Острова на реке

4

     Обратную дорогу  из  просторного  кабинета  Мохова в более тесный гостиничный номер Надин и Патриция проделали почти молча.  Дочь  ни  о чем пока не спрашивала, а мать ничего пока не объясняла. Но Надин знала, что Патриция копила вопросы и придет время  она  засыплет  ими  ее. Время  это пришло после ужина. Была хорошая погода, и после очередного посещения ресторана они решили прогуляться по городу.

     Они не спеша фланировали по Тверской улице и смотрели как  слетали с разноцветных вывесок, словно птицы с веток, стайки всполохов света.

     - Мама,  у  тебя действительно был с ним когда-то роман?  - вдруг по-французски спросила Патриция.

      Надин невольно насторожилась.           

     - Был, а почему это тебя удивляет. Разве тебе он не понравился?

     - Он красив,  - оценила внешние достоинства Мохова Патриция. - Но мне всегда казалось, что твой идеал мужчины несколько иной.

     - Тебе правильно кажется, - посмотрела она на дочь, - но и он был тогда другим. Как, впрочем, и я была другой.

     - И каким же он был?

     - Он был идеалистом.

     - Идеалистом!?

     - Да,  мы все были тогда идеалистами,  и он в этом плане ничем не уступал другим.  А что тебя удивляет,  это практически неизбежный этап развития каждого человека.

     - Не знаю, я в себе что-то не ощущаю идеалистку.

     - Но это вовсе не означает, что ты ею не являешься. Просто ты напугана этим словом,  а на самом деле я убеждена, что в тебе совсем немало идеализма, но ты не хочешь в этом себе признаться. А жаль, в идеализме нет  ничего  плохого.  Как  нет  ничего плохого в юношеских или детских суждениях,  как наивны они не звучали бы.  Просто все,  кто их слушают, понимают, что это тот этап, который надо пережить. Впрочем, я думаю, у нас будет возможность это проверить.

     - Но хорошо, а сейчас он бы тебе мог понравиться?

     - Не знаю, мы так мало виделись с ним после такой долгой разлуки.

     - Мама, ты же все отлично знаешь, зачем ты устраиваешь это представление?

     - Но я могу ошибаться.  А раз есть такая вероятность,  то хочется проверить так это или не так.  Или ты думаешь, что можно разгадать человека только по одной встречи с ним? - насмешливо посмотрела Надин на дочь.

     - По-моему, очень часто этого вполне достаточно.

     - Это в тебе говорит неопытность.  Как ты  думаешь,  моя  дорогая дочь

Патриция, тебя можно разгадать за один небольшой разговор с тобой?

     - Ты же знаешь меня.

     - То есть, если я правильно тебя поняла, разгадать тебя абсолютно невозможно. Так?

     - Так, мама.

     - Но  почему  же  ты отказываешь в том же и другому человеку.  Не считай себя сложной, а всех остальных простыми, как строение амебы. Ты просто не  видишь других планов его личности.  Уверяю,  что если покопаться в Олеге,  можно обнаружить массу самых разнообразных и прелюбопытных вещей.

     - И  насколько  я понимаю,  этими раскопками ты и собираешься заняться. Но, если мои уши меня не подвели, он отказался приехать погостить на твою дачу.

     - С ушами у тебя все в порядке, но если ты думаешь, что наша партия может так просто завершиться,  то ты  плохо  знаешь  свою  дорогую мать.

     - Я так вовсе  не думаю, мама,

     - Надеюсь.  Для  меня  было  бы очень печально,  если бы моя дочь столь плохо понимала свою родную мать.  Но ты права в том,  что задача действительно не  из самых легких.  Но зато и победа окажется особенно почетной.

     - А что мы будем делать завтра?

     - Ты все, что захочешь. А я отправлюсь еще к одному своему старому другу.

     - Ты меня не возьмешь?

     - Я  хочу  поговорить с ним одна.  Почему-то мне кажется,  что на этот раз твое эффектное появление пойдет только во вред. Но ты не волнуйся, у  тебя еще будет возможность с ним познакомиться.  Но в данном случае мне будет легче вести с ним разговор без свидетелей.

