- Все-таки позвольте с вами не согласиться, семья это нечто, сплачивающее человечество в единое целое, – попытался опровергнуть профессора Пузико, Бальзкам.
- Ну и что? Пусть и объединяющая, но все же не всех. Кто-то будет довольствоваться холостым образом жизни, совершенно игнорируя нормы социума, а кто-то не представляет подобный образ жизни. Это и есть наш человеческий выбор существования, в отличие от животных, которые регулируют поведение исключительно инстинктами и рефлексиями. – Профессор почувствовал, как божественное вино разлилось по сосудам, наполняя их приятным теплом.
- Но наш выбор, это выбор цивилизованных людей, и, в конце концов, мы женаты.
- Что не делает нашу жизнь счастливей.
- Возможно профессор, но им это зачем-то надо?
- Кого вы имеете в виду?
- Женщин разумеется.
- Им это необходимо.
Глава шестая. О том, о сём, о хомяке.Оказавшись на свободе, хомяк с осознанием Ираиды Исхаковны попытался разобраться в создавшейся ситуации, но если раньше все казалось прозрачным и понятным, то сейчас в его голове крутилась одна единственная мысль, я Ираида Исхаковна, я Ираида Исхаковна. Больше ни одной мыслишке, ни удавалось закрепиться в узеньком лобном проёме хомячьего черепа. Тщетные попытки сконцентрироваться заканчивались весьма плачевно, хотя присутствовало странно знакомое чувство абсолютной свободы, к которой надо было привыкать.
Ираида Исхаковна поползла в сторону, откуда веяло теплом и каким-то неведомым ей раньше запахом. Ползти было приятно - мягкая, липкая грязь хлюпала под шерстяными лапками, заставляя Ираиду Исхаковну находить места где было её побольше, и опускать туда лапки поглубже. В ушах слышалось много посторонних звуков, которые также радовали Ираиду Исхаковну непонятной новизной. Когда доползла до вентиляционного люка института, в котором работал Алексей Олегович, она блаженно расположилась на решетке, решив, что лучше места во всей вселенной ей не найти.
- Я Ираида Исхаковна, и это хорошо, - рассуждало осознание Ираиды Исхаковны, - как мне хорошо - я Ираида Исхаковна! Это прекрасно - быть Ираидой Исхаковной, иметь шелковую шерстку, покрывающую тело, согревающую тело, и эта грязь…- моя превосходная грязь на лапках, как приятно в ней ковыряться зубками, очищая шерстку от мерзкой грязи, такой хорошей и такой мягкой. - Ираида Исхаковна увлеклась самоочисткой, занявшей её настолько, что она не заметила, как к ней подползла здоровая крыса, которая пристроилась на теплой институтской решетке.
Ираида Исхаковна с чувством удовлетворения посмотрела на передние лапки, которые слиплись от слюны, но стали чистыми, и решила свернуться, чтобы достать до непонятного, болтающегося в шерстяном мешочке приборца, свидетельствующего о мужском начале. Как только она стала его вылизывать, сразу оживилась крыса, которая подползла поближе к хомяку и старательно стала его обнюхивать. Активность крысы, заинтересовала осознание Ираиды Исхаковны, которая также понюхала мордочку крысы. Запах этого шерстяного существа не понравился Ираиде Исхаковне, заставляя её отодвигать чувствительный носик подальше от тела крысы.
Крыса пропищала приветствие, направленное на примирение с Ираидой Исхаковной, так как сочла нецелесообразным драться с соперником, снабженным двумя выпирающими наружу клыками, тем более что хомяк, был настроен вполне дружелюбно.
Медленное размышление осознания Ираиды Исхаковны анализировало происходящее, пока в хомячьем умишке не возникло нехорошее слово КРЫСА. От неожиданности пришедшей мысли хомяк Ираида Исхаковна вздрогнула, затем развернулась к крысу и злобно зашипела.
Крыс, не ожидая такого поведения шерстяного собрата, оторопел. Он не ожидал от хомяка такой активной злобы и испугался.
