Гранд-Вавилон

Глава пятая (часть четырнадцатая)

***

Алиса немного слукавила: обещала прийти сразу, как только сможет, но в итоге всё же заскочила в отель, чтобы забрать зарядное устройство для телефона и зубную щётку (глупая – о, трижды глупая, но в чём-то прекрасная подсознательная надежда опять остаться подольше). И – главное – чтобы принять душ. Ноэль любезно предложил помыться у него, но она волновалась так, что не могла позволить себе прийти к нему грязной.

Это ведь уже не спонтанная пьяная прогулка. Это повторная встреча; значит – что-то большее. Хоть что-то. Уже не короткий этюд или новелла, а, по крайней мере, нечто претендующее на большой рассказ. Наверное, так выразился бы Поль.

Алиса никогда не умела писать малой прозой. Крупной тоже, собственно, плохо умела – как ей казалось, – поэтому мало кому говорила о своей тайной страсти. Интересно, Горацио включил бы такой эпизод в свой роман?..

Странная мысль. Единственное, что роднит их с Горацио – знакомство с Дианой. И ещё, возможно, дурацкое стремление олитературивать свою жизнь (у него это, судя по «Стеклянным пророкам», уже доходит до нездоровости).

«Ты там не спишь случайно?» – осведомился Ноэль, подсластив вопрос смайликом. Алиса отложила фен и в панике бросилась к зеркалу с расчёской.

«Нет-нет. Досушиваю волосы, скоро выхожу».

«Напиши тогда, как подойдёшь. Я выйду, встречу».

Как мило с твоей стороны, подумала она, яростно раздирая расчёской ещё влажные пряди. Как мило – и, надеюсь, когда я дойду, руки наконец-то перестанут дрожать.

Тот факт, что она всё-таки по-бунтарски приняла душ у себя и потому задержалась, Ноэль никак не прокомментировал. Скорее всего, ему просто всё равно, когда именно она придёт. «…У меня характер такой, что мне похуй. Извини за мат, просто это моя любимая фраза в таких случаях».

О да, она заметила. «…Ничего особенного-то и не было». Прохладно-зеркальное безразличие. Когда Алисе казалось, что Луиджи плевать на неё, – он всегда или злился, или хотел поиздеваться над ней, или игнорировал её сознательно, натужно, делая очевидное усилие над собой – всё равно думая о ней, пусть даже с усталостью и раздражением. А вот Ноэлю вполне всерьёз может быть наплевать. Это уже ощущается.

Почему же это так притягивает её?

Когда Алиса выпорхнула на улицу, оказалось, что тепло превратилось в отчаянную жару. Солнце свирепо терзало город золотыми зубьями духоты, на агрессивно-синем небе по-прежнему не было ни облачка. Меж тёмно-розовых колонн отеля напротив бродили голуби – искали тень; торговка в ларьке с фруктами и соками разморённо обмахивалась газетой. Угрюмый пожилой мужчина вышел из супермаркета с баночкой колы – и тут же жадно осушил её в пару глотков; на его футболке красовалась надпись “Adventure Time” – но, судя по выражению лица, последнее настоящее приключение в его жизни случилось очень давно.

А у Алисы – только начиналось.

Даже кариатиды на доме Ноэля, казалось, страдают от жары: они поддерживали тяжёлые лепные своды крыши и балкончики как-то более напряжённо, чем ночью. Каждой, наверное, хочется вытереть лоб складками античного одеяния – но каменной рукой не пошевелишь.

Боже, что за бред лезет в голову.

«Я тут», – слегка запыхавшись, написала Алиса, когда миновала ресторан, занимающий часть первого этажа в доме Ноэля. Почти все столики на террасе были заняты; оттуда неслись разноязыкие разговоры, тихая музыка и звон посуды. Похоже, здесь он и увидел тот забытый бокал пива вчера.

«Минуту. Можешь набрать в домофоне 62, пожалуйста? Вторая парадная».

Алиса улыбнулась; она уже вчера заметила, что Ноэль называет подъезд парадной – на гранд-вавилонский манер. Интересно, он просто привык или специально переучивался, чтобы не отставать от местных?.. И то, что он доверил ей номер квартиры, почему-то растрогало её.

«Да, конечно».

