ВОСЕМЬ ДНЕЙ МИЛОСЕРДИЯ

                                                          Ничто более не отражается в своем  истинном  виде  ни  в  зеркале,                                                              ни  в пропасти, которая являет собой  ни  что  иное,  как  раздвоение                                                            сознания  к бесконечности.                                                                                                                                                               Жан Бодрийар     Часть первая.  Монолит разделенный временем.   1.           День первый. …можно назвать обычной встречей незнакомых людей… …что-то было такое, что настораживало. Не разговаривали - пожали руки и отвернулись. Из привезенных вещей, разрешили взять только теплые вещи, ручку и блокнот. Даже карманный фотоаппарат положили в камеру хранения. …было ещё что-то - что-то такое особенное, что, не помню, что-то особенное. Наверное, что-то неважное, сразу невероятно злящее – непонятностью, бессмысленностью. Мы отправились в горы. Повсюду размазалась грязь - противная, липкая, скользкая. Она проникала в ботинки, противно чавкая, заставляя ноги омерзительно мерзнуть, но я не обращал на это внимания – я сконцентрировался на том, чтобы не упасть в мерзкую жижу. И это в середине лета! И это в месте, о котором говорили как о рае! Нет, это не рай - это настоящий ад - отвратительный, мерзкий... Я спросил у проводника, сколько ещё месить грязь? Вместо ответа он указал на вершины гор. Там, вдали, в тумане, вырисовывались смутные очертания серых громадин, нависающих безмолвным жемчужным ожерельем. От этой картины стало не по себе. Я подумал, на кой черт я сюда попёрся? На кой чёрт ехал в вонючем вагоне, сотрясаясь от злости и отчаяния? Сейчас мог нежиться в тепличной атмосфере первоклассной гостиницы, плескаться в море, одним словом наслаждаться. Так нет - тяга к бесплатным развлечениям затянула в авантюру. И врали всё! Врали, говоря об этом месте как о рае. Нет здесь рая – только грязь, в которой утону как в болоте, оставляя после себя только мутный воздушный бульк, рождённый протяжным предсмертным стоном-прощанием. Наконец спуск закончился. Возникла другая задача - карабкаться вверх по такой же мерзкой жиже, оставляя после себя следы, которые медленно затягивались грязью. И опять я ничего не смог рассмотреть впереди, я опять смотрел под ноги... Я спросил проводника, сколько осталось? Опять он ничего не ответил. «- Хам, - подумал я, - быдло. Я с уважением, а он… не соизволил повернуться». Если бы я знал людей, которые шли рядом, то наверняка высказал мнение о проводнике. Но я никого не знал - ни по именам, ни в лицо – в первый раз вместе. Долго шли молча. В угнетающей тишине. Пестрили следами, скрывающимися в жидком грязном месиве. Внезапно проводник остановился, а поскольку я шел за ним, то натолкнулся на него.  Он стоял, вслушиваясь в звуки гор. Там что-то происходило, испуская сварливый шум. Я не стал выговаривать проводнику, подумал, - пожалуй, хорошо бы вернуться обратно, прекратить путешествие, расставшись и с проводником, и с людьми, с которыми так и не познакомился. -  Слышите? – спросил проводник. -  Чего? – раздался голос женщины. -  Не чего, а что. Что мы должны слышать? – пробасил здоровенный мужлан, следующий за мной. -  Нет, ничего не слышите, – загадочно произнес проводник и, уткнувшись взглядом в грязь, повел нас в неизвестность. -  Я слышу. Какой-то странный шум. Внутри горы, – заметил я, но проводник проигнорировал мои слова, оставив их без внимания. Его поведение меня разозлило. Я решил отстать, поменявшись местами с мужланом.  