Ираида Исхаковна не в силах закричать, встала на задние лапки, затем последовал мощный удар передней лапой по морде крыса. Такому удару мог позавидовать профессиональный боксер, настолько он удался, и тело крыса шлёпнулось на решётку.
Ощутив прилив гордости за содеянное, Ираида Исхаковна прошмыгнула в дырку в решётке и там, пристроившись на тёплом полу вентиляционного окна, уснула, предоставив ситуации развиваться самостоятельно, нисколько не беспокоясь и полностью доверяя многообразному миру.
Разбудило Ираиду Исхаковну хождение вокруг неё разнообразных ног. Одни были обуты в отороченные мехом сапоги, другие в кожаные ботинки, но так как решетка вентиляционной шахты подвала располагалась чуть ниже уровня взглядов владельцев обутых ног, то никто не замечал лежащего под ней хомяка. Разумеется, если бы его заметили, то сразу же снесли бы в какую-нибудь лабораторию, где проделали бы множество разнообразных экспериментов, радуясь мучениям осознания Ираиды Исхаковны, но её не заметили, и когда прошел основной поток жадных до работы тружеников института, хомяк показался на поверхности.
Ираида Исхаковна выползла из временного укрытия, вальяжно раскачивая толстым хомячьим задом, слегка приподняв над его уровнем огрызок хвоста, и поплелась в направлении институтской помойки, откуда распространялись милые для носа хомяка запахи. Ираида Исхаковна не понимала, куда её ведут инстинкты, предоставляя себя в полное их распоряжение. Добравшись до помойки, она неожиданно поняла, что никакие силы не способны заставить её, гладкую и пушистую оказаться в царстве макулатурных отбросов, смешанных с небольшими пищевыми остатками, которые манили и привлекали.
- Я – Ираида Исхаковна, я Ираида Исхаковна. - Пульсировала мысль в голове хомяка, на большее ресурсов хомячьего мозга не хватало, но и этой мысли было достаточно, чтобы осознание Ираиды Исхаковны заставило тело хомяка удалиться от помойки.
Хомяк продолжал сканировать воздух, в надежде встретить запахи получше тех, которые исходили от мусорки. Тело упорно сопротивлялось, и все время пыталось вырваться из-под управления Ираиды Исхаковны. В результате непрекращающейся борьбы, тело хомяка оказалось посреди автомобильной парковки, выставляясь на всеобщее обозрение.
- Мам, смотри, какой хомяк! – восторженно выкрикнула маленькая Аннушка, сидящая на заднем сиденье автомобиля, за рулем которого сидела её мамаша - Алевтина Петровна, которая парковала машину на автостоянке. Она была работником института и торопилась на работу.
Привезти ребёнка, Алевтину Петровну заставила нужда: в детском садике, куда она регулярно отводила дочку, был объявлен карантин, и теперь она была вынуждена взять девочку с собой, так как не могла же она оставить Аннушку одну дома. Вот так хомяк обрел новую хозяйку - Аннушку, довольную тем, что заполучила во владение шерстяную игрушку, да ещё забавно подрагивающую носом.
Алевтина повела Аннушку за собой, и, пройдя пропускные турникеты, пошла к лифту. Она не в первый раз вела Аннушку к себе на работу - в лабораторию ихтиологов, где в молчащей тишине плавали водные жители. Обычно Аннушка садилась напротив аквариума, и рассматривала мельтешение его обитателей. Иногда она украдкой подбрасывала им хлебные крошки, которые сразу же поглощались рыбами. Аннушке и раньше было нескучно в этом взрослом месте, а теперь вместе с хомяком, она приобрела ещё одно дополнительное детское преимущество в проведении времени, - она стала вести игру с хомяком, с всамделешним живым организмом, не дешевой игрушечной подделкой, а живым, мягким, и…, и пищащим, когда ему выкрутить лапку или тыкнуть пальцем в мягкий животик. От подобного обращения, осознание Ираиды Исхаковны обезумило, хотя предыдущий владелец тела хомяка, осознавал ещё более извращенные детские ухаживания. Особенно ненавистна ему была электрическая железная дорога с паровозиком и двумя, совершенно неизолированными от электричества вагончиками, в которые поочередно его запихивали, предварительно утрамбовав, словно он был плюшевой игрушкой. Когда вагончик трогался, хомяк получал энергичный разряд электрического импульса, отчего его глаза приближались к двум оттопыренным зубам, рассматривая их исключительную белизну. Так что в этот раз, смело можно заметить, что Ираиде Исхаковне повезло - железной дороги у Аннушки не было.