Ноэль открыл ей в той же очаровательной футболке с розочками; со сна он зябко ёжился – вопреки жаре – и зевал. Скользнул по ней приветливым – хотя и чуть мутным – взглядом и сказал: «Проходи». В комнате всё было по-прежнему – от старчески скрипучего стула до круглого пятна на «Никогде» Геймана; Алиса вспыхнула от счастья, запоздало осознав полностью, что она снова здесь. Она думала, что при свете дня весь этот хаос будет не так завораживать – но чары сохранились.

И даже, пожалуй, усилились. Она жадно смотрела, как бесшумно Ноэль скользнул к стулу – и бесшумно же, с высокомерно-угловатой грацией кошки, уселся на нём, подобрав под себя ноги. Хищный, обманчиво безобидный клубок. Алиса опустила глаза, сглотнув в пересохшее горло; надо прекращать пялиться. Но в каждом его движении так много спонтанного совершенства, что не пялиться тяжело.

– Я так не выспался, жесть… И голова болит, – промурчал он, наспех печатая кому-то сообщение в f*******: – и тут же сворачивая окно YouTube на другом мониторе. Теперь они работали дуэтом; от такой летучей многозадачности у Алисы слегка кружилась голова. Она ненавидела рассредоточивать внимание и всегда со страстью мономана посвящала себя какому-то одному занятию; а тут – всё настолько наоборот. Их встреча – это и правда алхимически точная смесь противоположностей.

– Вот, я же принесла… – спохватилась она, неловко расстёгивая сумку. Положила на стол два блистера таблеток; Ноэль приподнял брови в вежливом недоумении. – Активированный уголь и обезболивающее от головы. Стандартный похмельный набор. – (Усмехнуться). – Мне обычно помогает.

– О, спасибо. Правда, на меня они часто не действуют… Пойдём полежим?

Предложение было с готовностью принято; от жажды касаться Ноэля Алису уже терзала почти физическая боль.

Они улеглись на всё тех же смятых котят, ещё пропитанных сонным теплом Ноэля. Он обнял Алису – и смешно сморщил нос, когда она, подавшись вперёд, случайно задела его волосами.

– Ты очень красивая.

Упоительно-воркующая нежность этого голоса; она снова гладила его лицо и пальцы, мелкими глотками пила дыхание, зарывалась руками в лёгкие, как пух, волосы (почему-то больше он не противился); в жаркой, почти подростковой исступлённости они забыли о таблетках – как, впрочем, и обо всех других неодушевлённых объектах в комнате.

Глупо отвечать так мужчине – но у неё не было сил противиться.

– Ты тоже красивый. Очень. И очень нравишься мне.

– Правда? – пытливое касание отливающей серебром синевы – как небрежный поцелуй духа льда; прямо в сердце, прямо под кожу – щекочуще-сладким холодом.

– Правда.

– Снимай всё.

Этот мягкий приказ сразил Алису наповал; как такой шелковистый голос, такая почти бесполая хрупкость может приказывать? Оказывается, может – волнующе, как горячая, тянущаяся карамель. Он весь был карамелью, сиропом, засахаренными персиками Багдада; всеми сладкими сказочными удовольствиями, всеми чувственными радостями – садом, полным сокровищ, которые она прежде запрещала себе. Её воздушным эльфом, её новой музой, её мечтой.

Она долго возилась с пуговицей на джинсах – тряслись пальцы; Ноэль осторожно помог ей – и спустился вниз, покрывая её поцелуями. «…Я хочу облизать каждый твой сантиметр», – жарко выдохнул он вчера – и теперь будто исполнял обещанное. Мелкие сладкие клейма; раскалённые метки Гранд-Вавилона на коже.

– Ничего, кстати, что я сразу целоваться полез? – тем же гортанным мурлыканьем, на одной низкой ноте, на грани с шёпотом.

Ты издеваешься? – хотелось простонать Алисе, но она только покачала головой. Ноэль усмехнулся – в мальчишески лукавом осознании своего великолепия – и опустил голову.

Комната распалась на витражные осколки, на исписанные чернилами клочки ненужной памяти; Алиса укусила себя за руку, чтобы не закричать.

Господи-Господи-Господи, или дьявол, или кто там ещё – это невозможно, мне не может быть так хорошо. Может, мы оба умерли – и это просто посмертный морок?..

…Когда они оба выпали из сладкого безвременья, Ноэль со вздохом приобнял её, взял телефон и открыл онлайн-приложение банка.

