ВОСЕМЬ ДНЕЙ МИЛОСЕРДИЯ

Часть вторая. Время, разделенное монолитом

        День шестой. День.- Чем тесто портить, лучше займитесь чем полезным, - ныл Рябчик, сидев напротив жены Нила, рассматривая огромное количество напечённых лепешек.

- А что, это не полезное дело, людям еду готовить?

- Кто бы спорил, полезное, но не в таких количествах. Зачем нам столько, мы же не сможем съесть все лепешки?!

- А мы всё и не будем есть. Мы поделимся, - Нил сделал широкий жест в сторону Кристины и Вольфа, которые бродили по улице и собирали, растущие среди скальных пород, растения. В руках Вольфа собрался огромный букет трав. Вольф не смотрел под ноги и периодически спотыкался.

- Ты думаешь, они много съедят? Заблуждаешься. Вон мои гуси уже не хотят лепёшек, им сено подавай. А ты Нил молодец, что занятие этим оболтусам придумал, пущай трудятся, - Рябчик взял лепёшку и, скомкав её начал есть. – Я всё в нашем мире воспринимаю так, как оно есть, только понять многого не могу.

- А что ты хочешь понять? – Нил с улыбкой посмотрел на Рябчика.

- Как чего? Как чего? А зачем Сливовый окрасился зеленкой и древо из себя корчит? Да и Мглистую  я не понимаю. Они совсем не муж и жена, а ведут себя одинаково.

- Это их право, вытворять здесь всё, что заблагорассудиться.

- Что им хочется представлять, то и представляют, - ласково заметила жена Нила. – Вот ты Рябчик, носишь на голове птичью голову - тебе нравится, ты и носишь.

- Ну, я - я другое дело. Я с детства на птицу похож, - Рябчик встал и пошел, изображая птицу. – Меня и гуси так лучше слушают и понимают.

- Вот и они себя считают деревьями, что в этом плохого? - Жена Нила достала ещё одну лепешку, подложив её поближе к Нилу. – Ешь, а то и, правда, они испортятся. – Жена Нила посмотрела в глаза Нила, после чего тот усовестился и взял лепешку. – Вот видишь Рябчик, Нил её ест.

- Ну вас, всё у вас запрограммировано. Ты печешь лепешки, мы их едим.

- А ты не ешь, ты ешь от других лепешек.

- Так ведь других-то нет, - Рябчик взмахивал руками, изображая полет рябчика. Он часто-часто мотылял руками, вздымая и опуская их, словно находясь в танце шмеля.

- Садись вкушать, - Нил осуждающе посмотрел на баловство Рябчика.

- И вулкан наш стал не тот, что раньше. Не вулкан, а вулканчик местного значения. Даже обидно за него. Не тамдыр или тамдур, а печь с горнилом. Мелочь неважная.

- Что же ты бурчишь, неугомонный? Сядь и ешь! – Нил притянул Рябчика.

- Вот так напрасно, даже очень напрасно, я же не ребенок какой, чтобы меня насильственно кормить, - впрочем, лепешку Рябчик взял, чавкая ртом, кривляясь, словно был маленьким ребенком, у которого недавно выросли зубы.

Жена Нила рассмеялась, смотря на Рябчика, а тот стал еще смешнее запихивать в себя лепешку, вываливая часть пережеванного изо рта. Доев лепешку, Рябчик протянул руку ещё за лепешкой, но есть её не стал, а запихнул в рубашку.

- Вон, посмотрите на него, - Рябчик указал рукой на Вольфа, - он  сейчас упадет!

И действительно Вольф споткнулся, и камень полетел вниз. Вольф больно ударился локтём, из его рук вылетели растения.

- Вот, сеять начал! - злобно выговорил Рябчик, беря ещё одну лепешку.

- Гусям понесешь? – жена Нила смотрела на действия Вольфа, комментируя предполагающиеся действия Рябчика.

- И понесу.

- Так они же не жрут.

- Все равно понесу. Этот, как его там, турист, сено рассеял. Слабоумный он, не такой как мои гуси.

- Ступай, не мельтешись, мешаешь, - отправил Нил Рябчика.

Тот искоса посмотрел на Нила, и отправился к гусям, размахивая руками, подражая их попыткам взлететь. Но, что те, что он, не могли взлететь, о чём все знали, и как-то смирились с их глупыми попытками преодолеть притяжение Земли.

Вольф лежал на земле, не понимая, что произошло. Он воспринимал собранные растения, как камни, а поэтому не понимал, почему они мнутся в его руках. Он поднимал траву, поднося к лицу, странно улыбался, и отбрасывал от себя.

- Сеет бедненький, - Рябчик подошел к Вольфу. -  Что, сеешь? Думаешь прорастет? Бедолага!

Вольф посмотрел на Рябчика, так как смотрят маленькие дети на родителей.

- Думаю, - как-то очень жалобно ныл Вольф.

- Ну, думай, турист. А ты что не помогаешь? – обратился Рябчик к стоящей поодаль Кристине.

