Гранд-Вавилон

Глава пятая (часть девятая)

– ...Ну что, всё нормально? – поинтересовался Ноэль, возвращаясь в комнату – по-прежнему нечеловечески бесшумно. Алиса улыбнулась.

– Да. Я тут села – надеюсь, ты не против.

В ответ Ноэль только фыркнул – будто воскликнул: «Ну ты даёшь! Ещё бы спросила, можно ли тебе дышать!», – пригладил вновь растрепавшиеся волосы и открыл узкий шкафчик в углу, который Алиса сначала не заметила. Достал оттуда белую домашнюю футболку; сбросил пиджак, начал стягивать джинсы… Алиса отвернулась, слегка дрожа. Интересно, все парни начинают переодеваться без предупреждения?

– Ну, как тебе моё жилище маргинала? – спросил он, с ухмылкой усевшись за стол. Дряхлый офисный стул заскрипел под ним так, что эту надрывную ноту, пожалуй, расслышал даже сосед – через стену и наушники. – Сильно страшно?

– Нет, – честно сказала Алиса. В том, как он назвал себя маргиналом, не звучало извиняющейся неловкости – скорее бравурный вызов. Что это – запоздалый подростковый бунт? Такой же запоздалый, как его первая любовь?.. Странно, что среди книг она не заметила «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. – Тут даже как-то… уютно.

– Уютно? Ну и супер, – без удивления ответил Ноэль, большим пальцем ноги нажимая кнопку на системном блоке. На нём были жёлтые, как цыплята, носки; почему-то эта очаровательная детскость до дрожи тронула Алису.

– Очень милые носочки.

Ноэль хмыкнул.

– Спасибо. Ой, забыл, у меня же есть… – (Вдруг нырнув под стол, он вытащил оттуда длинную, как слоновий хобот, упаковку пластиковых стаканчиков). – Подержи-ка. – (Стаканчики – один за другим – очутились на столе, и Ноэль любезно разлил по ним вино). – За встречу?

– За встречу. – (Алиса улыбнулась. Кажется, она ни с кем никогда не чокалась пластиковым стаканчиком). – А зачем тебе сразу два монитора?

– Ну, удобно иногда. – (Ноэль пожал плечами; его длинные пальцы запорхали по клавиатуре, вводя пароль). – Я частенько за одним работаю, а за другим смотрю что-нибудь или играю… Ох, слушай, угостить вот мне тебя даже нечем! Остались чипсы и печеньки. – (Он пододвинул к ней и то, и другое. Алиса благодарно кивнула, чуть растерянная от лихорадочной порывистости его движений). – Кушать не хочешь? А то я могу сделать стейки, есть мясо.

– Нет-нет, что ты. – (Алиса мельком посмотрела на время на мониторе – и подавила ужас своей праведной части). – Стейки в четыре утра – это нецелесообразно. А печеньки погрызу, спасибо.

– Точно?

– Точно.

– Ну, смотри сама. Что, посмотрим что-нибудь?

– Давай, – произнесла Алиса, рассеянно глядя на логотип Google – и на тонкий профиль Ноэля, казавшийся ещё бледнее в предутреннем свете, на фоне лиловых штор. Всё же до чего нежный подбородок, и какие совершенные линии шеи…

Стоп. Хватит.

– А что?

– Даже не знаю. Что хочешь.

Ей гораздо больше хотелось разговаривать с ним и смотреть на него, чем включать какой-нибудь фильм. Если только фильм – не избитый предлог для…

Нет.

– Так, а мы же о чём-то говорили, да? – (Ноэль тихо засмеялся и провёл рукой по лицу, словно снимая невидимую паутинку). – Прости, я уже, видимо, сильно пьяный…

– Да ничего. Последняя часть, кажется, была про национальную кухню. А вообще мы играли.

– Ага, точно! – (Он откинулся на спинку скрипучего стула, глядя на неё и улыбаясь краешком губ). – Можем не смотреть, а ещё поболтать, если хочешь. Я только за.

– Немного странно болтать после предложения «ещё поболтать», – призналась Алиса. – Разговор – спонтанная субстанция.

– Да, и правда. – (Он хмыкнул). – Извини.

– Ничего. – (Она опустила глаза, стараясь унять загнавшееся сердце – и не таращиться на его острые ключицы, виднеющиеся в вырезе футболки). – Знаешь, ты очень… хорошо сочетаешься с этим городом. Он тебе идёт.

