Гранд-Вавилон

Глава десятая (часть шестая)

***

Свежий ночной воздух резал лёгкие, и река огней текла Алисе навстречу. Каким-то крошечным краешком сознания – тем, что ухитрился спастись от лихорадки, – она вдруг поняла, что ни разу не ходила этой дорогой с тех пор, как была у Ноэля. Ни разу не забредала в эту часть улицы Революции – за одноимённой площадью и круглым, как торт, зданием метро. Почти бессознательно.

Трусливо – но в чём-то даже трогательно. Неприкосновенные владения Дульсинеи.

Махровые цветы фонарей дрожали и расплывались; из баров неслась музыка, возле них курили и болтали компании – целые толпы. Густой табачный дым – и, кажется, не только табачный; Алиса закашлялась. Длинноволосый парень хихикал и, коверкая английские слова, пытался объяснить двум юным китаянкам, как добраться до какого-то клуба. Он едва держался на ногах, и улыбки китаянок уже выглядели чуть натянуто. Хмурая девушка с разноцветными дредами заносила складные столики и стулья в закрывающуюся кофейню. На террасе респектабельного ресторана, украшенной белыми розами, чинно пилили стейки и потягивали вино; Алиса узнала этот ресторан – и новая волна дрожи продрала её насквозь, как удар тока.

Тот самый дом. Те самые балкончики и кариатиды – наверху. Уже.

Почему так быстро? Получается, она почти бежала?.. Алиса провела рукой по лицу, тщетно пытаясь хоть чуть-чуть успокоиться. При дыхании изо рта вырывались облачка пара – жар и холод глодали её хором, будто в самом каноничном варианте ада.

Успокоиться. Срочно успокоиться. Если она будет взвинченной и не сможет вести себя естественно, общение с ней не принесёт ему никакой радости.

Впрочем – и так, скорее всего, не принесёт. Она ведь практически напросилась.

Но жалеть уже слишком поздно.

Стоя в мягком золотом свете, льющемся с террасы ресторана, Алиса написала:

«Я здесь».

«Ага, – лениво ответил Ноэль. – Минуту».

Целую минуту. Холодный операционный стол, и хирург дезинфицирует инструменты – медленно, всегда слишком медленно. Алиса на мгновение прикрыла глаза. Скоро начнётся операция.

Доктор, доктор, пожалуйста, удалите мне память о прошлом, напрасные надежды и здравый смысл. И тягу к чернилам тоже, если можно, – отдельной бонус-услугой. Отрежьте всё это, как ненужный уродливый атавизм, как горб Квазимодо; отрежьте и бросьте бездомным псам. Подписать договор?.. Конечно, спасибо. Безналичный расчёт – прошу.

Можно и наличный. Из красно-золотого конверта.

Но ирония иронией, скальпель скальпелем – а всё-таки это особая ночь. Почти как та – полная лунных пятнышек и хриплого голоса Адама Гонтье. Или без «почти». Тогда она чувствовала начало истории, нервно-прекрасную, дрожащую от предвкушения увертюру – а сейчас чувствует близкий финал. Ни с чем не сравнимый, горько-сладкий аромат развязки, конец истории – когда всё сходится со всем, когда что-то важное и больное себя исчерпывает. Это их последняя встреча, и история осталась бы незавершённой без неё.

Или – всё-таки не последняя?..

Под писк домофона тяжёлая дверь парадной открылась – медленно и неохотно. И так же медленно и неохотно выглянул Ноэль. Именно выглянул – даже не вышел навстречу. Он хмурился, поёживаясь от ночной прохлады, – снова в тонкой футболке, шортах и шлёпанцах; будто уже готовился к пляжам Каза-делла-Луче. Бледная, нежная тонкость черт, растрёпанные волосы; жадно впитав его взглядом, Алиса поспешно прошла внутрь – втиснулась в щель, образовавшуюся между ним и дверью, чтобы он не успел замёрзнуть. Сколько красных лопнувших сосудов в глазах (опять), и какой устало-тусклый взгляд. Так смотрят скорее на курьера, который привёз суши или пиццу, чем на пришедшую в гости девушку.

