Гранд-Вавилон

Глава седьмая (часть четвёртая)

...Вход в следующий зал застал Адриана на рассказе о том, почему в романе бидермайера так важен брак. Он то и дело отвлекался на описание матримониальных традиций разных стран, рассуждения о Фрейде и его психоанализе, ненужные многословные примеры. Горацио, признаться, вообще не понимал, зачем так долго обосновывать то, что и так очевидно. Почему в бюргерской культуре – сурово-консервативной, христианской, патриархальной и моногамной – важен брак. Действительно, почему же?! И почему он так часто отражается в текстах, порождённых этой культурой? Если уж Адриан собрался поведать им нечто новое и важное – лучше бы рассказал, как именно это происходит, как мотив брака встраивается в поэтику какого-нибудь конкретного романа, например, или…

Горацио медленно выдохнул, поймав себя на том, что очень, просто невыносимо хочет возразить. Нет уж; хватит делать глупости. Может, Адриан и не убьёт его на месте – но Тильда точно не простит.

Зал, где они оказались теперь, больше всего был похож на бар или небольшой стильный клуб; Горацио будто попал из девятнадцатого века в двадцать первый. Именно отсюда доносилась музыка – хотя не было видно ни диджейского пульта, ни какой-то другой аппаратуры. Вкрадчивая, размеренная пульсация звука пробиралась под кожу – пьянила и расслабляла, как дорогой коктейль с привкусом ненужного шика. Хрипотца женского вокала, грамотно «причёсанная» обработка; может, среди нечисти Гранд-Вавилона есть и его лучшие диджеи?.. Лучи белого и лилового света ползали по пустому танцполу – только вдалеке, во мраке, виднелось несколько расплывчатых фигур, а ещё дальше – зона с круглыми столами и кожаными диванчиками. Там была и барная стойка, к которой направился Адриан. В атмосфере клуба длинные фалды его фрака смотрелись ещё нелепее – и вдруг напомнили Горацио хвост сороки.

Уже не прислушиваясь к лекции о бидермайере, Горацио привычным взглядом знатока пробежался по бару – и оценил изобилие. Множество элитных сортов виски, рома и коньяка, ликёры всех мастей – и даже на удивление хороший выбор вина; такое редко встретишь в подобных заведениях. Попадались, правда, и бутылки с этикетками на незнакомых языках, и с загадочным содержимым разных цветов; и – не только бутылки, но и флаконы, и какие-то чаши, и большие глиняные амфоры. Не бар, а лаборатория алхимика. Когда луч прожектора упал на одну из амфор, Горацио смущённо хмыкнул: рисунок, украшающий её, был стилизован (только ли стилизован?) под древнеримское изображение – и носил весьма фривольный характер. Пока он задумчиво пытался разобраться в хитросплетениях мужских и женских конечностей и понять, как такое действо технически возможно (ох уж эти римляне), – Адриана наконец-то прервали.

– Привет, Матильда. Будешь что-нибудь? – белозубо улыбаясь, спросил бармен – смуглый темноволосый паренёк с греческим профилем. Адриан недовольно поморщился, но умолк.

– Привет, Бахус. Только сок, пожалуй, – сказала Тильда.

Бахус? Слишком много отсылок к античности на нескольких квадратных метрах. Горацио озадаченно заморгал, надеясь, что это просто прозвище.

– По-прежнему играешь в трезвенницу?

– Что-то вроде того. Не тянет на алкоголь в последние годы.

– Думаю, это называется «старость», – хмыкнул Бахус.

– Или зрелость, – улыбнулась она.

Бармен нырнул куда-то вниз, под стойку – видимо, к мини-холодильнику, – и Горацио вдруг заметил, что из его курчавой макушки торчат два маленьких рога.

Скромные, лихо изогнутые рожки – с палец длиной, не больше. Горацио сглотнул.

– Мм…

– Позже, – шепнула Тильда. – Закажите что-нибудь – Бахус знает своё дело.