- Ты будешь черепашкой Тартиллой, а я Мальвиной, – уверенно заявила Аннушка, привязывая к спине хомяка огромный и тяжелый справочник по ихтиологии. – Ну, поплыли.
Аннушка всунула хомяка в воду аквариума и отпустила. Хомяк пошел ко дну. Книга, привязанная к его спине, непреодолимо заставляла тельце опускаться, несмотря на активные движения хомяка. – Какого черта - я Ираида Исхаковна! - блеснула мысль у хомяка, перед тем, как он начал хватать ртом воду.
- Ну почему ты тонешь? Ты должен плавать! – заявила Аннушка и вытащила книгу с привязанным хомяком на поверхность аквариума. К этому времени осознание Ираиды Исхаковны приготовилось исчезнуть, оставив бренное бытие, но ему не дали этого сделать, надменно вернув в хомячье обличие.
Аннушка отвязала книгу от хомяка, так как игра в Мальвину и черепаху показалась ей скучной, и, положив обмякшее тело на батарею, сушиться, Аннушка пошла по лаборатории, в поисках новой забавы. Её внимание привлекла стеклянная колба, в которой ползали три обаятельных ящерки, одна из которых пыталась отгрызть хвост своей коллеге. Та против этого не возражала. Смотря на ящерок, Анечка прикинула, а что если хомяка подсадить к ящеркам и посмотреть, кто из них выиграет битву? Она вернулась к почти высохшему хомячку, и взяла его за загривок.
- Куда меня тащит эта маленькая мерзость, - подумало осознание Ираиды Исхаковны, перед тем, как девочка стала разрисовывать фломастером её мордочку.
- Ты будешь индейцем - ирокезом, а они будут плохими китайцами. Ты их победишь! – произнесла Аннушка, перед тем, как открыть колбу с тремя ящерками.
Те увидев открывающуюся пробку, а скорее всего почувствовав вибрацию, бросили дурачиться, и перестали грызть хвосты друг друга, попытавшись прикинуться дохлятиной, но этот номер у них не прошел - Аннушка потрясла колбу, требуя пробуждения мертвецов.
- Я знаю, вы хитрые китайцы. А ну просыпайтесь, сейчас мой ирокез снимет с вас скальпы. – Аннушка осмотрела тело хомяка и запустила его в колбу.
Шлепнувшись вниз хомяк придавил двух соперников телом, отчего те сильно перепугались, и попытались спастись бегством с поля боя, что не понравилось Аннушке, и она потрясла колбу, восстанавливая статусное превосходство хомяка.
Что было дальше, Аннушка не видела, так как в это время вернулась Алевтина, и посадила дочку рядом с собой, сунув ей в руки разноцветный журнал с рисунками рыбок. Анечка так заинтересовалась полученным развлечением, что забыла про хомяка, а напрасно, так как хомяк, а точнее Ираида Исхаковна терпеть не могла земноводных гадов, которые всегда выводили её из состояния психологического равновесия. В этот раз она просто озверела, разрывая несчастных тварей пополам, что не особенно сильно им нравилось. Когда Ираида Исхаковна разделалась со всеми земноводными гадами, она успокоилась, но возникла новая угроза в лице практиканта Иванова, являвшегося владельцем растерзанных ящерок.
- Ты что наделал, мерзавец, ты зачем тритончиков пожрал? Мерзавец! – разъярился практикант Иванов, доставая из колбы перепуганного хомяка с осознанием Ираиды Исхаковны. – Ты мне всю малину подпортил, что я руководителю покажу? Он же практику зарежет! Тварь ты! – Иванов крепко сжал глотку хомяка, порываясь прикончить маленькую шерстяную гадость.
