Гранд-Вавилон

Глава шестая (часть третья)

***

Дни без Ноэля тянулись сплошной чередой – в странной смеси лихорадки и монотонности. Алиса много переводила для проекта, но работа по-прежнему не заполняла её изнутри так, как раньше. Она терпеливо шлифовала очередной договор о сотрудничестве между какими-нибудь музеями, театрами или книжными магазинами, очередное скучноватое интервью о глобализации и мультикультурализме, очередной документальный фильм о культурной жизни Гранд-Вавилона, который нужно было переложить в сухую чопорность делового английского или старомодную громоздкость официального итальянского, – и, дождавшись своего часа, шла гулять.

Город манил её так же исступлённо, как в первые дни после приезда, – особенно ночью; но она всё острее ощущала своё беспросветное одиночество среди этой красоты и боль от новой ранки – тоску по Ноэлю, детски-наивную обиду на его холодность. Алиса сходила в два музея и ещё несколько парков, пофотографировала знаменитый собор, похожий на парящее над землёй лазурно-белое облако, отужинала пастой и двумя бокалами хорошего Санджовезе в весьма недешёвом итальянском ресторанчике, – но тоска всё равно не отпускала. Каждый день, прожитый без Ноэля, уходил бесследно, безвозвратно, насовсем – и времени оставалось всё меньше, а он будто не понимал этого.

Точнее, понимал, – просто не придавал значения их связи. Зачем врать себе.

Когда одиночество грызло особенно невыносимо, Алиса переписывалась или даже виделась с кем-нибудь из Badoo – но теперь это оставляло горькое послевкусие. Она понимала, что нехватку Ноэля не заполнить примитивной, как фоновая музыка, болтовнёй – так же, как раньше у неё не получалось заполнить общением с кем-то другим пустоту без Поля или Луиджи. Болтая с каким-нибудь очередным безликим поваром, бухгалтером или таксистом, Алиса осознавала, что погружается в страшную суету, – но и чувствовала, что без этой суеты сейчас не выдержит, что иначе тоска снова обглодает её до костей.

Приятным исключением оказался маленький смуглый алжирец. (Алиса вообще заметила, что в Badoo много низкорослых мужчин – жестокий и грустный эволюционный отсев городских джунглей; самки редко достаются хилым особям). Алжирец ужасно говорил на английском, ещё хуже – на местном языке, но болтать с ним почему-то было легко и мило. Он застенчиво улыбался, расспрашивая Алису о её переводах, научной теме, любимых блюдах; рассказывал, как непросто преподавать французский и арабский местным безалаберным студентам – и как консервативная мусульманская родня не одобряет его жизни в Гранд-Вавилоне (вдруг заразится порочными западными взглядами?). Когда Алиса говорила о своей работе и учёбе, он простодушно восхищался; он плохо знал классику, но любил детективы об Эркюле Пуаро; а ещё – как и положено правоверному мусульманину – никогда не прикасался к алкоголю и сигаретам.

В субботу Алиса, окончательно опечалившись и убедившись, что она опять не дождётся ни слова от Ноэля, спонтанно пришла в ту греческую таверну, где ужинала в день приезда – и где встретила Горацио. Села за тот же столик в углу, заказала большую порцию салата, десерт и бокал того же чарующе-сладковатого, вкрадчивого вина (Manologan Imiglykos, кажется? надо запомнить). На этот раз здесь играла живая музыка: певица-гречанка на сцене выводила рулады надсадно-трепещущим, низким голосом; вокруг беседовали и смеялись посетители. Алиса достала телефон – и хотела написать Ноэлю или Горацио, но написала алжирцу. Самый безопасный вариант.