Остановился, пропустил его вперёд и сразу, как только он прошел, попытался вклиниться перед женщиной. Она не пустила, и, пожалуй, сделала это не специально, а только потому, что не заметила меня. «- Что ж, - решил я, - пойду замыкающим, так будет лучше». Действительно, в этот раз я оказался на своём месте. Идти стало легче. Не было видно противного проводника, с его непонятным поведением. Да и дистанцию я смог отрегулировать так, чтобы видеть всё: и шедших впереди людей; и местность, окружавшую меня; и в тоже время смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться. -  Перекур, – выдал необщительный проводник, закурив сигарету. Я подошел к ним. Женщина и мужлан не курили, а это означало, что появился шанс сблизиться с туземцем. -  Мои спички промокли, дай прикурить, – попросил я и посмотрел в лицо проводника. Странно, обычно меня не интересуют лица людей, но его лицо, сморщенное, с вздернутым носом, тонкой полоской губ, меж которых всунута сигарета, заинтересовало меня. «- Такое лицо можно встретить только на картинах Босха», - подумал я, взяв зажигалку. Я прикурил, размышляя над поведением проводника, и многое стало понятно. Он урод с рождения, нелюдим, но не дурак - значит, всё понимает, и не нуждается в моём мнении о его внешности. Ну да ладно, приведёт куда надо, и слава Всевышнему, а там пошел он ко всем чертям в преисподнюю. Но всё же, какой обман! Ловко меня провели обещаниями рая поднебесного, а вместо рая - всеобщая грязь, которую я размешиваю, боясь сгинуть в её пучине. Выкурив сигарету, проводник повёл дальше. -  Стой! – раздалось вдали. Я посмотрел вперед, но за спинами ничего не было видно. Странное дело, мои спутники  не думали останавливаться. -  Стой! – повторил голос. -  Эй, проводник, - закричал я, - ты, что ничего не слышишь? Кто-то нас останавливает. Проводник остановился, повернулся и тихо спросил. -  Ты что, что-то слышал? -  Да, слышал. – Наконец-то этот олух обратил внимание на меня. – Я слышал голос, который приказал остановиться. Женщина посмотрела на меня как на идиота, но промолчала, так как сомнение поселилось и в ней - вдруг и правда я что-то слышал? -  Тут не пойдем, мы свернем. Вы не беспокойтесь, так даже короче будет, а обувь у вас, как я вижу, совсем запачкалась, не будем её беречь, – извиняясь, произнёс проводник, добавив, - обычно здесь всегда так, окрики слышат не те, кто идет впереди, а тот, кто идет последним. У нас тут так - камни, эхо. Он извинялся! Он повел нас сквозь колючий кустарник, росший вдоль тропинки. Он не стал сильно удаляться от дороги, а просто повел параллельно ей. Мне это не понравилось. Я стал брюзжать про себя, зачем сообщил, что слышал голос, мог промолчать. Идти было легче там - не здесь, продираясь через нелепые выросты, облепленные колючками. А проводник шёл сквозь колючие заросли, совершенно не обращая на них внимания. Хотя… я разглядел, один из кустов полоснул его запястье колючками, на руке появились пятна крови. А впрочем, нет мне никакого дела до его боли, самому бы прокарабкаться невредимым сквозь мерзкие заросли. Стало смеркаться. Вместе с заходом солнца обрушились стаи голодных комаров, впивавшиеся в плоть заточенными хоботками. Я отмахивался, чем только злил маленьких тварей, размазывая грязь по одежде, вместо насосавшихся кровью паразитов. Впереди шёл проводник, совершенно не обращая внимания на жужжащих тварей, что привело меня в неистовое состояние ненависти к уродливому супермену. Да кто он такой, чтобы решать, как нам идти, тем более, рядом я видел чистую от колючек тропинку. А он всё шёл и шёл, оставляя нас позади, как будто нас вообще не существовало. Плевать на него! Я сверну на чистую тропинку! Туда, где не будут хлестать ветки, туда, где нет комаров, с их длинными хоботками, раздирающими кожу через ветровку и джинсы. Я так решил. Оставив попутчиков