Хомяк скрипел. Ираида Исхаковна не понимала, за что с ней так? Да и вообще, как он смеет, - её - женщину! - так мучить. Разозлившись хомяк крутанулся в руке практиканта, и больно цапнув за мизинец, шлепнулся на пол. Как только лапки хомяка почувствовали пол, он сразу же дал стрекоча, в темный, дальний угол помещения лаборатории ихтиологов, где залез под аквариум и блаженно растянулся. Ираида Исхаковна почувствовала необходимость в том, чтобы успокоиться, а, как известно, хомяк успокаивается в двух случаях: когда жрет и когда умывается. Жрать было нечего, а умываться Ираиде Исхаковне как-то не хотелось. Пришлось осознанию Ираиды Исхаковны изрядно помучиться, выбираясь из создавшейся психологической ситуации. Обрубленный хвостик хомяка носился из стороны в сторону, что заставляло попку хомяка периодически вздрагивать и подпрыгивать вверх. Вдобавок ко всему над хомяком стоял аквариум с совершенно прозрачным дном, а в аквариуме плавало несколько черноморских акул катранов, которым с утра позабыли выдать пишу, и увидев через увеличительную призму воды схоронившегося хомяка, они стали долбить дно, в тупой акульей надежде выцарапать немного еды. Они тщательно разгонялись на метровой дистанции, и носом шваркались в стеклянное дно, что впрочем нисколько не мешало им повторять попытки. Если бы вода не гасила звуки сотрясения стекла, то сотрудники лаборатории сразу же отреагировали на поведение акул, а так как звука не было, то сотрудники проходили мимо аквариума, умиляясь веселью акул.
Практикант Иванов, упустив шанс поквитаться за тритонов, плюнул в аквариум акул, и пошел в местный зоомагазин, приобретать новую порцию тритонов, отчего настроение его окончательно испортилось, так как на прошлой неделе он туда сдал десяток тритонов, по цене трех. То есть теперь ему надо было отдать деньги за трех тритонов, которые он получил за десять тритонов, что было справедливо, так как этих тварей надо было кормить, а если они отрывали кому-нибудь хвост, то придержать покалеченное животное в дали от покупателей, дабы не травмировать их психику.
Спрашивается, был ли хомяк виноват в произошедшем поедании тритонов, и если был насколько виновны животные в своих инстинктах самозащиты от братьев меньших, тем более вкусных? Но осознание Ираиды Исхаковны подобным вопросом не терзалось, так как оно усиленно искало выход из создавшейся ситуации. Неимоверным усилием хомячьей волей, осознание попыталось восстановить ход событий. Но так как хомяк не обладает длительной памятью, то осознание Ираиды Исхаковны промучившись так и не получило ответ на вопрос, как она здесь очутилась, а услышав веселый голос Аннушки, так и вовсе выползла на свет, посчитав ту самым верным и преданным другом.
- А вот ты где, мой ирокез! Мой герой, дай ка я тебя приласкаю, – и Аннушка подняла с пола тельце хомяка, не подозревая о том, что за сущность в нем сидит.
А осознание Ираиды Исхаковны поразмыслив над «ничего не помню», решила делать отметки, чтобы в последствии по ним вспоминать события жизни, и такой пометкой стал укус себя за лапу. А почему? А потому что Аннушка придумала новый фокус с участием хомяка, в котором не всё для жизни хомяка было безопасно.
Глава седьмая. Продолжение продолжения Зойкиных проблем.
Шампанское Василий всё-таки вскрыл, и вскрыл с шумом и полётом пробки по своеобразной траектории, в направлении официантки Таи. Шлёпнувшись о попу которой, полет пробки прекратился. Тая в негодовании посмотрела в сторону Василия, но вовремя пресекла негодование, так как по правилам ресторана она была обязана откупорить бутылку самостоятельно. Сдерживая гнев Тая вошла на территорию кухни, где выплеснула недовольство швырнув поднос на пол. К счастью звук от падения подноса поглотился линолеумом и начавшимся шумным выступлением музыкального ансамбля, которым гордился Шлён - хозяин ресторана.
