Гранд-Вавилон

Глава десятая (часть третья)

***

Дни потянулись снова – и Ноэля в них по-прежнему не было. Наступила и прошла среда, в которую, по его словам, должны были уехать его друзья. Скорее всего, он опять вышел на работу, потому что ради них брал только часть отпуска, – но это ничего не изменило. Алиса уже была готова к тому, что он и после отъезда друзей не вспомнит о ней, не напишет, не предложит увидеться; но почему-то это всё равно ранило её. Возможно, она всё же глупо надеялась – каким-то потаённым, спрятанным глубоко-глубоко краешком сознания.

А надеяться было нельзя. Когда надеешься, ничего не выходит; это она давно усвоила.

Уже не впервые подтвердилось очевидное: она ему не нужна. Совсем – ни для чего-то серьёзного, ни для «ситуативного». Их последняя встреча была просто его импульсивным порывом, минутной вспышкой, капризом, о котором он тут же забыл; как забыл, наверное, и о том, что Алиса скоро уедет, и о том, как вслух мечтал прийти к ней на целую ночь. Алиса больше не писала ему – потому что каждый раз чувствовала, что навязывается и унижается, когда получала его холодные, односложные ответы. Восторг от того, что он откликнулся на её стихотворение, сменился простым и трезвым осознанием: он сделал это из простой вежливости. Луиджи мог позволить себе никак не реагировать на её тексты, когда она отправляла их ему, – но Луиджи, по совести говоря, был той ещё бестактной эгоистичной сволочью. Сволочью, которой плевать на чувства других – если эти чувства неспособны принести самой сволочи пользу или потешить её самолюбие. Ноэль, может, и не образец нравственности, но представления о моральных нормах и границах у него есть, как и чувство такта.

Впрочем, легче от всех эти рассуждений Алисе не становилось.

Она показала стихотворение Полю и Мии и даже опубликовала его в соцсетях и в своём профиле на литературном сайте (что делала довольно редко); ей нравилось, как в нём, будто в гранях кристалла, преломились и причудливо смешались отражения Ноэля и Гранд-Вавилона. Что ж, красивый финал её новой истории. Красивый и грустный.

Горацио не отправила: стеснялась. Он писал ей почти каждый день, пару раз звонил; но теперь Алиса избегала его – почему-то ей казалось, что их общение не приведёт ни к чему хорошему. Ей хотелось говорить с ним о творчестве и жизни, о демонах и духах Гранд-Вавилона – на худой конец, о «нормальных» и «ненормальных» людях, как в вечер их знакомства, – но Горацио всё сводил к Ноэлю и к раздражающе-заботливой тревоге за неё. Даже если он ни разу не упоминал Ноэля, напряжённый невысказанный вопрос «Как у Вас с ним?..» чуялся в каждой его интонации. Алиса устала от этого.

Она узнала, что снова выиграла повышенную аспирантскую стипендию – за несколько статей, которые ухитрилась опубликовать в течение года, парочку конференций и помощь в научном проекте на кафедре; а ещё – получила премию за успешную работу в “Terra Incognita”. Радости было мало – скорее какое-то чуть печальное облегчение. Алиса сразу обналичила часть суммы и отдала её хозяйке отеля, чтобы та продлила ей номер до пятнадцатого августа.

В последний раз она шла ва-банк.

Конрада она сторонилась ещё сильнее, чем Горацио, – хотя тот по-прежнему осаждал её крепость с упорством варваров, атакующих Рим. Приглашений приехать от него больше не поступало – как и двусмысленных предложений об осмотре или массаже, – но он упрямо продолжал писать и звонить. Другие её собеседники из Badoo, к счастью, поутихли, и она всё реже появлялась там онлайн. Прелесть новизны, которая изначально мерцала для неё в Badoo, интригующее очарование мира, совсем не знакомого ей, – всё это прошло и окончательно перетекло в разочарование. Впрочем, опыт, безусловно, полезный: теперь она знает, что способна общаться с совершенно разными людьми – открытыми и закрытыми, образованными и не очень, давяще-авторитарными и мягко-податливыми; способна не только с ними общаться, но и нравиться им. Но всё это оказалось так примитивно, так до обидного банально и обыденно; в этом так редко проскальзывал тот творческий огонь, та искра непредсказуемости, та игра, которой она ждала.