Впрочем, ей не на что жаловаться. Он уже сказал, что у него «нет настроения», – а значит, нечего и рассчитывать на хоть какой-то приветливый энтузиазм. Несмотря на его близость, теперь Алиса почему-то чувствовала, что успокаивается. Всё уже случилось, она видит его, даже может коснуться его, если захочет; это всё по-настоящему, не во сне. У неё есть шанс правильно, по-человечески с ним попрощаться.

Попрощаться. Горло горячо сдавило; робея, Алиса подняла глаза и улыбнулась.

– Привет.

– Привет.

Ноэль кивнул и вежливо указал на лестницу – но не обнял Алису. Разумеется. Сегодня её ждёт финал – а значит, холод. Короткая вспышка – и быстрое, непоправимо быстрое затухание. Такова их история, и она уже ничего не может изменить.

Алиса вдруг осознала, что не взяла с собой амулет. Плевать. В такую ночь не жаль, чтобы всё закончилось. Даже совсем всё – до затравленного бега по лесу, до чьих-то зубов, сомкнувшихся на горле, до горячего, ржавого, растекающегося по земле и корням.

– Давай понесу, – сказал Ноэль, вяло забирая у неё пакет с вином и пиццей. – Ты себе? Я просто не хочу вина. И кушать тоже что-то не хочу.

Он часто говорит «кушать», а не «есть». Алиса улыбнулась этой знакомой – уже почти родной – томной детскости.

– Ну, захватила на всякий случай, – ответила она, поднимаясь вслед за ним по крутой лестнице; пещерная акустика парадной снова разнесла её голос по всем этажам. Сплошные «снова». Проклятая кольцевая композиция. – Если вдруг захочешь присоединиться.

У неё чуть не вырвалось «захочешь разделить трапезу» – но она вовремя себя остановила. Сейчас не время для высоколобых филологических шуточек. Ноэль иногда рад им, если он в настроении, но если не в настроении – они, кажется, только раздражают его.

Ноэль не ответил – и молчал до самой двери в квартиру. Чувствуя тёмное облако усталой опустошённости, витающее над ним, Алиса к нему не лезла. Ему хочется помолчать – и пожалуйста. Хорошо, что она не из тех, кому нужно непрерывно трещать.

Хотя – бывает и нужно, если она сильно нервничает. Надо сбавить накал.

Внутри раскинулся тот же маргинальный бардак, что и в прошлые разы; вот только вещей явно поубавилось – а ещё Ноэль направился не к той двери. Маленькая комнатка с широким разложенным диваном; совсем не те роскошно-захламлённые, просторные владения, где он жил раньше. Алиса слегка озадачилась.

– А это разве не комната соседа?

– Сосед недавно съехал, – без выражения сообщил он, падая на скрипучий офисный стул (другой) перед компьютером (всё тем же). – Теперь я один.

– Ясно, – пробормотала Алиса, решив воздержаться от вопросов о том, что же случилось и как Ноэль умудряется в одиночку платить за квартиру. Сейчас он явно не жаждет об этом рассказывать. – Быстро у вас всё меняется.

– Угу… – промычал Ноэль, не глядя на неё.

Алиса очень старалась не пялиться – и всё же бесстыдно пялилась на его красивый профиль, на тёмные, чуть влажные прядки волос (недавно помыл голову?), на трепетные, полупрозрачные линии шеи и плавно-кошачьи движения рук, скользящих по клавиатуре и мыши. Она заранее опасалась вспышки желания – неуместной, учитывая его настрой, – но – как странно – не ощущала ничего мучительно-непреодолимого. Только тихое, радостно-грустное созерцание. Ноэлем хотелось любоваться бескорыстно, без плотской страсти – как храмом или цветущей вишней.

– Я тогда пойду, поставлю пиццу в холодильник? Ты точно не будешь?

– Не, не буду. Конечно, поставь.