Зоя увидела, как пробка шлёпнулась в зад официантки, но сдержала смех, предоставив Василию самостоятельно справляться со смущением.
- Зоя, я пойду, извинюсь. Неудобно как-то. – Василий встал, пытаясь отправиться приносить сожаления по поводу данного инцидента, но Зоя была иного мнения.
- Так ей и надо. Я точно знаю по кинофильмам, что шампанское обязаны открывать официанты. Сядь! – Пресекла Зоя благородную попытку Василия.
- Но Зоя.
- Никаких но Зоя, сиди и все, а ещё я сейчас попрошу поменять официанта, пускай нас кто-нибудь другой обслужит, а не она, – решительно произнесла Зоя, и встала со стула.
- А может не надо?
- Надо Вася, надо! Сиди, разливай шампанское - я схожу, – Зоя решительно направилась в сторону метрдотеля.
Метрдотель был человеком важным и занятым. Точнее казался важным - действительно дел у него хватало. Во-первых, новый хозяин ресторана запретил брать половину с чаевых денег официантов, а во-вторых, метрдотель подрабатывал старшим по этажу гостиницы, и в момент, когда Зоя к нему подошла, собирался скрыться из ресторана, чтобы проверить состояние дел на вверенном этаже.
- Извините, – решительно начала Зоя, смотря прямо в глаза метрдотелю. – У нас плохая официантка, вы не могли бы её поменять! – Требовательно заявила Зоя.
- А эта вас, чем не устраивает? – заинтересовался метрдотель, который впервые в практике сталкивался с подобной просьбой.
- Она хамка - она шампанское закрытым принесла! И потом она постоянно издевается над моим молодым человеком.
Метрдотель посмотрел на Васю, подумав, что он сам бы с удовольствием надавал этому мальчишке шлепков, но сдержался и, кивнув, ушел на кухню.
Вернувшись Зоя буквально светилась от гордости за свою решительность, а Василий почувствовал себя абсолютно защищенным этой решительностью Зои, и стал подстраиваться под её поведение.
Войдя на кухню, метрдотель увидел Таю, и она сразу к нему подошла.
- Убери меня с этого столика, там два кретина сидят! Совсем достали, – потребовала Тая.
- Конечно уберу, о чем речь, – удивился совпадению желаний метрдотель, решив что антипатия взаимна.
Он пошел искать Марину, и, найдя её в зале, приказал взять на обслуживание столик Зои и Василия.
- Возьму, – смиренно произнесла Марина, решившая во чтобы-то ни стало, насолить Зое и Васе за оскорбленную подругу.
Пока шло выяснение, кто именно будет обслуживать столик, Василий разлил по бокалам шампанское, и продолжая смущаться предложил выпить. Зоя одним махом проглотила шипучую жидкость, отметив про себя, что в следующий раз надо уточнять официанту какое именно приносить шампанское. Зоя любила полусладкое, а сухое шампанское вообще терпеть не могла.
- Ну как тебе шампанское, – заискивал пред ней Василий.
- Ничего, - соврала Зоя.
- Повторим?
- Наливай.
Василий разлил шампанское, чувствуя, что смущение проходит. Постепенно он становился раскрепощеннее, речь становилась связанной, и, выпив второй бокал шампанского, Василий почувствовал себя в своих правах, что означало всевозможность этого вечера.
Подошедшая Марина принесла заказ. Сразу стали есть крошечные тушки перепелок. К несчастью этого вечера шеф повар П-нского ресторана по каким-то личным причинам, вынужден был отсутствовать, так что Василий и Зоя были лишены, удовольствия насладиться настоящей парижской кухней, которую в совершенстве практиковал шеф повар заведения. Управлялся с кухонными делами заведующий производством ресторана, Федор Остапьевич - несчастный человек, снедаемый сотней страстей, из которых самой малой была страсть покушать, так что сами понимаете, в этот вечер кухня ресторана не баловала посетителей парижскими изысками, заменяя их обыденными соусами, с обычными специями, без французского шарма. А, да что говорить, не вечер был – провал: музыканты играли не как всегда - в живую, а в записи, - у певца пропало желание услаждать присутствующих голосом соловья. Провальный вечерок разбавлялся ещё тем, что отсутствовал хозяин заведения, уехавший на день рождения жены друга, и соответственно не контролирующий обстановку в приобретённом ресторане.
