Про эльфа и грубого смертного

Исчезновение

Ночь подходила к концу, край неба светлел, эльф поднялся так же неслышно, как пролетает облако поперек утренней зари, и довольно скоро и наглец, посмевший овладеть им, и старый вождь, его отец, и вся процессия были выдворены за пределы лесного королевства. Им было сказано, что их сын был дерзок и силой позволил себе овладеть, и прочее, и прочее... и ни слова правды о том, как хотел этого сам эльф. Он мог себе представить растерянность и непонимание на лице молодого адана, но он был эльфом, равно прекрасным, жестоким и своенравным. Поколения людей для эльфов сменяются так же быстро, как листья на деревьях, и владыка рассчитывал, что образ молодого адана скоро сотрется из его памяти, сам же вновь проводил дни в праздниках, торжественных процессиях, веселье и в танцах под тоскливую, так сильно западавшую в душу эльфийскую музыку, пока племена смертных защищали их лес от набегов с севера, возводили там укрепления, валили лес...

Но в этот раз так не случилось. Должно быть, сами боги решили отомстить эльфу за его вероломство. Из памяти у него не шли грубые ласки смертного и его нежные взгляды. И сердце эльфа часто замирало в тоске. А уж когда он понял, что носит под этим сердцем часть памяти об этом адане, то и вовсе едва не сошел с ума.

Тишина стояла на полянах в лесу, а на окраине леса уже с рассвета доносилось пение топоров и ручных пил. Эльф подкрался потихоньку, смотря, как орудует инструментом его избранник.

Да, Берена все было для него полнейшей неожиданностью, ведь владыка сам отдавался ему, сам прижимался и просил ласки.... Хорошо, что хоть отец не поверил, хоть и ругался знатно. Его сын был горяч, умел в обращении с мечом и телом, но никогда не позволял себе брать силою даже рабынь. А потому ему оставалось лишь горестно вздыхать, глядя на понурого наследника, что ехал рядом.

- Почему, отец? Ведь я же не делал всего того, что он говорит?

- Видно, ты задел его древнее сердце, вот он и не знал, как оправдать себя... Не сердись, эльфы капризны и величавы... Тебе это будет уроком на будущее, чтобы ты с ними не связывался... кроме торговых отношений.

Его сын горестно отвернулся, пришпорив коня - ему скорее хотелось увидеть родные стены, а там... Там, может, девы прогонят эту тоску от светлоокого колдуна?

Но нет. Ни девы, ни вино, ни даже юноши не могли успокоить его сердце. Ему был нужен он, тонкий, звонкий, с копной светлых волос, так изумительно выгибающийся на простынях...

Видя его мучения, отец отобрал у наследника бутылку и охотничий лук да отправил его на границы, труд ведь во все века выбивал дурь из голов, а уж такой тяжкий и подавно. Старый вождь не считал, что нужно беречь наследников, наоборот - ведь его место должен занять достойнейший! Пару месяцев топором помашет и дурь из головы выбьет. А там женит он его, и может, все образуется... Конечно, видя такие страдания, отчего-то ему казалось, что нет. Не образуется. Натворит что-нибудь его наследник... Ох, натворит...

Берен же только молча уезжал, не отвечая на вопросы друга и советника, да на лесоповале беря в руки топор.

Только щепки летели от его работы, бугрились мышцы, пот тек с его лба, утираемый полотенцем в палящем зное лета... Этот брус должны были сплавлять по реке в обмен на деньги для короля да вино в его погребах, которым он, впрочем, обещал в соглашении делиться два раза в год с человеческим королем...

- Отдохните, ваше высочество. На сегодня мы уже выполнили норму, да и солнце уже высоко...

Его друг поднес ему воды, а слуга принес в кувшине умыться, так что Берен с удовольствием вымыл лицо и шею, а потом утерся полотенцем.

- Тут ведь есть не очень бурное место, не так ли? Хочу искупаться, Арчер. Не надо слуг, сходим вдвоем.

Сказано-сделано, и оба мужчины отправились на берег уже спокойного излома, выше места, где сбрасывали брус. Где раздевшись до портков нижних, смело вошли в холодные воды, оттирая себя мочалками из мыльной травы. Впрочем, Берен то и дело обращал взор к лесу - казалось ему, что они не одни и за ними наблюдают.

- Эльфы, что с них взять. Думают, что мы оскверним реку или что похуже... Не обращайте внимания.

А Берен все скользил взглядом по стройным рядам деревьев, выискивая в них милый ему лик... и не находя...

Тем временем эльф тоже беседовал со своим советником, поглядывая на двух людей.

- Быть может, вы скажете ему, владыка? Ведь такое не утаить, да и он имеет право знать о своем наследнике, пусть и обстоятельства его зачатия, были столь трагичны для вас? В конце концов, мы можем отправить его к ним, как только он родится, чтобы вам не было так больно смотреть на него, и...