Заходя в тёмную, заполненную грязной посудой кухню, Алиса чувствовала себя полководцем-триумфатором, который гордо въезжает в покорённый город. Вот они – белый флаг мусорного пакета, взятый бастион микроволновки, старенькая плита, принявшая своё поражение. Как приятно, что она сразу, уверенно пошла на кухню, будто…

Будто хозяйка? Смешно.

Содержимое холодильника оказалось на удивление дельным и аккуратным – ничего маргинального. Алиса ожидала банок пива и газировки, каких-нибудь полуфабрикатов и завалявшегося соуса с истёкшим сроком годности – но там обнаружились яйца, консервы, много фруктов и овощей и даже приготовленная еда: тушёная курица с рисом, педантично распределённая по пластиковым контейнерам. Да и вообще – надо признать, с отъездом соседа кухня и квартира в целом стали ощутимо чище. Но всё равно Алиса едва подавила инстинктивный порыв протереть стол и перемыть посуду.

Интересно, а кому принадлежат магнитики на холодильнике – с персонажами мемов, Губкой Бобом и Симпсонами?.. Всё-таки наверняка Ноэлю; пряча улыбку, Алиса вернулась в комнату.

Здесь пахло дымом, но не сильно, а чуть-чуть; и ещё – чем-то ягодным, как если бы до её прихода Ноэль курил электронную сигарету. Он по-прежнему сидел перед компьютером, безучастно листая ленту новостей в соцсети, грустно поджав под себя босые ноги. На столе перед ним замерли две баночки дешёвого пива; негусто. Негусто – даже по меркам бедных студенческих вечеринок из прошлого Алисы: там алкоголь тоже всегда был дешёвым и низкокачественным – но в гораздо больших объёмах в расчёте на одного человека. Видимо, сегодня Ноэль решил именно немного выпить, чтобы расслабиться, – но не напиваться; похвально, конечно, но… Горя от стыда, Алиса почувствовала, что ей слегка жаль. Если бы он «отпустил» себя ради неё – ещё хоть раз, – их финальная точка была бы ярче и красивее. А без дурманящих веществ он, к сожалению, вряд ли часто себя «отпускает».

Но что есть, то есть.

Когда Алиса вошла, он мельком покосился на неё – и тут же отвернулся, рассеянно кивнув на монитор.

– Я вот тут просто сижу, чиллю… Совсем без настроения, так что извини.

– Да всё хорошо, я понимаю, – успокоила Алиса, присаживаясь рядом, – и чуть удивилась таким многократным предупреждениям. Он что, побаивается её? Да и за что тут извиняться – за то, что он не набросился на неё с порога, как в прошлый раз?

Странно.

На фоне играл какой-то заунывный рэп; Алиса прислушалась к тексту – и её передёрнуло. Популярный – слишком популярный, играющий, как иногда говорят, из каждого утюга, – трек модного рэпера со звучным немецким псевдонимом. Почему-то, представляя себе одинокую пивную хандру Ноэля, она подумала, что сейчас он наверняка слушает именно его. «Сучки» в брендовых тряпках, «тачки», деньги, куча сленговых обозначений наркотиков – хоть особый словарь составляй… Если Ноэль пьёт под это целый вечер – у него и правда, должно быть, отвратительное настроение. Алиса не считала себя принципиальной противницей современного рэпа в целом – некоторые исполнители, претендующие на бунтарски-брутальную интеллектуальность, даже нравились ей, – но не могла представить что-то, столь же переполненное по-животному злобной агрессией к миру. И дело не в нецензурщине, не в отсутствии табу на темы секса и насилия – в чём-то другом, в какой-то тяжёлой, душащей атмосфере мерзости, лишённого всяких смыслов и целей абсурда. Будто сознание наркомана, который живёт от дозы до дозы, – или кружащийся пёстрый мир только что «принявшего на грудь» алкоголика.

Алиса вспомнила, что́ они с Ноэлем слушали вместе в ночь знакомства, – и ностальгически вздохнула.

– Почему-то так и думала, что сегодня у тебя он, – сказала она, кивнув на вкладку с клипом рэпера. Ноэль не удостоил её взглядом, но удивлённо приподнял бровь.

