую игру: serial killer – cereal killer[1]. Там убийца снимался в рекламе кукурузных хлопьев и произносил “I’m a cereal killer”[2] – а поскольку он и правда был убийцей, это обретало двойной смысл. Казалось бы – как это передать, да?.. Но нет, они сделали рекламный слоган таким: «Хлоп – я убийца хлопьев!» Разве не очаровательно?

– Ты мне нравишься всё больше, – пробормотал Конрад, в очередной раз пытаясь её обнять. Попытка была такой явной и грубой, что Алиса впервые не выдержала:

– Не нужно этого, пожалуйста.

– Хорошо, – кивнул Конрад – и тут же чуть не схватил её за руку. Алиса стиснула зубы.

– Слушай, извини, но я не хочу всего этого.

– Почему? – спросил он – с таким искренним удивлением, будто пару часов назад не выслушал её драматичную автобиографию. – Теплота, любовь… Этого все хотят.

– Я не хочу. Любви – уж точно. – (Алиса отвернулась). – Так скажем – нажевалась стекла, больше не тянет. Пусть стекло жуёт кто-нибудь другой.

– Не понимаю, – признался Конрад.

– Это метафора. И ирония, – объяснила она, изо всех сил стараясь не закипать. – Любовь и отношения принесли мне только боль. Точнее, может, и не только, но очень много боли. Так много, что ещё одну такую или подобную историю я могу просто не выдержать. Ни физически, ни психически. И я не хочу ни к кому привязываться, ни от кого зависеть. Хочу просто жить и радоваться жизни. И заниматься собой.

О да. Кого ты обманываешь?

Лицо Ноэля, залитое лунным светом; его мягкий вкрадчивый смешок… Алиса сердито встряхнула головой, прогоняя наваждение.

– Это ты сейчас так думаешь. А потом передумаешь, – спокойно сказал Конрад.

Алиса медленно выдохнула и долго молчала, чтобы не нагрубить ему. Её всегда безумно раздражала такая логика: «Да дело просто в том, что у тебя ещё парня нормального не было! Вот если бы был – ты бы точно хотела любви!» Как будто она «ломается» и отнекивается, просто чтобы привлечь к себе внимание и набить себе цену; как будто этот вывод не был ею выстрадан, не был раной, которая годами гнила и расковыривалась – и только недавно начала зарастать корочкой. Как будто все эти «судьи» знали и могли понять, что она пережила.

Так же простецки рассуждал, например, «Овен по гороскопу». Иногда он писал ей что-то вроде: «Всё-таки как жаль, что ты не из Гранд-Вавилона. Вот бы ты переехала!»

«Зачем?» – холодно спрашивала Алиса, уже мечтая отделаться от него.

«Ну, была бы любовь!»

«Я не хочу любви».

«Как не хочешь? – (Мысль о том, что здоровая, адекватная девушка может не хотеть любви и замужества, явно не укладывалась у «Овна» в голове). – Не может такого быть!»

«Может. Жизненный опыт мне показал, что ничего хорошего из любви не выходит, – терпеливо писала Алиса. – Были у меня и «здоровые», и «нездоровые» отношения; и в тех, и в других я рано или поздно по разным причинам начинаю страдать. Мне комфортнее в одиночестве и свободе. Не все созданы для отношений».

«Ты ещё передумаешь».

«Да с какой стати?! – однажды не выдержала Алиса. – Вот представь: например, ты не любишь какое-то блюдо. Пусть суши. Пробовал – но не нравятся они тебе, ну вот никакие, ничем. Ты точно уверен, что никогда не полюбишь их. Они просто не в твоём вкусе. И тут я тебе заявляю: «Да нет, ты не понимаешь, когда-нибудь тебе точно понравятся суши!» Но разве тебе не лучше знать? Вот для меня так же нелепо звучат твои речи о любви».

«Ну, когда-нибудь суши ведь и правда могут мне понравиться. Кто знает», – глубокомысленно возразил ей «Овен».

«Ну да. Часики-то тикают, как говорится. К тридцати и суши полюбишь», – съязвила Алиса, намекая на извечную фразу убеждённых Жён и Матерей.

«Не понял», – грустно признался «Овен».

Пришлось объяснять.

