Ох, не просто так мне Романов карточку-пропуск вручил. Как кусок сыра в мышеловку.
В тот же день, к вечеру, мне пришла кучка корреспонденции.
Первая — от Храмовых. Приглашение в гости. Отдала Ване — отписаться и вежливо отказаться. Вежливо, понял?
Понял, но наверняка поступит как я. Сначала напишет, что думает, а потом как надо. У меня шеф так писал, кстати, чтобы пар стравить, иногда на заказчиков и всякие организации просто сил не было. Вот он и придумал, чтобы на сотрудников не срываться.
Сотрудники-то свои, родные, денежку зарабатывают, на них орать не надо, вы ж молотком по телевизору не шарашите? Вот он и не шипел. На нас.
А на всех остальных — можно. Не наживать же себе инфаркт из-за пару-тройки козлов?
Пришло письмо от любящего папеньки.
Ёж!
ОПЯТЬ!?
Меня опять пригласили на чай. Нет, ну ничему человека жизнь не учит.
Опять отдала Ване.
— Скопируешь мой ответ и отошлешь.
— Который ответ?
Я на секунду даже испугалась. Так отошлет, что я взаправду о папаше думаю, вот нам прилетит! Это сейчас я могу жертву изображать, а как только покажешь, что зубы есть…
Нет, нельзя.
Сочувствуют только несчастным маргариточкам. А несчастным росяночкам не сочувствуют, хотя кому еще хуже приходится — вопрос. Первым-то солнечного света хватает, а вторым тяжко, поди еще, налови себе обед!
Все равно.
Сочувствуют не тем, кто матерится, а тем, кто размазывает по щечкам слезки. Точно знаю.
— Ванька, не вздумай.
Парень посерьезнел в одну минуту.
— Маш, я же не дурак. Но черновик-то есть?
— Возьмешь в гостиной на столе, там папаша его и оставил.
— Понял.
Третье письмо было от главы юрта Алябьевых — Симеона Михайловича.
Хм, уважаю.
Мудрый мужик, понял, что к нему я не поеду даже под конвоем, и написал, что хотел бы встретиться со мной для обсуждения некоего взаимовыгодного дела.
— Напиши, что завтра с утра, — отдала я Ване конверт.
И взялась за последний, доставленный с царским курьером, который сейчас пил на кухне чай с водкой. Или водку с чаем?
Неважно.
Пафосный конверт содержал не менее пафосное приглашение к его величеству. Завтра, на четыре часа дня.
Ох, ёжь твою рожь!
— Так… Ваня, солнышко, тащи мне «Трафаретник». Будем отвечать.
Ваня послушно стащил с полки толстенный том в кожаном переплете.
«Трафаретник», собственно, и содержал трафареты писем на все случаи жизни. Обновлялся он раз в десять лет, этого хватало.
Высочайшие письма, письма вышестоящим, нижестоящим, девушкам, мужчинам, на все случаи жизни — от назначения тайной встречи до прошения о помиловании. Мало ли что?
Мало ли как?
Обращаться к людям тоже уметь надо. Обороты можно вставлять и свои, а вот канва…
Милостивый государь, или там, Ваше Императорское Величество…
На это письмо мне надо ответить самой. А еще…
— Вань, будь человеком, пошли Петьку за модисткой. Мне нужно, чтобы завтра с утра мое платье было уже готово.
Ваня только вздохнул.
— Сейчас пошлю.
И вышел. А я вцепилась в лист бумаги. Так, сначала начерно.
«Ваше Императорское Величество!
Для меня огромная честь…»
Да уж. Щас описаюсь. Только вот не знаю, то ли от счастья, то ли от нервов?
***
Портниха прибыла к вечеру, осознала грандиозность предстоящей затеи — и ахнула.
— Да вы что! Я же не успею! Мария Ивановна, помилуйте!
Я вздохнула.
— А надо успеть, сами понимаете.
Тетка задумалась.
Минут пятнадцать охов, ахов и вздохов — и мы перешли от страданий к пожеланиям. Да не так там и много надо было, я знала, что именно хочу, а мадам знала, как это надо сделать.
И сделает. Завтра, к полудню.
Поймите меня правильно, я могу ко двору хоть в трусах на подтяжках прийти, меня не колышет. Подозреваю, и императору плевать будет. Но!
