Гранд-Вавилон

Глава пятая (часть восьмая)

– ...Нет. Вот честное слово! – (Для убедительности Ноэль галантно приложил руку к груди). – Если бы я хотел уйти – я бы так и сказал. Мне очень приятно с тобой разговаривать, ты дико скрасила мой вечер… Вино, пицца, приятная компания. Я очень благодарен тебе.

– Правда? – выдавила Алиса, глядя в землю и стараясь не покраснеть.

– Правда.

– Просто, если ты говоришь это, только чтобы не задеть меня, или…

– Да говорю же – нет. Не стал бы я врать о таком! – (Он холодно усмехнулся). – Мне, на самом деле, настолько пофиг, что сказал бы прямо, что бы там ни было.

В этом она почему-то не сомневалась.

– И, пока ты заходишь, я буду ждать тебя на улице, одна? Мне просто как-то… немного неловко.

– Почему? Тоже можешь зайти, подождать у меня. Или можем вообще у меня остаться, посидеть. Посмотрим что-нибудь, поболтаем. Если тебе холодно. Смотри сама, как тебе удобнее, – сказал Ноэль, ускоряя шаг. Сказал спокойно и просто до беспечности – без единой нотки пряно-дразнящего флирта, без скабрезных намёков.

– Ну, я даже не знаю… – замялась Алиса. – Ты же сказал, что не один живёшь. Сосед…

– Да и пофиг на него. Он в своей комнате, я в своей. Режется, наверное, до сих пор в Counter Strike, вот увидишь – а ляжет утром!

Смешок Ноэля дробным эхом разнёсся по пустой части проспекта – разлетелся в золотисто-масляном свете фонарей.

– Я… я не знаю.

Почему так загнанно бьётся сердце? Потому что страшно сказать «да» новому витку приключения?

– Подумай, я не тороплю. Как хочешь. – (Ноэль вдруг посмотрел на неё не так, как раньше, – весомо и внимательно. Одна из непослушных, тщетно уложенных гелем прядей снова упала ему на глаза, и он сдул её с непринуждённостью актёра). – Можем дальше гулять, можем остаться у меня. Можешь пойти домой, если хочешь: уже ведь реально поздно… Но мне бы этого не хотелось. Мне нравится с тобой болтать.

– И мне, – неожиданно для самой себя призналась Алиса. – Я не хочу домой. Хоть и знаю, что это как-то… Неуместно и неразумно.

– Ой, да брось! – с улыбкой воскликнул Ноэль, отмахнувшись. Длинные пальцы, покрытые белыми пятнышками, чуть не задели её. – Разумно, неразумно… Так хорошо гуляем, погода отличная, завтра никуда не надо – почему нет? – спохватившись, он добавил: – Или тебе куда-нибудь надо?

– Утром – нет. Никуда.

– Ну вот!

– Хорошо. – (Алиса вздохнула, кусая губы. Возле музея современного искусства были рассажены круглые кусты, похожие на кексы, – весёлые и милые днём, сейчас они почему-то выглядели угрожающе). – Давай зайдём, я тебя подожду, а там посмотрим… К тому же уже правда прохладно становится.

– Ну, ты-то тепло одета. – (Ноэль покосился на её ветровку). – А вот я уже начинаю задубевать.

– Не показатель, – возразила она. – Я дико мёрзну в любую погоду.

– Я тоже. Особенно с тех пор, как сбавил в весе.

– Всё равно я больше замёрзла. Спорим?

Во власти внезапного игривого ребячества, Алиса протянула руку и легонько – кончиками пальцев – коснулась его руки; Ноэль засмеялся. Нежная-нежная, как у девушки, кожа; нежная – и холодная. Теплее, чем у неё, – но совсем чуть-чуть, меньше, чем она ожидала. У человека, не склонного к нездоровой худобе и анемичности, рука была бы намного теплее. Почему-то Алису растрогала эта странная температурная близость.