Другой её собеседник – набожный американец по имени Джаред – тоже оценивал любовь как спасение от всех бед и единственную цель жизни. Спорить с ним было бесполезно: все доводы Алисы разбивались о непрошибаемую стену его “All you need is true love”[3]. “True love”, по мысли Джареда, должна была избавить её от болезненной памяти о прошлом, спасти, вдохновить для новой книги. Все попытки отступиться от поисков “true love” казались ему просто временной ошибкой заблудшей души, не постигшей Божественный замысел.

Джаред очень кичился своей высокой нравственностью. Например, уже в первом диалоге он зачем-то сообщил Алисе, что занимался сексом только с двумя девушками в жизни – с теми, с кем встречался и кого любил; такая откровенность, признаться, немного её смутила. Секс вне “true love” и отношений он считал аморальной мерзостью – и клеймил всех, кто предаётся этому греху, с убеждённостью инквизитора. Алису несколько шокировала такая агрессивная узость мысли, но она не особенно спорила (в конце концов, у всех свои «тараканы»), – до тех пор, пока морализаторство Джареда не коснулось лично её. Он не знал деталей её истории с Ноэлем – но знал, что в Гранд-Вавилоне она «встретила парня, который ей очень нравится» (этой фразой Алиса теперь отбивалась ото всех, кто начинал проявлять к ней какой-то отчётливый романтический интерес). Джаред, конечно, увидел в этой встрече знак судьбы и Божье указание на то, что Алиса уже на пути к своей “true love”. «Если твоё сердце бьётся чаще из-за этого парня – борись за него!» – высокопарно твердил он. «Зачем мне за него бороться? Ведь я не хочу ничего серьёзного, да и он явно тоже», – отвечала Алиса.

Однажды Джаред сокрушённо рассказал ей, что всё же поддался искушению дьявола: встретился с девушкой, с которой познакомился в Badoo, и она настояла на том, чтобы сделать ему минет.

«Я не хотел – но она так уговаривала! – жаловался он. Алиса едва сдержала смех, пытаясь представить, как бедного ангелоподобного Джареда чуть ли не изнасиловала какая-то решительная мадемуазель. Какое же мерзкое ханжество. – Мне теперь так плохо. Никогда не допускал такого – и вот впервые… Все современные девушки именно такие, увы. Им нужен только секс. Вечно они смотрят на меня с вожделением, как животные, им нет дела до моей души!»

«Эмм, странно. В моей стране чаще говорят, что «только секс» нужен как раз мужчинам, – осторожно отметила Алиса. – И, возможно, ты просто не с теми девушками общаешься… А по поводу этого случая – мне кажется, тебе не стоит так уж сильно винить её. Это, конечно, не моё дело – но, может быть, ты просто очень ей нравишься, и поэтому она не смогла сдержать своих чувств, своих природных желаний. К тому же всем иногда бывает одиноко, все могут поддаться слабости. Не стоит из-за этого ставить на человеке крест».

«Но это же грех! И это ужасно. Я не знаю, как это можно принимать за норму, – неистовствовал Джаред. – И это совсем не естественно для девушки: ведь ты, например, не такая. Я уверен, что ты бы не стала спать с парнем на первом же свидании!»

Алиса прокашлялась, свернула на улицу потише (в тот момент она гуляла) – и вкратце рассказала Джареду, что именно произошло между ней и Ноэлем в ночь, когда они познакомились. Его морализаторское лицемерие так её разозлило, что больше ничего не хотелось скрывать. Пусть знает, что она поддалась своим чувствам – и не жалеет.

Пусть знает, что ей не стыдно быть свободной и самой делать выбор.

«Я не знал, что у вас был секс, – холодно ответил Джаред – так, будто она была обязана отчитаться об этом перед ним. «Святой отец, я согрешила». – Что ж, тогда понятно, почему он отстранился от тебя. Девушка, которая даёт на первом же свидании, может восприниматься только как подстилка и шлюха. Парень просто сразу же теряет к ней интерес».