В шахматы играют по шахматным правилам. А если начнешь играть в покер как в дурака, то дурак там будет один. В зеркале.
Э-эх…
***
Утро ознаменовалось прибытием Благовещенского.
Александр Викторович протянул мне букет полевых цветов, сунул мелким коробку с пирожными (лично проверял, не отравлено) и достал две погремушки. Посложнее — для Нила, попроще для Андрюшки.
— Мария Ивановна… — Мне поцеловали ручку и улыбнулись. — Как ваши дела?
— Замечательно, — рассеянно ответила я. А потом меня осенило. — Александр Викторович, а вы сегодня свободны?
— Да. Что случилось, Мария Ивановна?
— Алябьев случился. Симеон Михайлович, — честно отчиталась я. И рассказала о вчерашнем происшествии.
Благовещенский сжал кулаки.
— Стервятники.
— Их тоже понять можно… наверное, — махнула я рукой. — Просто я не собираюсь этим заниматься. А вот побеседовать придется. Не хотите послушать?
— Мария Ивановна, — смутился Благовещенский. — Я ведь вам не родственник. То есть… вы поймите, я рад буду помочь…
— Нет-нет, — махнула я рукой. — Не в том дело. Сережа, мой муж, такую возможность предусмотрел. В стене гостиной есть замечательное слуховое отверстие, просто чудесное!
— Хм… но если вы затронете какую-то тему… достаточно личную.
— С главой юрта Алябьевых? — искренне удивилась я. — Вот уж с кем не стоит откровенничать!
— Мария Ивановна, я, конечно, согласен. Мало ли что. Но — вы уверены?
— Я — уверена, — кивнула я. — Пойдемте, я все покажу и вас устрою.
— А…
— А Симеон Михайлович прибудет в одиннадцать. Так что время у нас есть, но немного.
Благовещенский внял и проследовал за мной в небольшую комнатку, примыкающую к гостиной.
***
У главы юрта Алябьевых цветы были на порядок роскошнее тех, что мне уже вручили. Не полевые, а… деловые?
Да, можно и так сказать.
Протею и хеликонии я узнала, остальные мне даже в кошмарах не снились. Какие-то сложные и страшноватые.
Ну да ладно, дареному букету…
Из той же оперы был и шоколад — дорогой, явно понтовый, в роскошной деревянной коробке. Я вежливо поблагодарила, разглядывая гостя.
Да…
Это — маг. И это — юрт.
Передо мной стоял высокий седоволосый мужчина. И если кто вообразил себе Альбуса Дамблдора — сразу разочаруйтесь. Аккуратно подстриженные волосы, небольшая бородка клинышком, сразу видно — ухоженная, результат парикмахерского искусства, умное лицо с резкими чертами, худощавая фигура, из тех, что с возрастом высыхают…
Умные голубые глаза, жесткая линия тонких губ. Чувствуется сила и власть.
— Госпожа Храмова, мое почтение.
— Ваше сиятельство, — я чуть поклонилась, не отводя глаз.
Да, он мужчина и глава юрта, но я женщина, и он на моей территории, и я тоже маг — тут много разных нюансов. И я с огромной благодарностью вспоминала уроки Андрея Владимировича. Пригодились ведь…
— Я надеюсь, вы уделите мне около получаса для приватной беседы?
— Прошу вас, — кивнула я на гостиную. — И благодарю за шоколад.
— Я слышал о печальном событии, которое имело место быть. Поверьте, мой шоколад не отравлен.
Кто настучал?!
Суки, урою!!!
Хотя чего я ожидала? Наверняка в полиции есть дятлы. Просто — наверняка.
Я устроила дорогого гостя, приказала подать кофе — и устроилась в кресле напротив, не проявляя ни малейшего интереса. Сам расскажет, зачем пожаловал.
***
Мы с Симеоном Михайловичем сидели в гостиной, попивали отличный кофе, лакомились шоколадом и плюшками…
— У вас замечательная кухарка, Мария Ивановна.
— Благодарю. Я передам ей ваши слова, ей будет очень приятно.
— Это чистая правда. И дом у вас уютный такой…
— Благодарю…
Светская беседа продолжалась около получаса. Глава юрта поддерживал ее на чистом автомате, я тоже отгавкивалась, не собираясь акцентировать на чем-то внимание. Вот еще!