И ещё – к чему себе врать? Алиса понимала, что не сможет перейти черту больше ни с кем – по крайней мере, в ближайшие месяцы. Не сможет, потому что слишком ранена и слишком очарована Ноэлем. Всё как она любит: новые красивые страдания вместо поверхностной лёгкости. Аллилуйя.

Теперь бо́льшую часть времени Алиса посвящала культурной программе: ходила в те музеи, где ещё не была, осматривала неизведанные дворцы, соборы и парки. Во-первых, их красота по-прежнему отвлекала и околдовывала её, а во-вторых – было приятно чувствовать иллюзию своей независимости. Чувствовать, что она не сидит в номере и не рыдает в ожидании Ноэля, а занимается собой. Пусть сквозь боль, пусть сдирая до костей кожу – но занимается.

Пару раз она гуляла с Моникой и её подругами-француженками, которые приезжали в Гранд-Вавилон каждое лето (разумеется, на деньги родителей), – как они выражались, «потусить и пошопиться». Они были типичными Инстаграм-дивами: делали селфи на каждом шагу, вечно трещали о диетах, фитнесе, маникюре, шугаринге и «саморазвитии», с упоением смотрели лайфстайл-блоги, бьюти-блоги и ещё кучу блогов, которые Алиса затруднялась как-то классифицировать. Тем не менее, от Моники их отличал один весомый плюс: они не задавали вопросов. Жизнь Алисы была им глубоко безразлична – как черепаха безразлична ласточкам; зачем лезть к существу из другого мира? Рядом с ними Алиса чувствовала себя, как за надёжной, матово-непроницаемой стеклянной стеной. Она была недосягаема – и в безопасности.

Кроме того, одна из француженок, как ни странно, неплохо разбиралась в архитектуре и во время прогулок иногда отпускала дельные комментарии. Наверное, сказывалось неоконченное искусствоведческое образование.

За несколько дней они изучили много кварталов, которые Алиса не успела детально осмотреть раньше, и сделали столько фотографий, что их хватило бы на многотомное иллюстрированное издание о Гранд-Вавилоне. Лишь два места Алиса обходила стороной: ту часть улицы Революции, где стоял дом с кариатидами, и цветочный магазин на улице Святого Винсента. Вырванный из блокнота листок с номером Евы всё ещё лежал у неё в кошельке – но связаться с ней она так и не решилась.

Возвращаясь с одной из таких прогулок промозгло-дождливым вечером (дожди вновь сменили жару – Гранд-Вавилон будто мягко её выпроваживал), Алиса увидела, что Ноэль опубликовал пост в f*******:. Судя по его профилю, такое случалось очень редко; что-то тревожно сжалось у неё внутри. В посте не было ничего, кроме песни 10cc. “I’m Not In Love”[1].

– Никто и не сомневался, – хмыкнув, пробормотала Алиса.

Потом – вздохнула, забежала под ближайшую арку, чтобы спрятаться от дождя, и достала наушники. О ней это или о ком-то другом? Или – вообще не о ком-то, а просто так?.. Так или иначе, он что-то почувствовал – что-то особенное: не в любом настроении человек публикует пост с единственной песней. Он что-то почувствовал, и ей хотелось к этому прикоснуться.

“I’m not in love,

So don’t forget it.

It’s just a silly phase I’m going through.

And just because

I call you up

Don’t get me wrong, don’t think you’ve got it made.

I’m not in love, no, no, it’s because…

I like to see you,

But then again

That doesn’t mean you mean that much to me…”[2]

Сдержанно-чувственные, грустные переливы мужского голоса под медленную мелодию, пропитанную тягучей меланхолией. Не похоже на рэп, панк-рок или психоделические современные песенки с трудноопределимым жанром – не похоже ни на что из того, что предпочитает Ноэль. Сквозь морось дождя, серебристой пылью висящую в воздухе, Алиса смотрела на шумный перекрёсток и на здание консерватории за ним; слушала – и почему-то ей было трудно дышать.

Если это всё-таки послание – оно жестокое и справедливое. И ужасающе красивое.

Но правда ли герой песни так уверен, что не влюблён? Вряд ли – ох, вряд ли. Если человек не влюблён, ему обычно не нужны такие многословные самоубеждения.

Значит ли это…

Нет.

Алиса дослушала, вздохнула ещё раз – и поставила лайк. Будь что будет.

Всё чаще ей казалось, что самые хорошие события в её жизни происходят именно после мысли «будь что будет». Не после сложных, долго выстраиваемых планов и стратегий.