впереди, я вышел на чистую от кустарника тропинку. И действительно, комары перестали терзать моё тело. Я с определенным удовлетворением смотрел, как мелкие твари впиваются в лицо женщины. Я шёл спокойно, а они продирались сквозь мучения. «- Так им и надо, - думал я. - Доверчивые, слепые котята, верящие всему, во что верить не стоит. В то, что нужно подвергать сомнению - да что там сомнению - просто держаться подальше от проводника!» Шаг, еще шаг, свобода движений, - свобода, скованная необходимостью следить правильно ли я иду, не свернули ли они с маршрута? А куда они свернут, если все дороги ведут в одно место? В этом я уверен. Я настолько доверял интуиции, что шёл, даже не смотря за их продвижением, полностью отдавшись  воле тропинки. Стемнело. Я включил фонарик, осветив небольшой клочок дорожки. Попутчики вышли на ту же дорожку, по которой я так долго шёл в одиночестве. Не знаю, заметили они меня или нет, но вида не подали, что оставляло шансы их самолюбию поверить в правильность моего пути. «- Глупцы, - подумал я». Вернувшись в строй, я полностью положился на них, точнее на то, что я последний, а значит, спасусь в любом случае, после того, как на них что-нибудь свалится. К счастью ничего не свалилось. Они шли, оставляя мне право наблюдать за их неловкими движениями. -  Пришли. Стойте - я всё устрою, – сообщил проводник, уходя в темноту, в которой, как мне показалось, ничего не было. -  А он странный, – сказала женщина. Было видно, её нервы на пределе - ей требовалось снять напряжение пустой болтовнёй. Мужлан естественно ничего не ответил, да и что он мог сказать, поглощенный в огромное тело, наверняка снабженное куриным мозгом, в котором если и появлялись мысли, то только тогда когда он хотел есть. Кстати, есть я тоже хочу, все-таки пять часов дороги в горах, на чистом воздухе. -  Интересно, ужин будет?– Не согласуясь с предложенной темой разговора, спросил я. Женщина посветила в лицо, ослепив меня. -  Кристина, – сказала она, протянув мне руку. -  Да, нас не представили - Вольф. Меня Вольф зовут, а вас? – обратился я к мужлану. -  Григорий. Так мы познакомились. В этом новом сочетании имен и ставших знакомыми лиц, было какое-то несоответствие. Например, я бы предпочел, чтобы мужлан вместо имени Григорий, произнес – мужлан, а женщина представилась женщиной. Так всё было бы на своих местах, всё было бы ясно и понятно, но вот сейчас всё стало иначе, пришлось прикладывать к их именам имеющиеся знания о других людях с такими же именами. В моём восприятии люди никогда не бывают полностью индивидуальными, они обязательно на кого-то похожи. Их похожесть - есть мой жизненный багаж. В нём есть образы Кристин и Григориев, и есть что-то такое, что вполне соотносится с моими спутниками. С голосом Кристины я могу сопоставить голос одной знакомой, в котором проскальзывали знакомые интонации. Другого, знакомого Григория, напоминал этот Григорий своей манерой махать правой рукой. В принципе не так уж много совпадений, но их вполне достаточно, чтобы наложить стереотипы первичных владельцев на этих людей. А вот им пришлось помучиться, вспоминая знакомых Вольфов. Наверняка они думают, интересно, почему он носит именно это имя? Среди моих знакомых не было ни одного человека с подобным именем, и, наверное, у них нет ни одной ассоциации с моим именем. Опять молчали. Я включил фонарик, который дальше чем на три метра ничего не освещал, а то, что было дальше, размазывалось светом, искажающим предметы. Кристина присела на рюкзак, она устала, - пыталась восстановить силы, чтобы добраться до какого-нибудь здания, в котором можно нормально переночевать. Проводник не приходил. Я напрягал слух, пытаясь разобраться в том, что скрыто от  глаз. Мне показалось, впереди