Ко мне хороший человек пришел, кофейку попить… может, его дома не кормят? Всяко бывает!
Первому надоело, как я и думала, Алябьеву. Оно и понятно, у него время не казенное.
— Мария Ивановна, я надеялся увидеть вас вчера.
— У меня были дела, Симеон Михайлович.
— Надо полагать важные, раз вы решили пренебречь приглашением отца.
— Да, важные, — спокойно подтвердила я.
Отца — отца — отца — ца-ца-ца!!!
В голове навязчиво крутилась старая мелодия. Только я не помнила про отца там — или овца? А, неважно!
— Я хотел поговорить с вами по важному для нас обоих вопросу, — наконец сдался Алябьев.
— Слушаю вас внимательно, Симеон Михайлович.
— Мария Ивановна, я хотел бы сделать вам предложение. От имени моего младшего сына — Кирилла.
— Предложение, князь?
— Да. Мой сын достаточно молод, еще не женат и ни с кем не помолвлен.
Я молчала, не проявляя энтузиазма. Вот еще не хватало, радость-то нашли! Вешаться впору от такого счастья!
Алябьев, не дождавшись от меня ни слова, ни звука, подумал и продолжил:
— Я предлагаю вам место в юрте Алябьевых, Мария Ивановна.
Я похлопала ресницами.
— Это такая честь для меня, князь. И так неожиданно…
Фальшь ощущалась на языке, словно перец в дешевом чебуреке. Так и резало. Но — правила игры.
— Неожиданно ли? — прищурился Алябьев.
— Не буду лгать, Симеон Михайлович, отец намекал на этот союз.
— Но?
— Но я не могу сразу ответить согласием или отказом, — пожала я плечами. — Мне надо подумать.
Алябьев изобразил удивление.
Думать? Да о чем тут думать, хватать и тащить надо! Да?
Нет!
— Мария Ивановна, это достаточно выгодное для вас предложение.
А за словами так и читалось: для девчонки без особого приданого, репутации и связей. Ну-ну… мечтай!
— Не сомневаюсь. Но прежде, чем решать свою судьбу, я обязана поставить в известность его императорское величество.
Алябьев нахмурился. А так тебя, это не соплюшек разводить!
— Да, его величество… я полагаю, он не будет против, если вы изъявите желание.
Не будет против? Еще и полдвора позовет, поглядеть на идиотку, которая сама на плаху лезет, а вдобавок и гильотину лично настраивает, чтобы подольше помучиться.
Меня тут вообще за дуру держат? Да, похоже на то.
— Я обязательно поговорю с его величеством о своих желаниях, — похлопала я ресницами. — Сегодня же. У меня назначена аудиенция.
Алябьев как-то подозрительно скис и быстро распрощался со мной. Я пожала плечами, допила кофе и помахала ручкой в пространство.
— Александр Викторович, не желаете присоединиться?
Долго упрашивать не пришлось.
***
Благовещенский кипел так, что на нем можно было чайник вскипятить без особого труда.
— Наглость какая!
Я пожала плечами.
— Полагаю, идиоток хватает. Которые вешаются на сына главы юрта. Или нет?
Александр Викторович задумался.
— Сложно сказать. Но вряд ли. Всем известно, что младший сын у него не удался.
— Ничего, зато общий семейный капитал вполне привлекательно выглядит, — съехидничала я. И уставилась в стену. — Как вы думаете, стоит ожидать силового решения вопроса?
— Вряд ли. А вот попыток надавить — вполне.
Я вздохнула еще раз.
— И что за жизнь пошла? Грусть на грусти, печаль на печали…
— Не переживайте, Мария Ивановна, все образуется.
— Да будешь тут не переживать. — Я сегодня точно рекорд по вздохам побью. — Не один, так другой, не другой, так третий… обязательно ведь какая-нибудь сволочь найдется. И чего они прицепились?
— Так вы же маг земли, Мария Ивановна.
— Так не единственный же!
— Проявленный, сильный, могущий дать хорошее потомство — разве мало?
— Мало.
— Знатная, красивая, умная женщина. Тоже редкость.
