Гранд-Вавилон

Глава десятая (часть пятая)

***

Честно говоря, Алисе хотелось, чтобы Горацио вытащил её на какую-нибудь «вечеринку» прямо сегодня, вечером, – потому что оставаться в одиночестве не было сил. Она обречённо чувствовала, что успокаивающие философские чары некрополя отпустят её, как только она вернётся в городскую толпу; и предчувствие, увы, оправдалось.

Но нет – Горацио лишь пообещал, что познакомит её с Тильдой и неким Вадимом в ближайшие дни (услышав русское имя, Алиса по привычке вздрогнула и вспомнила Луиджи с его любимыми книгами). Допоздна она неприкаянной тенью бродила по улицам, не уставая винить себя: надо же, надо же было оказаться такой навязчивой, обманувшейся глупыми надеждами дурой – причём не в пятнадцать, а в двадцать пять!..

Собственное лихорадочное отчаяние злило и смущало Алису: она думала, что уже не может так чувствовать. Не может не спать до утра от жарких, томящих мечтаний о ком-то, и вытаскивать глобальные смыслы из песни в чьём-то посте, и взахлёб писать стихи. Как всё это странно, как по-подростковому максималистски – и почему-то настигло её именно сейчас, когда она едва оправилась (если оправилась) от многолетней пыточной Луиджи. Устанавливая Badoo, Алиса ощущала себя зрелой, чуть циничной матроной – стервозной графиней в отпуске, которая готова к случайным связям и разочаровалась в самой идее любви. И совсем не ждала, что её истинная сущность – беззащитно-привязчивая и впечатлительная – проснётся вот так. Проснётся и заставит её сходить с ума по человеку (точнее, по не-человеку), с которым она всего лишь провела пьяную ночь. И парочку трезвых ночей после.

Невыносимо. Невыносимо стыдно.

Гораздо проще было бы признать правоту Евы – сказать себе, что дело не в её чувствах, а в тёмном даре Ноэля. В том, что не к нему самому, а к его инкубьей природе её влечёт эта глупая страсть. Но Алиса знала, что это было бы наглой ложью: она бы чувствовала совершенно то же самое, если бы Ноэль был тем, кем показался ей сначала. Дело в ней; всегда в ней.

Нерешаемое уравнение. Она сама загнала себя в тупик.

Алисе ежеминутно хотелось плакать. Часам к девяти, когда город затопили тёплые сумерки, она призналась себе, что снова не выдержит, – и купила вино.

Омерзительно? Да, омерзительно. Ну и пусть; она так преисполнилась отвращения к себе, что даже испытывала нечто вроде бравады. Да, стрессоустойчивость снова на нуле; да, она не видит выхода и не может справиться без алкоголя. Да, ей слишком больно – и ни работой, ни прогулками, ни общением, ни даже творчеством эту боль не приглушить. Она спасается в дурмане.

Совсем как Луиджи.

Мысль о нём – о том, что с ним делал алкоголь, – остановила бы Алису в любой другой вечер. Но не сегодня.

“I’m not in love, so don’t forget it…”

Перед тем, как посетить супермаркет, Алиса заглянула и в греческую таверну, и в полюбившийся ей итальянский ресторанчик – но ни там, ни там не было свободных мест. Что ж, вечер пятницы; предсказуемо. Сама судьба велит ей позорно напиться в номере, не прикрываясь культурными красивостями. Уже подходя к яркой вывеске, гласящей “Pizza Napoletana”, Алиса вдруг поняла, что неосознанно повторяет маршрут той пятницы, когда они с Ноэлем познакомились: такое же вино, пицца на вынос в том же месте… Она грустно улыбнулась, мысленно отвешивая себе звонкую оплеуху. Идиотка. Проклятье, как же всё это жалко выглядит.

Она старалась не думать о том, что завтра суббота, – а значит, у Ноэля наверняка выходной, но вечер перед ним он снова решил провести не с ней. Скорее всего, с кем-то другим; с другой?.. Какая, собственно, разница.

