Весна раньше календаря

Глава IX

IX

Дорогой Митя!

Я должна Тебе многое сказать, или, может быть, ничего не должна говорить. Но, уж если начала, нужно продолжать. За последние дни я, наверное, стала чуть более мужественной. Школьники этому способствуют. Тебя не в чем упрекнуть, ты — собрание совершенств. Я не смеюсь над Тобой, я говорю правду. Сами Твои недостатки — такие мелочи, что другой (или другая) в них разглядит достоинства. Ты относишься к тем мужчинам, которых незамужние девушки любого возраста должны «отрывать с руками». Зачем же я это всё пишу? Не знаю. После концерта на прошлой неделе я готова была броситься Тебе на шею, быть увезённой на край света, а Ты — Ты чего-то испугался, и во мне тогда что-то надломилось, что-то хрустнуло. Нормы религии, говоришь Ты, и я признаю, что религия — что-то огромное, значимое, чего мне не охватить моим слабым девичьим умом. Я даже не знаю, православная ли, и пишу со стыдом об этом. Скажу при случае о своих сомнениях отцу Павлу (он наверняка лишь улыбнётся). Но если мы христиане и если правда, что браки заключаются на небесах, — может быть, мы уже венчаны? И тогда я не понимаю, в чём здесь может быть “грех”; в любом случае, уж такой малый “грех” не может быть чтобы сила любви не искупила. А если мы уже сейчас не венчаны силой нашей любви, то (мне очень страшно писать это Тебе) никогда не будем. Я могла бы, думая о Тебе, полдня сидеть и не вспомнить ни одного недостатка, но любят не за отсутствие недостатков. Как Ты думаешь: может быть так, что мы попросту не сходимся? Словно две половинки разбитой тарелки, которые соединяют вместе, и вдруг оказывается, что это две половинки разных тарелок? Я не знаю, права ли я. Мне страшно. Мне очень хочется (прости, пожалуйста, за то, как это звучит), чтобы Ты приехал, взял меня на руки и сказал: Тебе нечего бояться. Тебе. Нечего. Бояться. Сейчас кто угодно может меня убедить в чём угодно. Я похожа на куколку в коконе: ещё не бабочка, уже не гусеница, а просто бесформенное ничто. Или это превращение в обратном направлении? Милый мой, я не хочу быть гусеницей!! Я ничего не знаю, но сейчас это самое ясное моё понимание и самое сильное желание, хотя звучит безумно: я не хочу быть гусеницей! Спаси меня. Саша

Саша закрыла глаза и пару минут сидела так перед экраном ноутбука, только изредка беззвучно шевеля губами.

Затем, открыв глаза, нажала кнопку «Отправить письмо».

— Это бред, — прошептала она. — Всё, что я написала, полный бред, меня нужно положить в больницу. Стоп, а это ещё что такое?!

«У Вас одно новое сообщение», — сигнализировал электронный почтовый ящик.

С бьющимся сердцем Саша открыла новое письмо — и улыбнулась своему страху.

Уважаемая Александра Васильевна!

Для доклада в рамках урока на тему «Советские актёры в экранизациях Достоевского» я решил взять Андрея Мягкова. Андрей Мягков прекрасно играет моего тёзку, Алёшу Карамазова, в экранизации «Братьев Карамазовых» Ивана Пырьева. Считаю этот фильм конгениальным оригиналу. Одобряете ли Вы мой выбор?

P. S. Я очень сочувствую Вашему нелёгкому педагогическому труду. Вы делаете большое дело, транслируя Ваше личное отношение к Прекрасному, живое и подлинное. Возможно, под Вашим влиянием я тоже приму решение стать учителем.

С глубоким уважением,

Алексей Ромашов

Саша рассмеялась и, стянув резинку с волос, рассыпала их по плечам.

«Вот и ещё одному парнишке вскружила голову, — подумала она. — Ты извини меня, Алёшенька, но я на твоё письмо даже отвечать не буду. Незачем, и ничего хорошего всё равно не выйдет из таких ответов. Зря я десятому классу дала адрес почты, вот что. А что до сочувствия, то спасибо, конечно, тронута, но, знаешь… сочувствовать мне надо было раньше! И не почтой, а вживую».

Выключив ноутбук, Саша вытянулась навзничь на кушетке в своей девичьей комнате и накрылась пледом до самого подбородка. Неспокойно ей было, и особенно беспокойство сгущалось вокруг только что мысленно произнесённых слов «е-щ-ё одному».