     То, что она отправится к Сергею одна,  она решила сразу же,  едва познакомилась с посвященной ему главой из переданной ей агентством папки.  Патриция только будет смущать его, при ней он не сможет быть  откровенным даже в минимальной степени, а Максакову есть о чем поведать своему старому другу.  Другой вопрос,  захочет ли он это сделать,  даже в том случае, если их беседа будет протекать один на один.  Впрочем, завтра она особенно и не жаждет услышать каких-либо великих откровений с его  стороны, их время еще не пришло, её вполне устроит, если он почувствует, как и когда-то доверие к ней.  А, судя по его настроению, это будет  не  так просто добиться.  Ибо скорее всего в своем нынешнем положение он не доверяет никому и стесняется буквально всех.

     Была суббота,  а значит, Сергею не надо идти сегодня на службу,  и она его может застать дома,  так как дачи у него нет, и за город он  на уик-энд  не  уезжает.  Пока они завтракали в ресторане,  Надин думала о том,  как лучше ей построить предстоящий разговор,  на какие  нажимать кнопки, чтобы как можно вернее добиться нужного результата. Они вернулись номер,  и она подсела к зеркалу.  Надин видела,  как  внимательно наблюдает  за ней Патриция,  но сейчас ей было немного не до нее.  Она пристально всматривалась в своего бесплотного двойника и пыталась  определить,  в каком виде ей предпочтительнее предстать перед своим давним другом.  Это не Мохов и чем скромнее она будет выглядеть, тем, пожалуй, лучше. Если она разоденется, как светская дама то, учитывая нынешнее незавидное положение Максакова,  невольно станет подавлять его, вызывать, подобно инородному телу, отторжение, а этого она как раз желает меньше всего. Она хочет, чтобы он почувствовал, что они находятся друг с другом на равных,  что они стоят на одной и той же или в худшем случае на соседних ступенях социальной лестницы.  Пожалуй, она даже не станет  накладывать грим,  пусть будут заметны морщинки на шее и возле глаз;  увидев эти не стираемые следы прошедших лет,  Сергей будет  считать,  что и её, словно корабль в шторм, жизнь потрепала и поносила по своим бурным водам. Она только чуточку подкрасит губы - и достаточно.

     Надин чувствовала, что волнуется, набирая номер телефона. Слушать долго гудки ей не пришлось, их сменил мужской голос. Она удивилась тому, что  сразу же узнала его;  она даже и не предполагала,  что память сохранила в неприкосновенности его тембр.  Голос Сергея почти не изменился, только стал чуточку ниже, потеряв юношескую звонкость.

     - Максаков слушает, - сказал он.

     - А с тобой говорит Король.

     - Какой еще Король, - недовольно пробурчал Максаков. По его интонации Надин поняла, что ее собеседник явно не в настроении.

     - Не  какой,  а какая,  а потому Король - это не занимаемая должность, а  к сожалению, всего лишь фамилия.

     - Как  вы  сказали,  Король?  -  Теперь  его  голос прозвучал уже по-другому, протяжно,  как у человека, который быстро что-то старается вспомнить.

     - Не просто Король, а Надежда Король.

     - Надюша, это ты. Но этого не может быть, черт возьми.

     - Разве ты меня похоронил.  Я что-то не помню,  чтобы ты  шел  бы с грустным лицом за моим гробом.

     - Но, черт возьми, как ты тут оказалась, тебя же нет в этой ужасной стране. Ты, кажется, обитаешь во Франции. Я не ошибся?

     - У тебя абсолютно точные сведения,  я действительно прилетела из Франции. Но теперь я в Москве и совсем близко от тебя.

     - И где ты?

     - Где все приезжие, в гостинице.

     - Но ты могла бы остановиться у меня.

     - Спасибо,  Сереженька,  за приглашение, но я много путешествую, и привыкла останавливаться в гостиницах. Могу тебе признаться, что здесь я чувствую себя даже более свободнее, чем в своем доме. Может, потому, что тут  не надо заниматься домашним хозяйством и полно людей,  которые за весьма скромные чаевые пытаются тебе услужить.

     Она впервые за разговор услышала в трубке нечто похожее на смех.

     - Слушай,  а у тебя здесь какие-то дела?  Или ты приехала  просто так?

