Гранд-Вавилон

Глава седьмая (часть вторая)

***

Разноцветный дым таял в воздухе послесловием фейерверка – будто отголоски сна в тот переходный момент, когда ещё не понимаешь, до конца ли проснулся, когда граница между грёзами и реальностью рыхлая, как весенний снег. Горацио смотрел на красные, золотые и зелёные вихри, на их дробящиеся отражения в ночных водах Ри – и думал о том, как же всё-таки странно на него действует Гранд-Вавилон. Все эти дни он нежился в городских наслаждениях, почти не страдая, – хоть и понимал, что эти наслаждения не имеют ничего общего со счастьем. Он столкнулся со сверхъестественным, с миром вне всего привычного – столкнулся пока едва-едва, мягко, на грани мерцающего намёка, шёпота в темноте, – но это столкновение не вспороло его сознание (чего можно было бы ожидать) и даже не особенно удивило. Только позабавило – и оказалось ещё одним приключением, ещё одним странно-красивым курьёзом этого города. Более того, здесь он почти не думал о Ди – если не считать тот неприметный, скрытый в глубине краешек его существа, где она звучит, не переставая; как прилипчивая мелодия, как извечный фон – то тише, то громче.

То едва слышно – то так же, как громыхал этот салют. Пробирая до внутренностей.

– Пойдёмте? – тихо спросила Тильда, тронув его за локоть – когда смолкли аплодисменты и восторженные возгласы, когда толпа стала растекаться в оба конца Моста Ангелов; кто-то – по домам, а кто-то – пить и веселиться дальше. Горацио вздохнул.

– Пойдёмте.

– Вам понравилось?

Он подумал пару секунд.

– Да, но не совсем так, как я предполагал. Не по-детски бездумно, а как-то… лирично.

– Сразу видно, что Вы писатель. – (Тильда хмыкнула). – Даже на вопрос «Вам понравилось?» не можете ответить просто «да» или «нет».

Они шли, поневоле замедляя шаг – повинуясь ритму толпы. Катера, яхты и речные трамвайчики расплывались в разные стороны под покровом пёстрого дыма. На секунду Горацио померещилось, что впереди мелькнул профиль Алисы; он хотел было окликнуть её – но понял, что это глупо. В шуме тысяч голосов она бы всё равно его не расслышала, а во мраке – не разглядела.

Почему снова Алиса?.. Их встреча в субботу – скорее подстроенная им, чем случайная, – слегка выбила его из колеи приятного безделья. То, что она рассказывала об этом парне, Ноэле, – а главное, то, как рассказывала, – почему-то вогнало его в лёгкую тоску. Эта тоска, конечно, не имела ничего общего с собственнической ревностью (по крайней мере, Горацио хотелось в это верить) – и всё же было глупо отрицать, что Алиса нравится ему. Нравится так, как могла бы нравиться картина или добротный психологический роман. Не совсем как женщина.

И – чёрт побери, что женщины, подобные ей, из века в век находят в мужчинах, подобных Ноэлю?.. Поверхностный, эгоистичный мудак, каких тысячи. Горацио никогда не нравилось слово «мудак» (не потому, что он не признавал ругательств, – просто не нравилось); но здесь оно на удивление подходило.

Впрочем, хватит. У него всегда получается не лезть в чужие дела – получится и теперь. Алиса взрослая и сама разберётся; как минимум, пожить с Ди и повстречаться с психически нестабильным алкоголиком – уже недурная закалка. Он отдаст ей амулет, заколдованный Тильдой (почему это уже не звучит как бред?), – и ничего больше.

– О чём задумались? – поинтересовалась Тильда.

– Да так. О превратностях судьбы.

– Значит, о женщине, – с философским безразличием заключила она.

– Почему? – (Горацио улыбнулся). – По-моему, превратности судьбы – куда более широкая тема.