послышался скрип открывающейся двери, какие-то голоса и шаги в нашу сторону. Вместо проводника подошел молодой человек, на голове которого был надет капюшон, не позволяющий рассмотреть лицо. -  Идите за мной, – всё, что он сказал - даже не поздоровался. Это не вежливо, хотя какая вежливость может быть здесь, в горах, где комары имеют наглость впиваться сквозь толстые джинсы, игнорируя, что к ним несётся рука, и не здороваться, а прихлопнуть. Мы пошли за парнем, наступая в лужи, стремясь попасть в дом, в уют, в то, что для каждого из нас стало необходимостью. Путь занял минут пять. Мы светили фонариками, пытаясь рассмотреть в ночной тьме, спину проводника. Наконец он подвел к какой-то скривившейся избушке, с крышей из тростника, от которой пованивало гнилью. -  Неужели мы будем здесь ночевать? – я не удержался и выразил недовольство. Да какое там недовольство, я был совершенно расстроен. -  Не нравиться - спи на улице, – нахально заявил проводник, открывая дверь домика. Оттуда повеяло затхлостью и мочой, отчего стало совсем противно. Кристина, как и я, возмутилась. -  Мы что будем ночевать в этом месте? Нет, я лучше на улице. -  Как хочешь - оставайся здесь. Ну, кто со мной внутрь? – Издевался парнишка, понимая безвыходность нашей ситуации. Григорий прошел, совершенно не ощущая вони, которая буквально стояла в избушке. Дверь закрылась, оставив меня наедине с Кристиной. Он ушел, этот здоровый мужлан, на лице которого произрастала шерсть неандертальца, сваливаясь в густой бороде в рыжеватые завитушки. -  Лучше места не найти, придётся ночевать под открытым небом, – заявила Кристина, раскрывая рюкзак. -  Но как тут спать? Я не понимаю. Пусть нас в какой-нибудь дом получше пристроят, – я понял - я оказался в самой глупой ситуации в своей жизни. Раньше путешествия проходили под покровительством четырех или пяти звезд, в номерах гостиниц, в которых пахло дорогими аэрозолями, морским воздухом. Я даже не мог предположить, что место, отрекомендованное как рай, может содержать подобные строения, воздвигнутые в эпоху раннего неолита, и с тех пор исторгающих запах времени. -  Ерунда, - произнесла Кристина, раскладывая спальный мешок. – Я к не таким условиям привыкла, и в не таких условиях бывала. -  Тебе хорошо, у тебя есть мешок, а как мне быть? -  Он на двоих. -   На двоих? -  Да, ты можешь залезть в него - вдвоем будет теплее. Идея оказаться с незнакомой женщиной в одном спальном мешке, показалась интригующей. Я представил её фигуру, её мягкость…, - она мгновенно отреагировала. -  И без всякого рукоблудства – не то выгоню, – пресекла мечтания Кристина. Глупо, конечно же глупо отказываться от её предложения. Она права, не стоит в первую встречу портить взаимоотношения сексом. Проще заснуть, оставляя вне понимания эту ситуацию, а завтра потребовать отвести меня назад на станцию, и уехать отсюда, сославшись на невозможность пребывать в таких условиях. Я снял ботинки и полез в мешок, оставив место для неё. -  Ты сумку под голову подложи, – предложила Кристина - я забыл - цивилизованный человек спит на подушке. -  Подай, пожалуйста, - попросил я. -  Вот  вы все такие мужики, требуете почета и уважения, а сами неспособны позаботиться о себе. Держи. – Она бросила в меня сумку. -  Спасибо. – Я хотел добавить, что никакого уважения не прошу, оно мне не нужно - я завтра отсюда уеду. Мне вообще плевать на них, на их пустяшное мнение. Как только Кристина залезла в мешок, дверь дома отворилась, и оттуда вышел парнишка с фонариком. -  Что, уже пристроились? Смотрите, ночью здесь холодно, все-таки горы, - предупредил он, уходя в ночное ничегоневидение, оставив нас в единстве с темнотой. Я лежал на спине, ощущая, как какой-то мерзкий камешек впивается в кожу. Я чувствовал