ВОСЕМЬ ДНЕЙ МИЛОСЕРДИЯ

Шестой день. Утро

Вольф и Кристина стояли посредине рассвета, смотря на первые лучи света. Я стоял поодаль, смотрел на них, радуясь, вместе с ними, их чувству любви. Я любил их, также как и они любили друг друга. Они знали о моей любви, они верили в неё, они жили ею. Всю жизнь, до того момента, как они стали единым целым. Мне было приятно, что именно я был причиной их единения. До этого я не видел людей объединенных одной душой.

Это так удивительно, видеть людей объединенных одной душой. Нил говорит, что он до сих пор не видел подобного чуда, но они об этом не знают. Они не знают о своём даре, они пока не знают. Сегодня я расскажу о новом даре людям. О да - сегодня я расскажу. Им так необходим этот дар - объединяться душами в единое целое. До сих пор они знали только краткое единение плоти, они испытывали удовлетворение от совокупления, но они совсем не знали, что такое единение душ. Да и я сам не знал, что они могут объединиться. Вот только сейчас и вижу их единство.

И это прекрасно.

Вольф повернулся ко мне. Он посмотрел мне в лицо, в мои глаза. Он направился ко мне.

- Ты всё это время смотрел за нами, скажи мне, скажи нам, как мы смотрелись вместе? Правда ли то, что мы стали единым целым?

- Правда, всё, правда.

- А те люди, о которых ты рассказывал внизу, они тоже стали едины?

- Ты имеешь в виду людей с зеленкой?

- Да.

- Ты сам у них спроси.

- Не хочешь за них отвечать?

- Дело не в этом, просто они лучше расскажут о своих ощущениях, и причинах своего выбора. Иди к ним, я отведу Кристину к жене Нила.

Мы расстались с Вольфом. Он пошел к людям, которые пожелали стать наполовину растениями. Я повел Кристину к матери, но в то же время я остался вместе с Вольфом, который шёл на поиски людей-растений.

Он двигался среди скал, рассматривая выросшие камни. Иногда он подходил к выросшим камням и поглаживал их рукой-крылом. Иногда он взлетал на них, чтобы насладиться видом сверху, поняв филигранные очертания каменных махин. Он смотрел на камни, понимая, зачем они растут, и я радовался за него, так как его понимание отличалось от моего знания. Он шёл не к камням, а к жизни.

Обход закончился. Вольф нашел одного из двух людей, чьи тела наполовину были растениями. Он подошел и поздоровался.

- Свадьба мне понравилась. Когда-то давно я, как и ты женился на лиственнице. Теперь живем вместе. Я и она, в одном теле. Теперь мы неразлучны. А почему ты разлучился с женой?

- Я не разлучен с ней. Я это она, какое бы расстояние нас не разделяло - она  это я.

- Так бывает, но это странно. Моя жена не смогла быть без меня, поэтому я отдал ей половину тела.

- Моя жена может быть без меня, потому что я это есть она, а она есть я. Мы объединены не телами, а душой.

- Для души нет расстояний.

- Для неё нет преград.

Они стояли посредине пустой площадки, окруженной лучами Солнца, в которых наслаждалась лиственница - жена человека, пожелавшего разделить с ней плоть.

- Меня раньше звали Вольфом, - представился Вольф, хотя какая разница, как его звали раньше.

- Я не помню своего имени. Оно раньше у меня было, но сейчас оно не нужно. Ты же не называешь деревья именами. Ты называешь именами только животных. Такова их участь. Я ушёл от проклятия, жить с именем. Я тот, кто не имеет имени.

- Это странно, очень странно.

- Тебя это пугает?

- Нет, что ты, конечно, нет. Так принято, называть друг друга по именам.

- Вот и зови меня другом.

Вольф взял друга за руку, за руку, чтобы подтвердить дружбу. Это очень древний обычай подтверждать чувства, трогая другого человека за руку. Растения так не делают. Растения наоборот - стремятся к одиночеству.

- А почему лиственница стала твоей женой?

- Я всегда искала покой, найдя его в суете человеческого тела.

Вольф принял ответ лиственницы и стал раздумывать над ним.