– Не сомневаюсь, – пробормотал Горацио. Если это действительно древний бог виноделия – или одно из его перерождений, или демон с его именем, или как у них там всё устроено?.. – в пьянящих напитках он и правда должен быть мастаком.

– Мне повторить, – холодно распорядился Адриан, пока Бахус наливал для Тильды стакан жизнерадостно-рыжего апельсинового сока и бросал туда листочек мяты и два кубика льда.

– Готово! – объявил он, жестом виртуоза швырнув в стакан трубочку. – Сегодня что-то медленно подтягивается народ… Вам повторить, говорите?

– Да, – поджав губы, сказал Адриан. Видимо, он всё ещё был недоволен тем, что ему не дали раскрыть все тонкости литературного бидермайера.

Бахус беспечно кивнул, щёлкнул пальцами – и с одной из полочек за его спиной тут же вспорхнула нужная бутылка. В ней плескалось что-то изумрудно-зелёное; после краткого полёта бутылка приземлилась на стойку, и Бахус, мурлыча что-то себе под нос, принялся колдовать над коктейльным бокалом – налил туда всего несколько капель содержимого бутылки, добавил какого-то полупрозрачного сока, присыпал всё это сладко пахнущим шипучим порошком… Горацио уже почти не удивлялся – но никак не мог понять, что же это за коктейль. Когда Бахус закончил, в бокале было что-то меланхолично-прекрасное – золотисто-зелёное, как небо, расцвеченное всполохами северного сияния.

За такую работу ему, пожалуй, можно простить и рожки.

– Прошу! – (Бахус по стойке пододвинул бокал к Адриану и весело посмотрел на Тильду, уже цедившую свой трофей). – Ну, как тебе сок?

– Великолепно, – без выражения сказала она. – Как солнечный полдень в Сорренто.

– Не понимаю, что смешного в соке, – проскрипел Адриан, как-то неприязненно взглянув на усмешку Бахуса. – То, что на подобных мероприятиях все обязаны пить, – устаревший стереотип. Я вообще всегда удивлялся, почему у нас нет какой-нибудь особой секции с чаем или кофе… Вы вот любите кофе, Матильда?

– Да, – чуть растерянно ответила Тильда, кусая губы. Горацио ясно видел, что от напыщенно-солидного тона Адриана ей хочется рассмеяться – но она сдерживается. – Но, мне кажется, на такие встречи большинство собирается всё же не ради кофе. Предложение зависит от спроса.

– Вот-вот! – кивнул Бахус. – Вместо чая и кофе есть другие горячительные, а для тех, кто хочет прохладительного, есть сок! А Вы что будете, мистер?.. Monsieur? Signore?..

– Я? – машинально переспросил Горацио – и тут же виновато покосился на Тильду. Та благосклонно кивнула; видимо, общение с барменом менее опасно, чем с Адрианом. Или, по крайней мере, неизбежно. Горацио уже предчувствовал, что сегодня просто не сможет не выпить: есть риск, что иначе его сознание не выдержит летающих бутылок, дриад, рогов и демонов-филологов, которые не отражаются в зеркалах. – Спасибо. Я… Даже не знаю, если честно.

Он растерянно зацепился взглядом за сицилийское Неро д’Авола – свою давнюю терпкую страсть, – за “Jack Daniel’s”, неизбежно напоминающий о Ди… Бахус – как любой профессиональный бармен – тут же заметил его замешательство и спросил:

– Предложить Вам что-нибудь?

– Да, давайте.

– Кто Вы?

Горацио вопросительно взглянул на Тильду. Та равнодушно дёрнула плечом и снова приложилась к соку.

– Я писатель.

– Значит, в Гранд-Вавилоне за вдохновением? Хотите написать второго «Фауста»? – пытливо щурясь, спросил Бахус. На миг Горацио случайно заглянул ему в глаза – чёрные провалы, почти не видно белков, – и вздрогнул.