Он прибежал сразу, по первому зову – как всегда, застенчиво улыбаясь и потирая смуглый нос с горбинкой. «Очень хотеть увидеть. Вы уже взяли есть?.. Я поесть баранина с другом, сыт». Так они и высидели тот ужин: Алиса – вяло ковыряя салат и потягивая вино (впрочем, прекрасное), а алжирец – попивая апельсиновый сок и пожирая её сияющим от радости взглядом. Расшевелить его было непросто; Алисе приходилось самой подбирать и менять темы, самой острить – всё разговорное поле боя было в её власти, а при таком раскладе она быстро теряла интерес. В итоге они обсудили многое – от семейственности алжирцев (её собеседник подчеркнул, что семьёй у них считаются даже самые дальние родственники, а чем дальше на север – тем у́же этот круг: «В Швеции брат – уже не семья», как коряво выразился он; раньше Алиса не задумывалась об этом) до положения женщины в мусульманской культуре. Тут всё оказалось радужнее, чем предполагала Алиса; например, сестра алжирца преподавала в университете социологию и жила вполне независимой жизнью.

– Но, правда, если замужем – это, думают, плохо, – отчего-то смущаясь, добавил он. – Если женщина с мужем и работает… Значит, муж не может… эм…

Он потёр кончики пальцев друг об друга и покраснел, мучительно подбирая слова. Алиса ободряюще улыбнулась.

– Обеспечить её?

– Да. Обеспечить. Спасибо. – (Алжирец с облегчением улыбнулся ей в ответ). – Муж должен всё платить, так думают. Женщина платит – плохо.

– Ну, тут понятно… – пробормотала Алиса. В некоторых смыслах патриархат всё-таки очень разумен. Женщину надо беречь для хозяйства и деторождения; простая и логичная установка. – А чем занимаются твои родные? Отец?

– Лес. Продаёт лес.

– Держит лесопилку?

Он беспомощно покачал головой.

– Не знать слово.

– Пилит лес, – (Алиса показала руками, как пилят дерево), – и продаёт его?

Алжирец закивал.

– Да-да! Там много лес, много работа. Брат тоже в свой бизнес, жить далеко.

Он умолк, всё так же сияя и ожидая следующего вопроса – словно на интервью. До чего же трудно с «тугими» в общении людьми; раньше Алиса считала «тугой» и себя – но теперь открытия из Badoo её переубедили. Всё-таки быть замкнутым и в целом молчаливым человеком – не значит не уметь вести содержательный разговор. Чтобы его вести, достаточно просто быть умным.

А умных людей и впрямь чертовски мало, особенно вне университетской среды (порой и в ней тоже). Печально. Всё-таки у новых приключений есть один существенный минус: она убедилась, что между ней и среднестатистическим современным мужчиной лежит пропасть, которую никак не преодолеть.

Хорошо, что Ноэля не назовёшь «среднестатистическим». А Горацио – и подавно.

– Ты ни разу не ездил домой за то время, что живёшь здесь? – спросила Алиса, накалывая на вилку белый кубик творожного сыра. Алжирец засиял ещё ярче – видимо, считал, что, раз она время от времени что-то произносит, значит, он до сих пор интересен ей.

– Нет. Все четыре года здесь. Только иногда другие страны, Европа.

– Не скучаешь по дому?

– Нет. – (Алжирец опустил глаза, прелестно краснея. Алиса вспомнила, как краснеет Ноэль, – нежно-бледными, полупрозрачными пятнами на скулах, – и до боли прикусила щёку изнутри). – У нас такая культура… Мужчина – нельзя скучать.

Иная сторона патриархата – вечное «мужчина должен». Алиса так и не поняла до конца, корёжит это психику мальчикам или, наоборот, выращивает из них здоровых людей с чувством долга и ответственности перед миром. Наверное, вопрос только в умеренности этого давления.

– Сурово, – отметила она. Милая официантка, порхавшая по залу с чуть измученной улыбкой, заметила опустевший бокал Алисы и услужливо наполнила его; Алиса благодарно кивнула.

– Сурово, – усмехнувшись, повторил алжирец. Кажется, ему почему-то понравилось это слово. – Да, у нас суровые люди. Особенно в горах.