его граненую поверхность, специально заточенную чтобы мучить меня, но боялся пошевелиться - Кристина могла неправильно истолковать движения моего тела. Мучения продолжались, и через десять минут я понял, - больше не могу стерпеть боль. Я осторожно засунул руку под спину, надеясь сковырнуть камень через плотную ткань спального мешка. Как только я зашевелился, тело Кристины напряглось, стало каким-то неподвижным, нежизненным. Но мне необходимо удалить камень из-под спины. Еще миллиметр, и я бы достал мерзавца, ощупывал бы его периметр, пытаясь определить в какую сторону его стоит двигать. Неосторожно я толкнул локтем Кристину, но её тело никак не отреагировало на моё движение. « - Странно, - подумал я, - она могла возмутиться». Но не это было главным в моем положении, - проклятый камень оказался не так прост, как казалось. Камень оказался верхушкой глыбы, вросшей в землю, и которую надо выкапывать с помощью экскаватора. Я попытался перевернуться на бок, вытащив руку из-под себя. Противный камень сохранил своё удовольствие, продолжая доставлять мне омерзительно нудную боль. - Ты перестанешь ворочаться? – неожиданно произнесла Кристина. - Понимаешь, тут такое дело…, в общем, подо мной камень. - И что? Ты что такая неженка, что не можешь заснуть на камне? - Не знаю, не пробовал, – набравшись наглости, я повернулся на другой бок, лицом к Кристине, почувствовав - так камень не мешает моему телу. - Вольф, а как ты оказался в экспедиции? – спросила Кристина, осознав, что я не являюсь членом геологического сообщества. - Случайно, – честно признался я. – Уговорил знакомый, пообещав - здесь рай земной. - Здесь рай? Да это самое адское место на всей планете! – Кристина приподнялась на локтях. – А твой знакомый случайно не спит с твоей женой? - У меня нет жены. - Тогда он должен тебе? - Нет, это мой хороший знакомый, пожалуй, самый лучший знакомый, – обиделся я, да и как можно называть моего знакомого должником в такой ситуации? - Тогда он тебя не любит. - А почему он должен меня любить? Он просто хороший знакомый. - Значит, ты поехал сюда без контракта, без оплаты всех твоих… - Какой оплаты? Слава Богу, я не плачу. - Ну ты и дурак! После этого заявления мне совершенно расхотелось общаться с ней, я отвернулся  предпочёв общение с камнем, её хамству. Да и потом, как можно не доверять мнению Стоуна, если предыдущие рекомендации оказались верными? Поездки организованные им доставляли удовольствие, всегда я получал то, за что платил. «- Надо было сказать ей об этом», - посоветовал внутренний голос, но общаться с ней не было ни малейшего желания. Ещё через полчаса, я понял - терпеть невыносимое нытье в боку выше моих сил, я перевернулся на правый бок. К удивлению Кристины не было. Я ощупал место, на котором она лежала, почувствовав остатки тепла её тела. -  Кристина, Кристина, ты где? – тихо позвал я. Невдалеке раздался тихий хруст опавших листьев. Этот звук заставил меня вылезти из спального мешка и отправиться на её поиски. Все вокруг было покрыто мраком ночи, сквозь который я ничего не различал, и всё же мне удалось добраться до хибарки. Наверное по запаху - жуткая вонь помогла ориентироваться в пространстве. В этом домике кто-то шевелился, чем-то шелестели, раздавались голоса людей. « - Как странно, - подумал я, - а ведь это голоса знакомых людей». Не близких знакомых, а так мимолетных встречных, коих бесконечно много бывает на жизненном пути каждого человека. Я подошел к окну. - …бери хлеб, вот сало. Наливай по полной – не жадничай! – басил Андрей. - Спасибо, непременно, – ответил Егор. - Ну и мне наливай, – произнес человек, которого я знал под кличкой Ерша. Имени его не помню - все называли его Ершом. Вот так Ерш да Ерш, и никакого имени. А ведь как-то его