Дерзкий характер

Часть 3. 1

Мария Николаевна возвращалась домой, в Россию, возвращалась одна. Тоска по родным местам, мучившая ее все эти годы проживания на чужбине, отступила, а на смену ей пришла грусть расставания с дорогими сердцу людьми. С сыновьями Сергеем и Андрейкой она рассчитывала вскоре увидеться, а вот с Алексеем Викентьевичем и Николаем Петровичем она, похоже, рассталась навсегда. Жизнь в Париже не оставила особого следа в ее душе, поскольку Парижа она практически не видела и не знала, находясь безвылазно за стенами и высоким забором российской дипмиссии. Нередко за ней заезжал на роскошном лимузине Николай Петрович с приглашением провести вместе выходной на Елисейских полях или в Булонском лесу, но Сергей неизменно находил причины, чтобы не отпустить мать. Только несколько раз она побывала в гостях у Николая Петровича в особняке вместе с Алексеем Викентьевичем и Андрейкой, когда Сергей по делам уезжал в Москву. Особняк поразил ее необычайной роскошью и обилием хорошо вышколенной прислуги. Она чувствовала себя скованно среди его заносчивых и расфуфыренных невесток, не знала, о чем с ними говорить и как себя держать. За последние годы она отвыкла от хороших манер и пустопорожних разговоров. Николай Петрович видел ее скованность и старался увести ее в сад или оранжерею, или небольшую картинную галерею. Она чувствовала, что нравится ему, как женщина, и это обстоятельство мирило ее с необходимостью проявлять заинтересованность к пустой светской болтовне его невесток. Алексей Викентьевич замечал проявляемое Николаем Петровичем расположение к ней, тихо бесился, и старался вызвать у нее ревность, уделяя нарочито повышенное внимание присутствующим дамам. В таких случаях он садился за рояль и играл что-нибудь сентиментальное. Дамы моментально окружали его, а Мария Николаевна равнодушно уходила с Николаем Петровичем, ничем не показывая своего раздражения или возмущения. Тем самым она приводила Алексея Викентьевича в еще большее бешенство. Но, чем больше он внутренне бесился, тем веселее казался окружающим.

   Андрейке нравилось бывать у Николая Петровича. Он с огромным интересом рассматривал книги в красивых кожаных переплетах с золотым тиснением, стройными рядами стоявшие в многочисленных шкафах огромной домашней библиотеки. Выбрав одну из них, он усаживался в мягкое глубокое кресло и переносился в мир вымысла. Николай Петрович давал ему книги и с собой с условием непременно вернуть сразу, как только прочитает. Он незаметно и ненавязчиво руководил Андрейкой в выборе книг. Он настоял на том, чтобы Андрейка обучался французскому языку и для этого нанял ему учительницу француженку. Андрейка довольно часто бывал у Николая Петровича и сумел подружиться со всеми членами его многочисленного семейства. Он заметно возмужал, вырос, раздался в плечах и превратился в очаровательного молодого человека. Сергей заботился об его образовании и за те несколько лет, что Андрейка прожил в Париже, он сумел экстерном закончить школу и начать изучать технические предметы. Ему нравилось производить расчеты, проектировать механизмы, а еще больше нравилось воплощать в жизнь задуманное, заставляя мертвые машины оживать. Каждую свободную минуту он проводил в мастерских Николая Петровича, где находилось несколько дорогостоящих автомобилей. Устройство их он изучил досконально, так что с закрытыми глазами мог определить, что за деталь у него в руках и как она действует. Особых хлопот Андрейка Марии Николаевне не доставлял, тем более что рядом с ним всегда был либо его отец, либо старший брат. С отцом он сошелся довольно близко, и она иногда ревниво отмечала, что сын находит больше общих тем с Алексеем Викентьевичем, чем с ней. Вслух она своего недовольства этим обстоятельством не высказывала.

