Маруся-3. Столичные игры.

Глава 1/1

Романов явился точно к назначенному времени. Поцеловал мне ручку и преподнес запечатанный конверт.

— Это вам, Мария Ивановна.

— Мне?

В конверте оказалась небольшая твердая карточка неправильной формы с вензелем императора.

— Это пропуск во дворец. С этой бумагой вы в любой момент можете пройти к его императорскому величеству.

— В любой момент? — прищурилась я.

Романов ответил улыбкой.

— В этом месяце. Карточки каждый месяц меняются, чтобы избежать неприятностей, ваша действительна еще двенадцать дней.

— И что требуется его императорскому величеству от бедной вдовы? — подозрительно уточнила я.

Такие подарки просто так не делаются, еще бы «открытый лист» вручили. «Все, что сделал предъявитель сего…»

Не нужны мне такие благодеяния, за которые неясно чем расплачиваться.

— Практически ничего. Мария Ивановна, государь пригласил вас прийти послезавтра во дворец.

Я красноречивым жестом показала на свой вдовий наряд.

— Воля его императорского величества.

Я пожала плечами.

Воля — так воля. В принципе, вдовам не запрещено появляться в свете, просто это не одобряется. И на балах им бывать не принято, в первый год после кончины мужа — точно, а то и дольше.

— Куда именно мне надо прийти?

— В синюю приемную. Скажете лакеям, проводят.

Я склонила голову, выражая полное согласие. Куда скажете, туда и приду.

— Мария Ивановна, у меня к вам серьезный разговор.

— Да, Игорь Никодимович?

— Скажите, что вы помните об этом дне?

Передо мной помахали страничкой из моего же дневника. Дневника княжны Горской.

Я послушно взяла страничку в руки, пробежала глазами.

— Не помню, Игорь Никодимович.

— Совсем ничего?

— Увы. Память ко мне так и не вернулась. Это может быть важно?

— Очень важно.

Я покусала губы, изображая задумчивость. Именно изображая, память-то не моя.

На страничке была описана встреча двух мужчин. Один что-то передавал другому…

— Нет. Не помню.

— Очень жаль, Мария Ивановна.

— Мне тоже, Игорь Никодимович. Верьте, если бы ко мне вернулась память, я бы и минуты молчать не стала.

— Верю, — кивнул Романов. — Тем более что это важно для вас в первую очередь.

И что я такого записала?

Что такого подметила княжна? Двое людей, двое мужчин, один из которых явно дворянин, второй — нет, дворянин что-то передает простолюдину…

Что в этом странного?

Не понимаю…

Видимо, это достаточно четко отразилось у меня на лице, потому что Романов разочарованно вздохнул.

— Очень жаль, Мария Ивановна. Очень жаль…

— Как вы думаете, это может быть связано с очередным покушением? — прикинула я.

Романов подобрался.

— Очередным, Мария Ивановна?

Я молча вручила начальнику императорской секретной службы коробку с марципанами и букет. И сообщила о вчерашнем инциденте.

На слово мне, предсказуемо, не поверили, активировав то же самое заклинание.

Когда уже четвертая конфета заставила огоньки поменять цвет с зеленого на красный, Романов опустил руку и что-то прошипел сквозь зубы. Наверное, пожелание добра отравителю.

— Я отдам эти конфеты своим людям, Мария Ивановна. Попробуем выяснить, кто их прислал.

— Прошу вас, Игорь Никодимович. Может быть, чаю?

Он кивнул, поудобнее устраиваясь в кресле.

— Мария Ивановна, вы не хотите рассказать мне о вашей жизни в Березовском?

— Игорь Никодимович, неужели вы не получали отчетов о моей жизни в Березовском? — съязвила я.

Романов покачал головой.

— Не льстите себе, Мария Ивановна. Безусловно, о вас докладывали, но не так часто и не столь много.

Я мило улыбнулась.

— Чай с сахаром?

— И с молоком, пожалуйста.

Пару минут я потратила на приготовление чая, а потом заговорила, неторопливо припоминая все, что произошло в Березовском.

Романов внимательно слушал.

Увы, спокойно попить чая нам не дали.

***

— Где эта негодяйка?!