Назад они шли уже ночью. У входа в таверну поставили высокие конусы-светильники с искусственным пламенем внутри; оно плясало, трепыхалось рыжими лохмотьями, озаряя мерцающую огнями тьму проспекта. Смех, музыка, толпы прохожих, фары проезжающих машин; Гранд-Вавилон, как всегда, не спал, и Алиса с упоением вдыхала его ночной запах. Запах голода, запах лихорадки. Исподволь подбирающееся опьянение всё упрямее шептало ей: «Напиши ему», – подразумевая, конечно, Ноэля, – но пока алжирец с успехом её отвлекал.

Когда Алиса попросила забрать с собой остатки вина, она надеялась, что для неё поплотнее заткнут бутылку – но вино почему-то разлили по большим стаканам для молочных коктейлей. Наверное, предположили, что у них с алжирцем романтическая алкогольная прогулка – хотя уже раньше, как только принесли второй бокал, Алиса вернула его, сообщив, что «молодой человек – непьющий». Романтическая алкогольная прогулка – совсем как…

Нет.

Перед выходом алжирец повёл себя слегка странно: заплатил за всё, кроме вина, и настоял на том, чтобы оба стакана несла Алиса; сам же взял её сумку. Из его сбивчивых объяснений Алиса не сразу поняла, что ему, как мусульманину, нельзя не только пить алкоголь – даже прикасаться к нему и платить за него. Как можно придерживаться этого, проведя четыре года в Гранд-Вавилоне?.. Поразительный человек.

Так они и шли – она с двумя огромными стаканами в руках, он с дамской сумкой. Как же комично мы смотримся, думала Алиса, рассеянно улыбаясь ночным огням. С другой стороны – мы похожи на иллюстрацию к самой идее диалога культур и мультикультурализма в большом городе. Пора писать приложение к диссертации.

– Ещё увидеть Вас? – с надеждой спросил алжирец, когда они остановились у подворотни Алисы, под строительными лесами. Она улыбнулась, забирая у него сумку.

– Почему бы и нет? Спасибо за вечер, приятно было поо… – (Её взгляд скользнул влево, за плечо алжирца – и она увидела Горацио. Тот стоял, скрестив руки на груди, и делал вид, что поглощён созерцанием убегающей во тьму улицы Гофмана; видимо, шёл откуда-то, только что заметил их с алжирцем и остановился. Алиса сглотнула, чувствуя непонятную смесь тревоги и почтительной робости – то же, что испытывала рядом с ним в прошлый раз. Почему же город так старательно их сводит?). – Пообщаться.

Когда алжирец скрылся, направившись в сторону метро, Горацио подошёл к Алисе – и улыбнулся своей усталой улыбкой.

– Добрый вечер. Свидание?

– Добрый вечер. Дружеская встреча. – (Красноречиво вскинув бровь, Горацио посмотрел на стаканы с вином; Алиса прикусила губу). – Дружеский ужин, точнее.

– Чудесно. Извините, конечно, но я, как профессиональный писатель с зачатками алкоголизма, чувствую дивный запах романтики.

В глазах Горацио плясали насмешливые – хотя и добрые – чертята. Странно – у него тоже светлые глаза, но оттенок совсем не как у Ноэля. Без голубовато-серебристого зеркального отлива; просто серые, как черта карандашом.

– Вы намекаете, что пахнет вином? – (Улыбаясь, Алиса поддалась порыву – и протянула ему один стакан). – Что ж, не могу не поделиться.

– Вы истинная леди, Алиса! – (Он шутливо поклонился). – Как джентльмен, я обязан когда-нибудь угостить Вас в ответ.

– Вполне допускаю такую возможность. – (Алиса вздохнула. Ей нравились их игровые любезности, стилизованные под диалоги из Бальзака или Теккерея. На другой стороне улицы мельтешили парочки и компании туристов, припозднившийся собачник выгуливал далматинца – но ей снова казалось, что они разговаривают наедине. Прямо как в прошлый раз). – Здесь мои употребления алкоголя происходят чаще, чем мне хотелось бы.

Горацио серьёзно кивнул.

– Прекрасно понимаю – это всё Гранд-Вавилон. Пройдёмся?