— Вдова с подпорченной репутацией. Я-то надеялась, хоть это отпугнет стервятников.
— У вдов практически не бывает подмоченных репутаций. Вам очень многое дозволено, Мария Ивановна.
— Плохо. Не то, что дозволено, а просто — плохо. Я не смогу вот так от всех отбиваться…
— И не надо. Выберите кого получше, выйдите замуж.
Я посмотрела на собеседника как на недоумка. Благовещенский смутился и спрятался за чашкой кофе. Вот и правильно, нечего тут!
— Александр Викторович, вы видите мою семью. Сколько пройдет времени, прежде чем меня попробуют заставить отказаться от них? Сутки? Двое?
Ответом мне было молчание.
То-то же.
— Пейте кофе, Александр Викторович, — вздохнула я. — Я пойду одеваться ко двору, кажется, платье уже доставили. Как-то все очень неположительно складывается, вы не находите?
Находил. Но и что сказать — не знал. Оставалось молча пить кофе.
***
Когда я спустилась вниз, уже одетая, одобрили все. А Александр Викторович даже дар речи потерял. И было от чего.
Платье было очень удачного фасона — подчеркивало мои достоинства, тонкую талию и высокую объемную грудь, и уменьшало недостатки. Плотная гладкая юбка зрительно удлиняла ноги, лиф обрисовывал грудь, глубокий вырез отлично маскировался плотной черной сеткой, камея у горла привлекала к нему внимание, а отделка черным стеклярусом вообще была то, что надо. Бусинки поблескивали и покачивались в такт движению.
Красота!
Украшений — камея и маленькие сережки с перламутром.
Волосы уложены в строгую прическу, тяжелый узел на затылке, несколько выпущенных локонов, массивная заколка, тоже с перламутром. Вуаль мне не полагается.
На руках ни колец, ни браслетов.
Траур.
Но даже траур может быть соблазнительным.
— Маша, ты шикарно смотришься, — отмер братец.
Я подмигнула ему.
— Как ты думаешь, получится соблазнить императора?
— Зачем его соблазнять? — отмер Благовещенский.
— И правда. — Я сделала вид, что погрустнела. — Незачем, но вдруг? Как-никак, такая добыча на дороге не валяется! Потом правнукам рассказывать буду!
Ваня первый понял, что я шучу, и фыркнул.
— Маш, смех-смехом, а правда, может, тебе попроще одеться?
Я покачала головой.
— Ванечка, это минимум. Даже меньше минимума, если я еще проще оденусь, меня просто не поймут.
— Плохо. Ты слишком хорошо выглядишь.
Я вздохнула.
— А буду выглядеть плохо — проявлю неуважение еще до встречи с его императорским величеством. И так плохо, и этак. Ладно, будем надеяться — пронесет. Там, при дворе, куда как симпатичнее дамы бегают, и на все готовы. Я вообще не интересна в таком раскладе.
— Я бы не был так уверен. Вы очень… вы выглядите, Мария Ивановна... — отмер Благовещенский.
Я махнула на него веером. Тоже черным, кружевным, кто бы сомневался.
— Выгляжу. Будем надеяться, все обойдется.
Мы все надеялись, и кажется, на одно и то же.
На кой черт, правда, я императору? Оставьте меня в покое, а? Ведь так хорошо жилось в Березовском, если не считать всех этих убивцев? Так уютно…
Домой хочу. А надо — во дворец.
У-у-у-у-у-у-у…
***
Роскошь и красота.
Мрамор, позолота, картины, гардины…
Описывать?
Зря тратить время и силы. Но Версаль по красоте явно не дотягивал. Хотя это — мое личное мнение, а не французов.
Вот и кабинет, в котором нам прошлый раз давали аудиенцию.
Я робела.
Вот как хотите, я не трус, но я боюсь! Страшно же!
Я иду к человеку, который одним движением брови может вообще стереть меня из истории. Была — и нет. А на нет и спроса нет.
Прошлый раз разговаривали с моим мужем, я вообще была для декорации, а вот сейчас…
Страшновато.
Но действовать все равно надо. Я вошла в кабинет и склонилась в глубоком реверансе. Долго ждать не пришлось.
— Поднимитесь, княжна. Прошу вас, проходите.
Княжна.