Зачем она это сделала?.. Нельзя так грубо нарушать личные границы едва знакомого человека. Да и вообще – нелепее не придумаешь.

– Видишь? Ты теплее, – вспыхнув, пробормотала она.

– Вообще да, ты правда ледяная, – согласился Ноэль – спокойно, словно не заметив её смущения.

– Так, значит, теперь мой вопрос?

– Ага.

– Ну… – (Она потёрла переносицу, собираясь с мыслями. Делать это всё сложнее; лучше снова взять вопрос из проверенного старого репертуара). – Какие самые приятные слова ты слышал в жизни? Необязательно говорить, от кого и в какой ситуации. Это непросто так с ходу вспомнить, знаю, но…

– «У тебя всё получится», – без единого мига заминки ответил Ноэль.

Алиса покосилась на него – удивлённая и взволнованная одновременно. Вот они – не зажившие шовчики; одиночество и больная нужда в других за прохладой зеркала. Ей вдруг захотелось сжать пальцы Ноэля, уже не ограничиваясь скромным касанием. А ещё лучше – притянуть его поближе к себе и…

И – что?

– Прямо вот так сразу?

– Ага. Это же супер – слышать такое.

– И именно в такой формулировке? Это какая-то конкретная фраза? – осторожно набрасывала Алиса, думая о его «запоздалой первой любви».

Ноэль неопределённо повёл плечом. Они шли по узкому мостику через канал Пилигримов; вода с медлительным шорохом плескалась внизу, исходя лунными бликами. Странными, как белые пятна на его руках.

– Да нет. Просто любые слова поддержки… Ну, типа: «Ты сможешь». Это очень приятно.

– Хорошо, – кивнула Алиса. Её не покидало чувство, что она ненароком залезла во что-то личное – тщательно укрываемое, возможно, даже от самого себя. – Тогда теперь твоя очередь.

– Та-ак, надо подумать… Блин, опять курить хочется, – гортанно пробормотал Ноэль – скорее с кокетством, чем с самоосуждением, – и полез в карман за полегчавшей пачкой сигарет. – Мм… Какое блюдо ты могла бы есть бесконечно? Ну, в смысле, не то чтобы прям буквально есть бесконечно, – (он тихо засмеялся, окинув беглым взглядом фигуру Алисы, не блещущую пышными объёмами), – а то, которое нравится так сильно, что не надоест? Ну, то есть… Ох, прости, у меня сейчас туго с формулировками.

– Да всё нормально, я тебя поняла, – улыбнулась Алиса.

Миновав мост, они выбрались на узкую, мощённую старомодным булыжником улочку. Ноэль пошёл ещё быстрее, и Алиса поняла, что они совсем близко к улице Революции, к его дому. Почему-то эта мысль вызывала странное волнение. Здание густо-горчичного цвета с лавкой сувениров и маленьким китайским ресторанчиком показалось ей смутно знакомым; она уже забредала сюда в своих одиноких прогулках?..

– Н-ну… Я не особенно гурман, – сказала она, поразмыслив. – Наверное, всё ту же пиццу.

– Серьёзно? Да ну-у! – (Отняв сигарету от губ, Ноэль смешно сморщил нос). – Там же одно тесто!

– Тесто тоже бывает разным. Бывает – очень нежным и вкусным, особенно в итальянской. Да и вообще – там ещё сыр, овощи, травы, соус…

– Так и знал, что ты вспомнишь про итальянскую, – хмыкнул он.

– Ну да, в других странах пицца больше похожа на разные вариации какого-то пирога с сыром. – (Не сдержавшись, Алиса хихикнула). – А такой, как в Неаполе, я больше нигде не пробовала. Она тонкая – но такая… Приятно-тягучая. И с пышными краешками – поджаристыми, из печи. С нежнейшей моцареллой. Её правда можно есть если не бесконечно, то где-то около того.

– Да, слышал уже такое. Прям клише – все хвалят итальянскую пиццу.