– Почему ты так считаешь? – промурлыкал он, заинтересованно подавшись вперёд. – Мне кажется, я в любом городе нашёл бы своё место.

Алиса нервно сглотнула.

– Ну, не знаю… Вы похожи. Ты такой же… текучий. Очень изменчивый.

– Все текучие.

– Да, но ты – очень сильно. Сильнее других. Под тебя трудно подстроиться. И под Гранд-Вавилон… Тоже.

Она вымученно улыбнулась, наконец осмелившись взглянуть ему в лицо. Льдистые глаза изучали её с пытливым прищуром; его палец в белых пятнышках медленно поглаживал дорожку волос на подбородке. Теперь, сидя рядом, Ноэль почему-то выглядел не так, как на улице. Более волнующим. Более опасным. И впрямь: оказаться с хищником один на один – страшнее, чем бежать от него по лесу.

Алиса вдруг поняла, что раньше не знала этого во всей полноте.

– В нём много воды, – пробормотала она, надеясь, что он не посчитает её сумасшедшей. – И ты тоже похож на воду.

– На воду… – задумчиво повторил он, покусывая нижнюю губу. Она чуть пухлее верхней – но тоже тонкая, яркая и безукоризненной формы. Чувственное совершенство – как губы юношей с картин Караваджо. Алиса снова сердито одёрнула себя и приложилась к вину. – А кстати, слушай – я говорил, что падал тут в Ри? – (Ноэль хихикнул, нарушив звенящее напряжение момента). – Когда только приехал. Был октябрь, вода ледяная… Мы гуляли с друзьями, я чуть перебрал – ну, и свалился с моста. Было страшно, но жесть как смешно!

– Ужас, – оценила Алиса. – Тебе повезло, что выплыл.

– Да там было мелкое место… Но плаваю я не особо хорошо. То есть сколько-то проплыть могу – но недолго, и с диким напряжением. Думаю купить себе абонемент в бассейн, потренироваться, но всё руки не доходят.

Он тараторил увлечённо, как раньше; бледные скулы чуть порозовели от адреналинового жара воспоминаний.

– В принципе, это даже как-то символично, хоть и страшно, – отметила Алиса – несмотря на то, что сначала не собиралась говорить это вслух. – Упасть в Ри, главную местную реку… Крещение Гранд-Вавилоном.

К её удивлению, Ноэль не посмотрел на неё как на ненормальную, а страстно закивал.

– Вот-вот! И я потом друзьям говорил, что мне даже прикольно было – а они не верили, говорили, что я дебил… Но холодно было жутко, конечно! Я надолго простыл тогда. А у тебя как с плаванием?

– Не очень хорошо, – призналась Алиса. – Я научилась поздно, в двадцать лет… Когда съездила с мамой в Турцию. Морская вода тёплая и лучше держит – только это мне и помогло. До этого училась и в бассейне, и в пресных водоёмах – но просто шла топориком на дно… А там научилась. Тяжело было, правда. И я жутко стеснялась, что в таком возрасте не умею – да ещё и на море, у всех на виду. Ходила на пляж ночью или рано-рано утром, когда уже или ещё никого нет. – (Она улыбнулась воспоминаниям. Белый предрассветный луч касался щеки Ноэля, будто оставляя на ней метку неба). – И училась… Помню, как меня волнами переворачивало. Я тогда очень мало весила, и руки были нетренированные. В общем, много проблем.

– Понятно-понятно… – гортанно протянул Ноэль. Алисе показалось, что он почему-то рад её многословной откровенности. – А я как-то с детства умел… У нас озеро было недалеко от дома, а у бабушки на ферме – река. Вот мы и бегали туда купаться с пацанами.

– Стихия жизни.

– Ага. – (Он со смешком снова наполнил свой стаканчик). – А когда в городе живёшь – конечно, тяжело научиться.

– Кстати, каково это – жить в таком доме? В историческом?

Ноэль пожал плечами.

– Да прикольно, в целом-то. Холодно и сыро, конечно, зато народу мало. Половина квартир пустые.

– Мой отель тоже в историческом здании. И сейчас оно всё в лесах, извёстке и цементе.

