Ее боль и награда

Глава 1

До

Лицемерие – оно такое… Алая Маска пуделя манерно откидывает назад неестественно прямые, словно глянцевая лопата, волосы, заходясь в морщинистой улыбке, и поддакивает Кровавой Маше, как ее муж был неприлично красив на вчерашнем банкете. Та подергивает толстой бровью и кивает пухлыми блестящими губами. У нее плановый выгул с нами, девочками и женами богатеньких уродов, и в отличие от многих, ей позволили забеременеть наследником…

- Мой муж преподнес мне подарок по случаю… Прелесть, да? – крутит в длиннющих пальчиках широкий браслет, окаймленный камнями. Сколько весит?

- Да, дорогая, тебя оценили по достоинству. – лукаво.

Сижу среди гламурнячего болота, изображая заинтересованность, поддерживая роль. Что ни пациентка нашего «клуба субботнего салона красоты», то женушка, любовница или «племянница», а вот я… настоящая невеста. Мы женимся в следующем месяце, и мой небольшой животик об этом всерьез намекает. Делаю вид, что отпиваю шампанское, аккуратно отставляя бокал на край стола. Мои пальцы на второй руке скрупулезно мусолит молоденькая девушка с отштукатуренным лицом, хотя, если присмотреться, она и без слоя макияжа симпатичная, с красивыми глазами и правильной формой губ. Понятия не имею, какой тайный смысл кроется в этих заветных слоях, покрывающих лица…

- Боже… - выдает Алая Маска пуделя, грустно вздыхая. Не знаю, что именно, но какой-то сюжет импонирует мне в этой возрастной женщине. Она после «обдирки» лица, то есть пилинга, сидит от меня в соседнем кресле, и у наших ног пыхтят педикюрши. Кроме меня, ее не слышит никто. – Тривиально до оскомины…

- Соглашусь. – зачем-то влезаю, хотя я действительно согласна.

Восхищаться очередной побрякушкой стоимостью как многоквартирный дом не столько тупо, сколько пошло при интеллекте стопки низкокалорийных галет. Маша… сорян, Мэри-ии… сегодня очаровала саму себя.

- Плоский живот и залитая задница отклячат ее с икрой вперед как штангиста. – отвратительно звучит, но Алая Маска заходится беззвучным искренним смехом, одаривая меня благодарной улыбкой.

- Ты сделала мой день, девочка… С икрой… Прелесть! – жеманно касается кончиками пальцев уголков рта, словно их чистота имеет для нее бустовое значение.

Я не скажу ей причину своего безалкогольного аскеза, она не скажет, как тошно, когда муж после многих лет и на волне приличной успешности меняет жену на молодую сосалку, не взирая на то, что жена придумала его бизнес, раскрутила, подтирала ему зад и убеждала детей, лучше их отца природа создать не могла. Вот так… каждый в своей маске и своем придурочном амплуа. Из Алой Маски вышел бы замечательный топ-менеджер, злющий босс с мозгами, а она предпочла дом, детей. Я могла бы сидеть в школе учителем информатики, гладить детишек по макушкам и ставить пятерки, но отправилась в след за призрачной любовью, преданно терпя общество мужа… и не только. Кто мы после этого? Жуткие лицемеры! И никакими кокосовыми скрабами оттереть эту изощренную пакость невозможно!

* * *

Черт знает, почему на грани сознания и забытья мне пришел в голову этот сюжет из прошлого, один и немногих, впившихся в память цепкими клешнями. Приоткрываю глаза, оценивая окружающее пространство. Лежу одна на твердой кровати, больше напоминающей лежанку, но постельное вполне себе нормально пахнет в отличие от меня самой, подушка мягкая, возле есть стол и пара стульев. Комната отделана деревом, и от зашторенного окна падает косой луч света. Пахнет чем-то сладковатым, травянисто-древесным, и едва откинув одеяло, спускаю босые ноги на дощатый пол. На мне больничная сорочка, заляпанная бурыми пятнами подсохшей крови и желтыми, что-то мое, что-то предыдущего пациента. Омерзительно, но я почти привыкла. Остается надеяться, что его постигла не такая печальная участь как меня. Разглядев свои тонкие с просвечивающими дорожками вен предплечья, отмечаю, что капельницы явно пошли мне на пользу. Синие кровоподтеки на локтевых сгибах не в счет.