– Когда собирался сюда – думал, что скорее уж вторые «Страдания юного Вертера», – пробормотал он. – А теперь – не знаю.

Адриан закашлялся: похоже, ему не понравился удачный каламбур, в котором Горацио затронул сразу два произведения Гёте.

– Юный Вертер… – (Бахус задумчиво побарабанил пальцами по стойке. Его левое запястье обегала татуировка в виде виноградной лозы). – Хотите, сделаю Вам что-нибудь со вкусом несчастной любви?

– О нет, благодарю. – (Горацио улыбнулся). – Боюсь, этого вкуса в моей жизни и так предостаточно… У Вас найдётся что-нибудь со вкусом грустно-весёлого авантюризма?

– Прекрасный запрос! – (Бахус торжествующе щёлкнул пальцами). – Минуту.

Он «призвал» с полки другую бутылку, а ещё – флакон с чем-то золотисто-искрящимся. Сияние било из-под стекла так сильно, что на миг Горацио показалось – флакон полон светлячков. Бахус взял его трепетно, будто редкую драгоценность, и осторожно вытащил пробку.

– Нектар, – произнёс Адриан – не то изумлённо, не то осуждающе. – С чего вдруг такие привилегии?

Уже ворожа над коктейльным бокалом, Бахус подмигнул ему. Горацио вдруг заметил, что его рожки плотно оплетены травинками или стеблями; уж не дриады ли постарались над дизайном?

– Новые гости у нас в почёте. – (Смуглые пальцы порхали над стойкой, как пальцы искусного пианиста – над инструментом. Бахус что-то добавлял, размешивал, взбалтывал, присыпа́л какими-то травами – и Горацио не сразу осознал, что наблюдает за этим ритуалом, как загипнотизированный. Опомнившись, встряхнул головой. Хрипловатый женский вокал, между тем, сменился нежно-мальчишескими подвываниями Шона Мендеса – ещё один приевшийся попсовый трек в клубной обработке. До чего всё-таки мейнстримные вкусы у современной нечистой силы; странно. Хотя, может быть, что-то изменится, когда вечеринка разойдётся?). – Кстати, а я Вас нигде не видел, мистер…

– Горацио. Меня зовут Горацио.

– Ага. Так мы не знакомы?

Бахус улыбнулся, не отвлекаясь от сотворения коктейля. Адриан вполголоса обратился к Тильде по-немецки, и она неохотно ответила. Наверняка обсуждают его; не очень-то вежливо – даже для потусторонних существ. Горацио вздохнул.

– Думаю, нет. Я бы Вас запомнил.

Он нерешительно взглянул на рожки. Бахус хмыкнул.

– Ну что Вы, при других обстоятельствах я, само собой, выгляжу иначе! Я держу греческую таверну на Западном проспекте, Вы туда случайно не заглядывали?

Горацио слегка оторопел. Вряд ли в Гранд-Вавилоне множество греческих таверн; а в ту, где они встретились с Алисой, он потом заходил ещё пару раз – поужинать. То в одиночестве, то с Тильдой и Вадимом.

Значит, вот почему там так славно. Потому что хозяин чертовски хорошо разбирается в винах.

– Да, это именно то место, где Вам нравится, – улыбаясь, отметила Тильда.

– Редкая безвкусица, – процедил Адриан. – Мешать средиземноморскую кухню с местной… Да ещё и эта жуткая музыка.

– Наверное, потому я Вас и не зову на бесплатные ужины, – добродушно фыркнул Бахус. Впрочем, что-то в его тоне подсказывало, что даже Адриану лучше его не злить. – Вот, держите, готово! С добавлением самого элитного напитка в мире – нектара.

– Напитка богов? – пробормотал Горацио, покосившись на сияющий флакончик. Бокал проехался по стойке – прямо к его рукам; в нём поблёскивало что-то густое и алое, с золотыми искорками. Почему-то он вспомнил «аперитивы», которые предлагала Тильде официантка – и поёжился. – Спасибо.