     - Можно сказать, что просто так. Хотя я считаю, что повидаться со своими старыми друзьями, это и есть самое важное дело. Ты так не думаешь?

     В трубке несколько секунд раздавались только неясные шорохи.

     - Конечно,  ты права, только не знаю, а нужно ли нам встречаться. Прошло столько лет. - Голос Максакова вдруг зазвучал как-то глухо.

     - Так в этом-то все и дело, Сереженька, это и делает нашу встречу особенно привлекательной.  Разве тебе не хочется  посмотреть,  что  со мной  сталось,  как  из очаровательной девушки я превратилась в угрюмую и сварливую старуху.

     - Ты полагаешь.  Что ж,  может,  ты и права,  - не очень уверенно согласился Максаков.

     - Вот видишь,  я не сомневалась,  что ты со мной согласишься. Это же всегда любопытно встретиться с человеком через столько лет, узнать,  как сложилась его жизнь.  Мне, например, безумно интересно хоть одним глазком поглядеть на тебя. Неужели ты окажешься таким жестоким и лишишь меня этого захватывающего зрелища?

     В трубке на том конце провода опять замолчали, но Надин отлично понимала, о чем сейчас думает Сергей, какое трудное решение пытается принять. Но если он кардинально не изменился - а она в этом практически уверена - то тогда она знает, что он ей сейчас скажет.

     - Конечно, я чертовски буду рад тебя видеть.

     - А давай,  как в юности, не будем ничего откладывать. Встретимся прямо сейчас.  Ты даже не представляешь, какое я испытываю нетерпение от желания увидеть тебя.

     - Хорошо, только дай мне часа два. Ты меня прости, я тут по некоторым причинам не могу пригласить тебя домой.  Как раз некстати затеял ремонт.

     Нет у тебя,  Сереженька, никакого ремонта, мысленно возразила ему Надин, просто ты стесняешься пригласить меня в свою конуру, уж слишком ты ее запустил.

     - Да я и не хочу, - подыграла она ему, - сегодня отличная погода.

Помнишь, когда-то мы с тобой встречались у памятника Долгорукому.  Кажется, с тех пор он так и не проскакал ни одного нового  метра.  Давай возобновим традицию. И ты живешь от этого места недалеко.

     - Что ж, давай.

     - Тогда сверим наши часы. До встречи осталось ровно два часа.

     Надин положила трубку на рычажки и перевела дух.  Она может  себя поздравить, разговор  происходил  почти точно так,  как она себе это и представляла. А это благоприятный знак. Она посмотрела на часы; итак в 12 часов она встретится с Сережей.  Она хорошо представляет, зачем ему понадобился этот резерв времени.  Что ж,  поглядим,  каким он явится к ней. Сереженька, Сереженька, умный, веселый, немного по-юношески задиристый и непримиримый к фальши,  обману, неискренности. Что же с тобой сделала жизнь? Каким ты стал? Пожалуй, если перед кем-то она и ощущает немного вины за то, что затеяла, то это, прежде всего перед ним. Но без него она не может обойтись, он один из ключевых фигур всей ее комбинации. Впрочем,  в ней, как в хорошей пьесе, все фигуры ключевые, просто у каждого свое место, своя роль, свое предназначение.

     Патриция лежала на кровати, делая вид, что читает книгу. Но Надин не сомневалась, что вместо чтения дочь внимательно прислушивалась к их разговору.

     - Ты собираешься уходить? - спросила она.

     - Ты же слышала, - улыбнулась Надин.

     - На встречу с ним?

     - Конечно.

     - Хочешь дам тебе совет?

     - Дочь дает матери совет.  Это оригинально,  но мне это даже нравится. Это говорит о том,  что скоро я тебе буду окончательно не нужна и тем самым  обрету полную свободу. Но я слушаю тебя.

     - Я не знаю,  кто он, но я чувствую, что ты пытаешься подыгрывать ему и  при  этом  становишься не совсем естественной.  Если ты слишком сильно войдешь в роль, то он может это заподозрить, и ты потеряешь его доверие. А насколько я понимаю, ты его как раз хочешь завоевать.