– Да? Почему? Я давненько его не слушал.

– Ну, не знаю… Предчувствие. И я видела твои музыкальные подборки, – призналась Алиса, стараясь не смотреть на него. Её всё ещё немного трясло – но всё меньше. Странно: сегодня его присутствие словно скорее успокаивает, чем возбуждает. – Догадалась, что тебе такое нравится.

Она немного надеялась, что Ноэль улыбнётся – как он умеет: с грустно-весёлой самоиронией, коротко, одними уголками губ. Но этого не произошло.

Почему же ему так плохо? Может, не только и не столько из-за проблем с работой, усталости и безденежья? Может, есть что-то ещё – тёмное, по-инкубьи глобальное, связанное с какими-нибудь старыми ранами?

Впрочем, бесполезно гадать. Он никогда ей не скажет.

– Хм, ну да… Можем что-то другое включить, если он слишком не в твоём вкусе.

Он вежливо поставил рэпера на паузу, но Алиса протестующе затрясла головой.

– Нет-нет, слушай, что хочешь. Всё хорошо.

– Да нет, если мы включим что-то твоё – я правда за, – миролюбиво заверил он. – Ты же, типа, моя гостья.

Очень мило – но сейчас ей всё равно не придёт на ум ничего оригинального. И ничего подходящего к этой абсурдноватой атмосфере. Алиса беспомощно улыбнулась.

– Не надо. Мне вообще не принципиально, что сейчас слушать.

Ноэль снова нахмурился – трепетно-тонкая озадаченная морщинка рассекла бледный лоб меж бровей. Видимо, у него, как у убеждённого меломана, не совсем укладывается в голове это «не принципиально».

– То есть тебе, типа, вообще без разницы? – спросил он – с чем-то, похожим на раздражённую неприязнь.

Алиса испуганно стушевалась. Его бесит её рабская уступчивость, её готовность принять что угодно – то же, что бесило (и одновременно влекло) Луиджи? Возможно; но раньше ей казалось, что Ноэлю нравится именно её мягкость, её сдержанная, чуть насмешливая заботливость. Как же всё это уравновесить?

Наверное, никак. Наверное, все глупые стереотипы не так уж глупы – и даже правдивы: если женщина добивается мужчины, она неизбежно в проигрыше. В выигрыше – лишь если добиваются её; если она холодна, если она – вечно ускользающая добыча. Как только женщина проявляет искренние чувства, привязанность или (не приведи небо) зависимость от кого-то – она сразу проигрывает.

Несправедливо. Несправедливо и обидно; но жизнь вообще несправедлива. Рысь перегрызает горло зайцу; мужчина, завоевав женщину, устремляется к новым целям. Кроваво-непреложные законы леса.

И Алиса сейчас проигрывает по всем фронтам. Она ведёт себя так, что интерес Ноэля – и без того уже слабый – грозит уйти в минус. Но как же поступать «правильно», как сломать свою природу? Пожалуй, уже и правда никак.

Пожалуй, уже и незачем.

– Да, без разницы, – почти с вызовом сказала она, глядя на старый плакат с The Prodigy, приклеенный к стене. Под плакатом висели стикеры с пошлыми рисунками фломастером; порнография в духе шестиклассника, бурно переживающего пубертатный период. Почему-то Алиса была уверена, что это художества переехавшего соседа. – Я просто очень рада тебя видеть. Неважно, что играет.

Боже, как жалко это звучит.

Хотя рядом с инкубом вряд ли уместно поминать Господа.

Ноэль задумчиво почесал бровь – и, печатая со своей молниеносной скоростью, ввёл что-то новое в строку поиска. По-пианистски ловкий, вихристый полёт его пальцев, и эти проклятые белые пятнышки; Алиса поспешно отвела глаза.

– А их видела? У них есть прикольные песни. И клипы ничего.

