Гранд-Вавилон

Глава пятая (часть седьмая)

– Посидим? – кивнув на скамейку, спросил Ноэль чуть погодя – когда прихотливые петли дороги вывели их к одному из городских парков. – В общем, хорошее было время! И город хороший, мне нравится. Сейчас заладили – «соперник Лас-Вегаса, соперник Лас-Вегаса». Но тут же не в этом дело.

– Не в этом, – согласилась Алиса, глядя на затаившиеся во мраке молодые дубки. – Здесь так красиво. Можно просто идти и идти в одну сторону, хоть весь день – и в любом случае встретишь что-то интересное.

– Вот-вот! – (Он закивал, доставая вторую сигарету). – Я тут наобум остался, не планируя – просто не смог иначе. Приехал на время к знакомому, а потом осмотрелся и подумал – почему бы и нет?

Неудивительно. Наверное, многие так и остаются в Гранд-Вавилоне – не могут освободиться от его чар.

– Ты просто король спонтанности, – отметила Алиса. – Сменить город – это не мороженое захотеть и купить.

– Ну, Гранд-Вавилон такой Гранд-Вавилон: влюбишься – и всё тут! – (Ноэль ухмыльнулся за завесой дыма, и Алисе, смотревшей на него сбоку, почудилась какая-то зловещая двусмысленность в этих словах). – Но жить здесь дорого, конечно. И жильё снимать дорого.

– Да, я наслышана.

– Сейчас ещё и кризис, выручки нет ни черта. Потому у меня, собственно, и первый выходной за месяц… – (Он с шипением затянулся, не глядя на неё, и небрежно-изящно забросил ногу на ногу). – Денег только на еду, проезд да аренду и хватает. После отпуска вот думаю увольняться, но куда идти – пока непонятно. – (Потушив сигарету, Ноэль с томной сокрушённостью вздохнул). – В аналогичное место – есть вероятность, что будет то же самое. Куда-то ещё – плохо берут без опыта, да и образования у меня, по сути, никакого нет.

– А на кого ты учился?

– На журналиста. После второго курса отчислился – не смог… Да не особо и хотел.

– Я так и думала, что что-то гуманитарное, – пробормотала Алиса. До боли знакомая, прохладно-умозрительная книжность, приправленная иронией и текуче-относительными взглядами на бытие. И хорошо, и плохо. «А, но B», как часто говорит Поль.

– Я и на программиста учился, но недолго, – небрежно сообщил Ноэль. – И ещё на одном направлении.

Мда. Вот это пошвыряло его по реке жизни; вот это сложности с самоидентификацией.

– А работаешь где?

– В типографии.

Алиса, как раз подносившая бутылку к губам, поставила её обратно на скамейку.

Ещё и типография. Очаровательно. Для полноты картины не хватает только, чтобы он и впрямь оказался геем.

– Прямо как… мой друг. У него тоже сейчас с деньгами плохо. И…

– Так-то работа мне нравится! – (Ноэль скорее подхватил, чем перебил; пьяная страстность взаимных откровений потихоньку затягивала и его). – Наверное, лучшей и не было ни разу – и ребята-коллеги, и то, что делаю, и само место… Но деньги, деньги! Всё в этом мире держится на них. Их иногда тупо нет, и это, типа, большой минус. А ты сколько зарабатываешь?

Алиса назвала примерную сумму. Ноэль вскинул бровь.

– Не разгуляешься.

– Это вместе со стипендией. У нас на такие деньги вполне можно и прожить, и даже – видишь – накопить на путешествие. – (Она улыбнулась). – Я здесь за свой счёт. Ну, то есть – всё за свой счёт, кроме перелёта. Его оплатили заказчики.

Ноэль присвистнул.

– Неплохо живёте, мадемуазель! И как у тебя получилось позволить себе наше захолустье?

Алиса дёрнула плечом и всё же приложилась к вину.

– Даже не знаю. Я довольно экономно живу, мало трачу. Часто выигрывала повышенные стипендии за успехи в науке, работаю… Копила-копила – и накопила. Ничего особенного.

