...Алиса замялась. В голову почему-то упорно лез «Чёрный лебедь» Даррена Аронофски – лез покадрово, во всей своей порочной красоте. Лез, несмотря на то, что она никогда не относила к своим любимым фильмам это декадентское осмысление творчества в декорациях балета и шизофрении. Она смотрела его три или четыре раза – и каждый раз испытывала странную смесь притяжения и гадливости.
Он не нравился Луиджи, не нравился Полю. Выходит, она сама выбрала его; но за что? За чёрные перья, пронзающие кожу на лопатках героини, которая достигла совершенства ценой греха и безумия? За музыку и полёт, граничащие со зловонной похотью – с животным совокуплением на столе, с осколком, вонзённым в живот соперницы, с галлюцинациями от наркотического прихода?
Творчество порой познаётся большой ценой – ценой греха, падения, потери всех смыслов; с этим она не спорила. Творить – значит разрушать себя. Но то, как это там подано – с какой подростковой бескомпромиссностью и по-французски чувственной безнадёгой, в каком резком контрасте тёмных и светлых тонов… Здесь, сейчас – глядя на юношу, которого видит впервые в жизни, умирая от желания, – Алиса вспоминала худое серьёзное лицо Натали Портман в роли Нины – и понимала, что Гранд-Вавилон призывает её переступить ещё одну грань.
– Ну, если три навскидку… Которые в голову приходят. Самые-самые трудно выделить, но… Пусть «Властелин Колец», те самые «Читая мысли» и… «Чёрный лебедь». – (Она посмотрела на Ноэля, стесняясь). – Я даже не могу сказать, что он мне именно нравится, скорее в чём-то отталкивает, но… Я как-то парадоксально много думаю о нём с тех пор, как посмотрела. Вот.
Ноэль кивнул.
– Да, его я видел. Понимаю. Значит, эм… Ещё раз можешь повторить, пожалуйста? А то меня сильно угнало что-то. – (Хрипло смеясь, он опять поправил волосы – и у Алисы потянуло низ живота синхронно с этим движением; потянуло рвущей на части музыкальной нотой, вихрем балетного фуэте). – «Властелин Колец», «Чёрный лебедь» и…
– «Читая мысли». “Like Minds”. Тот, который ты не видел. – (Алиса улыбнулась и стиснула зубы, стараясь не сосредотачиваться на своих ощущениях – недопустимых, как страсть Нины к её тёмному двойнику). – Понимаю, «Властелин Колец» странно смотрится в этом списке.
– Почему?
– Ну, что-то такое эпичное, светлое… И такая мрачнятина рядом.
– Ну и что? Вообще-то во «Властелине Колец» тоже полно мрачнятины. – (Ноэль пожал плечами). – Но я считаю его одной из лучших экранизаций книг в мировом кинематографе – по-прежнему, сколько бы лет ни прошло.
– Да-да! – с жаром подтвердила Алиса. – Мне трудно представить, чтобы можно было так передать весь размах Средиземья. А вот «Хоббит»…
– Ой, «Хоббит» – это позорище! – (Ноэль поморщился, пренебрежительно усмехнувшись). – Вторую и третью части я до конца так и не осилил, если честно. Растянуть эту тоненькую детскую книжку на три огромных фильма – это уже чистая коммерция и…
Он погладил воздух, будто пытаясь поймать невидимое слово.
– Фан-сервис? – предположила Алиса.
– Ага! Всё так очевидно в угоду фанатам. Картинка красивая, а души нет.
– Именно, – сказала она, слегка поражённая тем, как точно он передал её чувства от кинотрилогии о Бильбо Бэггинсе. Да и вообще – тем, как легко течёт этот разговор. Большинство людей из круга её общения либо считало творения Толкина и их экранизации претенциозной переоценённой попсой, либо смотрело основную трилогию и «Хоббита» с одинаковым удовольствием – ради экшна, масштабности и сочно-яркого визуального ряда. – Мне всегда казалось, что гораздо лучше было бы, если бы сняли точно по тексту. А то все эти странные нововведения только всё портят… Вроде любви гнома и эльфийки. Я всё понимаю – но что это за пропаганда толерантности к межрасовым отношениям в Средиземье?
