Гранд-Вавилон

Глава седьмая (часть шестая)

...Горацио встряхнул головой – и обнаружил себя в новом зале, погружённом в ласковый полумрак. Здесь было не так уж много гостей, а из предметов – только огромный аквариум с яркой голубой подсветкой. Пустой аквариум – ничего, кроме воды; но гости всё прибывали и, казалось, ждали чего-то.

Горацио посмотрел на бокал с нектаром у себя в руке (он не помнил, какой по счёту) и решил, что пора найти Тильду. Это странно; ведь её нет уже… Сколько – час? Два? Пару суток?

– Посторонитесь! – крикнул кто-то с небольшим русским акцентом; Горацио узнал голос Вадима. И правда – Вадим шёл к аквариуму через возбуждённую шумную толпу, а за ним следовал…

Наверное, так должен выглядеть царь морей. Горацио улыбнулся, чувствуя себя ребёнком, который рассматривает красивую иллюстрацию к сказке. Старец с длинной седой бородой шагал величаво, медленно; за его спиной, как меч в ножнах, висел трезубец, а на руках он нёс русалку. С её блестящего серебристого хвоста и золотых волос капала вода, бледные руки крепко обнимали шею старца. Все расступались почтительно – как перед важными гостями. Вадим проводил старца до самого аквариума и замер поодаль; тот поднялся по приставной лесенке и осторожно опустил русалку в воду. Горацио хотел окликнуть Вадима, спросить, где Тильда, – но он уже исчез.

Значит, в «доставке» этой русалки и заключалось то загадочное дело, которое, по словам Тильды, «организовывал» Вадим?

Старец спустился с лесенки и ушёл – так же спокойно и неторопливо, как появился; но на него уже никто не смотрел: все взгляды были прикованы к русалке. Она вздрогнула в воде, будто очнувшись, подплыла к стеклянной стене и упёрлась в неё белыми ладонями, глядя на толпу зрителей. Горацио показалось, что она напугана и не очень-то рада здесь находиться. Глаза у неё были огромными, тёмно-синими – и такими печальными, что у него сжалось сердце. Волосы русалки покачивались в воде тускло-золотым ореолом; на тонкой шее, под подбородком, трепетали чёрточки жабр. На миг она прикрыла глаза и опустила голову – будто принимая свою тяжёлую долю, – а потом запела.

По крайней мере, он предположил, что это пение, – хотя звуки, издаваемые русалкой, было трудно соотнести с человеческим голосом. И вообще – с чьим-либо голосом. Тонко-надрывная, неземная вибрация – шёпот во сне, зов из пропасти, гипнотическая песнь океана; каждая нотка пробиралась прямо в голову, била электричеством по оголённым нервам; Горацио вдруг понял, что очертания аквариума и силуэты гостей расплываются, удивлённо коснулся щеки – и со стыдом почувствовал, что пальцы мокры от слёз. Значит, вот как звучат знаменитые песни сирен, увлекавшие моряков на погибель. Слишком обнажённая, слишком честная, слишком больная душа; тёмная синева, тянущая глубже и глубже. Он не смог бы описать голос русалки привычными словами – «высокий» или «низкий», «благозвучный», «мягкий», – но знал, что никогда в жизни не слышал ничего страшнее и прекраснее. Преодолевая примитивные законы физики, из воды неслись то бессловесные переливы звуков, то длинные, мелодичные фразы, в которых он ни слова не понимал, – но это не мешало понимать суть. Русалка говорила образами и чувствами, взывала к тому, что спрятано в глубине, к тому, для чего никогда не хватит людского языка, – как взывает море.

Гости слушали в уважительной тишине; на многих лицах Горацио заметил слёзы – или след древней, израненной печали, которой не мог до конца понять. Те, кто приходил из других залов, присоединялись к толпе – тоже в молчании. Неподалёку от Горацио остановилась компания молодёжи. Он не помнил, видел ли их сегодня, и сначала принял их за колдунов или вампиров, – но уже через секунду понял, что ошибается. По крайней мере, один из парней – высокий и очень худой, темноволосый, с тонкими, отчего-то чуть странными чертами лица, – явно был какой-то другой природы; от него веяло смутной опасностью – и в то же время чем-то манящим. Как от песни русалки.

Что за чушь? Наверное, я просто слишком пьян.

Горацио провёл рукой по лицу, покрепче сжал бокал и отошёл подальше – но почему-то не мог оторвать взгляд от этого парня, от его узкой бородки и плавно-изящных, слегка манерных жестов. Он связан с чем-то важным, кого-то напоминает; кого?..