     "А она,  пожалуй,  в чем-то права. Я действительно пыталась подстроиться под него, а учитывая его профессию это чревато моим возможным разоблачением.  Следовательно,  пока не поздно надо срочно поменять тон разговора с ним. Хорошая актриса должна быть всегда естественной, а не играть в естественность. Для большинства людей эта тонкость так же неразличима,  как они не могут отличить подлинное произведение искусства от умелой имитации под него, но Сережа способен быстро разобраться, что к чему.  И тогда в чем-то убедить его окажется делом  почти  невозможным".

     - Я  принимаю твое замечание.  В молодости я мечтала о сцене,  но актрисой так и не стала, дальше институтской самодеятельности не продвинулась. Может, потому, что чувствовала, что мне не хватает той самой естественности, о которой ты так мудро сейчас говоришь. Вовремя понять свои недостатки – это, значит, оградить себя от множества  потрясений  и разочарований в последующей жизни. Учти это обстоятельство.

     - А в твою, мама, голову никогда не приходила мысль, что ум мешал тебе быть счастливой?

     Надин с удивлением воззрилась на дочь;  ее скорей  удивил  не  сам вопрос, а то, что он слетел именно с губ  Патриции.

     - А знаешь,  ты в какой-то степени права.  Я всегда была чересчур осторожна, и останавливала себя всякий раз, когда чувствовала, что брод через реку разведан плохо. Да это мешала подчас ощущать себя полностью на гребни волны,  но зато это же ограждало меня от последующих разочарований и опасностей.  И,  если быть честной,  я не знаю, что лучше. И тебе, прежде чем принимать решение, советую все тщательно всегда взвешивать. Не думай, что одно мгновение стоит того, чтобы расплачиваться за него все оставшиеся дни. Счастье - это вовсе не цель жизни, чего понимают, к сожалению, очень немногие.

     - Что же тогда, по-твоему, цель?

     - А  давай сейчас не будем пытаться найти ответ на этот сакраментальный вопрос. Может быть, для того, чтобы его получить, я и привезла тебя  сюда.  - Надин взглянула на часы.  - Мне пора уже переодеваться. Лучше посоветуй,  что мне одеть,  чтобы выглядеть абсолютно естественной.

     - Все зависит от того, какой образ ты хочешь создать.

     - Простой и не слишком богатой женщины, слегка побитой жизнью, но отнюдь не сломленной до конца.

     - Зная  тебя,  могу сказать,  что перевоплотиться в этот образ для тебя будет трудная задачка.

     - Так потому я у тебя и спрашиваю совета.

     Выходя из гостиницы, Надин в последний раз бросила на себя взгляд в зеркало и слегка улыбнулась одними кончиками слегка накрашенных губ. Все-таки  совместными  усилиями  им  удалось создать требуемый образ, и сейчас она меньше всего походила на жительницу города, признанного  во всем мире столицей высокой моды.  Но,  даже упростившись,  она сохраняла и шарм и элегантность.  Только теперь все это стало не броским, а мягким и неназойливым, и чтобы это разглядеть,  потребовался  бы опытный глаз.  Прежний Сергей сумел бы увидеть за ее простотой подлинную красоту и изящество.  А удастся ли это сделать  новому  Сергею,  в этом она убедится совсем скоро.

     До места  свидания было совсем недалеко,  и она решила преодолеть это расстояние пешком.  Но как ни старалась она идти медленным  прогулочным шагом,  к памятнику Долгорукому  все равно пришла первой. Ей это не очень понравилось; было бы предпочтительнее, если бы она чуточку опоздала.  И ее бы уже ждали.

     Сергея она узнала сразу, задолго до того, как он подошел к ней. У нее было несколько минут,  чтобы спокойно рассмотреть его,  пока он не успел ее заметить.  Она улыбнулась и его виду  и  своему  предвидению. Несмотря на жару, Сергей был в клетчатом пиджаке, к шее вместо галстука приникла шелковая косынка, в руках он держал сигарету и периодически элегантными движениями киногероя подносил ее ко рту.

     Заметив Надин,  он,  продолжая играть свою роль,  картинно высоко вскинул руки, попутно эффектным щелчком пальцев выбросил сигарету. Затем крепко обнял Надин.  В ее ноздри проник густой  плотный  запах  не слишком дорогого одеколона,  которым явно без всякой меры окропил, собираясь на встречу с ней,  он себя.  И ей пришлось  приложить  усилия, чтобы откровенно не поморщиться.