Зоя и Василий об этих тонкостях не знали, иначе они бы не пришли в этот день в ресторан, ограничившись посещением местной пельменной тошниловки, в которой гарантировано было только одно: тяжесть в желудке после посещения этого пищевого учреждения. Но по крайней мере, эта тяжесть была явлением стабильным, в отличие от стабильности гостиничного ресторана, о котором шла слава по всему району, и о нём знали даже в Пароварске. Все считали его лучшим заведением для соблазнения девушек. Местные П-нские парни копили деньги, дабы осчастливить спутниц посещением этого порочного места, отороченного шелками скатертей, массивными красными стульями, роскошными коврами «а-ля почти настоящими персидскими», и как поговаривали в П-нске, вышколенными официантами, что мы уже выяснили было ложью, по крайней мере в этот вечер, в эту смену.
Но ни Василий, ни Зоя этого не знали, поэтому чавкали перепелками, счастливо полагая, что вкуснее этого блюда ничего не созданно.
- Зоя, я хочу сделать тебе предложение, – неожиданно выпалил Василий.
Зоя напряглась, выходить замуж, в её планы не входило, но она понимала, что отказ может отравить и так не самую благоприятную обстановку. А потом, всё-таки наглость на первом свидании предлагать девушке лишиться свободы. Одним словом, Зоя напряглась.
- Что? – невинно хлопая глазками спросила Зоя.
- Давай, выпьем водки, – выдохнул Василий, чья душа требовала П-нской особой.
- Давай, – восторженно приняла предложение Зоя, поняв, что ни о каком таком замужестве речи не ведется.
Получив согласие, Василий начал размахивать руками, пытаясь обратить на себя внимание официантки Марины, стоящей к нему задом. Он понимал, простыми движениями рук не заставит Марину подойти, но ничего более толкового в голову не приходило.
- Вась, ты подойди к ней, и попроси, – посоветовала Зоя, решив оказать посильную помощь Василию.
Василий так и сделал, он встал и подошел в Марине.
- Девушка, – фальшивым фальцетом выпалил он. – Принесите нам по сто грамм П-нской особой.
- И всё? – бесцеремонно произнесла Марина, оглядывая трезвого Василия.
- И всё. Хотя нет, постойте, принесите селёдки с картошкой, и ещё курицу фаршированную черносливом, – выпалил Василий, сам не веря в собственную наглость.
Марина ушла на кухню, где сообщила отдыхающим поварам о новом заказе.
- Да сколько же они жрать-то могут? – возмутилась Клавдия Ивановна - повар четвертого разряда, имевшая целью жизни повысить квалификацию
Она давно бы это сделала, если бы не патологическая мечтательность, которая периодически затмевала её разум, превращая её в ленивого повара четвертого разряда. В мечтаниях, Клавдия Ивановна видела себя поваром пятого разряда, бродящую среди рядов поваров четвертого разряда, и указывающую, что им надо делать. Так было и в этот раз, когда её сладострастные мечтания прервались благодаря желудочной похоти Василия.
Спросите любого повара, что он может приготовить если он не в настроении, и он ответит - хорошего ничего.
Василий в силу молодости и неопытности, ожидал чудесного и вкусного, того, чего дома ни одна мамка не приготовит, как бы сильно она не любила сыночка и дочурку.
Увы, желудочным сокам Зои и Василия пришлось обрабатывать привнесенную водку, закусывая обветренной селедкой, и подсохшей до хрумкости, холодной картошкой, что естественно приводило к быстрому опьянению.
Но:
О чем думал Василий в этот миг?
Он обдумывал план соблазнения Зои.
Что чувствовала Зоя?
Зоя чувствовала, что она пьянеет. Она чувствовала, что хочет выйти в дамскую комнату.