В отель Алиса вернулась уже в темноте – и едва сдерживая слёзы. Коробка с пиццей, вино, набор пирожных; чем не типичная одинокая дамочка под тридцать? Не хватает только квартиры, полной кошек. Угнетающее зрелище.

Почему-то она вспомнила, как объясняла Джареду и «Овну по гороскопу», из-за чего не хочет любви и отношений, – и чуть злобно не расхохоталась над собой. Не хочет, о да. Оно и видно.

С другой стороны – она ведь правда не хотела бы именно встречаться с Ноэлем (даже если бы он был человеком и это было бы возможно). Не хотела бы – не только потому, что они живут далеко друг от друга. Во-первых, что ей делать с его воздушной, легкомысленно-неприкаянной нестабильностью? Во-вторых, у них явно очень разный образ жизни, разные интересы – и то, чем живёт она, у Ноэля не вызывает даже вежливого любопытства (по крайней мере, когда он трезв и в здравом уме). В-третьих… В-третьих, от музы должна отделять дистанция; этот парадокс Алиса признавала скрепя сердце. Если рыцарь зажмёт в углу свою прекрасную даму, если Дон-Кихот повалит Дульсинею на сеновал – сама идея прекрасной дамы и Дульсинеи обессмыслится. Недоступность Ноэля нужна ей – чтобы думать о нём, желать его, страдать и писать. С этой точки зрения – всё складывается просто идеально.

Однако все эти разумные рассуждения почему-то не затупляли ножи, кромсающие её.

Алиса откупорила вино и поболтала его в стакане, вдыхая терпкий, бархатистый запах. Видел бы её сейчас Конрад, который был уверен, что она не пьёт… Кстати, надо бы взглянуть, что он писал ей. Гуляя по некрополю, она целенаправленно не отвлекалась ни на чьи сообщения – а потом просто не хотелось.

«Давай встретимся на выходных? Почему ты меня избегаешь?»

Сделав первый глоток, Алиса вздохнула. «Зачем мне тебя избегать?» Почему-то она чувствовала, что когда-нибудь обязательно воспользуется этим ловким приёмом Ноэля; когда-нибудь, но не сейчас.

С такими, как Конрад, играть и жестоко, и скучно.

«Я тебя не избегаю. Просто не было ни времени, ни настроя. И повторяю ещё раз: я готова общаться с тобой, просто по-человечески, но ничего большего не хочу. Я не подхожу тебе, Конрад».

«Это неправда, – тут же ответил он – с горестным смайликом, изображающим треснутое сердечко. «Разбитое сердце» – банальнейшая, но очень верная метафора для того, что сейчас происходит с ней самой. Тупая, ноющая боль в груди; дыра, невидимая миру. А она-то думала, что после Луиджи там нечему разбиваться. – Ты замечательная. Я тобой восхищаюсь».

«А я тебе говорю, что ты просто толком не знаешь меня, – терпеливо написала Алиса, включая фоном какую-то ненавязчивую музыку. Сегодня ей будет страшновато сидеть в тишине. – Я тяжёлый, неуравновешенный, эгоцентричный человек. Склонный, к тому же, к депрессиям и невротическому поведению. Я пережила долгие абьюзивные отношения, безответное чувство к гею, анорексию, несколько срывов, у меня проблемы с алкоголем… Надо ли продолжать? Я не подхожу тебе, Конрад. Была рада познакомиться с тобой, но не нужно меня идеализировать».

Резковато – и кое в чём неискренне (особенно в пункте «была рада познакомиться»); но – пойдёт. Конрад явно из тех, кто, как и она, «залипает» на человека всерьёз и надолго. А этого нельзя допустить. Пусть её эксперименты с Badoo чем-то и напоминают порочные игры Луиджи – но такого она себе никогда не позволит. Нельзя играть с чужими чувствами. Чувства – это не поверхностный флирт и не похоть. Неприкосновенная территория.