- Он сам справится, - отвлеченно произнесла Кристина, которой неинтересно было падение Вольфа, которой хотелось продолжать собирать камни, рассыпанные под её ногами.  Ей было некому отдавать собранные растения. Она ожидала момента, когда Вольф поднимется.

- Ну вас, пойду к птицам, они у меня ручные, я им крылья руками сделал!

- Да уйди ты, - закричал на него Нил.

- Усё, сдриськиваю!

Рябчик пошёл к небольшому загончику, где содержались гуси. Он зашёл внутрь, поймал самого жирного гуся, и стал кормить птицу лепешкой. Птица не сопротивлялась, понимала, что никак иначе ей пищу не получить - только из рук Рябчика. С детства своего гусиного привыкла к такому кормлению. Она открывала клюв, а Рябчик впихивал сухой хлеб и смотрел, как птица давилась, пытаясь пропихнуть хлеб по высушенному пищеводу.

- Ты пей малая, пей, - зачерпнул Рябчик ладонью воду и поднес её к клюву птицы.

Птица покорно зачерпнула клювом воду, и подняв клюв к небу, стала пить, пропихивая хлебную кашу в желудок. Рябчик с наслаждением смотрел на комок в горле гуся. Он придавил рукой место, где образовалось уплотнение.

- Так ты ничего не съешь, так ты в моей власти. Захочу, издохнешь в суп. - Он держал птицу, которая трепыхалась, задыхаясь от недостатка воздуха.

Рябчику было жаль птицу, но ему хотелось увидеть её мучительную смерть, так что он держал её за шею, пока она дергалась, а потом открутил ей шею. Позвонки хрустнули, и птица повисла в руках.

- Видели! Видели! Я вас также порешу! – злобствовал Рябчик, показывая перепугавшимся гусям мертвого гуся. – То-то, я ваш царь, я ваш Бог. Сидеть смирно, а я кровь солью!

Рябчик вышел из вольеры, направившись к кухне, похожей на кухню первой стоянки Нила, где, взяв ножик, распорол тело гуся на две половины. Кровь медленно потекла на землю, так как не было сердечного напора. Рябчик смотрел на кровь, которая капала на землю, сокрушаясь о том, что забыл подставить миску в место её стечения, чем лишал себя возможности попробовать гусиной крови.

- Ты садист! – с упреком крикнула ему Кристина, подходя к месту, где Рябчик разделывал птицу.

- Да, я садист! Мне нравится, и им нравится! А что здесь плохого? Всё равно они должны в пищу попасть! А мне так вкуснее будет их есть, вспоминая об их мучениях!

- Смерть не всегда мучения, - злилась Кристина.

- Уж чтобы ты понимала! Смерть - облегчение от мучений, а для гуся смерть это смысл существования, поэтому он умирает радостно. - Рябчик уставился в разрубленную тушку гуся. – Правда, гусик? Ты мучился? Мучился, - за гуся ответил Рябчик. – А я тебя избавил от мучений. Посмотри на них, они гуси, они птицы, а я им крылья подрезал, когда они были маленькими. Они летать не могут, и мучаются, глядя на пролетающих полноценных гусей, когда те пролетают над нашей горой, в поисках юга. А теперь он не мучается, потому что не думает.

Кристина не стала слушать бред Рябчика, оправдывающего насилие, и пошла к Вольфу, который так и не смог  подняться с земли.

- Кристина, ты понимаешь, мы с тобой не камни собирали, а растения! – воскликнул Вольф, рассматривая траву рассыпанную рядом с ним.

- Какая разница, что в этом месте собирать? Растения, камни, любовь, смерть - всё едино, всё только о себе думает. Вот ты держишь травинку, она сквозь камень пробилась, высасывая из него каменные соки, думая только о себе, а камень пытался придавить травинку, так как она ему мешала, и получается, что мы собрали траву, освободив камень от притеснения, хотя мне трава больше нравится.

- Верно, всё верно, - встал Вольф на ноги, отряхивал с рубища пыль гранита гор.

- Верно, не верно, верно, не верно. Череда смешивающихся фаз Луны - Солнца. Вольф тебе, что больше нравится, лунный свет или солнечный?

- Мне всё нравится, а ночь нравится, потому что ты лежишь рядом, и я могу прижаться к твоему теплу, наслаждаясь грудями.

- И мне больше ночь нравится, в ней как-то всё понятнее, больше чувствуешь.

- Может мы с тобой сейчас, днем, при свете?..

- Может и при свете.

- Так пойдем! – Вольф подошел к Кристине, обняв её за талию, невидимую сквозь надетую одежду.

Они пошли искать место, где никто не мог помешать наслаждениям. Они шли, не замечая, как за ними крадется человек-растение, которому было интересно, так ли он занимается любовью с растением-человеком, как люди или иначе. Он пытался понять, что было в их любви такого, чего не было в его любви к растению, живущему, как он полагал, в его теле. Он подумал, жизнь гораздо умнее его самого, стремившегося познать существо жизни, соединив себя с растением.