   За пределами дипмиссии Мария Николаевна подружилась с хозяйкой соседнего кафе, куда она частенько заходила за свежими булочками или пирожными. Клотильда, или, как она просила себя называть, Кло, была очаровательной брюнеткой, приветливой и улыбчивой. Она неплохо говорила по-русски. Ее последний муж был русским эмигрантом, и от него она научилась понимать и говорить на незнакомом языке, мило коверкая слова. Муж Кло умер от сердечного приступа два года назад. Горевала она недолго, поскольку привыкла не усложнять свою жизнь излишними переживаниями. Сейчас она была озабочена поисками нового мужа и непременно русского. "Французы-мужчины слишком расчетливы", - говорила она. - "Они не умеют так ценить женщину и заботиться о ней, как русские мужчины". Ей очень нравился Алексей Викентьевич, и она не раз высказывала Марии Николаевне просьбу сосватать их. Та только отшучивалась, что не годится на роль свахи.

  - Вы же его не любите, я вижу! - горячилась Кло.

  - Просто мы, русские женщины, не можем так открыто выражать свои чувства, у нас это не принято.

  - Мари, вам больше подходит тот серьезный господин, что приезжает за вами в лимузине. Он к вам явно не равнодушен. Уж я-то в этом разбираюсь.

  Такие разговоры происходили довольно часто, и они забавляли Марию Николаевну. До поры, до времени она не придавала им значения. В один день все переменилось.

   Как-то вечером Сергей пришел вечером в комнату матери с сияющим лицом. В руке он держал письмо:

  - Мама, угадай, от кого письмо? Ну же!

  - Не знаю, сынок, не томи! Раз ты так улыбаешься, значит, вести хорошие?

  - Не просто хорошие, а замечательные! Это письмо от Володи. Он нашелся! Он в Москве, преподает в одном из столичных институтов, женился, и у него растет очаровательная дочка.

   Мария Николаевна взяла письмо и прижала его к губам. Средний сын, которого она считала безвозвратно потерянным, нашелся. Боже, какое счастье! Она читала и перечитывала письмо, словно надеялась вычитать что-то такое, что пропустила при предыдущем чтении. Ликование наполнило ее душу: сын жив, зовет ее и ждет.

  - Сережа, теперь, когда отыскался Володя, я могу вернуться в Россию. Здесь мне все чужое. А там у меня растет маленькая внучка. Потом, я столько лет не видела Володю. Вы все время со мной, а он вдали от нас, совсем один. Я просто обязана поехать к нему!

  - Мама, давай не будем горячиться! Я понимаю твои чувства, я тоже очень хотел бы увидеться с Володей. Ведь мы росли вместе и были очень дружны. После тебя он для меня - самый близкий человек. Андрейка тоже мне очень дорог, но у нас с ним большая разница в годах, - добавил он, заметив промелькнувшее в ее глазах беспокойство. - Я постараюсь что-нибудь придумать. Но только, извини, я не смогу ничего сделать для Алексея Викентьевича. Ему нельзя возвращаться в Россию, его сразу поставят к стенке. И никого не будет интересовать, что он за человек на самом деле. Поэтому, решая вопрос об отъезде в Россию, ты должна решить, как быть с Алексеем Викентьевичем.

   Всю ночь она проворочалась в постели, не смыкая глаз. Слова Сергея запали ей в душу. Он прав, нужно что-то решать. Алексей ей дорог, очень дорог, но она не может ставить под угрозу его жизнь. Но и жить с сыном в столь длительной разлуке она больше не может. Она решила поговорить с Алексеем начистоту и убедить его в необходимости расстаться. Утром она позвонила Николаю Петровичу и попросила его встретиться с ней в кафе у Клотильды. Николай Петрович явился по первому ее зову. Они сели в укромном уголке кафе. Кло сама принесла им кофе и пирожные, и при этом бросила выразительный взгляд на Марию Николаевну. Наверно, тогда у Марии Николаевне впервые мелькнула мысль, пока неясная, как ей расстаться безболезненно с Алексеем. Мелькнула и пропала, не приобретя четких очертаний. Николай Петрович внимательно прочитал письмо и вопросительно посмотрел на Марию Николаевну:

  - Что вы решили делать?

  - Пока ничего не решила. Хочу посоветоваться с вами, как с испытанным и надежным другом. Мне очень хочется поехать к сыну, но смущает несколько обстоятельств. Я понимаю, что, уехав домой, сюда я больше не возвращусь. Андрейка учится, и мне не хотелось его срывать с учебы. Кто знает, что ждет его дома. И, конечно, не буду от вас скрывать, меня беспокоит, как к идее моего отъезда отнесется Алексей Викентьевич.

