Весна раньше календаря

Глава V

V

Проворно идя по берёзовой аллее по направлению к остановке, Саша вдруг услышала за своей спиной:

— Здравствуйте, мадмуазель.

«Что такое?» — неприятно сжалось всё в ней.

Но это был всего лишь Максим Кряж в своей чёрной кожанке: он отделился от ствола берёзы и направился к учительнице.

— Тебе чего, Максим? — спросила девушка совсем неродственно.

— Проводить Вас разрешите?

— Я иду до остановки.

— Я вкурил, — спокойно отозвался парнишка.

Саша медленно пошла, пытаясь осмыслить свои противоречивые чувства и понять, больше в ней страха или раздражения по отношению к этому типу. Пожалуй, раздражение пересиливало.

— Я ведь не просила меня провожать, — проговорила она глухо, — и что это за странная мода такая?

— Обижены? — спросил Максим напрямую.

— Я? На вас? — Саша приостановилась, поглядела ему прямо в глаза. — Да, Максим, обижена! То, как вы меня обидели сегодня, — сложно было хуже придумать!

— Я лично? — Максим уставился на неё без улыбки, будто искренне изумляясь.

— Лично… нет, вы все… Глупости, — отрезала Саша, хмурясь, и зашагала дальше. — Глупости, всё глупости. Я уже пожалела, что сорвалась. Мне Людмила Григорьевна объяснила, что мне по отношению к Вам нужно быть каменной бабой.

— Григорьевна мировая тётка, — задумчиво отозвался Максим. — Она худого не скажет.

— Кстати, я Вам забыла поставить тройку, — сухо проговорила Саша.

— Целую тройку, у-у!

— Вы прочитали «Преступление», поздравляю. Как это на вашем сленге? Респект и уважуха.

— Не пытайтесь говорить на сленге, Александра Васильевна, не получается у Вас.

— Да, мне и самой противно, — призналась Саша. — Как Вам самому не противно! — вдруг вскипела она. И шумно выдохнула, успокаиваясь: — Жаль, Максим, что Вы из этой книги вынесли только «алканов», «шалав» и «бабосы».

— Вы меня сами просили говорить на самом простом языке.

— Чтó: для Вас Сонечка Мармеладова именно ш****а? — спросила Саша резко. Максим ничего не отвечал, некоторое время они просто шагали рядом.

— Вы упрощаете, — заговорил Максим. — Я, во-первых, не виноват, что Соня, хм… на панель пошла. Из песни слова не выкинешь. А во-вторых, Вы нас сегодня тоже обидели.

— Я?! — поразилась Саша и остановилась как вкопанная. — Когда это?

— Когда сказали, что рылом не вышли рассуждать о духовности, — пояснил Максим, глядя на неё исподлобья. — И после тоже, когда рассуждали про баранов и овец. Мы люди простые, академиев не кончали, но мы не бараны всё-таки. И не эти… не уховёртки. И Носова мы тоже читали, не беспокойтесь. «Незнайка на Луне» и всякое такое прочее.

Саша почувствовала, что ей внезапно и по-настоящему, глубоко стало стыдно. Он был по сути прав, этот мальчишка с волчьими зелёными глазами.

— Надень шапку, простудишься, — пробормотала она. — Извините меня. Я не хотела.

— Вы нас тоже, — так же неохотно буркнул он.

Остаток пути до остановки прошли молча.

— Ты мне не ответил о своём отношении к Соне Мармеладовой, Максим, — вспомнила Саша уже на остановке, больше для того, чтобы уже сказать что-нибудь и прекратить неловкое молчание.

— Я к Соне Мармеладовой хорошо отношусь, — откликнулся Максим, помолчав. — Я закурю, Александра Васильевна, Вы не возражаете?

Саша было открыла рот, чтобы сказать о вреде курения, и осеклась. Устало махнула рукой:

— Кури, конечно…

Максим не спеша раскурил сигарету, затянулся, выбросил недокуренную (к его чести — в урну).

— Я к Соне Мармеладовой хорошо отношусь, — повторил он. — За тем исключением, что её не было никогда.

— Так-таки и никогда? — улыбнулась Саша.

— В нашем мире — не было, — пояснил десятиклассник. — В каком-нибудь другом, не нашем, может, и была. Населённом тенями отца Гамлета и прочими… шибздиками. А я правду жизни люблю тоже, не меньше Вашего, Александра Васильевна, если только Вы не соврали.

— Я не припомню, чтобы врала сегодня, — прохладно ответила девушка.

— Не обижайтесь, это часть профессии Вашей, впаривать разное и арапа заправлять.

— Ты меня ни с кем не перепутал, Максим? С рекламным агентом, например?

— Нет, не перепутал. Объяснил бы я Вам, только… Эх… — Максим вздохнул, повернул лицо в профиль, сунул руки в карманы, как-то по-взрослому ссутулился. — А правда жизни знаете в чём заключается? В том, что у Вас жених есть.

— А это здесь при чём? — искренне не поняла Саша.

— Да ни при чём это, правильно, а Максимка — дурак и уховёртка. Вот и вся реальность, — парнишка полез за второй сигаретой. — Ваш автобус, — процедил он, не выпуская сигарету изо рта. Саша торопливо кивнула, прощаясь.

В автобусе, заплатив за проезд и найдя свободное место (это нечасто бывало), она расстегнула пальто, размотала шарф. Ей стало неожиданно жарко, и потому жарко, что она только сейчас поняла, что означала эта «правда жизни» и отчего «Максимка дурак». «Глупости, глупости, — пробормотала она, вытирая испарину со лба. — Он отличный мальчишка, грубоватый, но отличный, особенно вне класса, и у него тысяча девчонок будет, миллион». А губы всё же сами собой нет-нет да и разъезжались в улыбке.