«Привет. Как ты там?»

«Привет. Да всё хорошо, на работу вот иду в ночь, – почти сразу ответил Ноэль. – А ты как?»

Что ж, такой быстрый ответ обнадёживает. Наверное.

Алиса вздохнула ещё раз, убрала наушники – и вышла под дождь. Доставать зонт не хотелось; пусть холодные капли уймут надоедливую жаркую дрожь. Кожа так горела, что ей казалось – если она и правда промокнет под дождём, вода испарится на ней, шипя.

Сказать – не сказать?..

Сердце оглушительно колотилось. Этот же дождь сейчас льёт на Ноэля – на его волосы и его мраморно-белую, не по-мужски нежную кожу. На его губы, его пальцы в пятнышках. Её неуловимая Ева спешит на работу под небесами Гранд-Вавилона. Не Ева-дриада – а Та Ева, настоящая.

У неё не хватит сил промолчать.

«Тоже хорошо. Работу закончила, теперь вот просто отдыхаю. Продлила номер в отеле до пятнадцатого, решила остаться тут подольше… Как с друзьями время провели?»

«Да всё супер».

Алиса улыбнулась. Его мило-ребячливое «супер» согревает даже в дожде. “I’m not in love, so don’t forget it”. «Я не влюблена», – в панике сказала она Еве, как только та посмела это предположить. Может, они оба убеждают себя в одном и том же – только ей чуть больше хватает смелости посмотреть правде в глаза?

Когда они с Ноэлем играли в пьяные вопросы и пьяные же откровения, Алиса довольно много рассказывала о Поле – в частности, о том периоде, когда они оба упорно не могли понять, нравятся друг другу или всё же должны соблюдать субординацию под лозунгом «Мы-только-друзья-и-нас-связывает-чисто-духовная-близость». Тогда Поль ещё не пришёл к выводу, что он гей, у него была девушка (как потом выяснилось – скорее платоническая муза, живущая в другой стране, замужняя и с ребёнком), – и это, конечно, ещё больше всё запутывало. Луиджи уже исчез на два года, с Роберто Алиса ещё не познакомилась – и Поль в то время был единственным, к кому она начинала питать какой-то романтический интерес. Когда они впервые поцеловались, он почти сразу испуганно убежал – и напоследок сказал, что Алиса «очень красивая и талантливая», но он «боится влюбиться». Дословно. Тогда это показалось Алисе жуткой нелепостью – причём обидной, – но позже она поняла, о чём он говорил.

А теперь – поняла, так сказать, на собственной шкуре. Может быть, Ноэль мучим тем же старым, как мир, страхом – страхом всё усложнить и утратить свою мужскую независимость под напором эмоций? Может быть, его инкубья природа тут вообще ни при чём, и они оба напрасно ходят вокруг да около и создают перенапряжение недосказанности?..

Может быть, он всё-таки не инкуб – а Горацио и Ева просто несли вздор?

«Может, как-нибудь встретимся? Если ты хочешь, – осмелившись, написала она. – Просто у меня не так много времени здесь осталось. Хотелось бы увидеть тебя ещё хоть разок».

«Даже не знаю, я очень сильно занят. Работаю каждый день».

«Можно на выходных».

«На выходных тоже занят. Да их и вообще пока особо нет. Мало их беру, чтобы платить за квартиру».

Серьёзно?.. Боже, до чего идиотские отговорки. Когда работа и учёба мешали ей побыть с теми, кого она любила или желала?

И между ними – пятнадцать минут ходьбы. Пятнадцать. Это и правда ничто по меркам Гранд-Вавилона; порой ей казалось, что Ноэль просто каждый раз забывает, где именно она живёт.

Алиса остановилась посреди какой-то маленькой площади, глотая позорную соль. Истеричка. Поплакать под дождём – какой заезженный мелодраматический штамп.

«Хорошо, поняла. Надеюсь, это правда и ты не избегаешь меня – потому что, если честно, выглядит всё именно так. Извини, не хочу грузить тебя или выносить тебе мозг, просто… – (Нет, не так; стереть это. Так он только уверится в том, что она грузит его и выносит ему мозг. Проклятье, как дрожат пальцы). – …выглядит всё именно так. Это не претензия, просто… – (Нет, опять не подходит. Ужасное слово – «претензия»; она что, делает запись в книге жалоб?.. Дождь расходился, Алиса кусала губы; диалог в f*******: расплывался перед глазами от слёз – светлое пятно. Обманчиво светлое). – …выглядит всё именно так. Извини, но просто, по-моему, если есть какие-то причины, мешающие общаться, – о них лучше говорить честно, открыто и сразу, чтобы не было недопонимания».