     - Ты выглядишь на все десять,  - сказал Максаков, разглядывая ее. - Такая же молодая и такая же красивая,  как тогда. Нет, даже еще красивей.

     - Ну,  уж не такая молодая и тем более не такая красивая.  А вот ты действительно  выглядишь молодо.  Мужчина в самом расцвете лет.  - На самом деле это было далеко не так;  хотя его лицо  не очень сильно изменилось и все же  когда-то тонкие черты расплылись, стали более тяжелыми. Некогда чистый  и гладкий,  как глянец,  лоб теперь прорезали борозды, кожа на щеках сморщилась,  как  долго пролежавшая  в кладовой яблоко, и была нездорового серого цвета.

     - Нет,  это  просто не может быть,  что я тебя снова вижу.  Я уже давно на это не надеялся.

     - А ты хотел меня видеть.

     - Конечно. Мы же с тобой друзья.

     - Но и остальные ребята тоже наши друзья.  А разве ты с ними  видишься?

     Надин заметила, как наплыла на лицо Сергея недовольная тучка.

     - Ты права, но так как-то получалось. Знаешь, как это бывает, все время что-то откладываешь на потом.  Но,  - внезапно оживился он,  как человек нашедший убедительный аргумент в споре, - больше всего я хотел встретиться именно с тобой.

     - А с Аленой? - негромко спросила она.

     - А что с Аленой?  Тебе же,  наверное, все известно. Да я и давно обо всем забыл.  С тех пор знаешь,  сколько у меня было всяких Ален, - цинично усмехнулся Максаков. - Сама понимаешь, что при моей профессии - это не проблема.

     - Между  прочим,  мне очень хотелось поговорить о твоих постановках. Я так давно не была в московских театрах.  Может, ты бы меня сводишь на свой спектакль.

     - Да, конечно, поговорим и о театре. Только что мы с тобой стоим. - Он огляделся; взгляд его упал на расположенное всего в несколько шагах от них небольшое летнее кафе. - Может, посидим здесь.

     - С удовольствием, Сережа.

     Они подошли к павильончику.

     - Что тебе взять? - спросил Сергей. Считай, что здесь все твое.

     - Боюсь то, что здесь есть, мне не очень надо. Да я и не голодна. Возьми тоже, что и себе.

     - Тогда, если ты не возражаешь, отметим нашу встречу двумя баночками пива.

     Сергей взял пиво, и они сели за столик. Максаков открыл свою банку и  полностью осушил ее одним глотком.  Внезапно их взгляды встретились, Максаков улыбнулся ей и небрежно отставил от себя уже пустую посуду.

     - Жарко, - проговорил он. - Нет ничего лучше, чем пиво в жару.

     - Жарко, - согласилась Надин, внимательно наблюдая за ним.

     - Слушай, черт возьми, но я действительно очень рад, что вижу тебя, - расплылся в улыбке Максаков. - Я много раз вспоминал те дни, что мы провели вместе. До чего же мы были чудные.

     - Конечно, чудные мы были, хотя с другой стороны у нас тогда было немало интересных идей.  Некоторые из них мне затем сильно  помогли  в моей жизни.

     - Да.  -  Теперь Максаков с некоторым удивлением поглядел на свою собеседницу. - Я об этом как-то не думал.  Но знаешь,  сейчас я  вдруг понял, что ты во многом права. Подсознательно в моей работе я тоже нередко использовал то,  о чем мы говорили тогда. Как ни странно, но все оказалось намного значительней.

     - Расскажи мне, Сережа о своей работе. Это же жутко интересно.

     - Да,  конечно,  сейчас расскажу. Ты не возражаешь, если я возьму еще пива, в такую жару меня все время тянет пить.

     - Только теперь моя очередь покупать.

     - Да ты что, Надюша, черт возьми. Или ты думаешь, что я не в состоянии купить пару банок пива.

     - Ну что ты,  у меня даже такой мысли и близко нет. - Она улыбнулась ему. - Просто я самостоятельная женщина и привыкла платить за себя сама. Это можно назвать издержками незамужнего состояния.