Что делал Василий?
Он смотрел на Зою, сообщая своему эго подробности её лица, описывая каждую милую черточку, стараясь запомнить этот чудный миг творения божьего.
Понимала ли Зоя, что Василий её соблазняет?
Понимала? Ещё как понимала!
И всё же:
И всё-таки победил мочевой пузырь Зои, который наполнился почечными соками, подгонявшими девушку покинуть Василия.
Оставшись в одиночестве повеселевший Василий смотрел на проходящих женщин глазами влюбленного бурундука, стремясь взглядом передать всю страсть, скопившуюся в его организме за многие годы кропотливой борьбы с плотью, во имя трезвомыслия и врожденной стеснительности. Он высматривал женские коленки, пряча взгляд когда их владелица обнаруживала наблюдение за своими ногами. Он метался на стуле, он жаждал плоти…
Одним словом Василий возбудился. Он взял рюмку и поднес к глазам. На дне рюмки плескались остатки жидкости, как бы объясняя Василию - водка закончилась. Сожалея о потере целомудрия, Василий поднял руку подзывая Марину. Он так активно размахивал рукой, что официантка заметила нужду в ней, и сразу же отреагировала, так как поняла - клиент созрел для пьяного поведения, а она всегда любила наблюдать за поведением пьяных мужчин, считая их в этот момент их жизни низкопробными идиотами, самостоятельно доводящими себя до свинского состояния.
- Чего изволите? – спросила Марина, заранее зная потребности Василия.
- Девушка, принесите двести грамм водки, и повторите с селедкой, – раскованно произнес Василий, совершенно растерявший стеснение.
Марина ушла, оставив Василия в одиночестве созерцания женских коленок.
Он посмотрел на часы, на которых намечалась половина девятого, затем повернул голову, осматривая подошедших к противоположному столику двух девушек, в коротких мини-юбках, и не по-осеннему белых блузках. На лицах матрёшек была изображена одинаковая улыбка.
Если бы Василий заходил в ресторан раньше, то он бы знал этих девушек, обслуживающих путешественников остановившихся в гостинице. Он потратил бы меньше времени, изучая их физиологические достоинства, но в том-то и дело, что Василий первый раз был в подобном учреждении, и к тому же совершенно не знаком с этикетом рестораций, поэтому он с подобострастием смотрел на ноги девушек.
Зоя пришла слегка переменившаяся: она подкрасила губы и припудрила носик, отчего её милое личико стало совершенно неотразимо, и если бы на ней была одета мини-юбка, то она бы затмила присутствующих П-нских гетер.
- Не скучал? – обратилась Зоя к Василию, боковым зрением увидев подсевших за соседний столик девушек, что обострило женскую конкуренцию.
- Нет, – скупо ответил Василий, чувствуя, что в данный момент времени приходит трезвость, сменяя благостное отупение от опьянения.
Надо отметить, что Василий алкоголиком не был, да и в будущем им ни за что бы не стал, так как в нем не было необходимого качества для алкоголизма, а именно куражу, поначалу завлекающего вседозволенностью и все оправдывающего хорошим настроением. Василий пил в этот вечер не из присущей ему любезности к алкоголю, а только лишь для того, чтобы побороть стеснительность, возникшую по случаю первого предъявления себя ресторации, и те знания, которые были у него, требовали от него социального подчинения требуемым нормам поведения. Что включало в себя обязательное питие водки, закусывание оной селедкой, и обязательное выдыхание из себя воздуха со звуком «фух». Ещё Василий знал о том, что дамы, как правило, водку в ресторациях не пьют, предпочитая шампанское или красное вино, избирая их согласуясь с принципом «чтоб сладенько было».
Зоя приятно удивила его незамысловатой простотой, от которой веяло доверительностью. И он старался как мог угодить возлюбленной. Он посмотрел на неё влюбленными глазами, и этим взглядом погасил возникающее чувство ревности у Зои.
- А я ещё водки испросил с селедкой, а через пятнадцать минут нам курицу подадут, – прервал молчание Василий.
- Да? И много?