Отправить. Затаить дыхание. Тихие, затравленные всхлипы Алисы тонули в дожде и шуме машин; побродить по площади, сесть на мокрую скамью. Стараться не слишком трястись от рыданий.

Почему, почему она так всё драматизирует? Это просто случайная связь, просто интрижка, просто…

Она закрыла лицо руками. И вскочила: идти куда-то, отвечать на ходу было проще, чем стоять или сидеть. Так хоть отчасти выплёскивался гибельный жар – горячие волны боли, беснующиеся внутри.

«Зачем мне тебя избегать?» – через пару минут написал Ноэль.

Алиса нервно улыбнулась; хороший ответ. Просто отличный – ловкий, очень продуманный. В таких ситуациях идеально отвечать вопросом на вопрос, чтобы не говорить ничего прямо. А заодно – изобразить праведное недоумение.

Либо он просто раздражён, либо – и правда неплохой манипулятор. Либо и то, и другое.

Почему-то она уже не так боялась его разозлить. Или утомить, или отвлечь от работы. Пожалуй, ей даже этого хотелось – совсем чуть-чуть. Хотелось, чтобы он прекратил считать её безропотной и беззащитной, как дикая коза перед хищником; чтобы увидел, что она способна на отпор.

Дикая коза? Какое глупое сравнение, откуда оно? Алиса провела рукой по лицу; на какой она улице?.. А впрочем, плевать. Вокруг стало тише, дождь медленно слабел – как постепенно умолкающая мелодия. “I’m not in love…” Она почти бежала, то и дело наступая в лужи, и в бессильном гневе набирала ответ.

«Не знаю, зачем. Мало ли. У меня в жизни случались разные ситуации: вся эта неясность – а потом оказывалось, что человек, например, просто стеснялся сказать, что его ко мне не тянет».

Луиджи и Поль. С Полем, конечно, всё сложнее – но вряд ли Ноэль помнит её драматичную историю о друге-гее. Он ведь совсем не придаёт значения тому, что она говорит.

«Не тянет» – не самое лучшее слово; «что я его не привлекаю»? Нет, можно оставить так. Главное – без громоздкого разворачивания «не тянет как к женщине»; Ноэль и так должен понять, о какой тяге речь. В его случае с плотским желанием всё как раз более чем прекрасно – но эта тяга (вот незадача) состоит не только из плотского желания.

«…или молчал о других отношениях, которым я мешала», – дописала она.

Луиджи – о, много раз Луиджи. Сначала она не хотела добавлять это: во-первых, утомительно-занудные лишние детали, её вечный порок, во-вторых – вдруг после этого Ноэль наконец «расколется» и скажет То Самое, Страшное: «Да, у меня просто есть девушка»?

Но нет, нужно быть храброй. Она уже решилась – и нужно говорить всё.

«…Такие вещи, по-моему, лучше уточнять «на берегу», вот и всё. Чтобы никто потом не оказался в глупом положении».

Она, конечно, снова поддержала имидж Девушки-Которая-Много-Страдала-И-Теперь-Чуть-Цинична. Но – плевать. Плевать, трижды плевать; Алиса свернула в какой-то невзрачный переулок: ей хотелось, чтобы вокруг было поменьше людей.

Минута, две, три; почему он так долго молчит? Думает, что ответить? Она поставила в ступор древнего инкуба?

Что ж, видимо, можно себя похвалить. Грамоту в рамочку – и на стену.

Дура.

«Я правда сейчас очень занят. И у меня просто нет времени на то, чтобы добавлять нового человека в свою жизнь», – наконец написал Ноэль.

Наверное, у него уже голова разболелась от её, как выразился бы Луиджи, «доёбываний». Чуть задыхаясь от быстрой ходьбы и слёз, Алиса привалилась спиной к стене, с которой кусками слезала бирюзовая краска. В висках пульсировала боль, мерзко промокли ноги – весь переулок был одной большой лужей.

И снова, чудесным рефреном: плевать.