     - А ты не замужем? А мне казалось...

     - Все так и было, как тебе казалось. Но муж меня покинул, оставив одну с ребенком в незнакомой стране почти без средств к существованию. Прибавь к тому,  что в то время я еще плоховато знала язык.  И ты поймешь,  в каком положении я оказалась.

     - И что было дальше?  - Голос Максакова зазвенел какими-то странными интонациями.

     - Что  было дальше?  Об этом можно написать целый роман.  Если говорить коротко,  то я устояла.  Сумела наладить жизнь,  занялась небольшим бизнесом.  Конечно,  богатств больших не накопила,  но просить милостыню пока  мне не надо.  Вот даже на Родину появилась возможность съездить. Но говорить о моей жизни мне  кажется  неинтересно,  процесс борьбы за выживания везде похож и везде одинаково уныл.  Я не сомневаюсь, что твоя жизнь несравненно интересней,  чем моя.  Подумай о том, что ты можешь мне рассказать любопытного, а я пока принесу пива.

     Надин смотрела, как большими жадными глотками опустошает Максаков банку; выпив ее, он вытер рукой пену с губ, после чего улыбнулся ей.

     - Так что ты хочешь узнать о моей работе?  - почти весело спросил он.

     - То, что ты мне захочешь рассказать. Какие спектакли ты поставил?

     - Ты не поверишь,  но последняя моя работа была Сирано де  Бержерак. Здорово, черт возьми.

     - Здорово, - осторожно согласилась она.

     - А где ты ставил спектакль?

     - О, ты не знаешь, это совсем маленький камерный театрик. Сейчас в Москве немало таких.  Но на самом деле они очень популярны, популярней, чем многие знаменитые сцены.  Там,  у вас за границей вам по-прежнему кажется, что подлинная театральная жизнь протекает в МХАТе,  в Малом.

     - А это не так?

     - Да, конечно, не так, черт возьми. Там просто засохшие, как растения в гербарии,  традиции. Меня не раз приглашали туда, но я отказывался. Потому что там болото. Там традиции, а я против традиций. В театре не должно быть никаких традиций. Ты меня понимаешь?

     - Не совсем,  Сережа.  Мне кажется, что само новаторство не может существовать без традиций, традиции - это то, от чего оно отталкивается и что преодолевает.

     - А ты по-прежнему умница, Надюша. Конечно, все мы дети традиций, но мы же взрослеем. А не везде это понимают. Поэтому я сознательно ищу новые, не закостеневшие коллективы.  Поверь,  с ними гораздо интереснее работать.

     - Я верю, Сереженька. Так что же Сирано де Бержерак?

     - Я хотел показать,  что если человек не способен разглядеть подлинную красоту в другом человеке,  он неизбежно обречен на  несчастье. Это наказание за слепоту.

     - Неплохая идея.

     - Но это только одна из идей.  А тебе, в самом деле, нравится, черт возьми.

     - Я же сказала неплохая идея, черт возьми, - улыбнулась Надин.

     Максаков удовлетворенно рассмеялся.

     - Ты даже не представляешь, как приятно встретить человека, который тебя понимает.  Ты всегда понимала меня лучше всех.  Поэтому я так часто тебя вспоминал.

     - А Алена, разве она тебя не понимала?

     Максаков несколько секунд молча смотрел на нее.

     - Наверное, понимала. Впрочем, я не помню.

     Надин быстро взглянула на него, и ей показалось,  что Максаков был бы не прочь еще раз осушить банку с пивом.

     - Мне  что-то  захотелось приложиться к банке еще разочек,  здесь продают очень вкусное пиво,  - сказала Надин и,  не  слушая  протестов Максакова, быстро направилась к павильону.

     - Я  твой должник,  - сказал Максаков прежде чем перелить пиво из банки в себя.  - Хорошо, - через несколько секунд удовлетворенно добавил он, и уже знакомым ей жестом вытер губы.

     - Ловлю на слове,  будешь моим должником,  вечным должником. Тебя устраивает такая перспектива?

     - Быть твоим должником, это не так уж и плохо. Мне кажется, ты из тех, кто проявляет снисходительность к своим должникам.  Но я так и не понял, чем же ты все-таки промышляешь в своей Франции?