Я привел Кристину к жене Нила, которая пекла лепешки хлеба в жерле вулкана. Она брала нежными руками тесто, лепила округлые лепешки, и размещала их на поверхности стенок. Её руки…, как прекрасны они были, как величественно вздымали плоть теста, определяя ему место в горниле. Казалось, она совершенно не сомневается в месте, куда их крепить. Иногда лепешки отрывались от стен, уносясь в даль жара вулкана. Туда, где моментально сгорали, из-за чего по лицу жены Нила пробегала слеза, но она не останавливалась - у неё много детей, нуждающихся в утешении хлебом.

Кристина подошла к жене Нила, села рядом. Она взяла из чана небольшой кусочек теста, и стала помогать жене Нила лепить лепешки. Она видела ладные движения рук жены Нила и старалась уподобляться им, но у неё не получилось. Тогда она стала лепить лепешки по своей форме, ведь только у одной матери могут родиться одинаковые дети, так и Кристина рожала своих детей из теста, прикладывая их к стенкам вулкана. Но они плохо держались и поэтому отрывались, улетая в бездонность огня.

-  Кристина, крепче, крепче крепи лепешки. Старайся, чтобы у них появились пуповины от стены вулкана, иначе они будут падать, - руководила её действиями жена Нила.

Кристина ещё и ещё лепила лепешки, крепя их, как сказала жена Нила. Больше ни одной лепешки не упало в пропасть жара.

И вот первая лепешка её труда испеклась. Она нарумянилась температурой вулкана, став ярко оранжевой, как листва клёна осени. Кристина аккуратно, нежно взяла первую лепешку, и протянула её жене Нила, обязывая её попробовать свой первый дар жизни.

Жена Нила взяла лепешку, разорвав её на две части. Одну отдала мне, вторую Нилу, который встал за её спиной. Мы стали есть. Нил ел медленно, наслаждаясь неповторимым вкусом старания женщины накормить голодного мужчину. Он ел, и я видел, что ему нравится то, что он ест. Потом я стал есть лепешку, и мне понравился вкус. Потом жена Нила взяла кусок от куска Нила и попробовала лепешку.

- У тебя получилось, ты можешь.

Кристина, довольная похвалой взяла кусок теста, и стала лепить лепешки. По её лицу пробежала тень воспоминаний о Григории, но она прогнала их прочь, так как в этот момент ещё одна лепешка оторвалась от стенки вулкана.

- Печь хлеб жизни можно только со светлыми мыслями. Если у тебя падает лепешка, значит, твои мысли наполнились горечью жизни. Тогда остановись, прекрати, оставь на потом, на после. Приведи мысли в порядок, и только после этого лепи дальше, - посоветовала Кристине, жена Нила, протянув мне лепешку.

- Отнеси её Вольфу, он голодный.

Я взял лепешку и понес её Вольфу. По дороге я встретил вторую лиственницу, чьей половиной была женщина. Я взял её за руку, и попросил пойти со мной к Вольфу, чтобы она могла ему рассказать о своих чувствах.

Мы подошли к нему, когда он получил ответ от первого человека-растения.

- Я всегда искала покой, найдя его в суете человеческого тела.

- А я всегда искала действия, и нашла его в покое человеческого тела, - произнесло растение-человек.

Они редко были вместе, эти два существа, разделенные одним общим состоянием. Каждый сделал выбор, каждый был счастлив в выборе, и каждый по-своему воспринимал необычное состояние, давая Нилу повод для размышления об их жизни.

Нил стоял сзади меня, я чувствовал его дыхание, я слышал, как он играет ветром, давая ему разные направления. Вот он понесся вверх, затем стремительно опустился вниз, разбиваясь несуществующей плотью о скалы и о наши головы. Его падение было приятно, освежающе, ведь мы стояли рядом с Солнцем, опалявшем наши волосы.

Вольф принял ответы новых друзей, после чего оставил их наслаждаться светом Солнца, иссушающем влагу тел. Он пошел вниз, в пещеру, чтобы разжечь там собственный очаг благополучия.

Что было в пещере кроме тьмы, пока не пришел Вольф?

Летучие мыши, слушающие тишину пещеры, два саблезубых тигра, нянчившие потомство, остатки мамонта, съеденного тиграми, вот, пожалуй, и все, что было в пещере одиночества.