«Добавлять нового человека в свою жизнь» – хорошее выражение; на этот раз – без иронии хорошее. Честное. Она отлично понимала, о чём он, – но это понимание не уменьшало горечь. Он всё равно будто бы оправдывается – и всё равно не нашёл в себе сил даже на то, чтобы прямо сказать: «Нет, я не избегаю тебя». Ни да, ни нет – и внешне благородные фразы. Извечный метод Луиджи.

А хочет ли она, собственно, быть «добавленной» в его жизнь? Если бы они почаще были вместе в эти недели – значило ли бы это такое «добавление»?

Ненужное сближение, которого он боится. Лишние сложности.

“It’s just a silly phase I’m going through…”

A phase[3], в которой иногда хочется развлечься с кем-то – на одну ночь, не дольше. И чтобы потом этот кто-то перестал существовать и больше не докучал.

Давясь горьким смехом, Алиса сползла на корточки по облезшей стене. Ноги гудели от усталости и почему-то слегка немели; стоять было тяжело.

И думать, и чувствовать – тоже. Хотелось раствориться в этом дожде и больше никогда, совсем никогда не думать. Стать каплями воды, которые складываются в прозрачную вуаль, укрывая кариатид на доме Ноэля; или – водными волнами той песни в его плейлисте; или – серебристо-голубым льдом его глаз.

Интересно, а в Гранд-Вавилоне есть духи воды? Раз есть духи огня – должны быть и такие.

«Хорошо, я поняла. Спасибо за честность. Я просто…»

Нет, стереть. Никаких «я просто…»: она и так отдала ему слишком много чувств и слов – чувств и слов, в которых он не нуждается. Хватит сухого «Спасибо за честность».

Почему-то ей казалось, что именно после сухого, холодного ответа Ноэль напишет что-то ещё – что это не конец печальной мелодии. Именно так – весьма по-дурацки – работает механизм отторжения-притяжения. Сейчас он испугается, что добыча ускользает; или – что он переборщил и обидел её.

Наверное, в его случае второе всё-таки ближе к истине. По крайней мере, ей хотелось в это верить.

И правда: через пару минут ей пришёл «утешительный приз».

«А почему ты решила остаться тут подольше? Погодка-то уже не очень, дожди. Да и отель недешёвый – за такие деньги можно было бы и в места потеплее съездить. Я вот на следующей неделе лечу в Каза-делла-Луче».

Что?

Алиса перечитала ещё раз; потом – ещё. Буквы вдруг превратились в руны или иероглифы – в знаки языка, который она не понимала, как не понимала обессиленный шёпот дождя.

На следующей неделе – в Casa della Luce[4]. В дом света. В золотой град над облаками; в край, сотканный из луны, солнца и ветра, лишённый тяжёлой плоти, – туда, где и место таким, как он. В край, где всегда звучит музыка, где царит постироничное, странное современное искусство и маргинальный бардак; где пахнет марихуаной, а вся еда по вкусу похожа на шоколадное мороженое. В край вечной юности, где поцелуи сладки, как мёд. Там он будет лежать на пляже, плескаться в волнах, и солнце будет ласкать его кожу, медленно отбирая её сияющую белизну.

Ноэль улетает. Улетает – очевидно, раньше, чем она, уже дважды продлившая номер в отеле ради встречи с ним.

Алиса запрокинула голову, больно ударившись затылком о стену, – и расхохоталась.

Наверное, её слышно в этих облезших домах; может, кому-то даже видно из окон. Плевать. Подумаешь – кто-то хохочет и плачет под дождём. Наркоманка какая-нибудь. Городская юродивая.

Чёрт побери, эта ситуация заслуживает «Оскара» за нелепость. Или «Золотой малины». Или, скорее, она заслуживает «Золотой малины» как исполнительница главной роли в этой трагикомедии. Соло.

Итак, Ноэль улетает отдыхать – к морю, в известный по всему миру курортный городок Каза-делла-Луче, который раньше относился к Италии, а недавно перешёл под управление Гранд-Вавилона. Улетает загорать, купаться, есть фрукты, флиртовать с девушками (ни к чему опускать этот пункт – получай, получай ещё, наивная идиотка, и пусть хлёсткий звон от пощёчины долго висит в воздухе тебе в назидание), тусоваться с друзьями, которые у него наверняка есть и там… В отпуск. В нормальный отпуск нормального человека. Такого, как Хосе, Дин или Моника. Не такого, как Горацио или она.