Это важно. Не госпожа Храмова, не «сударыня», не «Мария Ивановна», именно княжна. Его величество подчеркивал достаточно высокий статус собеседницы, и разговаривать он собирался с аристократкой.
Я еще раз поклонилась и послушно опустилась в предложенное мне удобное кресло.
— Благодарю вас, ваше императорское величество.
Статус. Я — гостья. Уважаемая и нужная, это видно. А вот зачем нужная — неясно. А то к рыбке фугу тоже со всем почтением относятся, а потом — на сковородку.
— Полагаю, княжна, вы гадаете, зачем я вас вызвал?
И молчание. Я развела руками, понимая, что это не тот случай, когда надо играть в переглядочки.
— Ваше императорское величество, ваше дело приказать, наше дело подчиняться. А думать… я всего лишь женщина. Я не смогу понять всех ваших замыслов.
Иван Четырнадцатый явственно расслабился.
— Не принижайте себя, княжна. Вы не просто женщина, вы маг земли, вы умная женщина.
— Благодарю вас, ваше….
— В приватной обстановке разрешаю называть меня — государь. Сэкономим время.
— Благодарю вас, государь.
— Неужели у вас не было даже догадок, зачем я вас вызвал?
Я пожала плечами.
— Государь, полагаю, вы мне сейчас об этом скажете. К чему тратить время на глупые мысли глупой женщины?
— Княжна, вы меня радуете. Я понимаю, что нашел в вас Сергей Иванович.
Я промолчала.
Понимаешь? Ну и молодец, оставайся при своем понимании! А мне скажите, наконец, какого ежа рогатого я здесь делаю?
Его величество мило улыбнулся.
— Княжна, скажите, у вас есть мечта?
Хм? Меня что — собираются купить?
— Да, государь. У меня есть мечта.
— И какая же?
— Я хочу стать первой женщиной-агрономом.
— Кем?!
А приятно, черт возьми! У его величества форменным образом отвисла челюсть, и я не упустила своего шанса.
— Государь, давно известно, что в год человек съедает примерно сто килограмм хлебных продуктов, сто килограмм картофеля, около ста килограмм овощей и фруктов. Это я еще не учитываю мясо, рыбу и молочные продукты. А говорю только о том, что важно мне. Все это фрукты и овощи, все это зерно кто-то должен выращивать. Население империи под вашим чутким руководством растет, а вот площади вряд ли прибавятся без войны. Можно сделать определенный вывод. Либо мы увеличиваем число посадок и требуем с крестьян больше, либо заменяем сорта овощей, фруктов, зерна, которые дают плохой урожай на нечто более высокоурожайное. Весь последний год я занималась этим вопросом, именно как маг земли, и если позволите, пришлю свои выкладки.
Его величество даже головой помотал.
— Выкладки, княжна?
Видимо, от меня ждали чего-то более женского. К примеру: «семью», «детей», «свой салон в Париже».
Ага, щас!
Семья у меня есть, дети тоже, а салон в Париже… Да мне эта гадость не нужна в принципе. Не то что в Париже, а в жизни.
— Ваше величество, излагать все это на словах долго, да и цифр получилось много. Сколько мы получаем с гектара при использовании той или иной культуры, сколько получаем с магически улучшенной, сколько можем получить, к чему надо стремиться…
На меня поглядели с явным интересом.
— Присылайте ваши выкладки, княжна. Я лично их прогляжу.
— Благодарю вас, государь. Могу ли я попросить о милости?
— Какой именно, княжна?
— Государь, если вы будете кому-то показывать мои выкладки, прошу не упоминать обо мне как об авторе.
— Почему же, княжна?
— Потому что мужчины могут быть не вполне объективны, государь. Особенно когда речь идет о женщине в науке.
— Пожалуй. Да, княжна, вы меня озадачили.
Я изобразила смущение.
— Прошу простить меня, государь, если я была дерзкой.
— Нет-нет, не стоит извиняться. Но я полагал, что у вас есть более… дамские мечты.
У меня еще и дамские сумочки есть, и дамские недомогания.
Дамские мечты?