– Реставрируют фасад? Ну, такие фасады, как тут, грех не реставрировать! – (Улыбаясь, Ноэль откинулся на спинку стула и теперь смотрел на Алису из-под опущенных ресниц). – Такую красоту… Правда, если вблизи поглядеть, там очень много косяков. Особенно в современных зданиях, где косили под старину в дизайне. Ты знала? – (Алиса покачала головой). – Мне друг рассказывал, он на архитектора учится. Видела же те статуи женщин, под балконами на этом доме?

– Да, видела. Красивые кариатиды, – увидев недоумение в голубом серебре его глаз, Алиса пояснила: – Женские статуи, которые поддерживают что-то, называются кариатиды. А мужские – атланты… Ну, если я не ошибаюсь.

Ухмыльнувшись, Ноэль отсалютовал ей стаканчиком и с галантной признательностью приложил руку к груди.

– Спасибо-спасибо! Просвещаете меня… Так вот, этот друг мне рассказывал, что, если на них поближе посмотреть – там такая лютая дичь происходит! И с лицами, и с телами, и вообще с пропорциями. То есть они так выглядят, как реальный человек, в физическом мире, выглядеть не может, понимаешь? – (Он тихо засмеялся, скорчив забавную рожицу). – Потому что все эти художники и дизайнеры часто тупо не заморачиваются! Прикинь?

– Да, странно это… Но я замечала. У нас в городе есть здание театра в стиле барокко, и там эти пухлые ангелы, знаешь… – (Для иллюстрации Алиса надула щёки – чем вызвала новый приступ веселья у Ноэля; теперь они приглушённо смеялись в унисон). – Ну, те, которые как будто на грани диатеза.

– Или диабета, – хихикая, выдавил Ноэль.

– Или его. В общем, у многих из них лица перекошены так, как будто им уже ничего не хочется в этой жизни и их все достали. А если смотреть издали – такие очаровашки… Так твой друг, получается, именно этих кариатид делал?

– Да-да, прям на этом доме. При реставрации. Я не разбираюсь, но наброски там всякие, чертежи…

– Интересно. Город странных совпадений этот Гранд-Вавилон, – сказала Алиса, покачивая вино в стаканчике. Ноэль, увлечённый новой идеей, уже открывал сайт с онлайн-прослушиванием музыки. Его руки, едва касавшиеся клавиатуры, в коротких рукавах футболки казались ещё тоньше – тонкими, как веточки молодого дерева. Видимо, желание послушать музыку уже вытеснило из его спонтанной души желание «что-нибудь посмотреть». – Я тут недавно видела своего одноклассника… На набережной Ри. Случайно. Солидный такой стал – с бородкой, говорит баском, учитель истории… А я помню, как он мазал клеем стул учительницы биологии и как все дразнили его Хомяком. Странно.

– Да, здесь много кого можно случайно встретить. – (Ноэль кивнул, равнодушно улыбаясь, и посмотрел на Алису в упор. От тяжести его взгляда ей почему-то стало не по себе. Эта улыбка, похожая на оскал, и хрупко-острые локти, и его губы со следами вина… Что происходит?). – Ещё говорят, что Гранд-Вавилон – город нечистой силы.

– Да, – хрипло выдавила Алиса, думая о старой гадалке у Фонтана Шести Фей. «В этом городе много тех, кто умеет больше, чем люди…» У неё не хватало сил оторвать взгляд от его лица; что-то внутри неё обрывалось и падало; падало, как он когда-то – в холодные воды Ри. – Мне говорили. Ты в это веришь?

– Ну… Как сказать. – (Он рассеянно потёр щёку). – Может, немного да. Совсем чуть-чуть. А какую музыку ты слушаешь?

Смущённая резкостью перехода, Алиса наконец опустила глаза и, стесняясь, нашарила в памяти названия нескольких любимых групп.

– Ну, в общем, что-то такое… Разное. Раньше, в школе и на младших курсах универа, слушала только рок и альтернативу – что-то серьёзное… А теперь это сильно разбавилось попсой. Знаешь, как часто говорят: в пятнадцать лет мы слушаем что-то вроде: «Ангелы и демоны борются во мне, я уничтожу мир, державы в огне». – (Она усмехнулась, но смешок вышел неловким). – А в двадцать пять это почему-то превращается в: «Твои глаза – как небеса; о, почему ты так жестока, любовь»…

К её приятному удивлению, Ноэль закивал и захохотал в голос, прикрывая рот рукой.