– Выяснил, что тут много всяких проблем… Надо отдать деньги за квартиру, да и вообще – раздать долги. Не хочется, но надо.

Алиса тоже сочувствующе вздохнула, стараясь не дрожать от его тёплой близости. Ей нравилось просто лежать с ним бок о бок – вот так, ни о чём не думая, бесцельно роняя мгновения в ледяную реку времени.

Спросить – не спросить?.. Мужчины иногда странно реагируют на такие предложения. С другой стороны, в Ноэле много неприкаянно-детского, много весёлой безответственности; к тому же он явно не привык строить из себя брутального мачо и бить себя в грудь, заявляя, что он истинный self-made man[1], который скорее бросится на гранату, чем займёт деньги у девушки. В мире много таких – но он не такой, слава небу.

– Если прямо серьёзные проблемы, я могу дать в долг. Вернёшь, когда сможешь.

Он не удивился, не разозлился – просто с прохладной благодарностью дёрнул плечом.

– Да не надо, спасибо. И так долгов полно, чего их копить… Не продиктуешь номер?

Ноэль протянул руку к джинсам, небрежно брошенным на кровать, порылся в карманах и достал банковскую карту. Отдал ей; Алиса радостно сжалась – ей нездорово нравилось чем-то ему помогать.

Рабское, мазохистское угодничество; она ненавидела в себе эту черту.

А может быть, не рабское?.. Может, это что-то сложнее и красивее?

– Диктую?

– Давай. А то дизайн карты просто шикарный, конечно. Ни черта не видно.

С дизайном и впрямь постарались: выпуклые бесцветные цифры совершенно терялись в разводах красного и чёрного. Алиса продиктовала – и улыбнулась, когда Ноэль снова улёгся, притянув её поближе к себе. Томное похмельное изнеможение никак не желало его покинуть.

– Ну вот, хоть один долг перевёл… Бесит влезать в долги. И отдавать их бесит.

– Понимаю. Ещё бы, – сказала Алиса, осторожно устраиваясь головой на его изысканно-костлявом плече – и стараясь не слишком сиять от блаженства. – Другу?

– Ага. – (Откинув голову на подушку, Ноэль по-кошачьи широко зевнул и потянулся). – Он офицер, по контракту служит. У них там денег дофига.

– Наслышана. А ты служил в армии?

Было крайне трудно представить это хрупко-прекрасное, бледное, как фарфор, существо в военной форме, на каком-нибудь построении, под грубыми командами начальства. А если ещё и с автоматом на перевес…

Хотя – в этом даже есть что-то волнующее.

– Ага, два года срочной службы. Так положено в моей стране.

– А ты из?..

Ноэль назвал маленькое, затерянное в европейских лесах государство, где говорят на том же языке, что в Гранд-Вавилоне; Алиса кивнула. Она так и подозревала по его иногда проскальзывающему акценту – впрочем, едва заметному.

– А где? – спросила она, почему-то задумавшись об одном из русских друзей Луиджи; тот служил в ракетных войсках – и был горьким пьяницей. С Луиджи они познакомились ещё до его первого контракта – и сблизились, в основном, на почве любви к Достоевскому и Чехову. Ну, и ещё – на почве нездоровой страсти, которую Луиджи питал ко всему русскому.

Ноэль легко перевернулся набок, оказавшись к ней лицом, и пожал плечами.

– Ну, как тебе сказать… Да нигде. Просто в пехоте.

– Тяжко было?

– Да нет. Фигнёй всякой занимались. Ужасные рассказы о срочной службе – это сильное преувеличение.

– Косили траву? – Алиса улыбнулась.

– В общем, да. Косили, красили, мыли… Ничего интересного. – (Ноэль снова зевнул – ещё слаще – и притянул к себе Алису с явным намерением использовать её как игрушку для обнимания во сне. Она не возражала). – И этот мой друг сейчас там толком ничего не делает. А деньги в это громадные вбухиваются.

– Ну да. Я о русской армии знаю примерно то же самое.

– Ну.

Повисла неловкая пауза. Ноэль, задумавшись, неподвижно смотрел куда-то мимо Алисы – в стену. Она нерешительно пошевелилась в его объятиях.

– Давай ещё поболтаем. – (Ноэль вздрогнул, будто очнувшись). – А то я опять усну.