- Не вставай! – грохочет у дверей… тот смурной незнакомец, предстающий теперь во всей красе. Огромный обнаженный торс со шлепком лейкопластыря у ключицы, выцветающие синяки и брюки форменного военного кроя защитного цвета с крупными карманами на бедрах. – Давай обратно! – указывает здоровой рукой, и я невольно подчиняюсь, разглядывая его во все глаза. Высокий, с огромными жилистыми плечами, поджарым телом и угловатым грубым лицом с семидневной щетиной. Собственно, отнюдь не монстр, каким он предстал впервые в грозных отблесках молнии. Скорее человек, здорово потрепанный жизнью, поскольку над бровями пролегли пару шрамов, грубая зажившая рассечина на шее, по рукам, и это лишь половина, доступная моему взору…

Чее-рт… В больнице я помню его без растительности! Сколько я тут валяюсь? И стоит мне открыть рот, как отмечаю, что губы больше не лопаются корочками. Мужчина приближается, бесцеремонно усаживаясь на кровать. Под характерный скрип деревянной лежанки он прощупывает мой живот пальцами, легко надавливая поверх придатков.

- Не тянет? Не пульсирует? – в его дьявольски черных глазах отражается мое испуганное лицо и еще множество эмоций, не подвластных к опознанию моим измученным мозгом.

Мотаю головой, стараясь не пялиться, но взгляд деть некуда в маленькой комнатухе.

- Идем, - он поднимается, подхватывая мою руку и водружая себе на плечо. Не успеваю охнуть, как оказываюсь утянутой по странному деревянному жилищу дальше, привалившись и повисши на незнакомце, словно раненый боец. В другой комнате, по виду гостиной, меня отпускают на небольшое кресло, водружая под самый подбородок плед. Голова кружится, но не так зловеще, как в те дни, что я ожидала смерти…

- Суп сварил. Не «мишлен» с шапкой звездочек, но сойдет. Пересолил малость. На, - в мои руки всовывает железную миску с горячим варевом, источающим необыкновенно славный аромат. – Ты ешь, я подброшу дров.

Он обращается со мной… как с солдатом, отдавая приказы, приправляя свои речи движением указательного пальца, но при этом тяжеловатое выражение не сдобрено злобой. Скорее… беспокойством. Он полоснул по мне взглядом и не спеша удалился, бухнув, судя по звуку, внушительной дверью. Не в силах сдержаться, я принимаюсь неуклюже засовывать в рот ложки с похлебкой. Наваристый куриный бульон с кусочками картошки, морковки и петрушкой… Теперь я точно знаю, что устрицы и тушеный омар в соусе сущая посредственность! Подкашливая и едва жуя, проклинаю себя за слабость…

- Да на х*р ее кормить! Челюсть сломана, пусть кашу отлизывает, вон… кастрюля осталась сливная, ей и поставь!

- Да она после…

- Заткнись, Оля! Тебе велено, так ты и делай! – с некоторой грустью… - Ей лучше отбросить коньки здесь. Там… ей сладко не покажется. Нашла родственничков! – фыркает в усы сытым котом и мягко уходит, так и не отважившись коснуться меня, смерить пульс что ли…

Память подбрасывает образы недавнего прошлого, словно сомневаясь в моей перемене. Я так стремилась умереть, а тут вдруг с захлебыванием и давясь, опрокидываю в себя целую миску супа. Насмешка? О, нет.

- Жива? Не колет живот? – снова раскатистый бас надо мной.

Вздрогнув от неожиданности, молча киваю, все еще чувствуя вкус пищи во рту. Господи… как же я хотела есть! Мои противоречия на лице вызывают неловкую паузу.