– Точно, вот прям точно! У меня тоже очень много такого стало в последние годы – знаешь, попса или рэпчик… Может, даже и тупой, но – чтоб вот прям за душу брало, ух! – (Он с ядовитой самоиронией ударил кулаком в грудь). – Так что бы ты хотела послушать? Может, приходит что-то в голову?

– Ну… Я не знаю. Three Days Grace?

Ноэль разочарованно поморщился; почему-то это разочарование почти физически испугало её. Нужно срочно назвать другую группу – только бы он так не смотрел.

Что я несу? Что опять за опасные симптомы?

– Не слишком попсово?

– Попсово? Когда я называю их, очень многие даже не знают. Но…

– Попсово по меркам того, что я слушаю, – перебил Ноэль. – Но вообще – давай Three Days Grace, это классика. Я не против.

– Они – моя любовь с четырнадцати лет. Ничего не могу с собой поделать. А что слушаешь ты? – спросила Алиса, прежде чем он успел впечатать название группы в строку поиска.

– Да очень разное… – (Длинные пальцы Ноэля замерли в полёте над клавиатурой, как хищно кружащие ястребы – над полем). – Всё подряд, что прикольно звучит. В основном – группы, о которых мало кто знает. Что-нибудь тоже альтернативное, но трэшовенькое. И чуть психоделическое.

– Например? – настаивала Алиса. Ей хотелось защитить честь гитарных переливов “I Hate Everything About You” и выворачивающего душу раздрая “Animal I Have Become”. Это – вечное.

– Ну… – (Ноэль снова откинулся на спинку своего визжащего стула, сложив пальцы размышляющим «домиком»). – Знаешь Мака Демарко?

– Нет, – убито призналась Алиса.

– The Neighbourhood?

– Да, конечно.

– Red Hot Chili Peppers?

– Знаю. Нравятся.

– Ну, вот что-то такое…

«Домик» из пальцев Ноэля переместился ниже – на уровень его шеи; Алиса поняла, что хочет попасть прямо внутрь – под «крышу», в открывшуюся нежно-белую цель, руками и языком. Почувствовать губами, как бьётся та жилка и как он дышит. Прижаться к тонкому, невесомо-лёгкому, горячему телу под этой тканью, зарыться пальцами в растрёпанные, слипшиеся от укладочного геля волосы…

Хватит.

Она положила ногу на ногу, стараясь подавить дрожь. Что за бред с ней творится?

– Наверное, ещё Arctic Monkeys? The Prodigy?

– Да. – (Он улыбнулся с ребячливой радостью). – Как ты догадалась?

– Да так. Уловила общую атмосферу. Такая же, знаешь… Меланхолично-безумная неприкаянность, как у Мураками. – (Алиса встряхнула головой, прогоняя наваждение. Скоро день, скоро она вернётся домой – и всё это закончится. Растает, развеется, как водно-зеркальный сон). – Если хочешь, можем включить что-то из твоего.

– Да нет, теперь Three Days Grace. Мне самому захотелось вернуться к классике. Я настаиваю! – с шутливой строгостью добавил он, заметив, что Алиса собирается возразить.

Частью себя она не хотела, чтобы Ноэль вообще включал музыку. Она и без того удивлялась невротичной остроте своих реакций – что же будет, если всё это дополнит бархатно-трагичный голос Адама Гонтье?..

Но – поздно. Бледные пальцы в пятнышках уже на клавиатуре и мыши; песни расположены по популярности; неотвратимость первых гитарных аккордов и – та самая измученная хрипотца…

“Every time we lie awake

After every hit we take…”[1]

Улыбаясь, Ноэль ностальгически вздохнул и с неприкрытым удовольствием подпёр щёку ладонью.

– Эх, триста лет их не слушал… Молодость!

Алиса покачала головой, стараясь не задыхаться – сражаясь с терпким жаром, разгорающимся где-то внутри; у этого жара уже не было ничего общего с опьянением. Бледно-лиловый свет выхватывает тонкую фигуру Ноэля из полумрака; гитарные аккорды и агонические стоны припева плывут над захламлённой комнатой, над постельным бельём с котятами, над его руками, глазами, шеей, прокуренным рваным дыханием, над мостами и каналами Гранд-Вавилона, готового встретить рассвет.

Совершенство.

– Что? – тихо спросил Ноэль.

Алиса вздрогнула. Значит, сказала вслух?