- Двести грамм, хотя я не понимаю, почему про водку говорят граммы, следовало бы говорить миллилитры, да видно в состоянии опьянения трудно произнести миллилитры, правда ведь, Зоя?
- Наверно, но я до такого состояния не напивалась.
- А давай напьемся, давай забудемся, а Зоя?
- Напиться?
- Да, напиться, только по настоящему, так чтоб плохо было, и не спрашивай зачем, это глупо. Равно как и то глупо… Вот мой начальник, Алексей Олегович, он свои открытия воспринимает как нечто само собой разумеющееся, и совершенно их не ценит. Но ведь это прорыв в науке, ведь это гениально: сегодня ты крыса, а завтра мартышка. Или пол поменять… Ведь ничего не стоит. А мужчине узнать про женские роды, и всё на себе исчувствовать, это разве не открытие? Открытие.
Марина принесла грапинку с заказанной водкой, и мелко порезанную селедку с картофелем, посыпанную зеленым лучком. От картошки поднимался ленивый пар.
– Или вот, ну кто ещё в мире сможет придумать расширитель сознания? Но это мелочи, вот реактор пересадки сознания, это да, это штука серьёзная. Самое удивительное, что он сам относится к этому всему как к обыденности, как к чему-то само собой разумеющемуся, что делается естественно, как собрать приёмник или починить утюг. У меня иногда складывается впечатление о нем, как о человеке из будущего, который проник к нам чтобы учить нас чему-то новому, чему-то прекрасному. Но он к себе по-другому относится, и мне кажется, он несчастен в браке. – Василий на секунду задержался, посмотрев на Зою, но потом с новой силой, и менее сбивчиво продолжил речь. – Алексей Олегович очень необычный человек, сам того незнающий, и от этого страдающий. Да что там говорить, его и в институте не ценят! Вот взять нашу лабораторию, могли большее помещение выделить, да персонала прибавить, но нет, как всегда на гениальное денег нет. Это конечно не камень в ваш огород Зоя, но ты пойми, нас трое, а работу мы делаем, которая никому в мире не под силу. Даже обидно. А наши зарплаты? Они мизерны! Стыдно! Очень стыдно! Я даже конденсаторы одно время подворовывал, но что же делать? А он сам не понимает какой одаренностью обладает. Выпьем за него, выпьем. – Василий неуклюже поднял грапинку и расплескивая по скатерти стал разливать водку по стопочкам.
- Выпьем, - поддержала его порыв Зоя, и сняв со стола рюмку в один залп проглотила всё её содержимое, от которого сморщилась и тут же потянулась за водой.
Василий без промедления подал ей стакан, и сам выпил, но без лицевого искривления и причитающегося выдыхания. Неудержимость порыва защитить руководителя подвергла его и дальше вести разговор об Алексее Олеговиче, который в это время снимал с Ираиды Исхаковны пересадочное кольцо.
- Одаренность она конечно важна, бесспорно, но какой он человечище, ведь пашет наравне с нами, а иногда и по ночам. Придёт в лабораторию, сядет, да что-нибудь новое придумает. Вот гений - истинный гений. – Василия захватывало чувство коллективной принадлежности к великому. Он всё больше распылялся, тем более в костер его бахвальства Алексеем Олеговичем подкладывала дровишек внимательная Зоя, которая потеряла нить рассуждений, что в принципе не важно в этом состоянии подпития. – Такое придумать, и это за три года! А сколько побочных приборов он придумал! И всё это так, нехотя.
Зоя внимательно посмотрела на Василия, подумав, какой он милый человечек, если и вправду так расхваливает руководителя, да и предан ему всецело, так только наивные дети бывают преданы родителям, да собаки. «- Кошки не такие, они сами себе преданы, только сами себя любят, а мои обезьяны вообще никому не преданы, им лишь бы самоутвердиться в вольере, да грызться меж собой из-за яблок и бананов. Не люблю я животных, мне бы перейти на административную работу. Вместо белых халатов - деловой костюм с юбкой не выше колена…, а у меня ноги красивые. Вот бы их Васе показать, он бы долго их рассматривал, они красивые».