  - А мое отношение к этой идее вас не беспокоит? - неожиданно глухим голосом спросил он.

  Она удивленно на него посмотрела, но он не отвел своего взгляда и не смутился.

  - Мария Николаевна, я в таком возрасте, когда терять друзей очень тяжело, а вы для меня - больше, чем друг. Я сам не знаю, как это вышло, но я полюбил вас со всей страстью стареющего сердца. Раньше я об этом только в романах читал, а теперь сам поражен этой болезнью.

  - Вы правильно сказали - болезнью. Болезнь излечится, как только я уеду. Не усложняйте хотя бы вы мое положение. Я очень хорошо к вам отношусь, очень дорожу вашим добрым расположением, но вы знаете, что я не свободна. Много лет меня связывают отношения с Алексеем, у нас общий сын...

  - Я все знаю, - перебил он ее. - Не лишайте меня последней надежды думать, что я вам тоже не безразличен, что в другое время и при иных обстоятельствах вы могли бы тоже полюбить меня. Если вы уедете, я зачахну от тоски.

  На глазах его появились слезы. Он суетливо полез в карман за платком, а она, охваченная чувством сострадания к его искреннему горю, взяла его за руку и сказала:

  - Николай Петрович, милый вы мой человек, простите меня, что доставляю вам огорчения! Меньше всего на свете я хотела бы ранить вас, вы столько сделали и для меня, и делаете для Андрейки.

  Он усилием воли взял себя в руки и после продолжительной паузы сказал:

  - Мария Николаевна, мне недолго осталось гостить на этой земле. Сыновья мои канули в неизвестность, и у меня нет надежды когда-либо их встретить. Невестки мои, сами видели, ни о чем, кроме дамских пустяков, думать не могут. Ваш сын Андрей стал для меня утешением, и я, грешный, мечтал, что мы, соединившись с вами, вырастим его достойным человеком. И я со спокойной душой передам ему ведение всех своих дел. А теперь рушатся все мои надежды. Не забирайте у меня хотя бы вашего сына!

  - Андрейка со мной не поедет, пока не закончит учебу. Так решил Сергей, и я вынуждена с ним согласиться. Сережу тревожит обстановка в России. Он об этом не говорит, но я это чувствую.

  - Он не напрасно тревожится. Я не буду вас пугать, дорогая Мария Николаевна, но в наших кругах говорят о многочисленных арестах. Молох пожирает породивших его.

  - Надеюсь, что меня это не коснется. Я слишком мелкая сошка, женщина-домохозяйка.

  - Дай-то Бог! А когда вы скажете Алексею Викентьевичу о вашем намерении уехать?

  - Не знаю. Честно говоря, даже не представляю, как сказать ему об этом. Я боюсь, что он захочет ехать со мной, а в России его ждет смерть. Я надеюсь, что вы поможете мне убедить его остаться в Париже.

  Они проговорили больше часа и простились. Николай Петрович уговорил Марию Николаевну взять на память часы-медальон из золота с двойной крышкой. Когда внешняя крышка откидывалась, глазам открывалась красота драгоценных камней, украшавших корпус часов. Мария Николаевна долго отнекивалась, но Николай Петрович был настойчив, и она вынуждена была принять этот драгоценный дар.

   Придя домой, Мария Николаевна села в кресло и задумалась. Ускользнувшая, было, от нее в кафе мысль, словно молния, мелькнула у нее в мозгу и стала обретать очертания плана действий. Она решила использовать интерес Клотильды к Алексею, чтобы удержать его от поездки в Россию. Она решительно вернулась обратно в кафе и попросила Клотильду выслушать ее предложение. Женщины долго обсуждали идею Марии Николаевны, распределили роли и договорились на другой же день приступить к исполнению задуманного. Мария Николаевна вечером пришла к Сергею и долго убеждала его помочь им с Клотильдой. Сергей нашел затею женщин невыполнимой, но обещал не мешать им.

   Мария Николаевна грустно улыбнулась, вспомнив, как своими руками отдала Клотильде Алексея. Идея была проста: Мария Николаевна объявила себя смертельно больной и улеглась в кровать "умирать". Клотильду пригласили, якобы, ухаживать за ней. Николай Петрович, прослышав о болезни Марии Николаевны, прислал своего домашнего врача. Последний с умным видом вертел мнимую больную из стороны в сторону, прослушивал ее, выстукивал и беспомощно разводил руками. Он нашел Марию Николаевну абсолютно здоровой и никак не мог понять, отчего у нее такая "слабость" и намерение умереть.