Советник заткнулся под взглядом владыки и опустил голову.

- Как пожелаете, владыка. Я только лишь предложил.

Эльф зло прикрикнул на советника:

- Думай, что говоришь! - и вскочил, убегая. Но сам вынужден был признать, что тот прав. Как нелепо... Он сам все испортил своим своеволием. Тот смертный наверняка и думать забыл о нем, и не знает, какой удивительный дар послала им обоим природа...

Но, как оказалось, нет. Эльф увидел его и почти сразу сердцем почувствовал, что тот его помнит. И до сих пор одинок, что, конечно, безмерно его порадовало. Вот потому он и наблюдал за Береном, который, сбросив одежды,. предстал перед ним во всей наготе. Одни мышцы чего стоили - ни у одного из эльфийского племени не было такой звериной мощи. Тут же вспомнилось, как он сам плавился в этих сильных объятиях... Эльф прикусил губы, чтобы не застонать, и покрепче вцепился пальцами в кору дерева, возле которого стоял. А человек меж тем, пару раз тревожно оглянувшись на нависший над берегом реки темной массой лес, спустился в воду и принялся там омываться, брызгать на товарища и смеяться... И как к нему подойдешь? А как признаешься? Больше того, он еще и на смех может поднять - разве такое видано у них, смертных? Не поверит и прогонит. И, хуже того, решит, что эльф развратен... А такого он терпеть не мог. Но, в конце концов он опомнился, тряхнув головой - рано ронять слезы. На его стороне власть, сила, могущество и все прочее. Но вот снова обернулся к нему этот грубый небритый адан - и у эльфа точно сердце прихватило. До сих пор он умело скрывался, но тут решил выступить из темноты среди древесных стволов вперед, показаться Берену. И тихо поманил к себе, в лес. Тот только головой помотал - видно, принял за видение. А эльф отошел и исчез.

Но ненадолго. Поскольку спустя короткое время товарищ Берена мог увидеть, как появляется из леса, точно из ниоткуда, бесшумно, эльфийский отряд: лучники в тонкой работы доспехах, с мечами у пояса, и забирают наследника с собой. Так он и рассказывал позднее остальным лесорубам, куда делся сын короля.

Вот так и оказалось, что спустя четверть часа Берен лежал лицом в холодный каменный пол, но зато перед ним по этим плитам прохаживались туда и сюда легкие сапоги, в которые были обуты ноги его недавнего любовника. Если бы не стражи за спиной, Берен мог бы поднять голову, окинуть взглядом фигуру эльфа и заметить, что что-то в ней поменялось, хотя, может, и не заметил бы за широкими одеждами. А эльф отчитывал его ровным холодным голосом:

- Поскольку ты посмел обесчестить меня, взяв силой, а на следующий день вероломно сбежал, то теперь я приказываю заключить тебя в темницу...

Да, он был удивлен, когда руки стражи его схватили – в конце концов, он не нарушал ничего, да и другие лесорубы, также омывались тут, когда уставали от работы. Он выполнял ту же работу, что и остальные и такое задержание наводило на мысли.

Впрочем, стоило ему услышать такое наглое вранье, как Берен возмутился – не только эльфы могли быть гордецами, и если в первый раз владыка сыграл на его изумлении, то теперь даже эльфы не смогли его удержать, стража разлетелась как пушинки, откинутые его мощной фигурой, а сам он поднялся, глядя в лицо эльфу.

- Как же ты можешь так лгать, владыка, глядя в глаза мне? Отец говорил что эльфы высокомерны, но что они вруны, люди никогда не разумели! Посмотри мне в глаза и скажи еще раз, что я взял тебя силой, ну же! Что ты отводишь свой синий взгляд! Моя память все помнит, как ты отдавался мне, как млел и наслаждался ласками, а теперь ты говоришь, что я н*******к!? Никогда тебе этого не прощу! Ни вранья наглого, ни позора, которым ты меня покрыл! Хорошо хоть люди знают, что я никогда не позволял себе насилия даже с рабынями! Сбежал? Никогда я не сбегал, ты выгнал меня сам, вместе с моими людьми, испугавшись, что я расскажу правду! А теперь заключаешь в свою темницу? Что ж, если это поможет тебе заглушить свою совесть – вперед!

Если бы не связанные руки, ей богу, Берен бы ударил его – раз тот был мужчиной, да за такое оскорбление! Его зеленые яркие глаза сияли яростью, чистой обидой ребенка, которому говорят, что он отобрал игрушку у другого и сломал ее, а дело было и вовсе не так!

Впрочем, почувствовав голой спиной наконечники копий, он отступил, окидывая его взглядом и вдруг нахмурившись – Владыка, испугавшись его, отступил и одежды его колыхнулись, а уж то, что он первым прикрыл живот, и вовсе выдало его.