Он совал конечность в воду, ожидая, когда рука начнет пускать корни. Он шевелил пальцами, размышляя над их игрой в преломляющейся поверхности воды, ожидая, когда они начнут прорастать корнями. На пальцах появлялись белые отростки ногтей, в которых человек-дерево видел начало новой жизни. Он отгрызал ногти, оставляя их плавать в воде. Они тонули, задыхаясь от недостатка кислорода, тогда человек-дерево поднимал их на поверхность, высушивал, и опять опускал в банку с водой.

Он приносил банку, в виде даров женщине-растению, отдавая её с закрытыми глазами. Она никогда не принимала его дара, так как находилась в вечном покое суеты тела. Впрочем, этот отказ не мешал ей совместно опыляться с мужчиной-деревом. Они становились поодаль, раздевались и ждали потоков ветра, которые должны были принести пыльцу других растений. Они ловили их ртами-пестиками, высовывая языки как тычинки, и ждали появления новой жизни. Когда они замерзали, подходили друг к другу и прижимались телами. Он возбуждался, она тоже, и тогда они трогали руками-ветвями тела, ласково ощупывая сокровенные человеческие места. Они всегда стояли, когда любили. Они никогда не делали это лежа, так как считали, что так они станут валежником, который собирают люди; собирают для того чтобы сжечь в костре. Дергающееся стояние их быстро утомляло, они перестали есть пищу, пытаясь пятками накормить тело, всасывая соки земли.

- Здесь мало соков - все соки в долине.

Они никогда не были сыты, они всегда голодали, также как и деревья в этой местности. Они, также как и деревья стали худыми и прочными. Они стали негнущимися. Земля гор не принимала их тел, она не хотела делиться драгоценной влагой скал, поэтому и любовь никогда у них не получалась.

- Надо есть.

- Соков мало.

- Надо пить.

- Я окрашусь.

Человек-растение смотрел в переплетение тел Кристины и Вольфа, завидуя их движениям, особенно частым вздыманием зада Вольфа.

- Они не валежник, - подумал человек-растение, подойдя вплотную к телам любовников.

Он смотрел за наслаждением, а они не видели его, увлеченные бездумной игрой тел.

Он потрогал камень, за которым прятались Кристина и Вольф, камень был холодным, безжизненным, голым, как и тела Кристины и Вольфа.

Он закричал, как кричит дерево, которое срубили.

- Ты чего? – испугался Вольф, прекратив двигаться.

- Ты, ты, ты… - Кристина не знала, как скрыть позор обнаженного тела.

- А что я? Что? Вы же не стесняетесь камня! Вы не стесняетесь дерева, под которым вы это делаете, развращая его ветки. Вы не думаете о том, как возбуждаете дерево! А камню на вас плевать, я это чувствую.

- Вольф, прогони его! – потребовала Кристина, прикрывая рукой груди и низ живота.

Вольф встал, и подошел к человеку-дереву. Тот застыл, растопырив в стороны руки.

- Тут такое дело, ты уйди! Богом прошу, уйди а…, ну надо, - Вольф не хотел причинять боли человеку-растению, поэтому не трогал его, а человек-растение хотел прикосновений к телу.

- Друиды, они всегда прижимались к телу дерева, к его стволу, черпая оттуда молодость и силу. Обними меня, я отдам тебе свою силу! – человек-дерево окопался в граните, доказывая всем видом, что он корневое дерево и его не сдвинешь болтовней и словом.

Вольф с досады пнул человека-дерево и тот недовольно зашелестел пальцами, похожими на грязные корни деревьев.

- Вонючка, будешь мешать, я тебе зубы выбью. Растение он! - Вольф пошел к Кристине. – Он не уйдет. Уйти придется нам. Я люблю тебя, ты же знаешь... Но так я не могу - он мне мешает.

- А сын Нила не мешал? – в голосе Кристины было сомнение насчет любви Вольфа.

- Нет, он невинный, а этот извращенец, я видел, как он рябинку пытался изнасиловать.

Кристина встала с земли, понимая, что Вольф больше её не хочет, но желание Вольфа не исчерпалось, поэтому он стал крутиться вокруг Кристины, склоняя её к продолжению в шатре Нила.

- Мы попросим Нила с женой выйти, а сами используем образовавшуюся пустоту, заполнив её любовью.

Кристина посмотрела на Вольфа страстным взглядом, в котором было сомнение, согласится ли жена Нила уступить своё логово для чужой любви. Вольф, разгадал её взгляд, побежал в хижину Нила, где никого не было.

- Иди ко мне любимая, они нас слышали.

Вулкан затух, оставив теплое жерло, наполненное лепешками, которые жена Нила приготовила, для того, чтобы вечером раздать голодным существам.

Вольф набросился на Кристину, словно дикий вепрь. Он мял её тело, наслаждаясь его податливостью, и хоть он делал больно Кристине, но она терпела.

- Так было, так будет, - шептала она, отдаваясь во власть страсти.