Вольф принес пылающую ветвь митра, которую положил на землю пещеры, из-за чего тигры исчезли, испугавшись величественной тени маленького человека. Он старался, когда раскладывал вокруг пылающей ветви очаг, над которым повесил колыбель надежды. Он так трепетно очистил пространство пещеры, что в ней появился свет Солнца, навестившего Вольфа в пещере.

- Заходи старый друг, принесший тепло и радость нового дня, - пригласил Вольф Солнце.

Теперь он мог пригласить в гости Солнце, ведь у него было место, куда он мог пустить гостей.

- Сейчас сюда придет моя хозяйка, чтобы накормить тебя лепешками. Ты голодно?

Солнце молчало, ему было непонятно, зачем Вольф так печется о том, чтобы ему понравилось в пещере, ведь оно привыкло безвозмездно отдавать тепло, ничего не требуя взамен. Вот и сейчас оно принесло радость света, совершенно не ожидая благодарности за своё даяние.

- Ты должно принять от нас дары, - прокричал Вольф, опускаясь перед Солнцем на колени.

И опять Солнце молчало, так как не нужны ему дары человека, оно само принесло дары тепла Вольфу, в знак благодарности, что именно под ним родился человек, способный быть благодарным Солнцу.

- Ты возьмешь от меня сына, когда он родиться. Я назову его твоим именем, он будет жить только для тебя. Он будет служить тебе и поклоняться. – Вольф встал на колени, протягивая руки, показывая, как именно его сын будет поклоняться Солнцу.

Но и теперь Солнце молчало, отдавая всего себя Вольфу и не рожденному сыну, ибо оно было благодарно Вольфу за существование человека, за то, что он принимает от Солнца частичку его самого, наслаждаясь в его лучах, радуясь его появлению.

Солнце подумало, что его ждут другие существа, вспомнив об обязанности и им отдавать частички себя. Оно вышло из пещеры, оставив вместо себя ветвь митры: гореть и греть пещерный воздух.

Вольф расстелил настил из листьев и травы, собранный возле пещеры. Он так торопился, что позабыл о том, что в пещеру надо принести воды. А до ближайшего источника он должен был идти пять минут. Он опомнился, вздрогнув всем телом, и побежал к источнику и стал набирать воду в ладони.

Он бегал от источника к пещере, перенося в ладонях воду, заполняя купель для сына, посвященного Солнцу. Он готовился к родам Кристины, которая закончила помогать жене Нила лепить лепешки.

Тесто кончилось, и она ожидала момента, когда последняя лепешка допечется в горниле вулкана.

- Когда я одна лепила лепешки, на это уходил целый день, теперь, я могу заняться другими делами. Спасибо Кристина, спасибо!

Моя мать взяла за руки Кристину и подвела её к чаше с водой, в которой омыла их, очистив от теста. Она отерла их пухом лебедя. Нежность пуха была приятна Кристине, такой нежности она не испытывала никогда в жизни. Кристина от удовольствия закрыла глаза, сразу оказавшись во тьме усталости.

- Можно я пойду к Вольфу, отдохну вместе с ним?

- Почему ты просишь разрешения? Я не могу указывать тебе. Только люди могут указывать друг другу, как равные равным.

Кристина пошла к мужу, тогда я нагнал её и отдал ей лепешку для её мужа, ибо только жена может кормить мужа.

Нил стоял сзади, я чувствовал что он одобряет мой поступок, так как есть голод удовлетворяемый размышлениями, и я позволил Вольфу думать, вместо того, чтобы есть. Теперь пришло время еды Вольфа, и несла её его жена, его избранница. Разве я мог вмешиваться в этот круговорот обязанностей?

- Ты пришла! Я так ждал тебя, моя Кристина, моя жена!

- Я пришла! Я скучала по тебе, по твоим рукам, по твоим ласкам. Я принесла хлеба земли нашей. Ешь его, ты будешь сыт!

Вольф бережно взял хлеб, разделив его на две части. Одну он вернул Кристине, и они стали есть хлеб земли, смотря на горение, сконцентрированного в ветке мирта, Солнца.

Они ели, радуясь вкусу хлеба, и я завидовал им - завидовал, как дети завидуют родителям, таким большим, таким всемогущим. Время шло, оставляя все меньше и меньше хлеба, который они съедали, не ощущая времени. Вот у них появился первенец, а они все ели и ели хлеб. Вот их первенец самостоятельно пошёл, без помощи родителей, вот он захотел быть охотником и поймал в силки первую птицу. Вот он подрос и стал воином, чтобы защитить родителей от нашествия саблезубых тигров, которых безжалостно истребил.