Может, так же рассуждает и Ноэль? Может, потому он её и сторонится – не потому, что ему всё равно, а потому, что ему стыдно её использовать?..

Это возможно – но подозрительно похоже на самообман.

«Я готов всё это принять. Я уверен, что ты очень хороший человек, – просто в твоей жизни происходили плохие вещи. Ты не виновата ни в чём из этого», – чуть позже написал Конрад – с ошибками, без знаков препинания, с пробирающей до дрожи детской наивностью. Алиса скрипнула зубами.

Спор вяло тянулся дальше, ни к чему не приводя, – но тут она заметила, что Ноэль онлайн. Что ж…

Медленно вдохнуть – медленно выдохнуть. Пройтись по номеру.

Да, глупо и бессмысленно, даже унизительно; но… Но. Он улетает в Каза-делла-Луче на следующей неделе – а это может значить, например, утро понедельника. И тогда они уже точно не увидятся; может быть, никогда. У неё есть последний шанс – или один из последних. Да, он показал, что она не нужна ему. Но ведь ею всё ещё можно воспользоваться.

Алиса вдруг осознала, что никогда не была в таком положении – что никто никогда не пользовался ею исключительно как телом. Странное, непривычное чувство. Чувство, в котором холодно – и в котором ты смотришь на себя, будто со стороны, из какого-то ледяного иномирья.

Такого же ледяного, как глаза Ноэля.

«А когда ты улетаешь?» – спросила она, не размениваясь на вежливые «как дела» и «приветы». Прямой вопрос «в лоб», на который нельзя не ответить – или ответить уклончиво. Только так, наверное, и можно общаться с тем, кто не жаждет общаться с тобой.

И, кроме того – ведь она уже знает, что потом искушение всё равно будет мучить её, и она вряд ли, очень вряд ли, сможет ему противиться. Так что гораздо разумнее и здоровее написать ему сейчас – когда она ещё трезва, когда вероятность неуместных и многословных эмоциональных излияний минимальна. Когда она ещё может сохранять внешнее иронично-отстранённое спокойствие, когда может прохладно обронить: “I’m not in love, so don’t forget it; it’s just a silly phase I’m going through…”

А правда – она влюблена или тоже всего лишь «переживает глупый период»? Что ей на самом деле важнее – добиться встречи с Ноэлем или страдать по нему издали?

«Тринадцатого, – ответил Ноэль. – А ты?»

Хм, даже ответный вопрос. Странно. А вот тринадцатое число – совсем не странно; ему идёт. Мрачная лунная таинственность.

И, конечно, он забыл, что она уже писала, до какого числа будет в Гранд-Вавилоне.

«Пятнадцатого».

Прочитано; и – ожидаемое молчание. Кусая губы, Алиса ещё раз прошлась по номеру и сделала ещё один терпкий глоток. Музыку на фоне сменил обзор какой-то новой книги на YouTube, но от волнения она не понимала ни слова.

«Чем занимаешься?»

«Да вот сходил в магазин, взял пива. А ты чем?»

«Сходила в магазин, взяла вина»; Алиса нервно хихикнула. Удручающая выходит картина. Лучше уж ответить благопристойно.

«Да вот недавно вернулась, ездила сегодня в некрополь. Думала, что будет слишком мрачно, но мне понравилось. Сходила к могилам некоторых писателей и художников, которых люблю. Воздала, так сказать, дань уважения».

«Супер, – оценил Ноэль. – Это хорошее дело».

Что ж, по его меркам это даже довольно развёрнуто. Алиса уже чувствовала жгучий и ароматный, как вино, азарт – и не собиралась прекращать атаку.

«А ты с пивом и компанией или просто с пивом?»

Милый смайлик. Если бы ему правда было всё равно и не было бы одиноко, он бы не читал так быстро её сообщения.

«Просто с пивом».