Улетает отвлечься от работы, развеяться, подкрепить здоровье и силы – как и все в мире. Все люди, а не инкубы. Хотя чёрт знает, как заведено у инкубов – может, и они не против поваляться на пляже.

Именно чёрт.

Он улетает – и не знал, что она осталась подольше ради него, только ради него. Не знал ли? Этот вопрос – «а почему ты решила остаться»… Он не мог не понять. Он же не дурак – в отличие от неё самой.

Скорее всего, он понял – и этим ещё раз подчёркивает и без того жирно подчёркнутый намёк. Ты мне не нужна. Убирайся домой, не держи меня – я всё равно сбегу раньше, чем ты поймаешь. I’m not in love, so don’t forget it.

Он улетает – и ничего не сказал ей, хотя, скорее всего, купил билет не неделю и даже не две назад. Он знал, что может улететь раньше, чем она, – и всё равно не счёл нужным сообщить. И правильно: с какой, собственно, стати? Кто она ему? Не подруга, не его девушка, не любовница – просто случай; морок, навеянный одиночеством и алкогольным дурманом. Человек, с которым не связывает ничего, кроме оцарапавшего душу разговора длиной в ночь да нескольких приступов желания.

Чужой человек. Та, кого ни к чему «добавлять в свою жизнь», – какими бы достоинствами она ни обладала.

Иногда – впрочем, нечасто – в Алисе вздрагивало уязвлённое, недоумевающее самолюбие, и она задавалась вопросом: вот неужели – если отмести все ложные комплексы и напускную скромность – в жизни Ноэля каждый день или каждую неделю появляются девушки такого уровня, как она? С таким же умом, образованностью, личностным своеобразием, небезынтересной судьбой; в конце концов, столь же успешные, с весьма приличным самостоятельным заработком и стабильной работой? В двух шагах от учёной степени? С талантом, с недурным остроумием, со способностью вести разговор, с телом, которое его привлекает? Появляются – и вешаются на него толпами?.. При всём признании его достоинств – извините, поверить трудно.

Но он так упорно отталкивает её, что создаётся именно такое впечатление. Что таких, как она, у него хоть отбавляй – и он не ценит, ни во что не ставит возможность побыть с ней. И плотски, и духовно. Хотя, казалось бы, человек, с которым с первой же встречи связало и эмоциональное срастание, и физическое влечение, – «это же просто офигенное комбо», как выразилась бы Ди. Но, видимо, не для Ноэля. Он совершенно не воспринимает общение с ней как что-то чудесное, исключительное; как сокровище, которое невесть почему оказалось у него в руках. Он не видит и не хочет видеть, что она способна подарить ему – какие моря чувства, какие мириады миров, фэнтезийных и реальных.

И теперь в этом нет сомнений. Она ему не нужна. Она может быть хоть Мисс Вселенной, завалить его хоть тысячей стихов – это не сделает её нужной ему.

И он улетает в Каза-делла-Луче. Совсем скоро.

Алиса прокашлялась, наконец отсмеявшись; что-то глухо жгло в груди. Если она простыла, это более чем уместно.

Надо что-то ответить. Точно.

Почему же она, согласно официальной версии, решила остаться подольше? А может, сказать ему честно?.. Смешно. Он бы изобразил шок и промолчал – а она бы ещё пару недель мучилась из-за того, что, наверное, заставила его почувствовать себя чем-то ей обязанным, напугала и обескуражила.

Нет, определённо «Золотая малина». Самая идиотская ситуация в мире. Алиса давно знала, что она – мастер создавать идиотские ситуации; но не настолько же, в самом деле.

«Ну, я бы не хотела к тёплым морям: не любитель пляжного отдыха. А здесь мне очень нравится. Время пока есть, деньги тоже – вот и решила подольше побыть в Гранд-Вавилоне. Здесь я отдыхаю душой, а сейчас мне как раз важно восстановиться».

Длинновато, наверное; опять лишние подробности, которых он не просил. Впрочем, неважно. Почему она вечно должна в чём-то урезать себя, вечно подстраиваться?.. Она слишком устала для этого. Безумно устала.

Ледяное оцепенение затягивало Алису матовой плёнкой; хотелось свернуться калачиком, лечь и уснуть – прямо здесь, на мокром асфальте возле облезлой стены. «Уснуть… И видеть сны?» Горацио любит «Гамлета». Хм, довольно двусмысленно звучит, учитывая его псевдоним… Боже, с каким невыносимым сочувствием он бы смотрел на неё, если бы узнал всё это, – и как бы, наверное, мысленно смеялся над её глупостью, над навязчивостью и наивными надеждами.