– Видишь, Ноэль, а ты не хотел идти! – громко прошептал другой парень, пониже – и с шутливым осуждением пихнул приятеля локтем в бок. – Я же говорил, что они притащат сирену.

– Ну, кто бы знал, – пожав плечами, ответил Ноэль – спокойно, на грани с безразличием. – Я думал, что Протей не согласится. Он не любит, когда его дочери поют на потеху публике.

– Может, ему просто хорошо заплатили?

– Чем, очисткой Ри? – фыркнув, спросил кто-то ещё. – Протея не интересуют ни кровь, ни деньги, ни души.

– Да какая разница? – чуть раздражённо прошептал Ноэль. – Помолчите, дайте послушать.

Ноэль. Горацио ещё раз посмотрел на него – на модно уложенные гелем прядки волос, мешковатый пиджак, длинные тонкие пальцы, сжимающие бокал виски с колой, – и шёпотом выругался, вспоминая.

Местное увлечение Алисы, от которого она, судя по всему, вконец потеряла голову. Чёрт побери, неужели это и правда он? Здесь, на вечеринке нечисти?..

Да нет, не может быть. Таких совпадений просто не бывает. Осторожно пробираясь через толпу, Горацио отошёл в другую сторону и посмотрел на парня оттуда; тот слушал песню сирены внимательно – не моргая, едва дыша, будто жадно глотая звуки. Лучи мертвенно-голубого света от аквариума падали на его лицо; Горацио очень хотелось думать, что в нём нет ничего особенного, – но, скрипнув зубами, он признал, что это было бы ложью. Очень красивое лицо. Не по-бытовому «симпатичное», а именно красивое – источающее какой-то прохладный, таинственный свет, полное осмысленной недосказанности. Как ветер – или как вода лунной ночью. Если это видит даже он сам – отнюдь не ценитель мужской красоты, – то какое впечатление это лицо должно было произвести на Алису?

Тем более – дело не только и не столько в лице. Горацио одёрнул себя, встряхнул головой и попытался мыслить здраво. Да, имя совпадает – но это ведь не значит, что Алиса влюбилась в демона или оборотня; это может быть совсем не тот Ноэль. С другой стороны, вряд ли в Гранд-Вавилоне так уж много Ноэлей, которые полностью подходят под её описание и при этом выглядят на двадцать – двадцать пять.

Кто-то коснулся его руки, отвлекая от смятенных размышлений.

– Умеете же Вы теряться… – укоризненно протянула Тильда, встав рядом с ним. – Если честно, я уже не надеялась найти Вас живым.

Горацио виновато покосился на неё. Она улыбалась грустно и иронично – но без ярости, которой он ожидал.

– Простите. Я искал Вас, правда.

– И Вы хотите, чтобы я поверила? – (Тильда вздохнула – и пытливо прищурилась, вглядываясь в его лицо). – А нектар явно пришёлся Вам по вкусу… Что успели повидать?

– О, много чего. Но это подождёт: у меня срочный вопрос. – (Горацио бережно взял Тильду под локоть и развернул её туда, где стоял Ноэль с приятелями). – Вы знаете вон того юношу?

– Какого?

– Высокого, в пиджаке. Вон там, видите? – (Горацио шептал так тихо, как мог, чтобы никто не услышал, – но всё равно нервничал). – Знаете его?.. Пожалуйста, скажите. Это очень для меня важно.

Тильда помрачнела.

– Знаю. Это Ноэль. Но зачем он Вам?

– А он из… Ну, Вы поняли: из ваших? Не смертный?

– Конечно.

– А кто он такой? Что Вам о нём известно?

Взгляд Тильды становился всё более удивлённым.

– Да зачем Вам это? Вы и ему успели насолить, как Адриану?

– Нет.

– Тогда что? Он, конечно, очарователен, но мне казалось, что Вы не по этой части.

Горацио оскорблённо вспыхнул.

– Разумеется, нет! Я не для себя спрашиваю, – прошипел он. Едкое замечание Тильды так его поразило, что на минуту он даже перестал прислушиваться к пению сирены. – Ответьте. Он вампир?

– Нет… Да не трясите меня так! Что случилось?

– Просто скажите, кто он?

– Не здесь – слишком много ушей. Давайте отойдём.

Они вышли из зала с аквариумом в небольшой полупустой коридор; Горацио не помнил, проходил ли его. Боже, и когда он успел так напиться?

– Ну, и ради чего Вы не даёте мне послушать сирену? – с досадой спросила Тильда. – Это не такое уж частое событие, знаете ли. Ваш интерес к Ноэлю настолько не терпит отлагательств?