- Почему? – пытливо разглядываю суровое лицо. Оно не даст прямых ответов, но сколько же всего иного, неведомого, грубого и темного скрывается под шрамами, глубокими зажившими порезами, четко очерченным носогубным треугольником и черными дьявольскими глазами! Не отблески молнии создали его тогда в больничной палате воплощением некоего ужаса, кары, а сама жизнь. Он смотрит не таясь, а значит, совершенно не рассчитывает, что я смогу описать его на фото-картинку полицаев…

- Мое дело. Твое же… поправляться. Поняла? – резким движением я оказываюсь в прежней позе повисшего на плече бойца, и мужчина уводит меня дальше, пользуясь полным молчанием и беспомощностью. Интересно, какие эмоции я вызываю у него в таком виде? Грязная мятая бесформенная рубаха и девица не первой свежести…

Жаркий влажный воздух врывается в легкие, расслабляя и без того едва живое тело. Грубо и неудобно усевшись на край дощатой скамьи в банном полумраке, я уныло озираюсь, цепляясь взглядом за все подряд, совершенно не понимая, что будет дальше. Голова идет кругом, но самочувствие намного лучше, ибо я наконец чувствую собственные конечности, удивленно оглядываю похудевшие до ниток голени, руки… Незнакомец поднимает их и стягивает мой балахон, обнажая пугающе худое тело.

Инстинктивно прижимаю руки к груди, внутренне сокращаясь от стыда и страха. Что он хочет от меня? Даже своим затуманенным сознанием улавливаю беззвучную паузу и изумление незнакомца, однако, он быстро берет себя в руки и выливает на меня ковшик теплой воды, а после… Не глядя в глаза и с каким-то упорством, сосредоточенностью принимается намыливать меня мягкой мочалкой, растирая по телу пушистую пену.

Теплая вода отрезвляет, и смущенно хлопая усталыми глазами, я смею наконец, взглянуть на незнакомца прямо. Его взгляд не простой, тяжелый, мужчина хмурится, стоит коснуться моих плеч. Черт знает, зачем я ему понадобилась, но плавные движения, не причиняющие ни грамма боли или страха, мне приятны. Странно ощущать себя… такой, обычной, все еще живой… Пересекающий мой живот тонкий рубец практически зажил, и лишь воспоминания отзываются внутри острой болью. Они все еще со мной, а значит, ничего не кончено.

В каждом миллиметре красноватой блестящей кожи я вижу то, что со мной сделала проклятая семейка. Надежда, счастье, у меня в миг отобрали все, оставив подыхать от одиночества и боли. Мысленно я по-прежнему глажу свой аккуратный животик, говорю ласковые слова тому, кого мне не дали ни увидеть, ни оплакать…

- Сиди смирно! – рявкает, бесцеремонно проводя губкой между моих ног, а потом рывком убирая скрещенные на груди руки.

Массивная грудь верзилы ходит ходуном и черные угли прожигают мое тощее тело насквозь, но начинает трясти не от страха… Он пялится на меня как на женщину, изо всех сил подавляя в себе натуральную мужскую похоть. Серьезно? После всего, что со мной случилось и проглотив то, как я выгляжу и пахну… пахла пару минут назад? Из меня вырывается истеричный смешок, от чего бородатый варвар кривится в ответной усмешке. Не сомневаюсь, я здорово его бешу, и только чудом он сдерживается, чтобы не размазать мое измученное костлявое тело по пологу…

Тянет меня за запястья, приподнимая со скамьи, но от слабости я не в силах устоять, и валюсь прямо на незнакомца, яростно скалясь. Последний ковш воды обливает уже нас обоих, и мужчина ловко заворачивает меня в толстую ткань, подавляя судорожные всхлипы и дрожь. Тяжелые мокрые шаги, вероятно, оставляют капли на полу. Зажмуриваюсь, не смотрю, куда вновь уносят мое тело. Вокруг меня по-прежнему тепло, и спина касается твердого матраца. Проваливаясь в мутный сон, едва ощущаю, как в локоть знакомо впивается игла. Ничего не меняется… скорее всего, мне привиделось это помывочное шоу с незнакомцем, мне просто сменили капельницу…