– Попробуйте! – Бахус ободряюще кивнул.

Горацио несмело понюхал коктейль. Виноград, яблоки, свежие нотки каких-то цитрусов и – что-то ещё, не разобрать. Он пригубил через трубочку – и на миг стойка, танцпол и все его собеседники исчезли. Он был в тёплом, манящем, искристо-сияющем вихре; летел через время и пространство, утопая в беззаботности, наслаждаясь лёгким головокружением – как если бы слишком быстро выпил целый бокал молодого вина. Радужные небеса вертелись над ним, а под ногами не было ничего – только воздух и облака, как в самолёте; и откуда-то серебряным колокольчиком звенел женский смех. Пару мгновений Горацио сражался с собой – а потом засмеялся в ответ.

Что-то чужеродное показалось из облачного царства – что-то, похожее на руку Тильды. Рука сжала его плечо.

– Вы в порядке?

– Д-да. – (Горацио вернулся к реальности – и со смесью восторга и ужаса отодвинул коктейль). – А это… это нормально?

– Совершенно нормально! – смеясь, заверил Бахус. – Это нектар. Ну, и ещё парочка моих авторских ингредиентов… Просто с непривычки действует сильнее. Особенно на людей.

– Потрясающе, – выдохнул Горацио. Бахус, всё ещё посмеиваясь, погладил себя по курчавой голове.

– Эх, давно меня так искренне не хвалили… Наслаждайтесь! Если захотите – подходите, повторю.

– Пейте медленно и немного, – строго сказала Тильда. Горацио показалось, что она слегка обеспокоена. – Имейте в виду: шедевры Бахуса мощнее обычного алкоголя. И немного… другие.

– Да, это я уже понял, – сказал Горацио, задумчиво глядя на бокал. Надо бы признаться себе, что он не может пообещать Тильде быть осторожным и воздержанным. Всё, чего ему сейчас хотелось, – пробовать ещё и ещё.

– Странно, что я никогда не слышал о Ваших книгах, молодой человек, – влез Адриан. Его рыбьи глаза опять с недобрым прищуром скользили по Горацио. – Вы издаётесь?

– Да, конечно.

– Давно?

– Несколько лет.

– Впечатляющие успехи. В столь юном возрасте… – неприязненно протянул Адриан.

– Мне двадцать восемь. По меркам простых смертных это уже не совсем юность, увы. – (Горацио вздохнул). – А не слышали Вы, возможно, потому, что мои книги куда ближе к традициям романтизма и модернизма, чем бидермайера… Хотя, признаться, я вообще ужасно не люблю все эти «измы». Они так ограничивают восприятие литературы.

Тильда впилась в него тревожным взглядом – и он вдруг понял, что стал неприлично болтлив. Тоже эффект нектара?

– Весьма самонадеянно, – обронил Адриан, потягивая свой коктейль, источающий лесной запах хвои. – Современные молодые авторы часто считают себя гениями и творцами нового искусства – тогда как на деле приклеивают банановую кожуру скотчем к стене, выдавая это за авангард. Жалкое зрелище.

– Я сам не любитель такого, – признался Горацио.

– Не уверен, раз заявились сюда. Почитаете себя вторым Гёте? – (Опираясь локтем о стойку, Адриан повернулся к Горацио. Тильда заметно напряглась). – Я, кстати, знавал его… Своеобразная личность. Но куда более блёклая, чем обычно пишут.

– Вторым Гёте? С чего Вы взяли? – полюбопытствовал Горацио, пропустив мимо ушей это хвастовство. Будь Адриан хоть тем самым Мефистофелем – всё равно он на редкость раздражающая заноза.