– Круто. А я совсем не умею копить деньги. Не понимаю, как это! Вечно раскидываю их на всякую фигню и потом до зарплаты голодаю. Сижу на макаронах. – (Серебристые глаза затянулись мечтательно-разнеженным туманом). – Недавно вот купил отцу виниловую пластинку The Clash.

– Это группа такая? – спросила Алиса, чувствуя себя законченной деревенщиной.

А если группа новая – дряхлой деревенщиной.

– Ага, группа. Старая. – (Она выдохнула с облегчением). – Послушал сам – и так пробрало… Не потому, что отцу нравится, и не потому, что люблю именно старый панк-рок, обычно не особенно люблю, но вот как-то сразу понял – моё! – (Ноэль посмотрел на Алису с радостно-захмелевшим блеском в глазах – и она представила, как ноты и аккорды впиваются поцелуями в его тонкие губы. Только ли ноты и аккорды?..). – Хотя, между прочим, этот альбом у них считается худшим, вообще провальным, после него даже группа распалась – я прочитал. Обидно, что затупил так. Может, и верну пластинку, потому что отец ведь разбирается.

– Ну, возможно, он будет рад самому факту подарка. Фанаты часто любят и те альбомы, которые считаются худшими… Мне у Depeche Mode многое из якобы «неудачного» нравится, например.

– Ну, это да. А мне вот Depeche Mode не зашли как-то… Так, стоп. – (Ноэль нахмурился). – А это я всё к чему?.. Забыл, прикинь!

– Ты говорил про деньги, – напомнила она, пряча улыбку. – Что много тратишь.

– А, точно! – (Он щёлкнул пальцами, наконец поймав ускользающую мысль). – Так вот, пластинка тоже недешёвая, и, может, я её и верну, – но я рад, что купил. Пять лет не видел отца. – (Ноэль отвёл глаза – впрочем, не изменившись в лице. Он сообщил об этом как об очень простом факте, и Алиса не стала расспрашивать). – И так со многим. Типа, вот заказал я себе новые кроссовки – и вроде и дорого, а вроде – без них тоже как? В старье ходить? Так что я не понимаю людей, которые экономят.

– Одежду и обувь, кстати, я тоже как-то не люблю себе покупать, – призналась Алиса, всё больше ощущая себя ископаемым рядом с этим воплощением молодёжно-беспечного наслаждения жизнью. Причём не полезным – а просто ископаемым. – Моя мама раньше с этим боролась, но потом отчаялась. Могу одно и то же носить по куче лет, пока не изношу.

– А почему? – спросил Ноэль – явно скорее из вежливости, чем из интереса.

– Ну, не знаю. Не люблю копить тряпки.

– А я люблю шопинг, – хмыкнул Ноэль. Про себя Алиса нервно посмеялась над этим нелогичным контрастом. Парень, любящий новые вещи больше, чем девушка; это очень соответствует современному миру, где все устоявшиеся нормы и стандарты текуче плывут – плывут неведомо куда, как выражения лица и интонации Ноэля. – Но вещи или быстро изнашиваю, или теряю. Поэтому копить их не выходит.

– Взаимозамещение. Что ж, каждому своё.

– Это да… А почему ты спросила про первую любовь? Это правда так странно? – вдруг быстро проговорил Ноэль.

Видимо, его мышление не так бессистемно, как он пытается показать. Алиса исправила одну из своих мысленных галочек на знак вопроса.

– Ну, просто обычно под этим понимают нечто другое. Детское чувство, всё такое. – (Под его вкрадчивым взглядом Алисе стало неуютно; она заёрзала на скамейке, опустив глаза. Как он так смотрит – совсем не давяще, но будто проникая под кожу?). – Моя первая любовь, например, – это мой одноклассник. Мне было восемь. Все другие мальчики в классе на переменах бесились, вели себя отвратительно – а он был очень тихим и всё время читал… Потом одна моя подружка разболтала всем, что он мне нравится, и другой мой одноклассник подговорил его написать мне записку. Якобы признаться в любви. Подшутить надо мной, чтобы я поверила.

Она не знала, зачем рассказывает всё это, – но почему-то рассказывала взахлёб. Ноэль слушал, не перебивая.

– И он написал?