– Не итальянскую вообще, а именно неаполитанскую, – поправила Алиса, радуясь новой – более лёгкой – волне разговора. – Неаполитанцы морщатся от пиццы из других регионов. Когда мы с Роберто были в Венеции…

– Это же твой бывший – Роберто? Прости, забыл!  – не дав ей ответить, Ноэль затянулся сигаретой и с кашляющим смешком добавил: – Их всех там зовут Франческо да Роберто, да?

– Ну, Франческо и правда много. Примерно как Джейков и Джонов в США, – сказала Алиса, сдерживая смех. Ей почему-то тоже стало очень весело, и захотелось говорить о Роберто (как и о Луиджи) какие-нибудь глумливые мстительные глупости. – А Роберто – я бы сказала, поменьше. По крайней мере, по моим впечатлениям… В общем, когда мы были в Венеции и заказали там пиццу в ресторане, Роберто кривился – и всё повторял, что это невозможно есть. Там вообще традиции кухни очень зависят от региона. Север и юг Италии – это как разные миры. На севере южан, в том числе неаполитанцев, часто считают неотёсанными варварами. А…

Опомнившись, Алиса провела рукой по лицу. Они уже стояли возле большого углового здания – пышного, как торт, с пилястрами и мраморными кариатидами, которые поддерживали балкончики и якобы поддерживали крышу, – и Ноэль лез в карман в поисках ключей. Как случилось, что её тоже захватила воронка стихийной лихорадочной болтовни? Они ведь говорили не об итальянских межрегиональных дрязгах, правильно?

А о чём?..

– Ты здесь живёшь?

– Ага.

Домофон приветливо запищал, и Ноэль шагнул внутрь – в темноту старой парадной с высоким сводчатым потолком. По сравнению с более новыми постройками, к которым привыкла Алиса, здесь были слишком широкие коридоры, слишком крутые ступени, слишком сырой воздух – и слишком мало квартир; но она шла вслед за Ноэлем, уже не задавая себе вопросов.

Вот и поговорили о пицце.

– Ну, а на севере какое лучшее блюдо, если не пицца? – поинтересовался Ноэль, одолевая нелёгкий подъём на второй этаж. – Паста какая-нибудь?

Если не пицца, то паста. У него весьма стереотипное представление об Италии.

– В разных городах – по-разному, – ответила Алиса – полушёпотом, потому что в пещерной акустике старого дома звуки разносились очень далеко. – В Венеции – в основном морепродукты. Я не пробовала: не любитель.

– Ой, а это ты зря! Я очень люблю морепродукты. Знала бы ты, какую рыбу готовит моя бабуля – мм… – (Ноэль мечтательно вздохнул, следуя по извилистым лабиринтам второго этажа – куда-то в чащу необъяснимой планировки). – Но я так не умею. Как ни пробовал – всё равно не то выходит. Чтобы готовить, как бабуля, нужно быть бабулей! Иначе никак.

– Точно, – улыбаясь, сказала Алиса.

Фыркнув от смеха, Ноэль наконец остановился у суровой на вид чёрной двери – и снова полез за связкой ключей. Алиса замерла позади него; сердце у неё билось, как взбесившееся.

– Зато я мясо научился хорошо готовить – особенно стейки. А рыбу не умею, всегда ем только у неё… Проходи.

Переступив порог, Алиса оказалась в безнадёжно заваленной прихожей с дощатым полом не первой чистоты; заваленной настолько, что в других – трезвых – обстоятельствах её, любящую минимализм и порядок, наверняка начало бы мутить. Ворох пакетов, какие-то коробки, разбросанные тут и там кроссовки и ботинки, бельевая корзина (почему-то прямо у входа), устало прислонившийся к стене велосипед… Она нерешительно разулась; Ноэль, бесшумно ступая своими по-эльфийски узкими ступнями, прошествовал дальше по коридору и поманил её за собой.

Его комната оказалась дальней, а ближайшая – спальня соседа – была открыта. Мимо неё неминуемо нужно было пройти; Алиса сглотнула сухость в горле.