– Когда люди отвечают вот так туманно и уклончиво – это почти всегда значит, что они думают об амурных делах. – (Тильда кисло покосилась на Горацио; её вытянутое лицо в темноте казалось ещё суровее, чем обычно). – Или о сексе. Последнее особенно актуально для мужчин.

Горацио усмехнулся; эта причудливая смесь цинизма и детской бескомпромиссности позабавила его. Они сошли с моста, обошли несколько шумных компаний (люди хохотали, болтали и пьяно пели; на многих девушках и женщинах Горацио заметил венки и целые гирлянды из цветов – в честь Летнего праздника), нырнули в арку дворца на набережной – и оказались на одной из самых больших площадей города. Здесь тоже было шумно и светло, почти как днём. Огромная статуя единорога, вставшего на дыбы, казалась сотканной из молока и лунного сияния – так удачно её заливала бело-голубая подсветка. Пожалуй, самое хрестоматийно-растиражированное, «открыточное» место Гранд-Вавилона – конечно, если не считать казино. И всё же, когда Горацио проходил под копытами единорога – даже днём, – его почему-то всегда пробирала лёгкая оторопь. В голову упрямо лезли апокалиптические картинки: что будет, если эти мертвенно-белые мраморные копыта вдруг опустятся?..

– Тоже Ваша нейропсихология? – спросил Горацио, пытаясь перекричать музыку – кто-то отважно притащил колонки и ещё какое-то музыкальное оборудование прямо на площадь. Играло нечто электронно-клубное, с нотками рэпа – рваные, брутальные ритмы города. Кажется, намечается спонтанная вечеринка.

Прислушавшись к треку, Горацио уловил обрывки английских фраз: «она хочет только моих денег», «я даю ей то, что она хочет», «меня вырастил кризис», «я простой парень из гетто»… Какое очаровательно-бесхитростное самоутверждение. Мысленно он не мог не иронизировать над этим – и всё же с горечью подумал о том, что вот такая музыка наверняка нравится Ноэлю Алисы.

– Нет, никакой нейропсихологии, – сказала Тильда, окинув презрительным взглядом выпившую молодёжь. – Просто жизненный опыт.

– Их не разгонит полиция? – спросил Горацио, кивнув на одну из компаний. Несколько пареньков, швырнув на землю спортивные сумки, разливали что-то по пластиковым стаканчикам – определённо не колу. Вряд ли даже пиво.

– Полиция в Гранд-Вавилоне? В праздничную ночь? – (Тильда фыркнула). – Скорее уж полицейские к ним присоединятся… Но идёмте быстрее. Нам не сюда.

В небе висела полная луна – безмолвная и манящая, как многообещающий намёк. Горацио до сих пор не знал, что ждёт его сегодня, – просто покорно следовал за Тильдой. Почему-то он совсем не боялся – и чувствовал, что может доверять ей безоговорочно. В конце концов, если бы она хотела причинить ему вред – у неё уже была куча шансов.

Артур, наверное, проворчал бы, что доверять женщине, которая на днях чарами лишила тебя дара речи – не самая лучшая идея. Но Горацио не всегда был сторонником лучших идей.

Они вышли на широкий проспект, но вскоре нырнули в лабиринт улочек поуже. Фасады домов здесь были темнее и непригляднее, из подворотен частенько тянуло гнилью или мочой; фонари попадались редко, и темнота порой казалась непроницаемой, как чёрный бархатный занавес, – особенно там, куда не проникал свет луны. Тильда шла чуть впереди, быстро и уверенно; Горацио насчитал уже больше десятка поворотов – и всё отчётливее убеждался, что ни за что бы не добрался до места назначения без неё.

Даже если бы ему сказали адрес места назначения. Хотя это трудно себе представить. «Приходи на гору Брокен, географические координаты такие-то» – разве не странно?.. Точность убивает поэзию.