Алиса задохнулась от гнева. Какая ханжеская глупость – и какие ловкие двойные стандарты! Значит, если девушка проявляет инициативу, то она шлюха, а парень просто не устоял перед её чарами, поддавшись искусу Сатаны, и ни в чём не виноват; если инициативу проявляет парень, а девушка, желая его, идёт навстречу, – тоже виновата девушка: она – доступная «подстилка». И не надо учитывать никакие факторы: его и её прошлое, их эмоциональное состояние, ситуацию, которая сблизила их, то, связаны ли они какими-либо обязательствами с кем-то ещё, то, склонны ли в целом к «случайному» сексу, то, осознанным ли было это решение…

Какой ограниченный, глупый – а главное, злой бред. Ей захотелось взять Библию и огреть ею Джареда по затылку.

И вообще – кто просил его оценок и его мнения? Может, он ей друг или брат? Она могла бы принять такое осуждение от Мии, Поля, мамы – и вполне поняла бы, почему они так считают, – но здесь…

«Звучит довольно обидно, если честно. Я не считаю нужным оправдываться: я сделала то, чего мне хотелось и что в тот момент было мне нужно. Я не вижу в этом ничего «грешного» и «неправильного». И, поскольку мы до сих пор общаемся с тем человеком, мне не кажется, что твоя теория про «подстилку» состоятельна. Желаю всего наилучшего. Надеюсь, когда-нибудь ты поймёшь, почему не стоит судить людей, которых едва знаешь. Особенно – не разобравшись в ситуации полностью».

«Мне не нужно ничего понимать. Я надеюсь, это ты всё поймёшь. Прощай!» – драматично написал Джаред.

К счастью, больше они не общались.

Как там вчера выразился Горацио?.. «Осуждение – вообще одна из самых глупых и ограниченных позиций, которые может занимать человек». Жаль, что она не слышала этого до того диалога с Джаредом. Могла бы сослаться на известного писателя.

– Давай не будем об этом, – устало предложила Алиса. – О любви, об отношениях… Это долгий и трудный разговор. Скажи лучше, какие книги ты любишь?

– Ой, да я вообще не читаю, – смущённо потирая шею, признался Конрад. – За всю жизнь одну книжку прочитал.

Алиса засмеялась – и вдруг поняла, что её смех звучит как-то жутковато на пустой ночной улице. Когда они уже дойдут до метро?..

– Такого не может быть. Ты же всё равно что-то читал в школе, в университете?

– Ну да, но только по необходимости, кусками. Мне не нравилось. А ту книгу я запомнил.

– И что же это за особенное произведение?

Главное – чтобы он не назвал какую-нибудь книгу о муми-троллях Туве Янссон или сказки Шарля Перро. Хотя это было бы неудивительно. Его интеллектуальное развитие явно не слишком далеко ушло от этого уровня.

– Не помню автора. Там было что-то про инопланетян.

– Очень размытая характеристика. Инопланетяне есть почти во всей научной фантастике.

– Ну да, но… Ой, осторожно!

Улучив момент, Конрад всё-таки схватил её за руку. Алиса вырвалась, но уже через секунду поняла, что это и правда было попыткой её обезопасить, а не позаигрывать с ней. Впереди собралась небольшая толпа, мигала огнями пожарная машина; вокруг какого-то магазина с бело-розовой, как зефир, вывеской клубился горький дым. Вскоре, заунывно воя сиреной, подъехало и две машины скорой помощи.

– Пожар, – растерянно и грустно пробормотал Конрад. Они осторожно обошли толпу; Алиса закашлялась от дыма, хоть и прикрывала рукой лицо. Только сейчас в глаза ей бросилось название магазина: «Порочная орхидея». И рисунок – силуэт девушки в игривых кружевных чулках.

Пожар в секс-шопе; весьма сюрреалистичная ситуация. Или постмодернистская. Интересно, как бы её окрестил Горацио?.. Алиса вдруг обнаружила, что кусает губы, сдерживая смех, – хотя смеяться над таким событием, как пожар, явно не пристало. Даже если никто не пострадал. И – ничего, кроме нижнего белья, плёток и наручников.

Когда они отошли подальше, она ещё раз оглянулась – и увидела нечто совсем странное. Два огненных всполоха, похожие на людей; две золотисто-рыжие, пылающие тени. Они вылетели из окна «Порочной орхидеи», мелькнули короткой вспышкой – и скрылись в ночи. Раздался тихий злой смех; или ей только мерещится?..