– Абсолютно не терпит, – выдохнул он. – Так и?..

– Если коротко, Ноэль – одна из самых опасных тварей в городе. Мне вообще не хотелось бы о нём говорить. – (В голосе Тильды звучала откровенная неприязнь. Неужели всё так плохо?.. Горацио стало ещё больше не по себе). – Вы когда-нибудь слышали об инкубах?

– Да, конечно. Инкубы и суккубы – демоны похоти, демоны-соблазнители из средневековых легенд. Суккубы совращают мужчин, а инкубы – женщин. – (Горацио произнёс это – и в ужасе осёкся. Впервые в жизни шанс блеснуть эрудицией не доставил ему никакого удовольствия). – То есть Вы хотите сказать?..

– Да. Опять же, у таких сущностей есть разные имена и разные лики – но Вам будет проще обозначить его словом «инкуб». – (Вздохнув, Тильда провела рукой по крапчатому мрамору колонны). – Я не то чтобы много знаю о Ноэле, но лучше держаться от него подальше. Инкубы способны на многое. Страсть к ним лишает воли, вытягивает из смертных женщин силы. В худших случаях – душу. Вам нехорошо?..

– Нет-нет. Спасибо за сведения. – (Горацио попытался ровно дышать и связно мыслить. Как понять, тот это Ноэль или нет?.. Точно: Алиса упоминала, что Ноэль живёт в историческом доме на улице Революции – и это явно очаровало её, как и другие колоритные детали их знакомства). – А Вы случайно не знаете, где он живёт? Не на улице Революции?

– Не знаю. Я не адресная книга – особенно для таких, как он.

– Понял. А кто может быть в курсе?

Тильда снова окинула его изумлённым взглядом – но уже ни о чём не спрашивала.

– Думаю, кто-то из его друзей. Или, возможно, Ева и Сильвия. Или Бахус. Они много с кем общаются.

– Хорошо, – кивнул Горацио. – А вообще в Гранд-Вавилоне много таких, как он?

– Единицы. Их и во всём мире не так уж много. Насколько я знаю, в наши дни инкубы и суккубы в основном предпочитают Париж, Лас-Вегас и Лос-Анджелес… – поразмыслив, Тильда добавила: – И Таиланд.

– Понятно. Ещё раз благодарю.

– Слушайте, о чём бы ни шла речь, я настоятельно советую Вам в это не ввязываться. – (Тильда аккуратно, но твёрдо забрала у Горацио бокал с коктейлем). – Да и нектара, по-моему, Вам уже хватит на сегодня… Пойдёмте, дослушаем песню? Отец сирен – дух воды – избегает светской жизни и очень редко появляется на таких мероприятиях. В этот раз Вадим еле уговорил его прийти и позволить дочери спеть.

– Не думал, что у Вадима талант уговаривать, – пробормотал Горацио, вспомнив молчаливого застенчивого амбала. Тильда лукаво улыбнулась.

– О, Вы даже не представляете, какой… Вадим – Посредник, – увидев непонимающий взгляд Горацио, она пояснила: – Посредники – это обычные люди, у которых нет магического дара, но есть какая-то одна способность, развитая сильнее, чем у всех. Например, сверхъестественная проницательность – как у тех, кто называет себя предсказателями и экстрасенсами. Или способность видеть души умерших и общаться с ними, как у медиумов. У Вадима – дар убеждения. И ему часто приходится вести вот такие деликатные переговоры.

– Даже не мог бы предположить, – признался Горацио, решительно вытягивая из пальцев Тильды свой бокал. Теперь – узнав, кто такой Ноэль, – он был уверен, что ещё немного нектара ему не помешает. – Поэтому Вы и стали с ним встречаться?..

…Позже – когда он дослушал песню сирены и вновь потерял Тильду из виду, – вокруг опять замелькали краски, голоса и формы, а реальность смазал искрящийся нектарный туман. Не думать, не думать – ни о Ди, ни об Алисе, ни о Ноэле, ни о том, что мир уже никогда не будет таким, как прежде; ни о крови, ни о чернилах. Не думать. Горацио с кем-то говорил и смеялся, пил и танцевал; пульсация света и клубных треков в зале с баром Бахуса тащила его в пёстрый хмельной водоворот, полный возбуждения, – и больше он не сопротивлялся. Юная вампирша с длинными красными волосами и острыми клычками выгибалась, жадно тёрлась об него всем телом; телом – почти таким же совершенным, как у Ди. Он положил руку ей на талию, улыбнулся – и окончательно отпустил себя.

К чёрту разум. Дриада была права: это его ночь.