Комнату заполнили электронные танцевальные ритмы какого-то дуэта. Увидев клип, Алиса сразу поняла, почему это во вкусе Ноэля – что-то яркое и немного безумное, бьющее по глазам кислотными психоделическими цветами. Парень с зелёными волосами, девушка в красном латексе, играющая на электрогитаре на фоне гор; бассейны и пальмы, модели в бикини, вдруг превращающиеся в серебристых змей… Она улыбнулась.

– Не видела. Но в этом что-то есть. Такой весёлый сюр. – (Ноэль молча кивнул, прихлёбывая пиво. Он по-прежнему выглядел грустным, но – вроде бы – чуть более расслабленным). – Классные очки, – не удержалась Алиса, увидев на парне огромные тонированные очки в форме сердечек.

– У меня есть такого же цвета, – с нотками гордости сказал Ноэль. – Только просто круглые.

Алиса постаралась не умиляться слишком сильно – и не краснеть. Что ж, кажется, тучи хоть немного разошлись. Ноэль вдруг встрепенулся, вспомнив о чём-то.

– А чего ты-то не пьёшь?

– Ой, точно. – (Алиса поднялась. Она искренне забыла о вине: этот вечер уже и так опьянил её гораздо больше, чем следовало бы). – Я схожу за кружкой.

– Да я сам, погоди. Не надо кружку. У меня вроде даже бокал где-то был… – (Ноэль опередил её и, по-кошачьи бесшумно ступая, исчез на кухне). – Ты сама не найдёшь.

Даже бокал; какая аристократическая роскошь. Очаровательно. Улыбаясь, Алиса прижала ладони ко вспыхнувшим щекам. С одной стороны, хочется крикнуть ему, уже гремящему посудой: «Да не заморачивайся, я попью из кружки – или из стаканчика, как тогда», – а с другой…

С другой – может быть, ему нравится её образ с винным бокалом; и вообще – с красным вином. В конце концов, этот образ и правда ей к лицу.

«Её бокал полон твоей крови, она уйдёт и о тебе не вспомнит…» – так начинается припев ещё одной незамысловатой песенки из плейлистов на его странице. Из недавно созданных плейлистов. А что, если…

– Вот, – сказал Ноэль, вернувшись, и водрузил перед ней пузатый, покрытый не стёртыми следами капель бокал. – Нашёл.

…если прекратить вечно додумывать за других. Особенно, если эти «другие» – не совсем люди.

Он мог слушать ту песню, вспоминая о своей «запоздалой первой любви», или о платоническом чувстве к девушке друга, или – о ком угодно, кроме неё. Незачем травить себя домыслами.

– Спасибо, – сказала Алиса, вытаскивая пробку из бутылки. Ноэль сел на своё место и снова принялся кликать мышкой, апатично позёвывая. – Прямо по-королевски.

Он странно покосился на неё; сонная серебристо-голубая молния из-под ресниц. Нижняя губа – нежно-розовая, чуть искусанная, слегка пухлее верхней (хотя обе тонкие – именно той изящно очерченной формы, которую она помнит); взгляд Алисы почему-то упёрся в эту беззащитную искусанность – и она торопливо сделала глоток. Следы от вина казались бы на этих губах следами крови. А может – и на этом вкрадчиво-кошачьем изгибе шеи, и на скулах, и на остро торчащих косточках локтей и ключиц. Она представила, как упоённо слизывает с него капли чего-то красного, – и низ живота потянуло почти до боли.

Мерзкая похотливая самка. Желать Ноэля теперь – когда он явно не пылает страстью в ответ – кажется чем-то кощунственным; всё равно что желать бесплотного духа или сильфа из кельтских легенд. Или лишённого пола ангела, задрапированного в белые одежды.

Ангела из некрополя. Ангела смерти.

– А где ты тут тусишь? Ну, в смысле, я не про приличные места. – (Ноэль хмыкнул, отворачиваясь. Воздушно-тонкую бледность его профиля снова залил мёртвый компьютерный свет. Какой приземлённый вопрос; Алиса вздохнула. Вот наваждение и закончилось). – А про бары там, клубы…

Она чуть растерялась – и опять почувствовала себя старой, непозволительно старой рядом с его юной жаждой наслаждений. Старой – и отяжелевшей от горького опыта, как промокшие под ливнем птичьи крылья. Наверное, если бы они оба прошли один из этих модных тестиков на психологический возраст, Ноэлю оказалось бы не больше восемнадцати, а ей – лет тридцать семь. Пожалуй, примерно так – с ностальгическим умилением – смотрит на своего студента влюблённая в него преподавательница.