Ноэль засмеялся.
– Ну! Да и вообще от эльфов там оставили только гламурность и острые уши. И с гномами и орками тоже непонятно что сделали. Никакого духа той истории. «Властелин Колец» смотришь – и каждой травинкой любуешься, как будто бы правда оказываешься там, а тут…
Алиса что-то ответила, беседа плавно перетекла в обсуждение книг-первоисточников – но ей хотелось сказать, что в самом Ноэле есть что-то эльфийское. Истинно эльфийское – не «гламурное»; что-то от сказочного серебра, от узоров, нарисованных луной на воде, от шёпота в лесной чаще и блуждающих ночных огоньков.
От зова в никуда. От тоски по мечте, которой не сбыться. Холодная, манящая – и вечно недостижимая красота.
– …То есть, хочешь сказать, там и во второй, и в третьей части так и не будет Тома Бомбадила?
– Нет, ни намёка. Мне кажется, отчасти они заменили его Радагастом Карим.
– Блин, ну тогда я точно даже и не буду пытаться досмотреть! – (Ноэль в шутливом горе всплеснул руками). – Это же надо – упустить такой образ! Когда я смотрел основную трилогию, мне всегда было дико жаль, что убрали Тома Бомбадила. Просто процентов тридцать колорита убили.
– А ещё мне в детстве мама читала «Хоббита» перед сном. – (Алиса вздохнула – и осушила свой стаканчик до дна. Ноэль тут же галантно подлил ей ещё, хотя она совсем не была уверена, что в этом есть необходимость). – Выразительно так, я помню… И это была одна из первых книг, которые мне запали в душу. Поэтому ещё обиднее за то, что вышло с экранизацией.
Он задумчиво хмыкнул.
– А мне никогда, по-моему, и не читали перед сном. У нас вообще была не особо читающая семья. Да и я до какого-то возраста читал мало и неразборчиво – ну, знаешь, лабуду всякую… Комиксы там, подростковые детективы.
– Ну, это все читали, – вставила Алиса, заметив бескомпромиссную самоиронию, с которой он об этом говорит.
– Да, но у меня, знаешь, прям долго тянулся этот период тупости… Потом уже, годам к шестнадцати-семнадцати, стал за что-то серьёзное браться, но тоже без всякой системы. В классику нырнул, и цепляло, особенно вот Достоевский. И ещё Бальзак. Но, как я уже говорил, многое не понял.
– Все не понимают или недопонимают такие книги. Надо иметь ум и мужество, чтобы это признать.
– Спасибо. – (Он сдержанно улыбнулся). – В общем, я в последнее время как-то больше по современным… Мураками вот, из русских кое-кто. Алексей Иванов, к примеру.
– Ох. Мне современка как раз близка меньше, тем более русская, – призналась Алиса.
– Почему? – Ноэль по-актёрски отточенно вскинул бровь.
– Ну… – (Она задумалась, пытаясь сформулировать. Было всё сложнее делать это, сидя так близко к нему, – но, впрочем, проще, чем когда играла музыка). – Либо слишком уж уход во всякие постмодернистские игры, которыми можно наслаждаться только как красивой головоломкой, но не эмоционально… Как у Пелевина, например.
– О, мне нравится Пелевин! Иногда. – (Сейчас он скажет что-нибудь о высмеивании и деконструкции, подумала Алиса). – Он круто стебёт современное общество.
В яблочко.
– Это да. – (Она улыбнулась). – Но мне вот он и иже с ним как-то… не к душе. Да и вообще русская литература – это отдельная вселенная безысходности. Ну, и ещё… – (Она прикусила губу, ловя ускользающие мысли; каким же было второе «либо»?.. Проклятье, он опять поправляет волосы). – Ах да, вот. Либо радикальный постмодерн, либо много чернухи.
– Сорокин какой-нибудь?
– Да-да! – (Алиса старалась не млеть от того, что Ноэль разбирается в этом, – и всё равно млела. Он говорил просто и ясно, без малейшего снобизма, о вещах, знание которых неимоверно тешило бы эго Поля или Луиджи). – Например, он. Или, не знаю, Маканин кое в чём… В общем, не моё.