– Смотри! – (Она взволнованно дёрнула Конрада за рукав). – Ты видел? Ты их видел?!

– Кого?

Он взглянул на неё с недоумением.

– Сейчас, погоди. – (Алиса остановилась и жадно смотрела на окна, надеясь, что «духи огня» покажутся вновь, – но нет. Ничего, кроме дыма). – Ладно, ничего. Наверное, померещилось… А ты не слышал, как кто-то смеялся?

– Нет. Может, какие-нибудь подростки на телефон снимали.

Она перевела дыхание. Конрад прав; это всё лихорадочная атмосфера ночи. После случая с колли и рассказа Горацио она во всём готова искать сверхъестественное. Это ненормально.

– А ты никогда не замечал в Гранд-Вавилоне ничего… необычного? – осторожно спросила Алиса чуть позже. Впереди уже показался знакомый вход в метро; наконец-то. – Ничего мистического, потустороннего?

– Да нет. Мистически много туристов и есть мистически богатые люди, – усмехнувшись, ответил Конрад. – Тут только такая мистика.

Что ж – пожалуй, это его первая за вечер удачная попытка пошутить. Уже неплохо.

И всё же, всё же – она была уверена, что те «тени» из огня ей не привиделись. Может, кто-то из новых знакомых Горацио иногда развлекается, доставляя людям неприятности? Как домовые в фольклоре? Ведь раньше люди верили, что, если обидеть домового, он будет воровать и прятать вещи, спутывать гривы лошадям, насылать кошмары – и вообще превратит жизнь всех жильцов дома в ад. Но чем духов огня мог разозлить секс-шоп?

Или, может, им просто стало скучно?

– Ну, пока? – (Когда они подошли ко входу в метро, Алиса сказала это, улыбнулась – и вздохнула с облегчением). – Приятно было познакомиться.

– Мне тоже. Очень-очень приятно.

Конрад раскрыл объятия (наверное, раз в тридцатый) – и она впервые решила не противиться. Они ведь прощаются, и отстраняться было бы невежливо, верно?.. Преодолевая отторжение, Алиса обняла его в ответ. Он потянулся губами к её щеке; вздрогнув, она увернулась – и Конрад чмокнул её куда-то в волосы над ухом.

Что ж, лучше промах, чем отсутствие выстрела.

– До завтра, – нежно сказал Конрад, когда она высвободилась.

– До завтра?

– Ну да. Мы же завтра увидимся? Мне бы очень хотелось.

– Ох, нет, я завтра не могу! – почти не думая – поддавшись приступу паники – солгала Алиса. – У меня… дела.

Проклятье, почему она так часто не может просто и прямо сказать: «Ты мне не нравишься»? Потому что это слишком жестоко? Но разве не более жестоко поступать, как Ноэль: общаться холодно и сухо, исчезать, отстраняться, возвращаться в чью-то жизнь только по прихоти «настроения»?

– Хорошо, тогда до послезавтра? – не растерялся Конрад.

– Н-не знаю. Пока не знаю про послезавтра. Возможно, тоже буду занята. – (Алиса натянуто улыбнулась). – У меня всё же отпуск начался – так что прогулки, друзья, осмотр достопримечательностей… Сам понимаешь, много планов.

– Ладно. Пиши, когда будет время, – попросил Конрад. – Очень хотелось бы увидеть тебя ещё. Ты такая замечательная.

Алиса кивнула – и поспешно ретировалась.

Стоя на ступеньке вяло спускающегося эскалатора, она призналась себе, что всё-таки терпеть не может эти напыщенные, осознанные, до боли предсказуемые первые свидания. Всю эту нудятину – «а где ты работаешь», «а чем ты увлекаешься», а давай-ка мы поговорим о чём-нибудь скучном, попьём кофе и покажем себя с лучшей стороны… Тьфу.

Она искала в Badoo спасение от обыденности – а нашла самую серую и тусклую обыденность в мире. Если не считать Ноэля, конечно.

Если не считать Ноэля.

[1] «Серийный убийца – убийца хлопьев» (англ.).

[2] «Я убийца хлопьев» (англ.). Языковая игра: в оригинале это звучит так же, как «Я серийный убийца».

[3] «Всё, что тебе нужно, – настоящая любовь» (англ.).