звали, но я не помнил. Раздался легкий звон стекла по стеклу, - они распивали какой-то напиток. Странно - они собрались в месте, куда я попал по глупости, а они…, они люди другого сорта. Они рассудительны, они не предпринимают ни одного шага в жизни, без четкой оценки шансов на извлечение прибыли. Странно, что они здесь… …но не важно. Значит, есть  причина… …она мне интересна, и не узнаю её непосредственно у них, - они посчитают меня человечком малозначимым, пожалуй, бесполезным, даже бессмысленным. Почему? Просто – я турист, во мне нет их основательности, их денежности… - Хороша! – Ерш поставил опорожненный стакан на стол. - Хороша не то слово! И вязкость в ней есть, не то, что в городской, – басил Андрей. Андрея я встретил лет десять назад, и насколько я помню, тогда он не басил, тогда он говорил другим, мягким, просящим голосом. -  А мне что-то не пошло, я, пожалуй, из другой выпью, – церемониально произнес Егор. Ого! Его я тоже знал по другому голосу, да и раньше он говорил как-то скомкано, не так как все, и порой понять, что он говорит, было крайне затруднительно. Сейчас напротив, он говорил отчетливо, ясно. Так говорят только люди уверенные в себе, в своих силах, в своих нескончаемых возможностях. Какая перемена, а я и не знал… -  Ну как, у нас все в порядке? – пробасил Андрей. – Да ты не ухмыляйся Ерш - знаю, у тебя-то все в порядке, а вот наше дело, как оно? -  Это мой милый, я должен у тебя спрашивать про наше дело. Нескладно получается, да и почему ты у меня отчет спрашиваешь, ужель теперь ты главный? -  Ерш, Ерш, успокойся, ну ляпнул человек глупость и что - всю ночь возиться будем? Нет, дорогой мой человек, предлагаю не горячиться, а воспринять нашу встречу, как что-то сверхъестественное, а по сему без всяких выяснений и разногласий – как раньше. Согласны? Ну так значит, начну значит я, – разговорчивость Егора? Странная штука, раньше он казался молчуном - себе на уме. Бывало молчит и молчит, слово из него не вытянешь, а тут вон какая тирада. Странно, всё очень странно. – Из моего направления деятельности я смог сделать два вывода. -  О каких выводах ты говоришь, если у тебя всего времени на всё про всё было пару недель, ты не выводы, ты факты выкладывай, – перебил Андрей. -  Какой ты несносный, прям как я в молодости, – поддел его Ерш, в отместку за его предыдущее выступление. В это время по моей ноге что-то скользнуло. Я был вынужден опуститься на колено проверить, что с ногой, так и не услышав, о чем рассказал Егора.  Я потрогал ногу, и обнаружил вязкую слизь, растекающуюся вниз от коленки к ступне, проникающую сквозь плотность джинсовой ткани. От всего этого ужаса лицо исказилось гримасой брезгливости, а рука рефлекторно стала дергаться, очищаясь от слизкой гадости. Я обтер руку о землю и снова поднялся на ноги. Теперь в комнате горела свеча, позволяя рассмотреть лица людей. Ближе к окну сидел Андрей, почему-то в шляпе со вставленными  перьями, из-под которой высовывался крючковатый нос. Напротив сидел Ерш, а справа от Андрея находился Егор. Вся троица имела вид заговорщиков, что еще сильнее возбудило мой интерес к сборищу. « - Теперь, чтобы не случилось, я буду слушать их разговор», - настолько сильно меня заинтриговало их поведение. И как назло они молчали. Я внимательно смотрел на своих таинственных знакомых, которые в отличие от меня не смущались вонью помещения, и, по-моему, им там нравилось. Не знаю почему, но мне показалось, что они являются частью этого строения и сами испускают вонь. «- Гады, - подумал я, - совершенно точно гады, и все вокруг них гадское». Потом я остановил свои мысли, поймав себя на том, что думаю о них как о гадах, только потому, что они молчат, а я жду от них каких-то слов, объясняющих их присутствие