     - Поверь мне на слово, по сравнению с твоей работой это настолько неинтересно и скучно,  что мне даже не хочется и говорить.  Прояви  ко мне милосердие,  давай  отложим  этот разговор до другого раза.  Лучше скажи, ты доволен, как сложилась твоя творческая судьба?

     Максаков внимательно  посмотрел на неё,  при этом его губы как-то странно зашевелились,  как будто он что-то говорил,  но при этом не  был уверен, что эти слова следует произносить вслух.

     - В общем, да. Я ставлю спектакли, они имеют успех. Конечно, можно было бы делать и гораздо больше,  но ты,  наверное,  знаешь,  какое трудное у нас время.  Впрочем, в этой стране трудное время практически всегда. Чтобы  создать спектакль,  нужно, прежде всего, достать деньги и немалые. А здешние богатеи очень неохотно раскошеливаются на такие скучные и недоходные мероприятия. По-настоящему это почти никого не волнует. Приходиться идти на уловки,  люди клюют на престиж, а быть спонсором постановки у нас престижно.

     - А у тебя не возникало желания обратиться к Олегу, он же человек богатый.

     - Откровенно говоря, нет. Да я даже и не знаю, где его найти. Пару раз  видел  его  по ящику,  он принимал участие в каких-то дурацких шоу, в которых делился своим опытом, как разбогатеть.  Но не будешь же писать на телевидение с просьбой выслать его адрес.

     - Знаешь,  Сережа, я очень рада, что ты остался верен своему юношескому призванию.  Это случается не так часто. Природа довольно скупа в наделение людей талантами,  но не многие из тех,  кто получает  этот дар, сохраняют его.

     - В этом ты права,  я сам много раз становился  свидетелем  того, как талантливые люди растрачивали свой талант на пустяки. В нашей среде это  очень распространенное явление.  Видела бы ты,  сколько передо мной прошло тех,  кто,  несмотря на свое немалое дарование, так ничего путного и не сумел создать. Из них можно выстраивать шеренги.

     - Да, я тоже наблюдала этот процесс. Правда, не в таких масштабах. Но я тебя забыла спросить, как сложилась твоя личная жизнь?

     Максаков достал сигарету,  закурил,  окатив себя густым сизым облачком. Затем он переменил позу, положив ногу на ногу.

    - Знаешь,  в нашей среде с этим довольно сложно.  Некоторое время походил в женатиках, но быстро понял, что эта роль не для меня. Художник должен быть свободным,  а когда каждый вечер тебе надо мчаться  домой, дабы подтвердить свою репутацию верного супруга, то это становится чересчур дорогой платой за счастье иметь семью.  И я не жалею,  что развелся.  Я не ощущаю никакого одиночества,  потому что я понял,  что свобода человека начинается с того, что он остается один. Я самодостаточен.

     - А я вот не очень, мне все время кто-то нужен. Моя дочь Патриция жалуется, что я не отпускаю ее от себя.  Но без нее  я  вдруг  начинаю чувствовать себя ненужной, всеми забытой, как зонтик, который оставили в автобусе.

     - Сочувствую тебе,  Надюша. Но я так и не понял, с какой целью ты вернулась?

     - Ты не поверишь,  но я приехала только для того,  чтобы повидать вас всех.

     - В самом деле, это почти невероятно, - согласился  Максаков.

     - Я знала,  что вы все так воспримите мои слова.  Но в  последнее время я  часто вспоминала о том лете.  Мне иногда даже стало казаться, что это было самое лучшее лето в моей жизни.

     Они посмотрели  друг на друга,  и Надин показалось,  что в глазах Максакова мелькнуло недоверие.

     - Я вижу, ты мне не веришь.

     Максаков вместо ответа пыхнул в нее сигаретой.

     - А почему я тебе, черт возьми, должен верить, Надя. Тебя не было двадцать лет и вдруг ты неожиданно,  как снег на голову,  сваливаешься на нас и заявляешь,  что все эти годы только и делала,  что вспоминала об одном лете.  Тебе не кажется, что это выглядит уж слишком невероятно.