В какой-то момент Тильда очень ловко срезала путь: прошла через внутренний дворик, потом – через еле заметную щель между странными домами, по форме напоминающими гармошку, – и вывела Горацио на улицу Апулея, полную дорогих ресторанов и баров. Он уже бывал здесь – и знал, что это одно из основных «тусовочных» мест Гранд-Вавилона. Сейчас народ не помещался в барах и веселился прямо на улице; воздух пульсировал музыкой, терпко пах сигаретами, коктейлями и кальяном.

– Впечатляет! – отметил Горацио, вслед за Тильдой пробираясь через толпу. Какая-то пританцовывающая девушка чуть не выплеснула на него бокал своей «Голубой лагуны»; он поморщился от непрошеных ассоциаций с Ди. – Я и не знал, что досюда можно так быстро дойти от Моста Ангелов.

– Мы скоро будем на месте, – на миг оглянувшись, пообещала Тильда. Они прошли улицу Апулея до конца – и свернули к набережной какого-то канала, томно мерцающего лунными бликами.

Горацио не сразу узнал это место, но вскоре понял, что уже заходил и сюда в своих блужданиях по Гранд-Вавилону. Если пройти ещё немного вдоль этого канала, а потом перейти на другой берег по мостику – можно попасть в большой тенистый сад с запутанной, как лабиринт, сетью аллей и тропок. Сад был полон аллегорических статуй восемнадцатого и девятнадцатого веков – мраморные мужчины и женщины с возвышенно-серьёзными лицами изображали Красоту, Милосердие, Правосудие и целый ряд других абстрактных понятий. Горацио почему-то особенно впечатлила Ночь – девушка в мантии со звёздами, сонно прикрывающая лицо рукой; на плече девушки сидела сова, мраморный постамент украшала резьба с фазами луны. Он помнил, как несколько дней назад добрых полчаса просидел на скамейке, вглядываясь в черты этой Ночи – отчего-то милые и искренние, даже трогательные в своей сонливости.

Тильда направляется к мостику – значит, сегодня ему удастся взглянуть на Ночь ночью?

Напротив сада, за грядой деревьев, высился дворец, который тоже запомнился Горацио: именно там находился музей европейской живописи, где он, войдя в образ ценителя искусства, изучал пышные формы итальянских крестьянок и прелестные сцены сельской жизни. Тильда рассказывала ему, что этот дворец построил капризный граф-самодур, пожелавший жить в подобии средневекового замка, – поэтому там имелись и зубчатые стены, и круглые башенки, и даже ров с подъёмным мостом (правда, без воды). Иными словами, дворец сильно напоминал отель «Камелот», с которым Горацио уже успел сродниться – несмотря на его помпезность внутри и снаружи. Но стены дворца – прянично-розовые – делали его средневековую маску ещё более невинной, игрушечной; пожалуй, только в темноте он и мог показаться грозным. Сейчас, оглянувшись, Горацио увидел лишь его крышу и башенки – будто чудовище застенчиво выглядывало из-за деревьев, не решаясь приблизиться.

Всё-таки ночью Гранд-Вавилон ещё прекраснее.

Горацио шёл за Тильдой, жадно вдыхая робкую, дрожащую красоту этого момента – бесплотную, как серебристо-белые пятна луны на воде канала, земле и деревьях. В отличие от шумных центральных проспектов и улицы Апулея, здесь не было ни души. Только когда Тильда подошла к воротам с огромным висячим замком, Горацио, заворожённый тишью и луной, выдавил:

– Но ведь сад закрыт на ночь.

И – тут же прикусил язык, осознав, какую глупость сказал. Его ведёт та, для кого нет закрытых дверей; неумолимо – как Вергилий вёл Данте в преисподнюю. Тильда хмыкнула, приложила бледную руку к замку, внутри него что-то щёлкнуло – и ворота открылись, надсадно скрипнув.

– Прошу.

Горацио восхищённо покачал головой.

– И почему такие, как Вы, до сих пор не захватили мир?