– Ну, как же… Бал или вечеринка нечисти. Вальпургиева ночь. – (Адриан хмыкнул, водя бледным пальцем по стойке). – Однако этот образ уже кто только не использовал. Всегда выходит смешно и с изрядной долей фальши.

– Вы хотите, чтобы я разозлился? – напрямую спросил Горацио. Ему всегда казалось, что подобных типов лучше всего обезоруживает предельная честность. Адриан приподнял бровь.

– А Вы хотите, чтобы я прекратил?

– Адриан, – тихо сказала Тильда – как показалось Горацио, с нотками мольбы.

– Тогда считайте, что я уже зол, – произнёс Горацио, глядя прямо в небритое высокомерное лицо напротив. Теперь он совсем не боялся – помог то ли жар нектара, побежавший по венам, то ли что-то ещё. – Что бы Вы сделали, будь это так?

Адриан улыбнулся; рыбьи глаза полыхнули алым.

– Ах, Вам продемонстрировать?..

Горацио хотел ответить – но…

Проклятье, что это?!

Он согнулся пополам, задыхаясь и кашляя; мир потемнел от боли. Свело каждую мышцу, скрутило и обожгло каждую косточку; на него будто опрокинули ящик раскалённых железок – и на каждой было выгравировано смеющееся лицо Ди в окружении лилий.

Схватиться за стойку. Смешное слово – стойка. Раньше не замечал. Дышать. Вот так: вдох – выдох… Горацио стиснул зубы, не зная, что делать – кричать, шипеть или всхлипывать; кажется, удалось ограничиться судорожной гримасой – но он не был уверен.

– Адриан, хватит! Пожалуйста! – до него донёсся голос Тильды – глухо, как сквозь стену из мутного, вязкого желе. – Он же не выдержит!

Горацио вдруг понял, что комкает одежду на груди – вечный и бессмысленный инстинктивный жест. Схватить сердце, чтобы оно не так сильно билось по всему телу; чтобы с каждым рывком не разгоняло боль. Он попытался выпрямиться – и тут перед глазами мелькнула серая тень.

Рык, непонятный скрежет, придушенный вскрик Адриана; Горацио пробился через туман боли только несколько секунд спустя – и почувствовал, что Тильда с неженской силой оттаскивает его подальше от бара. Вокруг столпился кто-то ещё – оказывается, в зале прибавилось гостей, пока они разговаривали; а на полу завязалась потасовка.

Если, конечно, это можно было так назвать; сначала Горацио решил, что от приступа боли его посетила галлюцинация. На груди Адриана стоял волк. Серый, громадный волчара – будто из сказки; мощные когтистые лапы прижимали к полу специалиста по бидермайеру, а клыки терзали ткань фрака у него на плече. Адриан бился и вырывался, ругаясь по-немецки; в какой-то момент, извернувшись, пнул волка; тот озлобленно зарычал, но ослабил хватку – и они покатились по полу. Волк рычал, скулил и отвечал укусами на удары; его треугольные уши враждебно топорщились, роскошная серебристая шерсть клочками разлеталась в стороны – падала прямо в лучи прожекторов, под какой-то новый попсовый трек. Все стояли, смотрели – и почему-то никто не вмешивался. Но меньше минуты спустя Адриан встал, чуть пошатываясь, а волк отлетел в сторону – словно от пинка невидимого великана.

Его падение смягчила компания каких-то ребят – они буквально поймали волка в объятия. Горацио моргнул, окончательно прекратив что-либо понимать – и увидел, что на месте волка уже стоит худой прыщавый паренёк в серой футболке. Паренёк скалился, что-то кричал и норовил снова броситься на Адриана; девушка в синем платье крепко держала его за локоть и приговаривала:

– Ганс, хватит… Успокойся, Ганс! Ты только наделаешь нам проблем!