«Хорошо тебе отдохнуть в Каза-делла-Луче. Отпуск у моря – это здорово», – добавила она, когда убедилась, что Ноэль не намерен отвечать.

Не намерен – возможно, потому что сразу понял, что она лжёт. Лжёт весьма неумело – и за каждой ноткой этой лжи кроется очевидное им обоим, неразумное, деструктивное «Я осталась, чтобы побыть с тобой». Чудовищно неразумное и деструктивное – потому что даже круглому дураку было бы ясно, что, если бы Ноэль хотел с ней общаться, он бы нашёл на неё время в эти недели. Нашёл бы – вопреки друзьям, работе и чему угодно ещё, включая шабаши нечисти. Увы, это работает именно так, и исключений не бывает. Какой смысл был верить, что что-то изменится, когда у него появится время?

Алиса вдруг задумалась: а что бы сделала она на его месте? Если бы у неё уже был билет на курорт, но рядом, в городе, находился бы кто-то, к кому тянет с такой силой?

Сдала бы билет. Сдала бы – и всё, даже не задумываясь. Или позвала бы этого кого-то с собой.

Может, с ней действительно что-то не так – причём сильно? Ещё сильнее, чем с дриадами и инкубами?

Тем не менее, боль – резкая, прошивающая насквозь, как от пинка в живот, – разбавлялась странной тёплой грустью. Она искренне желала ему хорошо отдохнуть; она видела степень его раздражённой усталости, степень пустоты его жизни – особенно в утро и день после их знакомства. Его работа не приносит ему чувства духовной полноты и подлинной радости, у него нет отдушины в творчестве – а друзья и поверхностные развлечения не дают ни того, ни другого. Как и бездумное, вечно расслабленное, инфантильно-безответственное существование. Перекати-поле. Жизнь «на релаксе» или «на лайте» – как он бы, наверное, сказал. Ему пусто и грустно; пляжи и солнце на самом деле способны его поддержать. Ему нужно отвлечься от обыденности.

А ей нужно забыть его. Как можно скорее.

«Спасибо», – коротко написал Ноэль. Должно быть, счастлив, что наконец-то от неё избавился. Алиса ощутила во рту металлический привкус и поняла, что прикусила губу до крови.

Входящий вызов. Горацио. Ну разумеется: было бы даже удивительно, если бы он не позвонил ей именно в этот момент; снова – на пике боли. Поколебавшись пару секунд, Алиса нажала «Ответить».

– Да?..

– Здравствуйте, Алиса. Хотел спросить, как Вы.

– Всё хорошо, спасибо.

– Вы плачете?

Алиса закрыла глаза. От этого вопроса ей всегда только ещё больше хотелось разрыдаться.

Что ж, ему нет смысла лгать – не то что Ноэлю.

– Да. Но ничего страшного не случилось, я в порядке. Просто сейчас мне правда нужно поплакать.

– Понятно, – смиренно – каким-то надломленным тоном – сказал Горацио. Алиса отчего-то почувствовала прилив злости. Ну что же ты, что же ты отступаешь? Давай – поучи меня ещё, изобрази сострадание, притворись ещё раз, что тебе не плевать, ПО-НАСТОЯЩЕМУ не плевать, в отличие от других! Ну же, чего ты ждёшь?! – А Вы предпочли бы поплакать мне или в одиночестве?

«Поплакать мне» – странное сочетание. И всё-таки он сдаётся. Жаль.

– В одиночестве, – хрипло выдавила Алиса.

– Хорошо. Тогда не буду мешать?..

Она нажала «Завершить вызов» – и едва справилась с глупым, бесовским порывом швырнуть телефон в лужу.

[1] «Я не влюблён» (англ.).

[2] «Я не влюблён,

Не забывай об этом.

Это просто глупый период, который я переживаю.

И лишь из-за того,

Что я звоню тебе,

Не пойми меня неправильно, не думай, что у тебя всё получилось.

Я не влюблён, нет, нет, это всё потому, что…

Мне нравится смотреть на тебя,

Но всё же

Это не значит, что ты много значишь для меня…» (англ.; перевод автора).

[3] Фаза (англ.).

[4] «Дом света» (итал.).