Они ели, пили, жили.

У них рождались потомки.

Вот они научились строить пирамиды, в которых они не жили. Они возводили огромные здания смерти, и в этом гомоне стройки проживали жизни, чтобы выбрать царя царей, которого вместо себя положить в узкое пространство огромной пирамиды. Вот они собирают огромную стену, которая защищает их жизнь от нашествия собратьев.

Я подумал, как же им сопутствует хлеб, данный женой Нила? Как же он их защищает, в их боли рождения?

Я был среди них - среди каждого из них.

Я не был среди них, ни дня не сопутствуя им.

Я был среди них, когда они радовались жизни.

Меня не было среди них, когда они злились.

Они научились убивать свои души.

Как Григорий, так и они не хотели больше жить. Или их души хотели смерти их тел? Я попытался разобраться, в том, что было изначальным желанием.

Я вернулся к Кристине и Вольфу, к двум спящим людям, насытившимися хлебом земли.

- Вставайте, ещё рано спать, ещё не начался новый день. Вам надо обойти владения, найти камни и посеять их - иначе нельзя, таков порядок.

Они поднялись. Нагие, прекрасные.

Они накинули рубища, согревшие тела от мороза пещеры. Мне показалось, что если бы я не подошел к ним, они бы замерзли - настолько сильным был мороз в пещере. Но я пришел, я разбудил их, этих великанов, которые тут же вышли из пещеры согреваться в лучах Солнца - Солнца жизни.

Я показал какие камни нужно собирать, как они выглядят, какой формы они должны быть, чтобы прорасти в горах, образовав новые каменные сады счастья - счастья запечатленного в камнях, напоминания о человеческом счастье. Это так важно оставить после себя воспоминания счастья.

- Бывает, что человек прожив жизнь не оставляет камня счастья, он чему-то радуется, но так и не способен прочувствовать глубину счастья. Он смотрит на необычные вещи, обычными глазами, закрывая разум от переживания счастья - знакомства с неизведанным. Бывает и так, что он знает, где скрывается его счастье, но всячески избегает мест, где оно находиться, так как боится не выдержать навалившегося на него счастья. Так часто бывает, и я не могу понять, почему это происходит. Я думаю, что вы не положили в их души камней счастья.

-  Мы пойдём.

-  Мы собёрем.

Они отправились на поиски камней. Вольф наклонялся, собирая камни, отдавал их Кристине, которая брала их, рассматривая форму, наполняя содержанием человеческого счастья. Когда руки её заполнились, она разбрасывала камни по земле, а Вольф поправлял их полет, когда ему казалось, что камень летит не в том направлении, куда он должен лететь.

Кристина стала собирать камни, отдавая их Вольфу, и он принимал решение подходит или нет камень. Руки Вольфа были больше рук Кристины, поэтому в них поместилось больше камней, которые он стал раскидывать по земле, а Кристина смотрела на их полет, понимая, что они летят именно туда куда надо, и они приземлятся именно там, где надо. Она понимала, что нет смысла угадывать точное место приземления камней, так как повсюду и есть эти места.

Они остановились, рассматривая камень их счастья.

Он вырос, стал большим, как гора. Он стал голубым, цвета неба. Он стал зеленым, цвета травы. Он величественно стоял на гранитном горном постаменте, и продолжал расти. И Вольф Кристина были счастливы.

Этот камень мог принадлежать Григорию, если бы он сохранил душу, если бы он только убил тело, оставив душе свободу жизни, но он пожелал иначе. И я понял, почему он так захотел, я понял это, смотря на Кристину и Вольфа. Я понял, что иначе он мучился, когда смотрел на их счастье, он страдал от сопереживания их радости, и он знал это, тогда, когда его душа чайка разбилась о каменный выступ морской волны, застывшей задолго до того, как туда упало тело Григория.

Почему они убивают души?

Что их заставляет?

Они не могли справиться с счастьем любимых ими людей.

Но когда они не любили, что же тогда испытывали?

И тогда я вновь пошел к потомкам Кристины и Вольфа, чтобы одаривать детей, к которым отправился я.