– Лучше пойдёмте отсюда, – негромко сказала Тильда – и за руку потянула Горацио дальше, в разрастающуюся толпу гостей. Он шёл вслед за ней – по танцполу, мимо кожаных диванчиков, через музыку, чей-то смех, рубашки и фраки, платья и мантии – и тысячи странных запахов. Обрубать цепкие щупальца хаоса в сознании было всё сложнее; он вдруг почувствовал, что его трясёт.

– Вы в порядке? – спросила Тильда, когда они оказались в не самой заполненной части зала. Здесь шумно болтала компания из шести-семи парней и девушек; все они были фарфорово-бледны, как Северин, подчёркнуто стильно одеты – и потягивали через трубочку те самые алые «аперитивы». Одна из девушек – маленькая, с копной длинных красных волос и по-лисьи хитрыми глазами – обольстительно улыбнулась Горацио. На секунду он увидел её клычки – маленькие, блестящие, как у ласки или хорька, – и ощутил жар, имеющий мало общего со страхом.

– Да. Уже да, – выдавил Горацио, пытаясь отдышаться. – Ну и сволочь этот Ваш Адриан, надо сказать… И часто он такое вытворяет?

– Ещё и не такое, – мрачно ответила Тильда. – Вы слишком зарвались по его меркам.

– Зарвался?! Но я же…

– По его меркам, – с нажимом повторила Тильда – и вздохнула. В её светлых глазах Горацио видел сочувствие, скрытое под ледяной коркой привычной невозмутимости. – С Адрианом лучше не спорить. И не раздражать его – вообще ничем. По-хорошему, надо бы просто с ним не взаимодействовать. Я не думала, что он привяжется.

– Кто он такой? – спросил Горацио. Она отвела глаза. – Демон?

– Кхм, потише… Можно и так сказать. – (Тильда двинулась дальше – мимо компании юных вампиров; Горацио с некоторым сожалением оглянулся на красноволосую девушку. Чёрное платье плотно облегало её точёную фигурку – кажется, не менее совершенную, чем у Ди; девушка пританцовывала под новый трек, блаженно прикрыв глаза. Он вздохнул. Хотелось бы забыть о том, что это совершенство может прокусить его сонную артерию, – но нельзя). – Адриан – довольно древняя и тёмная сущность. И воплощение больного самолюбия. Опасный коктейль.

– Кстати, о коктейлях! – (Горацио встрепенулся; впереди были двери в следующий зал – но ему почему-то не хотелось уходить). – А я могу вернуться к Бахусу за нектаром? Пожалуйста! – (Увидев скептический взгляд Тильды, он сложил руки в шутливой мольбе). – Обещаю вести себя прилично и со всех ног бежать от Адриана, если замечу его.

– Можете, но лучше попозже. Надо, чтобы его гнев поутих… Ну, или перенёсся на кого-то ещё. Что более вероятно, – грустно добавила она. – Адриан обожает задирать других и причинять боль.

– Перенёсся – например, на того парня-оборотня?.. Он ведь оборотень, мне не показалось?

– Да, как и вся его компания. Их немало в Гранд-Вавилоне – и есть ночи, когда им трудно подавить свою волчью натуру. Такие ночи, как эта. – (Тильда вздохнула, глядя вперёд. Из-за дверей в следующий зал лился яркий золотой свет – и неслась совсем другая музыка: громкое, разгульное пиликанье скрипок и волынок). – У оборотней давние счёты с Адрианом. Говорят, когда-то именно они вышвырнули его из Гёттингена.

– И поделом, – пробормотал Горацио. – Кстати, надо бы поблагодарить этого Ганса… Он ведь заступился за меня.

– Боюсь, он просто увидел Адриана и вспылил. Вы ему безразличны.

– А Вы умеете поддержать.

– Стараюсь.

– А разве оборотни не должны бегать по лесу и охотиться, когда им хочется перевоплотиться? Почему они пришли на эту вечеринку, как все?

– Думаю, для них тут устроен свой «лес». – (Тильда улыбнулась). – Если захотите, потом мы до него доберёмся… Прошу сюда.