Я подняла брови. Кажется, это папенька, а чего он так возмущается? Я же написала вчера, что не приеду?

— Мария Ивановна?

Романов заинтересованно поднял бровь.

Я мило улыбнулась, обозначая, что я тут вовсе и ни при чем. Откуда я знаю, кто и по какому поводу верещит?

— Мария!

Отец влетел в комнату и остановился. У него даже нос сплющился немного, словно он с размаху на стену им налетел.

Романов улыбнулся добрым оскалом голодного крокодила.

— Ваша светлость, князь Горский? По какому поводу шум?

— Я…

— Папенька, вы тут какую-то негодяйку искали? — ангельским тоном поинтересовалась я.

Если бы взгляды могли убивать, я бы точно под стол свалилась трупиком. Но василиском Иван Горский не был.

— Мария, я хотел бы знать, что это такое?

Князь Горский потряс листком.

Я подняла брови.

— Не знаю. А прочитать дадите?

Лист спланировал на стол.

Я вгляделась и перевела дух.

На одну секунду я подумала, что отправила вместо дипломатического — настоящую версию письма. Ту самую, где не стеснялась в выражениях. Вот был бы казус!

Но нет.

Все вежливо, корректно…

— А что, собственно, случилось? Да вы присаживайтесь, князь, побеседуем…

Отказывать Романову дураков не было. Князь опустился на кресло.

Как оказалось, его подвела самоуверенность. Написал вчера дочери письмо и отправился в клуб. Выпить и поиграть в карты.

То есть — налаживать дипломатические отношения.

А мое письмо даже не прочитал, твердо будучи уверен, что я прибегу по первому щелчку отцовских пальцев.

И вот сидят они, сидят…

— Кто именно? — резко спросил Романов.

— Я и Симеон Михайлович Алябьев…

— Так.

А княжны-то все нет и нет. Тут-то князинька письмо от любящей дочки и распечатал. И сильно оскорбился. А чем, спрашивается?

Я-то в чем виновата?

Он — дурак, а я крайней записана? Извините! Я не согласна!

— Батюшка, а зачем вы меня приглашали, да еще в такую компанию? — сахарным тоном осведомилась я. — Может, расскажете?

— Да, мне тоже было бы интересно, — согласился Романов, да так благодушно, что даже я поняла — лучше не врать.

Князь сглотнул и попытался удариться в дипломатические отговорки, но главное мы поняли.

Меня планировали снова продать.

А что?

Маг земли, с проявленным даром, не бесплодная, что доказано уже одним ребенком, с хорошим приданым — и тем, которое отец вручил, и тем, что от первого мужа осталось, — не старая, симпатичная…

Отличный товар!

Налетай, торопись, покупай живопись!

Тьфу, зараза!

Ладно, Маруся, спокойно, лучше думать о приключениях Шурика, чем о том, как ты прореживаешь плешь своему отцу.

Медленно, вдохновенно, по волоску… заливая все, что останется, расплавленной смолой и сатанински хохоча при этом!!!

И даже в голову папаше не приходит, что я могла отказаться. Это ж надо?

Прихожу я к отцу, а там сидит Алябьев, который и сам маг не из последних. И мило улыбаясь, сообщают, что для меня подобрали жениха.

Кстати — кого?

Романов поддержал мой интерес, князь заюлил, но имя выдал. Да, это вам не партизан, военную тайну не скроет…

Кирилл Симеонович Алябьев.

— О как! Сын главы юрта! — восхитилась я.

— Не обольщайтесь, Мария Ивановна, — опустил меня на землю Романов. — Он не наследник, а младший сын, это первое. Кириллу уже за сорок, и репутация у него отвратительная, это второе.

— Пьет, гуляет, деньги мотает?

— Все сразу.

— Хм, сомнительной ценности сокровище. А я ему зачем? Что, папа на девочек и вино больше денег не дает?

— Что за выражения, Мария! — рявкнул отец.

Романов только головой покачал.

— Мария Ивановна, вы почти угадали. Старший сын у Алябьева недавно погиб, остались двое детей, но они не такие уж сильные маги. На младшего надежды мало, сами понимаете.

— А зачем тогда я нужна?

— Ради сильной крови. Ваш младший сын ведь является магом?

Я опустила глазки.