– Да. – (Алиса засмеялась, кусая губы). – Такая вот детская «Санта-Барбара»… При этом я знала, что ему нравится другая девочка. Я в детстве была пухловата – и считала себя коровой, думала, что в принципе не могу никому понравиться. – (Она перевела дыхание, обрывая себя). – В общем, всё это было весьма неприятно.

– Да уж… О, слушай! – (Ноэль торжествующе хлопнул в ладоши, чуть не задев бутылку локтем). – «Гадкие истории»! Давай?

– Как в том шоу на YouTube? – недоверчиво уточнила Алиса. Признаться, она уже не раз поймала себя на желании довести их разговор до какой-нибудь жгуче-рискованной психологической игры – но…

Но «Гадкие истории» частенько смотрел Луиджи.

Ноэль хмыкнул, погладив пальцем гриву каменного льва, который старательно изображал ножку скамейки. Алиса впервые заметила небольшие белые, лишённые пигмента пятнышки на его руках – странные и в то же время трогательные.

– Не знаю. Я не так уж часто смотрю YouTube.

– Великолепно. Я тоже.

– Просто название вспомнилось. Ну, и суть – рассказывать всякие честные пакости про себя… Давай?

Алиса на секунду задумалась – а потом всё же решилась поделиться с ним сокровенным. Игрой, которую изобрёл Луиджи.

Возле их скамьи росла одинокая узловатая ива, и ветер шаловливо дёргал её за косички из листьев; аллея молодых дубков убегала в темноту, где вполголоса переругивалась припозднившаяся парочка; на бортике безмолвного круглого фонтана лежала забытая кем-то кепка. Ноэль сидел рядом с ней, она знала, что всё это наверняка закончится с рассветом (ведь так?..), – но вдруг ощутила, как её с головы до ног заливает уютный покой. Покой и свобода.

Эфемерные чувства. Такие же нестабильные и разрушительные, как колдовство этого города.

– У меня идея получше. Мы с одним знакомым играли иногда в игру, которую он называл «вопросенное».

– Давай! – (Ноэль с энтузиазмом подался вперёд – раньше, чем она приступила к объяснениям). – И в чём суть?

– Задавать друг другу любые вопросы. Вообще любые. По очереди. И отвечать на них – развёрнуто или кратко, как захочется. Только честно. – (Алиса случайно заглянула прямо в его бледное лицо – в точёные черты, захваченные винным огнём и колдовством ночи, – и тут же смущённо отвернулась). – Ну, и, естественно, можно не отвечать, если не хочешь.

– Естественно, – эхом повторил Ноэль. – Такое право есть всегда и у всех. Тем более – если люди знакомы пару часов.

Почему-то эта фраза чуть задела Алису; этого ещё не хватало. Она прокашлялась. Переругивания парочки (кажется, на испанском) стихли в глубине парка.

– Я начну?

– Да, давай. Чтоб я понял принцип.

Ноэль заинтересованно подпёр подбородок открытой ладонью и придвинулся ближе – одним плавным рывком, с грацией кошки. Алиса надеялась, что не покраснела.

– Если бы ты открывал какой-нибудь свой бизнес или своё заведение – что бы это было и как бы ты его назвал?

Один из набора её универсальных вопросов для таких игр. Ноэль улыбнулся, раздумывая.

Наверняка он ответит «бар» или «ресторан» – так отвечает большинство. Особенно те, кто склонен вот так бесхитростно наслаждаться жизнью, не требуя от себя дон-кихотовских подвигов. Те, кто требует, выбирают что-то поизощрённее – например, ветеринарную клинику, лавку антиквариата или книжный магазин.

– Интересно… – (Он в размышлениях побарабанил пальцами по колену). – Наверное, либо бар, либо типографию. Но скорее бар.

Что и требовалось доказать.

– Ожидаемо, – улыбнулась Алиса. – Особенно в Гранд-Вавилоне. А…

– И это был бы один из самых офигенных баров в мире! Авторский, очень ламповый. – (Ноэль откинулся на спинку скамейки, мечтательно жмурясь). – С крутым крафтовым алкоголем, крутым дизайном… Я бы там всё продумал до мелочей, и мой бар бы знали на каждой улице. За прибылью бы не гнался – работал бы для клиентов, а не для себя. По крайней мере, первые полтора-два года. Да, было бы так. А название – не знаю даже, но что-нибудь прикольное и запоминающееся… Мне нравится, когда у баров такие названия.