И правда – почему за всё время в Гранд-Вавилоне её ни разу всерьёз не потянуло в те места, которые нельзя назвать «приличными»? Алиса не боялась, не держалась за привычный имидж «хорошей правильной девочки» – просто на самом деле не хотела. Бары и клубы манили её гораздо меньше ресторанов, где можно красиво и томно поужинать в одиночестве, смакуя дорогое вино.

– Да как-то даже не знаю… Я в основном как раз хожу в «приличные» – и одна, и со знакомыми. – (Алиса издала нервно-смущённый смешок – и тут же отругала себя за него). – Бары и клубы меня не очень привлекают, если честно.

– Почему? – просто – и без особого интереса – спросил Ноэль, бездумно глядя на экран. YouTube уже услужливо запустил следующий клип поющей парочки – девушка теперь с разбегу прыгала в море из разноцветных шариков.

– Не знаю. – (Выдавив улыбку, Алиса пожала плечами). – Может, я уже слишком стара для этого дерьма.

Мемная, заезженная фраза – но весьма подходящая к ситуации. Алиса представила себя старым, матёрым ковбоем, который пинком открывает дверь, заходит в бар и обводит всех хмурым взглядом, поправляя шляпу. Она думала, что Ноэль улыбнётся в ответ – или хотя бы смешливо фыркнет, наморщив нос и подобравшись, как играющий лисёнок, – но он лишь пожал плечами.

– Ну, это только тебе решать. – (Да он ведь снова забыл, сколько мне лет, – вдруг поняла Алиса. Конечно – наверняка забыл. В его сознании ей определённо под тридцать или за тридцать – потому он и не удивляется, и так корректно обходит тему возраста… Мда. Дожили. Ей часто говорили, что она выглядит слишком молодо – чуть ли не как школьница. Стоило встретить это вечно юное, эфемерно-неуловимое создание, чтобы себя переубедить). – А на улице Апулея была?

– Да. Правда, никуда не заходила, – сказала Алиса, вспоминая наперебой сверкающие неоновые вывески, пульсацию музыки и крикливые пьяные толпы. – Но наслышана.

Там было слишком тесно: исторические дома, арендованные владельцами клубов и баров, будто наваливались на узкие тротуары, а те, в свою очередь, были почти полностью заставлены столиками, стульями и диванами террас, – но между двумя тротуарами ещё и ухитрялись парковать машины. Оказавшись на знаменитой улице Апулея вечером, Алиса чуть оробела от такой давки и поспешила уйти. Не то чтобы бурная слава этой улицы совсем не манила её – но и не настолько манила, чтобы просто взять и отправиться туда.

Хотя, надо признать, автор «Золотого осла» был бы доволен таким чествованием своего имени.

Интересно, вечеринка нечисти, на которую попал Горацио, прошла случайно не на той самой улице? Нет: кажется, он рассказывал, что они с Матильдой долго плутали непонятными маршрутами, прежде чем добраться.

Алиса спохватилась; не думать, не думать о той вечеринке. И вообще – обо всём, что она узнала о другой стороне. Если думать об этом – она обязательно ляпнет что-нибудь лишнее и спугнёт Ноэля.

Или спровоцирует. Она решила не спрашивать себя, чего боится больше.

– А почему не заходила? – поинтересовался Ноэль, откинувшись на спинку стула и сложив пальцы пытливым «домиком». Почему-то Алиса вспомнила, что в ночь их знакомства он сидел так же. Ему идут выверенные, чуть манерные жесты и позы; завершённое произведение искусства.

Музыка. Маленький кусочек гармонии – или хаоса.