И правда – почему?.. Это же очевидно – но раньше не приходило ему в голову. Если в мире есть те, кто способен силой мысли открыть дверь, отнять голос – а может, и исцелить, и у***ь кого-то, – с какой стати они должны подчиняться обычным людям и правилам их социума? Почему не превратят их в беспомощных рабов? А если учесть, что некоторые из них явно обладают ещё и даром убеждения – как те «чайные специалисты», – то вообще непонятно, почему человечество ещё не стало безвольным стадом под чарами колдовского гипноза.

– С чего Вы взяли, что этого не произошло? – бесстрастно спросила Тильда. Горацио похолодел.

– Вы хотите сказать, что…

– Я ничего не хочу сказать. Не начинайте опять делать беспочвенные выводы, пожалуйста.

– Но – политики, богачи и магнаты, люди, управляющие СМИ… Мафия, в конце концов. Среди них наверняка тоже есть?..

Вслед за Тильдой Горацио углубился в лабиринт погружённых во тьму дорожек – и снова едва поспевал за ней. Статуи выныривали навстречу неожиданно и чуть пугающе – белые, как призраки, на фоне тёмной листвы. Девушка-Ночь стояла там, где он помнил, – в укромной нише, недалеко от скамеек и маленького фонтана, – и идеально вписывалась в ландшафт. Всё же сколько в Гранд-Вавилоне шедевров паркового искусства: каждый штрих культуры изящно оттеняет природу, каждый вид и ракурс продуман с математической точностью.

– Возможно, – спокойно (но, кажется, чуть неохотно) подтвердила Тильда. – Но это не значит, что у кого-то… У кого-то с нашей стороны жизни есть или когда-либо были планы «захватить мир». Во-первых, это довольно примитивное желание: что с ним потом, с этим миром, прикажете делать? А во-вторых, мы говорим о слишком разрозненном и разношёрстном, противоречивом сообществе. Если Вы представляете мой круг общения как какой-то единый, сплочённый сказочный народец, Вы сильно ошибаетесь. Все мы очень разные, и бо́льшая часть – одиночки. Каждый за себя.

– Понятно, – с трепетом сказал Горацио, боясь упустить момент: Тильда никогда не была так откровенна с ним. Пожалуй, это вообще самый длинный её монолог на эту тему. – Звучит резонно. Но всё же Вы не отрицаете, что представители «вашей стороны» есть в правящих кругах и…

– Разумеется. Было бы нелепо, будь это не так. Но подавляющее большинство живёт тихо и тайно. – (Она на миг оглянулась через плечо – высокая, строгая, залитая светом луны). – Как я, например.

– По всему миру?

– В целом, да. Но есть некоторые… ограничения. Хотя каждый, при желании, может их обойти. – (Тильда грустно усмехнулась). – Но те, кто старается не нарушать их, живут только в определённых местах и не покидают их без острой необходимости. Гранд-Вавилон – это, на данный момент, самое крупное из подобных мест. Здесь всем раздолье – и честным, и подлецам… И тем, о ком лучше вообще не знать и не думать.

– А мэр Гранд-Вавилона в курсе? – поразмыслив, спросил Горацио. Поймал непроницаемый взгляд Тильды – и вздрогнул. – Чёрт побери, ну конечно! Он и сам…

– Не стройте пустых догадок.

– А кто он? Какой-нибудь могущественный тёмный волшебник? – прошептал Горацио, вспомнив горестный рассказ таксиста «с принципами». А что, если всё-таки?..

– Нет.

– А кто?

Тильда не ответила.

Когда они подошли к какой-то старой, заросшей плющом стене в глубине сада, писательское воображение Горацио уже билось в сладких конвульсиях. И как он раньше не догадался? Этим, наверное, и объясняется неземное богатство Гранд-Вавилона – и его неправдоподобно быстрый рост, и процветание, и привлекательность. Мэр знает о сверхъестественных существах – и либо сотрудничает с ними, либо сам ими повелевает. Но, выходит, он допускает и то, что чуть не сделали с Горацио «студенты-маркетологи», – а может, и вещи похуже. Как же…

– Не пугайтесь, – предупредила Тильда, выводя его из задумчивости. И – достала из кармана маленький складной нож; лезвие блеснуло в лунном свете. Что-то внутри Горацио противно сжалось.