— Является. Но силу дара пока предсказать сложно. Андрей маг земли, равно как и я.

— Вот видите? Есть шанс, что и остальные ваши дети будут магами. Сделает Кирилл вам трех-четырех деток, и отлично. Алябьев еще в силе, лет двадцать протянет спокойно, а то и больше…

— Если его младшему сыну — сорок лет?

— В юртах иногда очень рано женятся, Мария Ивановна. Алябьеву чуть больше шестидесяти, и он маг. Сильный.

— Тогда понятно. Простите, Игорь Никодимович.

— Ничего страшного, Мария Ивановна. Спрашивайте, если не знаете, я поясню.

Я кивнула. Шестьдесят лет для мага не возраст, отдельные представители и до ста пятидесяти дотягивали. Бывало.

Говорили, что есть маги, которые и по триста лет прожили, но об этом — шепотом и тсс! А еще такая особенность. За долголетие маги расплачивались малодетностью. Максимум — трое детей, а потом — все. Как семя выгорает…

Магия тоже численность магов регулирует.

— А меня никто спросить не пожелал? — злобно прошипела я, глядя отцу в глаза.

Хотя какой он, к черту, отец? Торгует мной как скотиной и хоть бы раз о дочери подумал? Ведь не за хорошего человека сватает, не за того, который будет беречь и любить, заботиться и на руках носить! Нарочно что ли, самых сволочей подбирает?

— Вас-то, Мария Ивановна, спрашивать, конечно, не собирались, — медовым тоном поведал Романов. — Но мне интересно, почему не собирались спрашивать его императорское величество, под протекцией коего вы находитесь? Князь, вам неизвестно, что любой брак Марии Ивановны должен быть одобрен лично его императорским величеством?

Князь опустил бесстыжие глазки, но я уже сообразила.

— Я подозреваю, что откуп был готов. Много хоть за меня дать собирались, папенька?

— Не дерзи мне, дрянь!

Увы, пощечину мне отец дать уже не мог, а на слова я и вовсе плевать хотела. Это он с моим шефом не общался, который иногда изъяснялся только на народно-матерном. Пусть спасибо скажет, если я его лексикончик не вспомню и не выдам здесь и сейчас, а то хочется, аж в груди печет…

— А мне тоже интересно, — подключился Игорь Никодимович.

Папеньку он выпотрошил как пойманную рыбку — до донышка. Еще и чешую поободрал.

Как я поняла, меня планировалось огорошить счастьем — и сразу же везти в церковь. Если что, глава юрта сильный маг, мне бы с ним никак не справиться, но и на подхвате несколько магов было. Пошла бы я замуж как миленькая.

Там же и брак закрепили бы, жених ради такого счастья третий день трезвый мается, как лох последний. А дальше проси, не проси…

Маги земли — зверюшки плодовитые, вот ведь как. И Андрюшка будет от всех жен детей плодить, и я могу еще с десяток малышей нарожать. И маги будут! Скорее всего!

Залетела б я если и не с первого раза, то со второго, на то и настои есть, и артефакты, просто не всем они помогают. Но на магов земли действуют очень положительно.

Романов только головой покачал.

— Да, Иван Александрович. Вы меня просто поражаете.

Князь злобно поглядел на Романова, но понял, что тявкать не рекомендуется, могут и за хвост оттаскать.

— Моя дочь — моя воля! Ей в юрте хорошо было бы, а за внука Алябьев ее озолотил бы! Да еще если бы маг родился! И сильный!

— Что ж вы, папенька, себе какую-нибудь гулящую девку в жены не взяли? — прошипела я. — Или подобрали уже мне четвертую мачеху по образцу третьей?

— Ах ты, дрянь!

Отец размахнулся.

Я уже приготовилась встретить размах чайником — заварка еще горячая, выплеснуть в лицо, а потом и самим заварочником добавить, тяжелый, серебряный…

Романов поднял руку.

— Горский!

И так это прозвучало! Осталось только добавить: «Сидеть!»

Князь мгновенно сдулся и опустился на место. Я поставила чайник, не дожидаясь, пока меня попросят.

— Мария Ивановна, я надеюсь на ваше благоразумие?

— Да, Игорь Никодимович.