– Тут много таких, – отметила Алиса, по-детски радуясь эмоциональности его ответа. Луиджи в своё время отвечал куда более сдержанно – зато уточнил название бара. «Тихий омут». Сказал, что это было бы в её честь. – На моей улице есть «Не-совсем-бар» и «Четыре чертёнка».

– О, в «Чертятах» я много раз бывал! Но это не предел, тут много и названий поприкольнее… Эх, свой бар! Было бы круто, конечно. Только, боюсь, у меня не хватало бы ответственности вести финансовые дела. – (Ноэль встряхнул головой и засмеялся). – Бар был бы офигенным, но быстро бы разорился.

– Не факт. Можно нанять более рационального помощника.

– Ну, среди моих друзей нет более рациональных, – хмыкнул Ноэль, и Алиса поставила ещё одну мысленную галочку. – Так, теперь моя очередь, получается? Пойдём дальше?..

Он так резко вскочил, что Алиса не сразу сориентировалась; потом кивнула и тоже поднялась. Они направились к выходу из парка – и вновь по улочкам исторического центра, меж громоздких зданий в причудливой лепнине, закрытых на ночь магазинов и фонарей. Алиса давно потеряла счёт времени и не знала, где именно они находятся.

Безумно приятное чувство.

– Какого своего поступка ты больше всего стыдишься?

Она вздрогнула. Предсказуемо, но не слишком приятно.

– Ну, или, может быть, не больше всего, а просто стыдишься, – добавил Ноэль, увидев её реакцию. – А то самый-самый постыдный поступок любому было бы трудно выбрать.

– Да, трудно. Немало таких поступков. Ну… Раз пошла такая пьянка, как говорится… – (Алиса усмехнулась, но смешок прозвучал нервно и натянуто. Как бы правильно обозначить то, что произошло между ней и Полем?). – Если вкратце, я чуть не соблазнила своего лучшего друга. Сознательно. Но тут нужен контекст, чтобы понимать, в чём постыдность.

– Как это «чуть не соблазнила»? – (Ноэль хмыкнул, оторвавшись от бутылки вина; у него над губами остались тонкие вишнёвые «усики»). – Недособлазняла?

– Именно. Он гей – и окончательно убедился в этом именно в тот раз, со мной. Теперь он всегда говорит, что я – девушка, которая открыла ему его истинную суть. Весьма сомнительный титул.

Удивление на лице Ноэля было куда слабее, чем она ожидала. Может, живя в Гранд-Вавилоне, привыкаешь к подобным историям?

– А сколько ему было лет?

– Когда это случилось?

– Ага.

– Ну… Двадцать два, получается. Он подозревал это раньше, конечно, но не был уверен. Боролся с собой и всё такое. Как это обычно бывает.

Зачем она добавила это – откуда ей знать, как бывает «обычно»? Ну да ладно. Возможно, она уже слишком прониклась талантом Ноэля говорить спонтанно и необдуманно.

– Девушек у него до меня никогда не было… Ну, то есть, именно в плане секса. Но это я уже позже узнала. – (Она сглотнула чуть горчащую от вина слюну). – Загвоздка в том, что в ту пору я встречалась с другим парнем, итальянцем. Но с ним я стала встречаться, чтобы забыть свою, эм… Великую Любовь. – (Она постаралась вложить в этот титул столько яда, сколько могла, и нарисовала пальцами кавычки). – Эта Великая Любовь периодически бросала меня, всё время врала, оскорбляла и унижала… Там конкретные проблемы с духовным здоровьем и даже психикой, пожалуй. Мы то сходились, то расходились – а в тот период не общались почти два года, потому что он этого не хотел. В общем, долгая история.