– Тут да, понимаю. В них меня тоже многое отталкивает. Вся эта зацикленность на дерьме и пенисах… – (Он фыркнул и поморщился). – Слишком артхаус для меня, так сказать. Ну, а что бы ты всё-таки могла посоветовать? Именно из современки?
– Прямо посоветовать?
– Ну да. Спрашиваю как у знающего человека, – промурлыкал он, цепко глядя ей в лицо. Так цепко, что от хватки этой посеребрённой лазури у Алисы пересохло в горле.
– Ну, не знаю… Ты читал Джозефа Кутзее? – (Он покачал головой). – Вот, у него мне многие вещи нравятся, если выбирать из современки. Хорошие размышления о культуре, о животном и социальном в человеке. И, кстати, есть «Осень в Петербурге», это про Достоевского. Раз ты читал «Бесов», тебе наверняка зайдёт. Ещё «Мистер Фо», «В ожидании варваров»…
– Как фамилия, ещё раз?
– Кутзее, – повторила она, польщённая живостью его интереса. Скорее всего, уже завтра он не вспомнит ни её рекомендацию, ни свой вопрос – но сейчас всё равно приятно. – Он меня очень впечатлил в своё время. А так, из современки… Ну, Умберто Эко ты, думаю, читал?
– Ага, пробовал. Слишком заумно для меня.
Так и думала.
– Тогда, значит… Прости, не могу сообразить. – (Алиса помассировала лоб костяшкой пальца, из последних сил отталкиваясь от жаркой воронки, затягивающей её). – Вот так с ходу вспомнить не получается, потому что мне правда мало кто нравится из современных ребят. Извини.
– Не извиняйся, – мягко сказал Ноэль. Эта мягкость сразила её, как удар под дых – и, как вкрадчивый шёпот на ухо, разбудила новую волну сладкой истомы внизу живота. – Ты часто извиняешься, я заметил. Чувствуешь себя виноватой в чём-то?
– Разве? – (Алиса опустила глаза, чтобы не видеть его анализирующий, бесцеремонно ощупывающий её прищур). – Вообще да, в целом я очень часто извиняюсь. Вредная привычка. Но сегодня – не замечала, чтобы…
– Извинялась. Несколько раз, и всегда без причины.
– Эх. – (Она издала нервный смешок – и тут же выругала себя за его неуклюжесть). – Ну вот, значит, правда иногда не замечаю. По-дурацки, да? Мне многие говорят.
Луиджи нередко кричал на неё за эти извинения – так сильно они его раздражали. Она обижалась, а он говорил, что её комплексы – не его забота. Проплакавшись, Алиса всегда приходила к выводу, что он всё-таки прав.
– Так а почему? – тихо уточнил Ноэль. – Ты серьёзно чувствуешь себя виноватой? Или просто чересчур вежливая?
– Наверное, в каком-то смысле чувствую, – выдавила Алиса – и жадно схватила почти забытый стаканчик с вином. – Я… иногда чувствую вину и стыд, когда позволяю себе спонтанно чему-то радоваться. Когда не работаю, а отдыхаю и… наслаждаюсь чем-нибудь. Как сейчас.
Она замерла с гулко ухающим, как сова в лесу, сердцем. Что, если он неверно воспримет это неожиданное признание?.. Но он просто покачал головой.
– Это странно.
– Думаешь?
– Да.
– Не знаю… – (Надо срочно свернуть тему). – Так вот, про книги. Я ещё кое-что вспомнила – мы тоже обсуждали это на курсе современки в университете. «Евангелие от Сына Божия», а вот с именем автора не уверена… Кажется, Мейлер.
– Хм. Я вроде бы читал что-то такое. Или нет? – (Оживившись, Ноэль снова потянулся к клавиатуре). – Там не про бедного парня, который богатеет, нет?
– Нет, совсем не про то. Это буквальное переосмысление жизни Иисуса – только от его лица.
– Да, там просто в названии точно тоже было «Евангелие от…»
– Ты не путаешь с «Богатый папа, бедный папа» Кийосаки?