– Спи, если хочешь.

Алиса не удержалась и погладила его по плечу. Какая всё-таки нежная, гладкая кожа; мрамор Бернини.

Он ведь уже говорил нечто подобное вчера – и тогда она отшутилась: мол, как-то странно болтать после предложения поболтать, ведь разговор – спонтанная субстанция. Что ж, он и правда не помнит приличную долю того, что было вчера. Она уже почти смирилась – но всё же грустно.

И снова – пауза. Вы знакомы недавно, строго напомнила себе Алиса; натянутые паузы – не повод для паники. Особенно после секса. Наверное.

А может, он просто уже начал к ней охладевать?.. Это так не похоже на вчерашнюю затягивающую эйфорию – даже если не учитывать фактор опьянения. Значит, настала полночь, и карета Золушки превратилась в тыкву, – а случайная встречная потеряла свою притягательность?

К тому же – оказалась лёгкой добычей. Неинтересной. Алиса прикусила губу.

– А почему в f*******: ты Ноэль Сингапурский? Всё хотела спросить. Это же явно не настоящая фамилия?

– Нет, конечно. – (Он коротко выдохнул и закрыл глаза – будто был недоволен вопросом; Алиса окончательно оробела. Она слишком лезет в его личное пространство? Почему сегодня – сплошные непопадания?). – Долгая история. На самом деле, в f*******: я за последний месяц уже третий раз меняю фамилию. Не очень хочу об этом говорить.

– Ладно.

Судя по странице Ноэля, ему нравится всё странное – или даже, скорее, странненькое: мрачно-сюрреалистичные криповые картинки, современные абсурдные песенки, бьющие по ушам… Может, Сингапур просто тоже ассоциируется у него с чем-то причудливым, экзотическим и чуть безумным?

Алиса вздохнула – и осмелилась спросить напрямую.

– Слушай… Тебе как лучше – чтобы я ушла или чтобы осталась?

Ноэль нахмурился – прямо как вчера, когда она, по своей дурной привычке, перебарщивала с извинениями.

– Хочу, чтобы осталась до утра. Если бы мне было как-то некомфортно, я бы сказал.

– Хорошо, – хрипло произнесла Алиса. Внутри что-то вспыхнуло, беззащитно опалённое этими словами – «хочу, чтобы осталась до утра». Может, собственная неуместность, которую она сейчас чувствует, – и правда надуманная? – Как тебе вчерашний фильм?

Банально до ужаса – но тут Ноэль кивнул более оживлённо. Хотя бы не так замороженно. Слава небесам.

– Зашёл, очень даже. Надо будет досмотреть… Кстати, может, досмотрим?

Алису не надо было просить дважды – хоть она и понимала, что фильм окончательно разморит Ноэля, и заранее думала об этом с непонятным умилением. Они устроились лёжа; она прижималась к нему спиной, он обнимал её, умостившись щекой на её волосах, – и вскоре глубоко, ровно засопел. Алиса не стала ставить «Мальчишник по-ирландски» на паузу – лежала в неподвижном вечернем тепле комнаты и боялась пошевелиться, чтобы не разбудить своё странно обретённое худое сокровище. Впрочем, это вряд ли удалось бы ей – раз не удалось даже удалым ирландским мелодиям и шумной сцене, на которую она делала самые большие ставки. Алиса была почти уверена, что Ноэль оценит момент, где герои, раздевшись, вдруг принимаются бегать по ночному лесу – впервые слышат хаотично-языческий зов природы, матери и извечной врагини цивилизации. Как раз нечто со смыслом – и странненькое; но Ноэля сморило гораздо раньше.

Он спал крепким сном измождённого человека и не проснулся даже тогда, когда Алиса осторожно – и очень-очень медленно – выбралась из его объятий, чтобы выключить фильм и компьютер. Потом нырнула обратно под одеяло – и, напоследок полюбовавшись сонной безмятежностью Ноэля, тоже закрыла глаза. Она думала, что не уснёт, – но тело отяжелело от сладкой усталости, бьющего током адреналина и покоя – тёплого, всеобъемлющего, как пуховый кокон. Она поймала ритм Ноэля, дышала с ним в унисон – и спустилась следом за ним, к сине-белому морю под холодными небесами из серебра.

[1] Независимый человек; человек, добившийся всего сам (англ.).