     - Нет,  Сереженька, не кажется. У меня было много дел, мне выпала непростая судьба,  я,  словно щепка в море, была брошена одна во враждебный  мне мир.  И мне понадобилось много времени,  чтобы сделать его для себя чуточку более комфортабельным.  И когда я, наконец этого добилась,  то мне захотелось вернуться к тому, что было для меня всего дороже - к своим друзьям и к своему замечательному прошлому.  И, как доказательство искренности моих намерений это то, что я здесь. И я признаться не понимаю причину твоего недоверия к моим словам.

     Максаков внезапно насмешливо посмотрел на нее.

     - У каждого человека всегда есть масса причин для лжи. Есть люди, которые не сказали за всю жизнь ни одного слова правды.

     - Что ж, пусть так. Тогда прими такое объяснение: я - стремительно  стареющая женщина,  которой чертовски хочется хотя бы совсем ненадолго вернуться в свою молодость.  По-моему, это вполне по театральному.  Тебе,  как режиссеру,  должно понравиться такое объяснение, здесь зародыш целого спектакля.

     - В  самом деле,  - задумчиво произнес Максаков,  - об этом можно поставить спектакль.

     - Так в чем же дело, поставь.

     - Что ты имеешь в виду?

     - Я  вас всех хочу пригласить на дачу,  на ту самую дачу,  где мы были двадцать лет назад. Ты приедешь?

     Максаков внимательно  посмотрел  на нее,  и она внезапно увидела, как побледнело его лицо.

     - Там будут все? - спросил он.

     - Все,  - постаралась, как можно увереннее ответить Надин.  - Так, ты приедешь?

     Несколько мгновений он молчал.

     - Почему бы и нет, черт возьми - небрежно проговорил он. - Я сейчас не очень занят,  сама знаешь, начался мертвый сезон. Так что некоторое время можно провести у тебя на дачке.

     - Ты даже не представляешь, как я рада, что ты принял мое предложение, - впервые за весь разговор совершенно искренне проговорила она. - И я так счастлива,  что повидала тебя. Я позвоню тебе, как будет там все готово.

     - Ладно,  с этого момента начинаю ждать звонка.  - Он взглянул на нее с таким видом,  как будто бы не решался о чем-то  ее  спросить.  - Послушай, а ты уверена, что там будут все?

     - Ну, конечно, - сказала она, - там будут все, Сереженька.

     Силуэт Надин  давно  уже затерялся в толпе,  а Максаков продолжал смотреть в том направление,  в котором она исчезла.  Наконец он словно бы очнулся, подошел к павильону и купил пиво. Быстро откупорил банку и осушил ее одним глотком. Затем медленно побрел по улице.

     Гулял он долго,  долго сидел на скамейке в каком-то скверике, еще пару раз покупал банки с пивом,  затем зашел в  пельменную  и  заказал двойную порцию  пельменей.  Картины прошлого,  словно волны на берег, без конца наплывали на него, и он то жалел, что дал обещание Наде приехать по ее зову к ней дачу,  то, наоборот, его начинало жечь нетерпение от желания поскорее там оказаться.  И с каждой минутой  ностальгия по тем,  давно казалось прочно погребенным под высоким барханом времени дням, все сильнее охватывала его.  Теперь он уже не удивлялся тому, что воспоминания  о прошлом заставили Надю сесть в самолет и прилететь сюда, в страну, где у нее практически никого и ничего не осталось, кроме памяти  и загородного дома.  На самом деле память - это как раз и есть самое ценное,  чем может владеть человек. И ради нее стоит совершить и не такое дальнее путешествие.

     Вернулся он домой вечером. Вошел квартиру и долго не зажигал света.  Почему-то ему вдруг не хотелось видеть всю свою знакомую до малейших деталей убогую обстановку своего жилища.  Как хорошо,  что Надя не стала останавливаться у него и как хорошо, что их встреча сегодня произошла на улице.  Чтобы бы подумала она, узрев всю эту нищету и запустение. Он прошел в комнату,  лег на кровать,  но никак не мог заснуть. Мысли, хоровод бесконечных мыслей, словно колесо обозрение, без остановки крутился в голове,  и от этой беспрерывной карусели ему становилось все больше не по себе. Внезапно для самого себя он уткнулся лицом в подушку, но все равно почувствовал, как стала она внезапно мокрой.