Как странно; а где же многочисленные пятнично-субботние друзья?.. Алиса возликовала – но подавила отзвуки злорадства.

«Интровертненько», – сдержанно отметила она.

«Да грустно что-то. Я бы, может, и сходил потусить куда-нибудь, но настроения совсем нет».

И снова это непреклонно повелевающее настроение. Алиса вздохнула; если у него «нет настроения», её шансы точно стремятся к нулю.

Хотя…

«Понятно. А я взяла вино и тоже одна. Как-то не тянет искать компанию: хочется выпить или одной, или с кем-то, с кем действительно хочется».

Два раза «хочется»; Алиса придирчиво поморщилась, но отправила. Трудно представить намёк прозрачнее. «А я с вином и тоже одна, monsieur…» – не хватает только веера и томно-кокетливого вздоха. Если он не ответит на это – наверное, стоит отступить; а вот если ответит – неважно, всерьёз или шуткой…

Она стала ждать, по-прежнему пропуская мимо ушей обзор книги. Ноэль молчал.

Чёрт побери, да в чём же дело? Он правда совсем не хочет встретиться с ней – или ему просто так важно всегда быть победителем, которого добиваются, и не проявлять инициативу?

Быть недостижимым сокровищем, запертым в башне с кариатидами, закованным в воду и камень. Быть Terra Incognita.

Минуты вязко перетекали друг в друга. Алиса цедила вино, не прикасаясь к пицце, – ни кусочка сейчас не пролезло бы ей в горло. Она задыхалась от натянутого в струнку напряжения, как рыба, выброшенная на берег небрежно-капризным морем; морем, которое продолжает молчать – или исходит таким тихим, вкрадчивым рокотом, что его легко принять за молчание.

Все психологи, все модные коучи и блогеры – и даже друзья – сейчас наверняка посоветовали бы ей отвлечься: переписываться с Конрадом или с теми неведомыми личностями, что так отважно и напористо ломятся к ней в Badoo. Переключить внимание на других людей, не думать о Ноэле, чтобы не причинять себе лишнюю боль. Как там обычно говорят – «Не переживай, в море ещё много рыбы»?

Алиса улыбнулась, уже не сдерживая ознобно-лихорадочную дрожь. Рыбы в море, возможно, и много; но сирен – вряд ли. Когда слышишь песню сирены, её нельзя вот так запросто, обывательски променять на что-то ещё. Когда слышишь песню сирены – всегда знаешь, что это последняя песня.

Горацио сказал, что Ноэль с удовольствием слушал сирену в том клубе. Может быть, с не меньшим удовольствием, чем 10cc. Для него мир полон ритма и летучих, бьющих в голову вспышек-радостей; для неё – тоскливых, тяжёлых смыслов, громоздящихся друг на друге, будто слои почвы под некрополем. Наверное, для него она слишком немелодична – потому и не особенно привлекательна.

Наверное.

Прислушиваясь к грохоту пульса в ушах и под кожей, Алиса пообещала себе, что прекратит ждать, если он не напишет через пять минут. Пять минут – и всё. Если они пройдут бесплодно, она просто допьёт вино и ляжет спать, хорошенько проплакавшись. А утром – постарается похоронить всё, что Гранд-Вавилон успел вырастить в ней за эти недели.

Если у неё получится.

Сплошные если.

Две минуты. Три. Четыре. Она сдавленно перевела дыхание; ну, вот и…

«Ноэлю понравилась Ваша запись».

Грохот пульса усилился: стандартную барабанную установку сменили огромные там-тамы древних племён. Шаман с закатившимися глазами и пеной на губах, утробное горловое пение, языки пламени; Алиса в смятении смахнула пот со лба. Как странно – Ноэль поставил лайк под довольно старым постом; ему уже больше недели. Несколько фотографий с одной из её прогулок по городу – дворец с прянично-розовыми башенками, мертвенно-белые статуи в саду, синие волны Ри, бьющиеся о гранит набережной; и – две песни The Cab, которые она в тот вечер почему-то соотнесла со своим настроением.