– Совершенство. По сути, это божественно – сидеть вот так с вином, слушать Three Days Grace в пятом часу утра… – (Его взгляд резал, как серебристо-голубой скальпель; она не выдержала и отвела глаза). – Прекрасно.

Лукаво улыбаясь, Ноэль скользнул к монитору, прибавил громкость – и кипящий безысходностью припев наполнил комнату, сотряс старые стены, разрывая их изнутри. Алиса – со смесью паники и жгуче-щекочущего, детского восторга – закрыла руками лицо.

“I! Hate! Everything about you!

Why do I love you?!”[2]

– Что ты делаешь? Убавь скорее! – пробормотала она сквозь восхищённый смех.

– Зачем? – Ноэль улыбался, с кошачьей безмятежностью склонив голову набок.

– Соседи…

– Тут нет соседей, я же говорил. Ни снизу, ни сверху. И весь этаж пустой. Только вот этот, – (небрежный кивок на стену), – но ему плевать.

– Но всё равно… Так же нельзя, это…

Алиса казалась себе деревцем, которое пытается остановить поток лавы, – и понимала, что не так уж и хочет его останавливать. Раз вулкан извергается – пусть лава проникнет в лёгкие и под кожу, пусть побежит по венам, пусть изгложет до костей и мешает дышать – только бы не у***ь болезненную красоту этого момента, только бы не проснуться…

Смеясь, Ноэль убавил громкость.

– Да ладно-ладно. Не бойся, я пошутил. Но весело ведь?

Его бледные скулы раскраснелись, глаза блестели не так, как раньше, – более томно, совсем в духе Караваджо. Хорошо, что здесь нет лютни или гроздьев винограда, чтобы дополнить картину.

Хорошо ли?..

– У тебя очень милая футболка, – зачем-то сказала она. Возможно – чтобы подавить искушение встать и касаться его – везде, докуда дотянется.

– Спасибо, – ответил Ноэль. В спокойном осознании своей красоты, которое звучало в его тоне, было что-то женственное – и неодолимо очаровательное. – Женская, правда. Но мне тоже нравится.

Алиса поперхнулась вином.

– Женская?.. – (Её уже раньше смутил рисунок – мелкие розы на белом фоне; но мало ли: в современной моде унисекс возможно всё). – Неожиданно.

– Почему? – (Ноэль беспечно повёл худым плечом – и убавил громкость ещё больше, до уровня фона). – У меня половина одежды женская.

– Оу, – произнесла Алиса, лихорадочно думая, что же сказать. И почему её всегда тянет на женоподобных мужчин – это что, очередной привет дядюшке Фрейду? – Ну… На вкус и цвет, как говорится. На тебе это правда очень мило смотрится.

– Спасибо… Да ещё беда с размерами бывает. Вот скажи, я выгляжу очень худым, да?

– Н-ну… – (Смешно – но она была почти благодарна ему за то, что он дал ей повод себя поразглядывать. Непростительная жадность. “I Hate Everything About You” на фоне плавно – и весьма уместно – перешло в “Pain”). – Я бы сказала, очень… стройным. Стройнее среднего. Может, и правда на грани с худобой.

– Дипломатично. – (Он хихикнул). – Вот в том и проблема. Большинство мужских вещей на мне свободные, как палатки. Раньше я был помассивнее – а теперь трудно найти что-то годное моего размера.

– Ну, у меня когда-то вообще была нервная анорексия, – призналась Алиса, решив не задумываться о том, поднимали ли они уже эту тему. А на самом деле – поднимали?.. Наверное, да. – Но я выкарабкалась.

– И какой у тебя был минимальный вес?

– Почему-то все об этом спрашивают, когда узнаю́т. – (Она улыбнулась). – Тридцать восемь килограммов. Такое себе. Иногда даже ходить не было сил.

– Мда-а… – без особенного сочувствия протянул Ноэль – и закурил. Она знала, что он не станет расспрашивать, и была благодарна ему за это. – А во сколько тебе завтра вставать?

– Хочешь, чтобы я ушла? – тут же подобралась Алиса.

– Нет-нет! – (Он чуть закашлялся, глядя на неё сквозь узоры дыма). – Если бы хотел, так и сказал бы. Ты не против, кстати, что я тут курю?