Я отравился во время, когда они строили пирамиды, и стал смотреть как к одним потомкам, пришли другие. Как они стали работать на них, и как продавали себя равным себе, называя себя рабами, и как они злились из-за этого. Я смотрел на них, и не понимал, как они могут быть выше равных с ними. Я смотрел, как они наживались на страданиях братьев своих, изгоняя их с земель их. Тогда я пришел к ним, чтобы не смотреть, а чувствовать, так же как они.

Злость и нажива главное в их жизни. Они рождались в боли ненависти. Они ели ненависть, радуясь наживе, ценя злато, пустое железо, из которого ничего не растет, оно мертвое. Но они ценили его превыше всего на свете, торгуя им в храмах Солнца, построенных Вольфом для счастья жизни. Они заменяли лучи Солнца блеском металла, и радовались, когда удавалось накопить золото, на котором они стали делать оттиски лиц, созидая кумиров.

Я смотрел, желая спасти их души от смерти, дав надежду, но они её не приняли, ибо вся их надежда в золоте. Тогда я ушел к Вольфу и Кристине, рассказать им об их потомках, убивающих братьев, возвысившихся в рабстве перед златом.

- Они есть плоть наша, но они не есть мы. Мы даём им камни, а в их воле растить из них скалы или строить стены. Всё в их воле, пускай растут, пускай играют в горн жизни.

- Но тогда не давайте им душ, пусть живут жизнью тела.

И тогда Вольф и Кристина перестали давать души, заменив их прозрачными камнями, из которых ничего не росло.

Я опять смотрел на людей, но не на тех, а на других, живших в дикости и неверии, но ценивших дар души. Хоть они и бегали в зелени пальм, они продолжали поклоняться Солнцу, благодаря его за тепло и свет. Но и к ним стали приходить люди с камнем вместо души, и заставлять их верить в свою веру - в веру золота, обещая счастье, из которого ничего не растет. Дикие, голодные люди брали веру, распространяя её на всей территории жизни, продолжая верить в Солнце, и благодарить его за даруемый свет. И Солнце благоволило им, отдавая тепло.

Но вот пришло время Нила, который захотел понять свои творения, и стал смотреть на людей, потомков Вольфа и Кристины. Он смотрел, радуясь их успехам, он смотрел, и плакал от их боли. Он смотрел на них, не понимая, что ещё им дать от себя. Он спрашивал меня о моих братьях, но я ничего не мог сказать, так как я не знал что такое р*****о души.

- Иди, узнай.

Меня послал отец. И я пошел к ним, я стал рабом. Грязным, окровавленным от ударов плеток. Я хотел понять, почему они ненавидят себя, не наслаждаясь ничтожностью времени пребывания на земле предков. Меня били, меня угнетали, но я не роптал. Я ждал, когда злость явится в сердце моем. Но сердце прощало мучителей, что ещё больше злило каменные души мучителей, считавших, что я приду для того, чтобы наказать их, за дела их. Какие они странные, когда злые, братья мои. Какие наивные, если думают, что камней Кристины и Вольфа будет хватать на всех.

Я вернулся к Нилу и рассказал ему, что не понимаю потомков Кристины.

Тогда он пошел к камням счастья человеческого и оживил их, послав их людям, чтобы они узнали счастье, которое они переживали.

Но и этот дар был оценен златом людей, этим застывшим обманом лучей Солнца. Они приняли дары Нила, распределив их среди ничтожных, но сильных во власти людей. Которые наслаждались тем, что принадлежит всем людям сразу. Что нельзя дробить, нельзя прятать, что должно лежать пред всеми детьми, чтобы они могли прикоснуться к этому счастью, учась наслаждаться жизни, учась радости жизни.

Только с детства человека можно научить жить с живой душой, и оберегать её от гибели.

Но они посчитали, что золото может сделать души вечными, и они стали строить храмы Нилу, поклоняясь не Солнцу, дающему жизнь и свет, а Нилу, который смотрел на них, и раздавал счастье, которое прятали от детей, запрещая прикасаться к нему.

Их дети забыли о том, как выглядит счастье, заменяя его работой, теряя время жизни на извлечение злата, которым они стали питаться.

Тогда Нилу надоело смотреть на людей, он ушёл в дом жены, смотреть, как она печёт лепешки, окутывая руки мукой из семян лотоса.