Гамма эмоций пронеслась на лице мужчины. Неверие, изумление, вопрос, направленный эльфу и наконец презрение. За его страх, за то что он не нашел в себе силы признаться, как было, и воспользовался силой.

- Если… Если это мой ребенок, и он для тебя обуза – отдай. В нашем краю дети радость, и мы не отказываемся от них. Голос Берена звучал ровно, но видят боги, чего ему стоила эта ровность.

- Правда, говорят, дети рождаются от любви, а моя любовь для тебя насилие. В любом случае, мы исчезнем из твоей высокородной жизни, как бы ты и хотел, – тут уж в голосе смертного появилось ехидство, словно еще капля недоверия к словам владыки и его версии произошедшего.

- Замолчи, - зашипел эльф, оглядываясь, как бы кто не услышал лишнего. На счастье, никого, кроме стражи, рядом не было, а те привыкли молчать обо всем, чему бы ни стали свидетелями в стенах дворца.

Эльфу и самому показалось, что он попал в какой-то темный водоворот, и ложь затягивает его все дальше и дальше, и он уже не может ей противиться - просто плывет по течению. Но он тут же тряхнул русоволосой головой, сбрасывая подальше эти мысли.

Человека по его приказу заточили в темницу глубоко под землей, владыка же отправился наверх - поправлять расшатавшиеся после ссоры нервы. Впрочем, эльфы никогда не были жестокими с обошлись с пленником по-доброму: не стали заковывать, отвели темницу, где были стол и лежанка, и даже принесли хлеба и родниковой воды. Вечером, а точнее, поздней ночью его навестил уже сам король. Неслышными шагами, как он умел, прошел вниз, тихо растворив дверь, и устроился на коленях у смертного, обвивая его шею руками. Наконец он отдался тому порыву, который давно таил, и потому ощутил кратковременный прилив счастья.

- Я и не думал, что ты будешь так умен, смертный... - начал он.

Но смертный все еще напряженно молчал. Тогда эльф продолжил.

- Прости меня. Я не мог так откровенно признаться в том, что отдался тебе по пустой прихоти, и мне хотелось скрыть позор. не могу же я, король эльфов, отдаваться первому встречному адану! Но мое сердце тосковало о тебе, как и твое, я вижу, - и тут эльф взял его крепкую грубую ладонь в свою, погладил ее тонкими прохладными пальцами, гладкими, как шелк, а затем положил себе на живот, давая почувствовать биение новой жизни.

Со временем их наследник выберет, станет ли он властвовать над людьми или над эльфами. Пока же... И король эльфов заговорил снова. Речь эта была то проникновенной и тихой, то гордой и самодовольной - словом, типично эльфийской.

- Согласись, я же не могу при всех своих подданных сочетаться браком с каким-то грязным немытым аданом! Мы объявим, что нашли дитя случайно... в чаще... Но тебя я не отпущу, пойми. Ты мне нужен... ради некоторых моих эльфийских потребностей. А потому я предлагаю тебе стать стражником при моем дворце. Что скажешь?

- Я скажу тебе, чтобы ты убирался немедленно, Владыка, и не смел больше подходить ко мне с такими предложениями. Я сын короля, и если наша ночь была для тебя позором, а я всего лишь немытый смертный, и дитя наше ты хочешь объявить нечестивым приплодом, то убирайся вон, и приходить больше не смей... Я не подниму на тебя руку, потому что ты носишь мое дитя, но сделать больно могу.

Эльфа спихнули с колен, и он едва удержался, чтобы не упасть. Может быть он и был удивлен, такому отпору, или тому что у презренного смертного была гордость? Неизвестно, но было слишком темно, чтобы его лицо можно было рассмотреть ближе. А подниматься Берен не хотел - боялся не сдержать в себе гнева.

Его дни были заполнены думами. Тяжелыми, словно грозовые тучи. Тяжкими, словно последнее решение. И он не знал, не понимал как ему действовать теперь. Эльфы живут вечно, что ему станется держать его тут до старости? А если и нет, то они ведь оба желали друг друга, только эльф в вредности своей признавать этого не хотел, да почему-то считал их страсть позором...

Ещё два раза приходил владыка к нему. Просил, угрожал, но признавать то, что он ему нужен не только для секса, не желал.

А на третий вдруг согласился. Даже договорить королю не дал, коротко бросив, что согласен.

Ох, зря радовался владыка. Зря обещал ему все богатства и свою постель... Только один раз он успел насладиться своим варваром, после отсылая его прочь и не замечая даже, как опасно загорелись его глаза...

И месяца не прошло, как леса всколыхнуло немыслимое известие - король пропал. А вместе с ним пропал и его варвар- стражник. Немного крови было найдено, да пустые одежды в их комнате, и все.