Они заговорили хором – и Алиса вспыхнула. Какая ненормальная, почти болезненная степень созвучия. Неужели это всё вино – или коктейль из вина, ночи и Гранд-Вавилона?
Луиджи всегда восхищался Кийосаки.
А впрочем, к чёрту Луиджи.
– Нет. Я поищу, но тогда это не то… – заключил Ноэль. – А ещё?
– Ну, Гейман вот, к примеру. – (Улыбаясь, Алиса кивнула на «Никогде», отмеченную почётным орденом – следом от кружки). – Я как раз недавно тоже читала «Никогде». Интересный автор – я люблю такие сказки для взрослых. «Сыновья Ананси» мне у него нравятся, «Американские боги»…
– «Американских богов» я начинал, но что-то мне не зашло, – подхватил Ноэль. – Зато они теперь у меня выполняют важную миссию – подпирают стол, чтобы он ровно стоял.
Он кивнул вниз; Алиса засмеялась, решительно не понимая, почему такое кощунственное обращение с книгой её не злит.
– Ну да, томик пухлый, как раз для таких целей. Но, если серьёзно, это хороший роман. Чудное игровое переосмысление мифологии – и очень в его духе.
Ноэль начал что-то отвечать, взбудораженно запутался во фразе – и у него зазвонил телефон. Он сбросил вызов, не глядя, – с высокомерием аристократа, который отклоняет просьбу зарвавшегося слуги. Алиса попыталась не задумываться о том, кто может звонить ему в такое время.
А что, если у него есть девушка?
С другой стороны – тогда он не искал бы в Badoo знакомых на один вечер.
Кого и когда это останавливало? И вообще, может, они поссорились?
А ты уверена, что это что-то меняет?..
Алиса не была уверена. Совершенно ни в чём.
– Может быть… – начала она, но он перебил, поморщившись:
– Нет. Я не хочу.
– Я хотела сказать: может быть, что-то важное. Если ты из-за меня не отвечаешь, я могу…
– Нет. Ты ни при чём. Просто я не хочу. – (Ноэль холодно улыбнулся). – А я ненавижу делать то, что не хочу.
Какая ёмкая автохарактеристика. Алиса вздохнула.
– Так, о чём мы говорили, прости, напомни? – быстро произнёс Ноэль; утро за сдвинутыми шторами разгоралось всё ярче, делая насыщеннее краски бардака вокруг. Алиса уже слышала суетный утренний ветер и первые ноты ворчания машин. – А, да, книжки. Гейман. Может, всё-таки фильм?..
Она не выдержала и засмеялась.
– Поток сознания… Смотри сам. Давай фильм. И я по-прежнему могу уйти, если ты хочешь.
– Нет, я не хочу, чтобы ты уходила, – неожиданно жёстко, с нотками нажима, сказал он. От этой жёсткости что-то в ней встрепенулось придавленной птицей – захлебнулось смесью страха и возбуждения. – Я же уже говорил… Так что посоветуешь? Хочу что-нибудь прикольное.
– Довольно размытый запрос, – улыбаясь, отметила она. – Ну…
– Только не что-то серьёзное и грустное. Не хочу сейчас грузиться. Комедию?
– Не люблю комедии.
– Я тоже, они в большинстве случаев даже для меня слишком тупые. Но попадаются хорошие.
– Попадаются, – согласилась Алиса. Комедии были последним, о чём ей хотелось думать сейчас. – Ну, мне, например, нравится «Мальчишник по-ирландски» с Эндрю Скоттом. Это который Мориарти из «Шерлока».
Именно «Мальчишник по-ирландски» они с Луиджи смотрели на одном из первых свиданий – в ту пору, когда их дружба только-только перестала быть дружбой.
Она осознала это слишком поздно, когда пальцы Ноэля уже невесомо запорхали по клавиатуре, – и почувствовала себя маньяком, бесстыжим порождением ада. Как её вообще носит земля?..
До странности приятное ощущение. Луиджи бы возненавидел её за этот поступок не меньше, чем она его – за Кьяру и одуванчики. Но до чего же иногда приятно побыть злодеем в чьей-то истории.