– Нет. Но если хочешь спать или…

– Нет, – с нажимом повторил он. – Я рад, что ты здесь, и мне нравится с тобой сидеть. Если только ты сама хочешь уйти – то, конечно…

– Нет, не хочу, – поспешно (пожалуй, слишком поспешно) сказала она. – Завтра в двенадцать мне надо быть у Греческого моста, у меня встреча с коллегой. Но ничего страшного, я встану. Ещё, может быть… – (она для приличия покосилась на время – но, ненавидя себя, не стала вглядываться в цифры), – …часик посижу и уйду. Только, правда, пожалуйста, не обманывай меня из вежливости. Если я тебе правда хоть чем-то в тягость, то…

– Нет.

– …говори прямо. Потому что меня много раз обманывали подобным образом, и… – (Она перевела дыхание, натолкнувшись на его взгляд). – В общем, просто говори как есть. Я не обижусь.

– Я никогда не клянусь, но сейчас готов поклясться! – (Ноэль хмыкнул, отправляя окурок в пепельницу – баночку из-под кофе). – Мне очень приятно быть здесь с тобой. Делай то, что тебе хочется.

То, что тебе хочется.

Какая волнующая фраза; на пару секунд Алисе показалось, что комната плывёт у неё перед глазами в жарком мареве.

Если бы ты знал, чего мне сейчас хочется.

– Мне хочется остаться, – тихо призналась она, не глядя на него. – Разумом я понимаю, что лучше бы уйти, чтобы хоть немного поспать, да и вообще… Но не хочу уходить. Совсем.

– Ну, тогда оставайся! – легко подытожил Ноэль – и поставил “Pain” на паузу. – Что, может, всё-таки что-нибудь посмотрим?.. Что бы ты хотела?

Какая милая – почти кроткая – предупредительность. Это плохо сочетается с его повадками дикой кошки. Может, хищники всё-таки не всегда опасны?..

Нет; нельзя обманываться этим. Она уже знала: всегда.

– Ох, я даже не знаю. Плохо умею вот так с ходу выбирать фильмы. Давай лучше ты.

– А какие вообще любишь?.. Что-нибудь тупое типа «Симпсонов» или “Gravity Falls” ты явно не смотришь, да? – он ухмыльнулся, поглаживая узкой ладонью край стола.

Надо признать – весьма эротично поглаживая.

– Ну, я не считаю, что это прямо уж «тупое». Но нет, не люблю мультики в таком жанре… ситкомы, правильно?

– Ага.

– Только «Рик и Морти» мне из таких нравится. Ты наверняка смотрел?

– Да, конечно. Очень годный мультик, и неглупый… Ну, а есть какой-нибудь фильм, который ты очень часто пересматриваешь?

– Мм…

– Давай так – три лучших фильма навскидку! – (Ноэль щёлкнул пальцами, будто сам обрадованный своей идеей. Его точёные черты светились изнутри каким-то игривым возбуждением). – Вот самых-самых.

– Самых-самых… Это трудно. – (Алиса потёрла висок, пытаясь собраться с мыслями. Ей хотелось упоённо вбирать его, пить глазами каждое его движение, жест, поворот головы; то, как он покусывает губу, трогает стол и поправляет волосы; то, как по-разному от разных тем блестят его льдистые глаза). – Я вообще, если честно, нечасто смотрю фильмы. Я книгоцентричный человек.

– Да без проблем, давай про книги, – легко переключился Ноэль.

– Ты сама лояльность. – (Она улыбнулась. Ей нравилось, какой он мягко-податливый, не давящий в разговоре – совсем не как Поль или Луиджи). – Но почему, фильмы так фильмы. У меня тут довольно… странные вкусы, наверное. Я не могу сказать, что в восторге от того, что традиционно считают шедеврами.

– Например? – он заинтригованно подался вперёд.

– Ну, от чего-нибудь вроде «Бойцовского клуба», или «Зелёной мили», или «Молчания ягнят»… Они нравятся мне, впечатлили в своё время, но я не могу сказать, что готова снова и снова их пересматривать.

– Странно. Знаешь, ты назвала именно те три фильма, которые жёстко повлияли на меня, – серьёзно сказал Ноэль. – Особенно «Бойцовский клуб» и «Молчание ягнят». Я их обожаю.

– Многие обожают. А мне гораздо чаще нравится что-то такое… странненькое. «Читая мысли», к примеру. Или «Море внутри» Алехандро Аменабара.

– Не видел ни то, ни другое. – (Он с непоседливой страстью рванулся к клавиатуре – видимо, собираясь тут же погуглить названия, – но передумал на полпути). – А ещё?