– Так. – (Ноэль кивнул, почёсывая висок. Не сговариваясь, они оба замедлили шаг и теперь неспешно брели вдоль кафедрального собора. Стрельчатые окна и острые шпили башенок сонно смотрели на них сверху вниз). – То есть, погоди! Выходит, ты изменила этой Великой Любви с…

– Нет-нет. Великая Любовь тогда совсем не общалась со мной, я думала, что это навсегда, и была в полном отчаянии, – хрипло протараторила Алиса, мечтая побыстрее с этим закончить – и в то же время как можно больше рассказать. – И в том отчаянии познакомилась с итальянцем (Великая Любовь, кстати, тоже итальянец). Мы стали встречаться, но скоро я поняла, что не могу выкинуть Великую Любовь из головы и ничего серьёзного к нему не испытываю. И тогда…

– Так, а друг-гей тут откуда?

– Ниоткуда, он был и раньше. – (Алиса улыбнулась). – Тоже та ещё «Санта-Барбара», да? Добро пожаловать в мою жизнь.

– Да нет-нет, нормально, я слышал и хлеще! – отмахнулся Ноэль. – Сейчас разберусь. Так, значит, Великая Любовь, итальянец, друг-гей… Он из твоей страны?

– Да. Мы вместе учились.

– Ага… Так. Но зачем тогда ты это сделала, не расставшись со своим парнем? Это же реально зашквар! – без осуждения, но с любопытством отметил Ноэль.

Алиса вымученно улыбнулась.

– Сейчас расскажу. Я же говорила – тут нужен контекст.

– Давай.

– Когда я вернулась из Италии, у меня был очень сложный период в жизни. Совершенно дерьмовый, на самом деле.

Голос Алисы предательски сорвался; Ноэль протянул ей пачку сигарет. Поколебавшись, она поддалась искушению. Сегодня – ночь нарушения запретов. На курсе фольклористики говорили, что сказочный сюжет невозможен без нарушения запрета; что они делают сейчас, если не пишут своё приключение, свою вавилонскую сказку?

– У меня умер дедушка, который фактически вырастил меня вместо отца. – (Алиса чуть закашлялась, когда дым проник в лёгкие, – но по телу тут же разлилось томящее тепло). – А незадолго до этого погиб мой, можно сказать, Учитель с большой буквы. – (Боже, как пафосно звучит. А впрочем, плевать). – Мой первый научный руководитель, профессор Базиле… У нас была очень сильная связь. Он разбился в аварии. – (Ноэль шёл рядом, с ней в ногу, и слушал молча – без сочувственных восклицаний, гримас и кивков. Просто слушал. Алиса была благодарна ему за эту реакцию – идеальную во всех отношениях). – Ещё мама вышла замуж, и это было… непросто принять. Я тогда подрабатывала где попало, жутко уставала с учёбой, мне ничего не хотелось… Я сильно потеряла в весе – снова. До этого теряла настолько, что мне диагностировали нервную анорексию. И тот мой парень-итальянец… Ну, не то чтобы не поддерживал меня – скорее я не чувствовала этой поддержки. Знаешь, вечные сообщения с сердечками и цветочками, «любимая, всё будет хорошо», «ты сильная», «ты справишься», но… Всё так пусто, так поверхностно. Мне было нужно не это. – (Она покачала головой, чувствуя, как от выкуренной сигареты медленно расплетается тугой узел где-то внутри). – И он… Ничего не делал. Вот буквально ничего. Вечно жаловался, что трудно с учёбой, что он не может найти работу, что не может переехать к нам – хотя вроде бы мечтал об этом…

– Серьёзно? – (Ноэль недоверчиво фыркнул). – Из Италии – к вам?

– Да, серьёзно. И такие бывают.

– Офигеть.

– Ну, у него были очень идеализированные представления о других странах… Как у многих итальянцев, мне кажется. Он начитался про нас и искренне верил, что у нас – лучшее образование, лучшая медицина, лучший президент. Сколько я ни переубеждала его, как свидетель «изнутри», – это не работало. – (Алиса выбросила окурок, стараясь собрать воедино расплывающееся сознание. Роберто. Думать о Роберто. О Роберто – а не о том, как Ноэль покусывает губу или поправляет растрепавшиеся волосы). – Но, тем не менее, он не делал ничего, чтобы переехать к нам и быть со мной по-настоящему. Я нашла для него все необходимые документы, всю информацию о том, как ему поступить в нашу магистратуру по программе обмена – но он даже эти файлы умудрился потерять. Я к нему ездила дважды – на свои деньги, и…

– Ну, я понял. Инфантилизм.