Да у всех женщин одна и та же мечта. На всех и сразу! Чтобы войны никогда не было! Чтобы мирное небо над головой, чтобы дети не умирали… это — всеобщее. А остальное — частности, которых вполне можно добиться и самостоятельно. Той же любви, ту же семью создать, денег заработать…
— Государь, разве это плохо? Чтобы все были сыты и довольны жизнью? Чтобы моим детям хватало хлеба, чтобы младенцы не умирали от голода, потому что матерям нечем их кормить…
— Хорошо, Мария. Что ж. На мелочи вы не размениваетесь.
Я развела руками, как бы демонстрируя, что каюсь.
Не размениваюсь. И вообще…
Я — такая.
— Что ж, княжна, я и сам посмотрю ваши выкладки, и специалистам их покажу. Обещаю.
— Благодарю вас, государь.
— Но вызвал я вас не за этим.
Вот кто бы сомневался? Мы перейдем, наконец, к делу или будем жвачку жевать?
— В прошлом году вы показали себя как умная и достойная всяческого уважения дама. Надеюсь, в этом году вы не изменились.
Я изобразила всяческое внимание.
— Мне известно, что мой сын уже послал вам несколько букетов. Что вы собираетесь делать сейчас, когда вы не замужем?
— Уехать из столицы, государь. С глаз долой, из мыслей вон.
— Не из сердца?
— Подозреваю, что в сердце цесаревича мне нет места, государь. Да и ни к чему. Его высочество должен жениться для блага страны, и лучше — по любви. Хотя бы по взаимной симпатии.
— Вы правильно мыслите, княжна. К сожалению, Василий увлекся вами.
Ты мне хочешь предложить стать проституткой, что ли?!
Ну знаете ли!!!
Усугубить свою вину оскорблением величества мне не дали. Потому что государь облокотился на стол и даже подался вперед.
— То, что я скажу, Мария, должно остаться между нами. Вы меня поняли?
— Да, ваше величество, — отчеканила я, леденея от ярости.
Ох, только бы не сорваться. Только бы не выдать этому коронованному хаму в лицо что-то нехорошее. Держись, Маруся…
— Вы ни в коем случае не должны оказаться в одной постели с моим сыном.
Фу-у-у-у-у! Слава Богу!
— Не просто так Василий воспылал к вам чувствами. К сожалению, это был приворот.
Теперь настала моя очередь сидеть с отвисшей челюстью.
***
Прошло не меньше пяти минут, прежде, чем я промямлила непонимающее:
— Ваше величество? Приворот? Но…
— Я знаю, что вы скажете. Что ментальное воздействие просто невозможно, верно?
— Возможно, ваше величество, но вы ведь маг воды? И в вашей династии передаются по наследству определенные способности. Разве нет?
— И откуда такая осведомленность, Мария?
— Ваше величество, у меня проявленный дар. Конечно, я изучала все, что касается магии.
— Это есть в открытом доступе?
— Государь, ищущий да обрящет.
— Логично. Ладно, не будем ходить вокруг да около, на всякую силу найдется другая сила, на всякое действие — противодействие. Моего сына собирались приворожить к его невесте.
Я открыла рот и опять его закрыла.
Подумала пару минут.
— Англичане, ваше величество?
— Не факт, Мария. Кстати, я могу вас так называть?
— Разумеется, государь.
Можно подумать, если я запрещу, то меня послушаются. Вы не против, если я вами закушу? Нет, что вы, угощайтесь, вам печенку или селезенку?
— На известном вам балу, вы просили — чего?
— Защиты. Для хозяина дворца.
— Чары должны были закрепиться именно там. Но ваши действия привели в силу старый механизм… я сейчас не стану перечислять вам выкладки специалистов. Но привязка оказалась переброшена на вас.
— Я не хотела, государь…
Интересно, а меня сейчас не решат по старому методу? Нет человека, нет проблемы? Кажется, эти мысли так четко были написаны у меня на лице, что государь рассмеялся.
— Не пугайтесь, Мария Ивановна. Устранять вас смысла нет.
— Почему, государь?
— Потому что приворот шел с крови — и на кровь.
— Ваше величество?
— Просто Василий влюбится в вашу сестру, потом в следующую… надо вырезать всех, в ком течет кровь Горских. Нет смысла.
Хм. Интересно, если с крови — на кровь… надеюсь, на мужчин это не распространяется? Или один раз — не передаст?