— Князь, я прошу вас запомнить, что Мария Ивановна находится под защитой его императорского величества. И любые попытки повлиять на ее выбор спутника жизни будут рассматриваться, как оскорбление императора.

Отец аж с лица сбледнул.

Я злобно ухмыльнулась. Так тебя, гада! И еще раз — так!

— Мы вас больше не задерживаем, князь.

Горский вылетел как под з*д пнутый. Я посмотрела на Романова.

— Он все равно меня в покое не оставит. Вы же понимаете, Игорь Никодимович.

— Понимаю, Мария Ивановна. И должен заметить, у вас есть замечательный выход избежать навязанного замужества.

— Да? И какой же?

— Разумеется, выйти замуж по любви.

И кто сказал, что тролли появились только с развитием интернета? Здесь они и сами по себе отлично бегают. Юморист, ёжь его рожь!

Романов поулыбался пару минут — и снова посерьезнел, показывая, что шутки кончились.

— А теперь подробнее про Демидова и его печальную кончину, Мария Ивановна?

Я послушно начала рассказывать.

И — гулять так гулять, поинтересовалась перспективами Нила.

Романов задумался.

— Так это ребенок Демидова?

— Мать клялась, что в нем кровь Демидовых. А вот чья именно… она утверждала, что его отец уже мертв.

— Хм…

Романов задумался.

— Я доложу государю. А вы, Мария Ивановна, пока ничего не предпринимайте и никому не говорите.

— Никто и не знает, Игорь Никодимович.

Романов поцеловал мне руку и распрощался. А я осталась сидеть, попивая чаек.

Да, закручиваются дела…

А и ладно! Прорвемся! Главное ведь в нашем деле что?

Как говорит наш дорогой шеф — главное в нашем деле этот вот, «реализьм».[1]

У меня, правда, шефа нет, в том мире остался, но реализм я точно обеспечу. Всем.

Добавлю, догоню, отвешу и снова добавлю. Во имя справедливости.

***

— Маша, а твой отец — идиот?

И когда Ванька умудрился растерять почтение ко всем, к кому надо? К власть имущим, стоящим выше по положению и старшим?

Плохо, плохо я на него влияю. Но ведь и правда — идиот.

— Диагноз пока не подтвержден, но субъект явно не адекватен, — в отместку заявила я. Пусть соображает, что это значит.

— Он что — не мог догадаться, что ты откажешься?

Я фыркнула.

— Ванечка, а ему на мое мнение было плевать и осталось положить.

— Ну… государь бы не разрешил.

— Потом бы утрясли ситуацию, уж поверь. Нашли бы метод.

— И ты бы не простила никогда…

— Ваня... — Я вздохнула и решила объяснить все еще раз. — Вот представь себе ситуацию. Я прихожу в родной дом, рассчитывая на простое чаепитие, а мне объявляют волю отца. И давят авторитетом, и угрожают проклятием, между прочим, и еще конфетку какую перед носом вывесят. Могли?

— Могли.

— А там еще и глава юрта. И сам по себе мужик не хилый, да еще маг, да еще с опытом — поди рыпнись. Нет, потом я бы устроила им небольшой Освенцим…

— Чего устроила?

— Локальный филиал ада на Земле.

— А-а…

— Но это уже потом. Да и не рассчитывал никто на серьезное сопротивление. Мне ведь еще и двадцати лет нет.

Ваня вздохнул.

— Знаешь, Маша, твой отец не идиот.

— Да?

— Он большая сволочь.

— А вот этот диагноз подтвержден. Даже не сомневайся.

Интерлюдия 1

Александр Викторович Благовещенский задумчиво откинулся на диване.

Книжка в руке, коньяк в пузатом бокале, для картины полного счастья не хватало только сигары или трубки. Но он не курил.

Что привлекательного в дымовой трубе паровоза?

Или кому-то нравится нежно ее облизывать?

Вот Благовещенскому и не нравилось быть такой трубой. Не говоря уж о вреде здоровью. Нет, ни к чему.

В камине потрескивал огонь, за окном клубилась ночная темнота… хорошо!

Кота еще осталось завести, чтобы мурлыкал, или собаку…

Саша потянулся.