– Мориарти в «Шерлоке» офигенен! А про что фильм?.. Хотя, знаешь, давай я лучше включу трейлер, – вдруг решил Ноэль; она уже успела привыкнуть к его передумываниям – мгновенным, как смена направлений ветерка.
Ветерок. Зефир – ей всегда нравилось это слово, сладкое и воздушное; ветерок нёс её куда-то далеко, всё дальше от земли, и она всё хуже улавливала начала и концы разговора – пёстрого, как лоскутное одеяло, но скорее волнующего, чем уютного. Их слова порхали, как лёгкие пальцы Ноэля, вокруг ирландских каламбуров трейлера, Джойса, его отмороженного во хмелю глазного нерва и алкоголизма в жизни великих писателей; вокруг музеев, клубов и подворотен Гранд-Вавилона, далёких стран, где Ноэль никогда не был, и наркотиков, которые она никогда не пробовала; вокруг музыки, застарелых болячек, надежд, расколотых, как зеркало воды под звенящими стонами чаек, и прошлого. Повинуясь зову вдохновенной пьяной взбудораженности, Ноэль откопал в хламе и показал ей своё сокровище – пластинку, которую купил для отца; Алиса глотала текучие – и всегда прохладные, как тенистый сад с запутанным узором тропок, – выражения его лица, слушала вкрадчиво-мурлычущий голос и видела, как всё ярче разгорается румянец на его бледных скулах. С каких пор ей вообще стали нравиться томные бледные юноши – да и нравится ли он ей?.. Может, всё это – его захламлённая комната с высоким потолком, его длинные пальцы в белых пятнышках, его пушистые, не сражённые гелем волосы, хрупко-тонкие запястья и глаза, отливающие льдистым серебром, – может, всё это только мерещится ей, наморочилось водой, булыжниками и жёлтыми фонарями?
Может, они оба давно опьянели настолько, что уснули и видят общий сон?
– …Так зачем ты всё-таки приехала? Только отдохнуть, правда? – спросил Ноэль в какой-то момент – задумчиво разглядывая её, словно впервые увидел.
– Отдохнуть и по работе, – напомнила Алиса. – Меня пригласили побыть переводчиком в одном крупном проекте. Ну, а вообще… – (Она вдруг решилась – и прыгнула с высоты, прямо в маняще-холодные голубые волны). – Вообще, если совсем честно, я давно пытаюсь писать. И отчасти приехала сюда именно потому, что у меня не идёт новый роман. Был на редкость дерьмовый период, и вот теперь… не идёт. – (Глаза Ноэля вспыхнули, как у лиса, заметившего полёвку. Алиса засмеялась, встряхнув головой). – Разве это не вечное клише – ехать в Париж, Венецию или Гранд-Вавилон за вдохновением?
– Роман… Супер! – протянул Ноэль, улыбаясь – не то восхищённо, не то насмешливо. – Ну, если я там буду хотя бы в роли… – (он торопливо осмотрел комнату), – вот, не знаю, хоть дверной ручки – сообщи мне об этом, пожалуйста, хорошо?
– Обязательно, – пообещала Алиса, вздрогнув: у неё снова тягуче оборвалось и запело что-то внутри. – А ты сам не пишешь?
– Не-а.
– И никогда, ничего? Совсем не пробовал? – с трепетом спросила она. Звучит как-то нервно-смешно – будто она интересуется, принимал ли он какие-нибудь запрещённые вещества.
Впрочем, так ли уж велика разница?
Ноэль покачал головой.
– Совсем. Только в школе, помню, сочинял несколько дней какую-то фэнтезийную историю про эльфов и орков. Но я это делал, только чтобы был повод уроки прогулять. – (Он тихо засмеялся). – Говорил маме, что стану писателем – а значит, мне не надо ходить в школу!
– Логично, – пробормотала Алиса, сражаясь с жарким умилением.
Он точно будет в её текстах. И далеко не в такой мелкой роли, как дверная ручка.
Хотя – в этом что-то есть. Ручка. Она не сумела не прийти к его порогу, он не сумел закрыть дверь. С учётом всего – кто он, кто она, какой город их свёл, – это может привести только к катастрофе.