в этом месте. Чем дольше длилось их молчание, тем сильнее работал мой мозг, пытаясь сопоставить причины, почему всё это сообщество, ранее незнакомое друг с другом, оказалось здесь, в этой местности. И почему им хорошо, а мне нет? Почему за то краткое время, что я ощупывал свою ногу, они успели сообщить друг другу все новости? Сколько же я ощупывал ногу? Может минуту, а может две? Но не более…, и этого времени им хватило на рассказ обо всех своих новостях, что означало лишь одно, новостей у них мало. А потом пришла мысль, что они все в чём-то похожи. Нет не во внешности, это точно: Андрей высокий, стройный красавчик, в отличие от Ерша, маленького, но очень плотно сложенного человечка, со слащавым лицом, на котором помещались узкие, хитрые, подлые глазки. Да и Егор по сравнению с Андреем смотрелся так себе: его длинные руки, опускавшиеся ниже колен, смотрелись как лапы орангутанга, а вечно небритое лицо так  вообще походило на лицо мартышки. Но все же что-то в них общее…, или в их поступках. Стоп, что я знаю об Андрее, с которым познакомился более десяти лет назад? Он занимался какой-то коммерцией, потом прогорел, взял кредит, бросил семью, ради того, чтобы жениться на банкирше. Естественно она простила долги, а вместе с тем приобрела какой-то банчок, после этого его жизнь остается загадкой, так как с той поры как он оставил двух детей, я с ним не общался. Теперь о Ерше. Этот типчик тоже был женат, когда я с ним познакомился, потом развелся и вновь женился на женщине с капиталом. Его детей я не знал. Да и его жизнь мне была не интересна, знаю - подлец не более того. Теперь Егор. Что он такое? Он вполне удачливый человек, владеющий строительной конторой, с огромным оборотом, и вроде бы всего достиг сам, медленным и очень кропотливым трудом. Но стоп, и он разведен, и он что-то такое сделал, что позволило ему выкарабкаться из обыденной жизни, поднявшись на её вершину и, скорее всего он сразу женился на женщине с возможностями. Так, этих сведений достаточно, чтобы найти общность их жизни. Все они альфонсы! Вот что! вот что их объединяет! и, разумеется, они о себе так не думают, считая себя очень важными, а главное успешными персонами, перед которыми все должны преклоняться. Правильно сказано: человек есть ложь. Они и есть типичные представители самодовольства лжи. Они и себя убедили в своём превосходстве над остальными… лживыми созданиями… Я не такой, я лучше, я не вру…, себе по крайней мере. И я осознаю свою ложь остальным. Нет, нет - себе. Мне кажется я не вру сам себе, перед самим собой я честен. А, следовательно… Вот что…, - я преклоняться пред ними не намерен, для меня они пустое место, не стоящее внимания…, да и все их деньги, это только дьявольская оплата их подлости. Ложь за ложь. Всё, дальше не интересно, дальше я пойду к Кристине, и усну …, и плевать на них, на их разговор, да и на их затеи в этом краю. Всё равно завтра я уеду отсюда. А они пускай остаются здесь - среди всей своей дождливой пакости. Вернувшись к месту, где лежал спальный мешок, я осторожно залез в него, не задевая спящей Кристины. Интересно, как она оказалась в этом месте, и неужели её не заинтересовало моё отсутствие? Да и какое ей до меня дело? Тем более завтра я отсюда уеду… Но этот камень…, он не давал уснуть, впиваясь в ребра, проникая к костям сквозь мягкие ткани тела. Как мне показалось, с момента, когда я ушел за Кристиной, камень вырос и заострился. Теперь он не давал мне покоя даже на левом боку, продолжая методично впиваться в моё тело. Весь в поту от мучений я вылез из мешка, решив, что выспаться мне не суждено, что лучше я буду сидеть рядом с мешком, чем снова в него полезу, да и потом – я отосплюсь в поезде,  когда уеду отсюда, из этого богом проклятого места.