– Да, очень сильный. Мне иногда казалось, что я общаюсь с большим ребёнком.

– Знакомый типаж, – с прохладным смешком сказал Ноэль. – Так и что дальше? Ты встречалась с ним, сложный период – и?..

– И друг-гей как раз всё это время был со мной рядом. – (Алиса вздохнула, подбираясь к самой неприглядной части истории. Всё равно что свернуть в вонючую подворотню с одного из сияющих центральных проспектов Гранд-Вавилона). – Поддерживал меня по-настоящему, слушал… Мы запойно говорили о литературе. Он много читает, переводит, как и я, пишет сам. Он уже тогда был мне… очень близким человеком, и я ещё до встречи с Роберто что-то чувствовала к нему. Ну, и… – (Она прочистила горло, стараясь не встретиться взглядом с Ноэлем. К счастью, на пути подвернулись строительные леса – как раз нужно было нагнуться, чтобы пройти под ними). – Однажды меня всё это так достало – и инфантилизм Роберто, и полное отсутствие моей Великой Любви, и осознание того, что я ежедневно вру Роберто и на самом деле не люблю его, и… В общем, мы пошли выпить с моим другом, и я осознанно подвела всё к тому, что мы оказались в одной постели. Собственно секса не было, но мы пытались. И на следующее утро он окончательно решил для себя, что он гей. Это по-прежнему так, и отношения у него только с мужчинами. – (Алиса перевела дыхание, глядя себе под ноги). – Ну, вот как-то так.

– Ну… Я не сказал бы, что это так уж зашкварно, – до странности спокойно произнёс Ноэль – без малейшей паузы на размышления. – Ты же всё равно понимала, что порвёшь с этим Роберто, правильно? Такие «отношения – не-отношения» однозначно надо рвать в итоге. Поигрались – и будет.

– Я и порвала. Через несколько дней после того вечера мы корректно и доброжелательно расстались. Я не стала рассказывать, что случилось, чтобы не мучить его. И он не пытался меня удержать.

Зачем она добавляет всё это – чтобы оправдаться?.. Нелепость.

– Мне кажется, не стоит тебе загоняться из-за этого. Ну, серьёзно. Было – и было. – (Ноэль усмехнулся. Он говорил без сарказма, но и без явно выраженного сочувствия – прохладно, по-зеркальному непроницаемо). – В итоге-то что? Ты избавилась от этого балласта (пардон, конечно), друг твой понял, кто он на самом деле… По сути, все в выигрыше. Будешь ещё? – (Он снова протянул Алисе пачку – и на этот раз она покачала головой. Закурил; огонёк зажигалки на мгновение выхватил из темноты его тонко очерченный подбородок). – А с такими инфантилами – ну, только так и получается, правда. Мой друг… Ну – хотя как. – (Ноэль задумчиво нахмурился). – Наверное, уже просто знакомый. Мы с ним раньше жили тут, снимали квартиру на улице Вагнера – и он тоже ни черта не делал. Вот просто ни черта, серьёзно! – (Голос Ноэля взметнулся вверх; он на ходу прочертил весело-возмущённую дугу сигаретой по воздуху). – Только вечно играл, смотрел видосики на YouTube и ныл, что работу найти не может. Прямо как этот твой Роберто. Я его сто раз просил – уже и так, и сяк уговаривал: ну, ты хоть промоутером, официантом устройся, я не знаю, на стройку, грузчиком – куда угодно! Ну, неужели мало возможностей?!

– Их всегда много. Было бы желание.

– Вот именно. А у него вечно находилось какое-нибудь тупое оправдание – и потом снова нытьё, нытьё… Деньги он у меня занимал со страшной силой, я месяцами сидел на макаронах и хлебе, чтобы, по факту, нас обоих обеспечивать. – (Тонкие губы опять сомкнулись на сигарете; Ноэль с жадным шипением вытянул из неё остатки жизни и выбросил окурок). – И его девушка убеждала его вместе со мной. Возилась с ним, как с ребёнком, вот ей-богу, платила за него везде, восхищалась им…

Ноэль, захваченный огнистой дымкой воспоминаний, пропустил вводное звено – что-то из разряда «у него была девушка, и мы часто общались втроём…». Он бурно жестикулировал и говорил взволнованно – но это волнение было всё же ближе к пьяному возбуждению, чем к боли от старой раны.