Да, хорошо…

Странно слышать эти слова от человека, который потерял дочь, практически потерял жену, отставлен с должности — так что ж? Бегать и орать, что все пропало?

Или даже ВСЕ ПРОПАЛО!!!

Нет уж. Не дождетесь. Счастье есть всегда, пусть даже в таких коротеньких минутках. Просто надо уметь поймать его. В минуте тишины, в солнечном лучике, игриво пощекотавшем нос, верной собаке, которая рада тебя видеть, мурчанье кошки, улыбке красивой женщины…

Сходить, что ли, к красивым женщинам?

Которые будут профессионально красивыми, услужливыми и радостными? И не так дорого это стоит, ей-ей. Зато спокойно.

Под венец не потащат, денег требовать не будут, детей не захотят…

Он прислушался к себе.

Нет. В б*****ь не хотелось. Не по физиологическим, по психологическим причинам. Просто… хотелось другую женщину.

Умную, красивую… мага земли.

Черт!

Да, вот так и не заметишь, а увлечешься. Княжна Горская оказалась той самой соломинкой, сломавшей спину верблюда. Ее ум, ее характер, ее любовь к родным и близким, готовность отстаивать их, даже с риском для жизни, сила воли… да и внешность тоже.

Такая… аппетитная. Есть за что подержаться, а то некоторых обнимешь — так о кости оцарапаешься.

Александр мечтательно вздохнул.

Физиология тут же подтвердила, что в данном случае она полностью в ладах с психологией, м-да… осталось княжну уговорить?

В том-то и дело.

Зная Марию Храмову, Александр прекрасно представлял, чем кончится такое предложение. Она не создана быть любовницей. Более того, предлагать ей нечто подобное подло и неправильно. И не согласится она.

Не станет ругаться, не отвесит пощечину, это не дамский роман, но закроется навсегда. И доверять не будет.

И в дом… нет, в дом-то пустит, но атмосферы общности и уюта у них уже никогда не будет. Вообще никогда.

Есть женщины, которых можно валять везде и всюду. На таких можно потом жениться, можно не жениться — это неважно. Это ничего не поменяет.

А есть такие, как Мария.

На них можно только жениться. Это не значит, что им не нужен мужчина, но… они не умеют заводить интрижки. Для них отношения — это надолго, в идеале — навсегда, и относятся они к своим связям более чем серьезно.

Предлагать им интрижку просто подло и гадко.

Но…

Вопрос в другом.

Что сможет ей предложить сам Благовещенский?

Семью? Детей? Это у нее уже есть, хоть и необычная семья, но Марии хватает. И братьев она любит, и сыновей, и они ее тоже обожают, мало, что ли?

Себя?

Да, сокровище.

Не особо богатое, не в юрте, не…

Много чего — не.

Еще и с отставкой как сложится, кто его знает! Государь может и на Камчатку сослать, крабов пересчитывать. Не хотелось бы.

Так что предложить ему нечего.

А было бы — что?

Александр задал себе этот вопрос и хмыкнул.

Было бы что — он бы не погнушался. И предложение сделать по всей форме, и хотел бы положительного ответа. Но зачем Марии такое счастье, в два раза старше, с сумасшедшей супругой, без чинов и званий, считай…. Нет. Невыгодно.

А любовь…

А любовь состоит не только в том, чтобы в стогу валяться. Если уж ты семью заводишь, ты за нее и ответственность несешь. Одну он уже не вынес, как это ни печально признавать.

Благовещенский вздохнул.

Да, Маша заслуживает лучшего. Хотя…

На миг, только на миг он представил себе эту картину.

Он сам, вот как сейчас.

Маша с книгой — в кресле напротив. Дети, штук шесть, которые возятся на ковре, Ваня в костюме-тройке, который о чем-то расспрашивает, Петя в мундирчике кадета…

Пара пушистых кошек и большая собака с умными глазами довершили картину семейного счастья.

Да, это могло бы быть.

Но — не будет. А значит, и мечтать не о чем.

Благовещенский решительно задавил картинку, убрал ее в дальний угол памяти — и даже сам поразился, как это резануло по душе. Словно острым осколком стекла по обнаженной коже…

Не будет такого.

Никогда.

Больно…

[1] Из кинофильма «Бриллиантовая рука» (прим. авт.).