Коренастый парень сидел в темноте, в наушниках, перед монитором – всё как и говорил Ноэль. Соседи не поздоровались – только с по-мужски брутальным холодком кивнули друг другу. Алиса, застыв, улыбнулась и даже помахала рукой, чувствуя себя донельзя по-идиотски. Пьяная девушка посреди ночи; всем ясно, что может подумать сосед.

Никому не ясно, что он может оказаться неправым.

– Привет.

– Привет.

Он кивнул, улыбнулся – и с подчёркнуто невозмутимым видом опять уткнулся в монитор. Что ж, видимо, появление таких девушек тут в порядке вещей. Видимо. Алиса, выдохнув, пошла вслед за Ноэлем; тот чуть виноватым шёпотом решил предостеречь:

– Только, знаешь, извини – у меня там…

– Холостяцкий трэш? Ничего, понимаю.

– Ага, типа того.

Но, войдя, Алиса поняла, что в её воображении масштабы «холостяцкого трэша» сильно преуменьшены.

Комната Ноэля была большой – а из-за монументально высокого потолка казалась почти громадной. Может быть, сто пятьдесят или двести лет назад здесь сиял кабинет какого-нибудь государственного деятеля или будуар знатной дамы; но теперь их вытеснил молодёжно-маргинальный хаос. Пальто, куртка и несколько рубашек замерли на вешалке у входа; остальные вещи были живописно разбросаны по старой кровати-«полуторке», узкой софе, креслу и стульям. Мебель почти полностью пряталась под пёстрым покровом из носков, футболок, джинсов и шорт. В дальнем правом углу привольно раскинулся компьютерный стол – почему-то с двумя мониторами; Алиса предположила (для полноты образа), что его покрывает толстый слой пыли – но и пыль была не видна из-под пустых банок, в которых некогда весело шипело пиво или газировка, упаковок печенья и чипсов, скомканных салфеток, сигаретных пачек, мелочи, чеков, оторванных пуговиц… Рядом с клавиатурой гордо возлежало «Никогде» Нила Геймана со следом кружки чая на обложке; остатки недопитого кофе с молоком сиротливо зарастали плёнкой на подоконнике.

Странно – но Алиса не чувствовала брезгливости, которой могла бы от себя ожидать; только весёлое, застенчивое недоумение. Когда Ноэль убежал в уборную, бросив ей небрежное «Располагайся», она нерешительно нащупала глазами пустое место – в кресле, если чуть отодвинуть скомканный махровый халат и коробку дисков, – и села. Напротив оказалась кровать (разумеется, не застеленная; думая о том, что Ноэль спит прямо здесь, на этом бело-жёлтом постельном белье с котятами, Алиса испытывала непонятное смущение) и – громоздкий красновато-коричневый книжный шкаф. Там тоже валялась всякая всячина – от наручных часов, ручек и галстуков до пластиковых контейнеров из-под китайской лапши; но в этом море попадались и утёсы-книги – последний оплот стабильности. На другой стене приютилась книжная полка – тоже довольно плотно заставленная. Алиса не выдержала и встала, почему-то твёрдо решив увидеть, что он читает.

Ожидаемо много Мураками – «Охота на овец», «Норвежский лес», «Хроники заводной птицы»; ещё несколько романов Геймана; «Великий Гэтсби» Фитцджеральда; Джек Лондон, Кафка, Хемингуэй, Бёрджесс, «Игра в бисер» Гессе (весьма похвально)… Ох, даже «Так говорил Заратустра» Ницше.

Алиса вернулась в кресло, удовлетворённо улыбаясь. Много метаний и легкомысленной неравномерности; много интереса ко всему маргинальному, порочному, общепринято грязному или странному – ко всему за гранью. Много грустновато-весёлой неприкаянности, особенно свойственной современным мужчинам до тридцати.

Похоже, она и правда набрела на интересную тропу в сказочных лесах Гранд-Вавилона.