Молчу. О таких догадках лучше промолчать, пока мне голову не открутили, здесь толерантности нет, здесь это извращение, за которое и повесить могут. И в принципе, и за то самое место, которым извращался. Россия вам не Европа, это в Италии подобное в практике, еще с эпохи Возрождения.
— И кто посмел? Ваше величество?
— Мария, в том-то и дело. Вы оказались в это втянуты самым непосредственным образом. Еще задолго до приснопамятного бала.
— Ваше императорское величество?!
— Вы до сих пор не знаете, кто хотел вас у***ь, верно?
— Да, государь.
— Игорь Никодимович пролистал ваш дневник. Вы помните вот этот день, Мария?
Я проглядела страничку, покачала головой.
— Нет, ваше величество.
— Прочитайте еще раз…
Я послушно просмотрела страничку, исписанную крупным ученическим почерком.
Ну и?
Мария Горская была достаточно послушной дочерью. Тихой, спокойной, скромной. Единственное исключение — Милонег, вот тут у девочки сорвало крышу и выломало фундамент.
Мария начала лгать, встречаться с любимым втайне от всех…
При определенном желании это несложно сделать. Там прибавить время, тут убавить, попросить подругу прикрыть тебя…
Мими Перова — вот кто прикрывал Марию в тот день. Княжна ушла из дома подруги, чтобы встретиться с любимым, и они гуляли по столице, избегая центральных улиц. Там им появляться было попросту нельзя.
Друзья, знакомые…
Мало ли кто?
Мария накинула шаль на шляпку, чтобы хоть немного спрятать лицо, и они бродили по переулочкам, Милонег оказался превосходным рассказчиком и собеседником, и княжна буквально парила в воздухе от счастья.
Любовь!
Увы, на выщербленную мостовую воздушность никак не повлияла. Мария попала каблучком модной туфельки в щель между камнями, оступилась, едва не сломала ногу. Милонег успел ее подхватить, но каблук был изувечен безвозвратно. А ведь ей еще домой возвращаться.
Можно сделать вид, что изуродовала каблук уже потом, выходя из кареты, но даже в карету надо еще зайти! И до дома подруги тоже дойти надо.
Не босиком.
Не на руках у мужчины. Он-то отнес бы, но в процессе снискал бы такую известность в столице, что никакой рекламы не надо. Назавтра бы все и всё знали.
Выход был один — починить каблучок.
Милонег нашел ближайшую лавочку сапожника, донес туда Марию, усадил и рявкнул на мещанина, чтобы тот поторапливался. Мастер принялся ремонтировать каблук, Мария сидела, а Милонег вышел за дверь, чтобы купить возлюбленной булочку у уличных торговцев.
Странно звучит?
Но княжне-то все было в новинку! Она жила в строгости, и булочки с лотка ей не покупали! Никогда!
Мария не знала в лицо Матвеева. Его знал Милонег, с ним и поздоровался, о нем и рассказал княжне Горской, его княжна упомянула в своем дневнике.
А вот второго Милонег не знал. Зато его по описанию прекрасно узнал Романов.
В каждом государстве есть отрасли науки, которые находятся под запретом.
Якобы.
К примеру, никто не признается в разработке биологического оружия, но ведь оно разрабатывается?
В данном случае, никто не признается в разработке оружия массового поражения, но…
Как я поняла, этот человек занимался некромантией. Серьезно, успешно, будучи руководителем целой группы магов. Занимался в том числе и тем разделом, который относится к магии крови.
К примеру, получаешь ты волос врага, и он гниет заживо. Это ж какие перспективы?
Тебе его даже ловить не надо.
Или внушение. То же самое, по капле крови, чтобы человек делал именно то, что надо магу. Много возможностей, много вариантов, и в магии тоже есть гонка вооружений. Дело житейское.
В подробности государь не вдавался, а я не стала расспрашивать, решив, что проживу дольше. Факт тот, что данный ученый существовал. И занимался государственными заказами, успешно и активно. Ибо был гением.
А потом он немного поссорился с его величеством.
История банальная. Из-за такой некогда ушел в оппозицию Ульянов-Ленин, чего уж там. Семья у ученого была большая, братья, сестры…
Вот один из братьев и полез в политику. Причем в худший ее вариант, который называется «агрессивное стремление к революции». Читай — к суициду.