Допустим, ему вполне могут нравиться The Cab, но… Всё равно – странно. Либо законы ленты новостей сработали как-то необычно и показали ему этот старый пост, либо именно сейчас ему почему-то вздумалось зайти на её страницу.

Сейчас – когда он, по его словам, сидит дома в одиночестве и меланхолично хмелеет. Чиллит – он бы назвал это так. С какой же стати выбор пал на её страницу, а не на переписку с друзьями или флирт с кем-нибудь из девушек, которые интересуют его больше, на которых он находит время? Которых не прочь «добавить в свою жизнь»?

Учитывая, что они только что общались, – это подозрительно похоже на попытку вновь привлечь к себе внимание. Слишком похоже. Ведь так?..

Можно ли приравнять этот лайк к сообщению, чтобы соблюсти условия сурового договора с собой?

Вздохнув, Алиса провела короткую дуэль с соблазном – и обречённо поняла, что проигрывает. С натяжкой, но приравнять всё-таки можно; в сложившихся обстоятельствах это явный порыв пойти на контакт.

Какой изящный манёвр. Какое неуклюжее самооправдание.

«А ты случайно не хочешь пересечь наши интровертные вечера? У меня осталось вино. И целая пицца».

Отправить. Ну, вот и всё. Теперь её официально можно признать бесхребетной, не уважающей себя «давалкой». По крайней мере, какой-нибудь праведный Джаред подумал бы именно так – и брезгливо отвернулся бы от неё, как ангел отворачивается от демона, сочащегося похотливой скверной.

С другой стороны – Ева сказала, что она сама устанавливает границы нормального и чудесного в своей жизни. Что, если сегодня – её последний шанс установить эти границы с Ноэлем? Должна ли она просто отступить, признав своё поражение? Ведь Ева – всё-таки древняя дриада, и о жизни ей известно явно чуть больше, чем Джареду.

Сейчас Ноэль скажет «нет». Наверняка: ведь у него нет настроения, и он не хочет никого видеть. Он скажет «нет» – но она хотя бы будет знать, что попыталась; и она готова к отказу, и терять уже нечего…

Алиса металась по номеру, как её мысли – меж тесных стенок черепа. Ноэль ответил меньше, чем через минуту, – но для неё прошла пара часов.

«Ну, можно у меня посидеть. Только я могу внезапно уйти, тебе ок?»

Финальный аккорд унижения. «Приходи, и я воспользуюсь тобой, если уж ты так просишь об этом, – но я могу велеть тебе убраться в любой момент, когда мне будет нужно. Будь готова к этому. Тебе ок?»

Ополоснуть липкие от пота ладони, закупорить вино, расчесать волосы… Ей ок. Определённо ок.

В золотом мареве – смуглые пальцы Луиджи, кожаные хвостики плётки, холодные, чуть натёршие кожу кнопки ошейника… «Да, мой господин».

Ноэль ещё раз доказал, что он – та самая сирена, которую не заменить. Какая восхитительная, бесхитростная жестокость.

Алиса устала бороться с собой, устала врать, что не хочет его жестокости – или холодности, или пренебрежения. Хочет. Хочет – и побежит за ними, как за наградой.

Неважно, что будет потом. Утром ей будет больно – в любом случае; но, когда в Гранд-Вавилон приходит ночь, не время думать об утре.

«Хорошо».

«Напишешь, как подойдёшь? Я выйду, встречу».

К чему это лишнее великодушие? Он что, уже чувствует вину за то, что собрался «внезапно уйти»?

Впрочем, это не так уж её волнует. Звенящее, отчаянное торжество, за которым пустота, – вот и всё. Этой ночью она вспыхнет ещё раз, а после – сгорит.

«Хорошо», – повторила Алиса. И шальной чёрной птицей вылетела из номера – в темноту, заворожённую болотными огоньками.