– Она была старше его на семь лет, прикинь? Ей было тридцать.

– Оу, – произнесла Алиса. – Тот мой друг-гей тоже одно время был влюблён в тридцатилетнюю девушку. Может, у девушек повзрослее тут какой-то материнский инстинкт срабатывает, я не знаю.

– Да-да-да! Типа, желание опекать, заботиться… Но, с другой стороны, рано или поздно все понимают, что нужен-то всё-таки парень или муж, а не большой ребёнок, да? – (Ноэль криво улыбнулся). – В общем, мы вдвоём с этой его девушкой уговаривали его и так и эдак, поддерживали… А она была большая молодец – прям во всех планах. И работала, и его вытягивала как могла, и вообще была, ну, интересна как человек. Я, если честно, сам немного влюбился в неё в каком-то смысле.

Цепочка дорогих спортивных машин пронеслась мимо, грохоча клубной музыкой; бесшабашные пьяные крики «золотой молодёжи» огласили улицу – и тут же скрылись вдали. Алиса поёжилась от холода и улыбнулась, стараясь не сосредотачиваться на своих чувствах от этой его фразы.

– «Немного влюбился» – это как? Ещё круче, чем «почти соблазнила».

– Да, точно! – (Ноэль тихо засмеялся и, опомнившись, замедлил шаг – последние пару минут они почти бежали). – Ну, то есть, как тебе сказать… Влюбился не в том смысле, что отбить там её хотел у него или ещё что, а…

– Платонически.

– Ну да. Был восхищён ею, скажем так. Но мне не хотелось позволять себе ничего – точнее, может, в каком-то смысле и хотелось, но…

– Я понимаю.

– Да.

Замирающе-трепетное любование издали. Хорошо, что он не знает, насколько это ей знакомо, – и сколько боли это может причинить.

– Но его было не сдвинуть с мёртвой точки. Он тусил постоянно с новыми компашками, на всё забивал – короче, радовался жизни, и всё. А его девушка всё равно держалась за него больше года, хотя ей было тяжко, – продолжал Ноэль, шагая вдоль вереницы огней помпезного стеклянно-раззолоченного отеля в форме пирамиды. – И, короче, в итоге я в какой-то мере убедил её расстаться с ним. То есть не то чтобы прям вот сел и сказал: «Брось его», – а как бы… Постепенно влиял, понимаешь?

– Манипулировал.

– Немного, – с улыбкой смягчил он. – То на одно ей открывал глаза, то на другое, с ним периодически заводил разговоры в духе: «Ну, ты же погубишь ей жизнь, одумайся»… Да и вообще, про «погубишь жизнь» – это, типа, не то чтобы только фигура речи. Извини, если вдруг ты феминистка и я задену твои чувства, но…

– Я не феминистка.

– Окей. Короче, в случае женщин это же реально важный вопрос – в связи с беременностью, и здоровьем, и всем таким, понимаешь?

– Ну, конечно, – кивнула Алиса. – Природа есть природа, сколько бы феминистки с этим ни спорили. Рожать лучше до тридцати.

– Вот-вот! И получается, что она, по сути, уже взрослая женщина, а он ведёт себя как пацан, который ничего не может ей дать. Ему надо погулять, порезвиться, а ей – семью, стабильность уже какую-то… Они расстались, и вышло так, что я сам приложил к этому руку. Вот в этом, согласен, реально есть что-то зашкварное… Так, подожди! – (Ноэль вдруг замер возле уже закрывшейся бильярдной и озадаченно почесал переносицу). – А к чему я это всё? Я тебя перебил, да?

– Нет-нет, всё нормально. – (На миг ей захотелось ободряюще коснуться его – плеча, или руки, или растрёпанных тёмных прядей; помочь ему справиться с винным сумбуром в голове, исцелить изжаленное сознание). – Я рассказала свою историю, а ты – свою. Как пример.