– Но…

– Тшш.

Тильда поднесла руку к стене и провела лезвием по ладони; произнесла какое-то странное певучее слово – а может, фразу – на незнакомом Горацио языке. Кровь тёмной блестящей струйкой оросила плющ и замшелые камни; послышался тихий треск.

Слегка ошалев, Горацио лихорадочно пытался сообразить, чем же теперь обработать и перевязать порез Тильды; а ещё – правда ли такие, как она, гадают по птичьим внутренностям и приносят в жертву младенцев и кошек. Ну и чушь лезет в голову. Может, он прихватил бумажные платки или…

Додумать мысль не получилось – потому что на глазах у Горацио в стене появилась трещина. Со стуком и шорохом она ползла вверх, разрезая плющ и старую каменную кладку – легко, как нож разрезает брусок масла. Вверх, ещё вверх, потом в сторону – и вниз; вскоре перед ними был дочерченный прямоугольник – дверь, которая чуть выдвинулась вперёд и гостеприимно отъехала вправо. За стеной, кажется, не было ничего, кроме всё тех же деревьев да заросшей тропинки; провал в темноту, чёрная пасть каменного монстра. Горацио прочистил горло и, кивнув на ладонь Тильды, выдавил:

– А вот это уже и правда было жутко.

– Почему? – (Она пожала плечами). – Вы же вводите пароль, когда включаете телефон или компьютер… Так, погодите. – (Заметив, что Горацио уже собирается шагнуть за «порог», Тильда добавила в голос строгости). – Давайте сначала договоримся. Как только мы окажемся внутри – никаких глупостей, никаких рискованных выходок. Не высовывайтесь и держитесь рядом со мной.

– Не высовываться? А как же моя неодолимая тяга проявлять свою харизму? – (Горацио смущённо хмыкнул, чувствуя себя ребёнком, которого увещевает суровая учительница. Тильда одарила его взглядом, от которого, наверное, могло бы скиснуть молоко, – и он осёкся. А ещё – мимоходом заметил, что порез на её ладони уже затягивается корочкой). – Извините. Конечно, я буду вести себя тихо и только наблюдать. Я же не самоубийца.

– Уже не уверена – с учётом того, что Вы так жаждали сюда попасть, – со вздохом пробормотала Тильда. – Итак, продолжаю: будьте рядом со мной, желательно – не дальше двух-трёх шагов. Ничего не ешьте и не пейте, пока я не скажу, что это можно есть или пить. Ни с кем не заговаривайте первым. Если Вы будете чем-то удивлены или напуганы – можете тихо сказать мне, больше никак это не демонстрируйте. И старайтесь никому не смотреть в глаза. Запомнили?

– Да, – сказал Горацио. От затянувшегося предвкушения у него уже отчаянно колотилось сердце. – Довольно чёткие инструкции.

– И обязательные к исполнению. Здесь не место обычным смертным – поэтому, если Вы нарушите хоть что-то из названного…

– Я понял. У Вас будут проблемы.

– Нет, они будут у Вас, – скрестив руки на груди, мягко поправила Тильда; странно – но именно эта мягкость почему-то испугала Горацио. – В общем, держитесь рядом. Доверять Вы там сможете только мне или Вадиму.

– А где он, кстати?

С лёгким стыдом Горацио понял, что весь вечер просто не замечал отсутствия амбала – хоть раньше и думал, что тот пойдёт смотреть салют вместе с ними.

– Организует кое-что важное, – сказала Тильда, решительно шагнув вперёд. – Скорее всего, Вы увидите его позже… Пойдёмте.