– Не знаю, – в третий раз повторила она. – Наверное, мне немного неловко идти в такие места одной. А здесь у меня нет друзей из… – (она помолчала, подбирая слова), – из круга людей, которые там тусуются.

В самом деле, не тащить же на улицу Апулея Горацио. Или Монику с её подружками. Или (чёрт побери, ну и бред лезет в голову) кого-нибудь из Badoo’шных знакомых. Вот если бы её туда позвал Ноэль – другое дело, но…

Но он уже никогда и никуда её не позовёт.

– Хм, ну… – (Ноэль зябко потёр плечи – в огромной старой квартире по-прежнему было холодно; словно призраки десятков прошлых хозяев витали под высоким потолком. Хотя – были ли эти «прошлые хозяева», если?..). – Если честно, на твоём месте я и один бы сходил. Типа – по-моему, оно того стоит. Но, с другой стороны, меня вот сегодня туда же и звали – а я не пошёл почему-то. – (Он растерянно схватил телефон – будто чтобы подтвердить свои мысли, – но тут же отложил его. Усталый, немного злой сумбур в голове и эмоциях – когда не знаешь, куда себя деть. Поль в похожих состояниях говорил, что он «тупит» или «подвисает»; а один из героев романа Горацио – что «сходит с тропинки». Алиса понятия не имела, почему вспомнила об этом сейчас). – Не знаю, почему.

«Звали» – те самые друзья, занимающие такое важное место в его жизни, или всё-таки девушка, о которой он предпочитает ей не рассказывать?.. Алиса попыталась представить, что будет, если он всё-таки «внезапно уйдёт», как и предупреждал, – если почувствует, что ему не доставляет никакого удовольствия быть с ней рядом. Она расплачется? Увы, наверняка; не сможет не расплакаться. И всё же это даже предсказуемо: такое знакомое унижение. Такая старая боль.

Помнится, когда она приехала к Луиджи в предпоследний раз, он несколько дней не прикасался к ней – и никак не реагировал на её робкие попытки соблазнить его или хотя бы довести дело до поцелуя. До этого они не виделись почти полгода, и такое тотальное игнорирование её как женщины задело Алису намного сильнее, чем она могла предположить. Всё это время Луиджи либо пил, либо был зол, угрюм и молчалив, страдая от похмелья, – а она играла скорее роль прислуги, чем возлюбленной, прилетевшей из другой страны. Когда она, не выдержав, показывала обиду или пыталась расспросить, понять, в чём дело, – Луиджи кричал, шипел и твердил, что она «озабоченная», что ей «нужно от него только одно», что «сколько можно повторять, как он устал после симпозиума». В те дни Алиса поняла, что́ ранит сильнее любой агрессии.

Равнодушие. Равнодушие и пренебрежение – когда тебя воспринимают как должное и ценят не больше, чем предмет мебели. В конце концов, старый комод тоже приносит какую-то пользу – и к нему мы тоже, возможно, иногда испытываем нечто вроде сдержанной тёплой благодарности. В тот период она была для Луиджи таким комодом, а его страсть – в периоды её отсутствия – доставалась другим. Кьяре, Виттории, голубоглазой Анжеле из Милана – и далее по списку.

С другой стороны, Ноэль не такой, как Луиджи. Его действительно могли позвать друзья; и даже подруги, которых он иногда упоминает, могут быть именно и только подругами. Парни такого нежно-хрупкого типажа часто помогают подругам: заботливо выслушивают их, становятся жилетками для слёз, убеждают бросить какого-нибудь очередного токсичного абьюзера, ходят с ними в кино и в милые кофейни. При этом они совсем не обязательно геи – но в них определённо есть что-то женственное.

Например, женские сандалии и футболки с розочками.

Их дружба с Полем была не такой – более сложной, противоречивой и одухотворённой, пронизанной копаниями в душах и в творчестве друг друга; но с другими девушками он дружил именно так. Да и вообще – Алиса регулярно встречала такие истории.

Очень может быть, что выводок подруг и друзей Ноэля объясняется как раз этим типом отношений. Или – тем, что он инкуб, чьё порочное обаяние слишком властно влечёт людей.