– А, ну да… В общем, как-то так. Никто из них не знает о том, как я в этом участвовал. Но и то – и то! – я не уверен, что за это нужно себя винить.

– Может, и не нужно, если это было к лучшему для них.

– Для неё – однозначно. Она зажила своей жизнью и теперь счастлива, вроде как. Мы до сих пор общаемся, хоть и редко… – (В голосе Ноэля не звучало ни особой теплоты, ни нежности – но что-то в его взгляде и в протяжённости растерянной паузы заставило Алису вздохнуть. Значит, как минимум двух девушек он не может выкинуть из головы; как минимум две зарубки на сердце. Скорее всего, больше – столько боли проглядывает за его воздушной лёгкостью, стоит лишь чуть присмотреться). – А он… Ну, он до сих пор переживает, мне кажется. И никого себе не нашёл. Иногда мне как-то стрёмно за себя, когда я говорю с ним.

– Ну, ты же не увёл её у него, – произнесла Алиса, надеясь, что это и в самом деле так. – Если бы это было из корыстных побуждений…

– Нет, я же говорю, ничего такого! – почти испуганно воскликнул Ноэль; она прикусила губу. Всё-таки глубокая, очень глубокая ранка – с ещё свежей корочкой. Может, даже глубже, чем ранка от его «запоздалой первой любви». Сладкая тоска по недостижимости. – Я только хорошего желал ей – хотел, типа, вытащить её из болота. Если бы она осталась с ним – ну, что бы её ждало? Содержала бы его годами, убиралась-готовила, пахала как проклятая, а он бы дальше пил и развлекался… Она заслуживала лучшего.

– Тогда и правда всё хорошо, разве нет? Манипуляции могут быть во благо, – сказала Алиса – хоть и не была до конца уверена в этом. – И потом… Если бы они оба совсем уж не хотели такого финала, ты бы ничего не смог сделать. Потому что…

– Вот да, об этом я тоже думал! – прервал Ноэль. – Если бы там была и правда уж такая офигенно несокрушимая любовь, то лезь я, не лезь – ничего бы не вышло… Но всё равно. Часть этой истории теперь на мне.

– Хорошо сказано, – не удержалась Алиса. – «Часть истории на мне». Истории налипают на нас, пока мы плаваем в море жизни.

Тихо смеясь, Ноэль сделал ещё глоток.

– Красиво. Пойдём туда?.. Так, а мы же играли в какую-то игру, правильно? Напомни мне, пожалуйста – у меня всё путается в голове!

Лабиринты из зеркал, ветра и воздуха. С памятью у него правда плохо – возможно, отсюда и талант так остро жить и упиваться моментом.

– Да, играли. – (Вслед за Ноэлем она свернула на очередной широкий проспект, сияющий фонарями. У бара шумела подвыпившая компания; девушка с кроваво-красными волосами громко хохотала, запрокинув голову. Вокруг компании клубились запахи пива, табачного дыма и марихуаны). – Задавали вопросы по очереди. Я ответила насчёт поступка, за который мне стыдно, а ты…

– Ага, точно, вспомнил! – быстро пробормотал Ноэль. Его хищно сузившиеся глаза блестели пьяной перевозбуждённостью сильнее, чем раньше, – и почему-то больше отливали голубым. – Теперь твоя очередь спрашивать, получается, да? Слушай, блин… А ты не против, если я ненадолго забегу домой? Мне тут недалеко. – (Он чуть смущённо улыбнулся). – Срочно надо в уборную.

– Нет, конечно, не против, – сказала Алиса, катая по языку вишнёво-шипровое послевкусие вина – и, повинуясь странному порыву, добавила: – Можем и ко мне в отель зайти, если прямо срочно. До меня тут тоже близко.

– Да нет, я на пять минут забегу и всё.

– Или ты хочешь уйти? – напряглась Алиса.

…И придумываешь предлог, чтобы не обидеть меня?

Теперь, после Луиджи, она была уверена, что совершенно все мужчины, в совершенно любой ситуации, рано или поздно хотят уйти – и скрывают это из одной тактичности.