  - Хорошее питание и свежий воздух - вот все, что вам нужно, - заключил он.

  Алексей сильно встревожился и решил созвать консилиум врачей, но тут в дело вмешался Сергей:

  - У нас есть свой врач, а французским специалистам я не доверяю. Он придет сегодня вечером и осмотрит больную.

  Посвященный в затею женщин врач отозвал Алексея и, печально покачивая головой, сказал, что больная больше месяца - двух не протянет. В этом состоянии ей нельзя ни в чем перечить и со всеми ее желаниями нужно считаться и исполнять их. Бедный Алексей совершенно пал духом. Все свободное время он проводил у постели Марии Николаевны. А она, глядя на него скорбными глазами, тихо шелестела:

  - Алешенька, я знаю, что мне недолго осталось. Я очень тревожусь за тебя. Ты останешься совсем один. Я умерла бы спокойной, если бы нашлась добрая женщина, которая любила тебя и ухаживала за тобой.

  - О чем ты говоришь, Маша! Мне никто, кроме тебя, не нужен. Ты поправишься, вот увидишь!

  - Нет, милый, нужно смотреть правде в глаза. Я чувствую, что скоро покину вас. Силы оставляют меня, и я слабею день ото дня.

  Она притворно закрывала глаза и тяжело дышала. Алексей заливался слезами. Входила пышущая красотой и здоровьем Клотильда в облегающей ее стройную фигуру одежде и склонялась над больной таким образом, чтобы Алексей мог обозревать ее прелести. Мария Николаевна из-под неплотно прикрытых век следила за выражением лица Алексея, но он был так погружен в свое отчаяние, что не замечал ухищрений Клотильды. Тогда Мария Николаевна решила ускорить событие. Сделав вид, что она бредит, она стала звать Алексея протяжным голосом. Он склонился над ней рядом с Клотильдой, а та незаметно прижалась к нему округлым плечом и тугим бедром, но он никак не среагировал на ее хитрость. Тогда Мария Николаевна открыла глаза, взяла за руки Клотильду и Алексея и, соединив их руки, зашептала:

  - Клотильда милая, обещай мне не бросать Алексея Викентьевича, когда я уйду в иной мир! Алеша, обещай мне, что женишься на Клотильде, и тогда я умру спокойной. Я хочу знать, что ты не останешься один, когда меня не станет.

  И Клотильда, и Алексей залились слезами, а она, изобразив обессиленность, снова закрыла глаза. Клотильда, рыдая, припала к плечу Алексея, а он, утешая, гладил ее по спине. Продолжая плакать, Клотильда все теснее прижималась к Алексею, а потом обвила его шею руками и страстно поцеловала в губы долгим поцелуем. Он от неожиданности опешил, а потом довольно резко отстранил от себя. Женщина изобразила смущение, закрыв лицо руками, и залепетала:

  - Простите, простите, я не хотела! Мне очень больно и горько, я так нуждаюсь в поддержке и утешении! Уходит из жизни моя лучшая подруга. Врач сказал, что мы должны выполнять любую прихоть Марии Николаевны, ни в чем ей не перечить. Огорчение может ускорить ее конец.

  Мария Николаевна снова открыла глаза и слабым голосом позвала их:

  - Где вы, мои дорогие?

  - Мы здесь! - в один голос откликнулись Алексей и Клотильда.

  - Вы должны пожениться до моей смерти. Я хочу, чтобы это произошло как можно скорее!

  - Маша, ты бредишь! Я не могу и не хочу жениться на Клотильде! Мне никто не нужен, кроме тебя.

  Мария Николаевна застонала и сделала вид, что задыхается.

  - Вот видите, что вы натворили! - горячо зашептала Клотильда. - Вы забыли о предупреждении врача? Ей нельзя перечить!

  - Но я не могу на вас жениться!

  - А у***ь ее своим отказом вы можете?

  Алексей потрясенно молчал. В комнату заглянул Сергей:

  - Как мама?

  - Ей стало плохо после отказа Алексея Викентьевича жениться на мне.

  - Жениться? - изумился Сергей.

  - Да, она настаивает на этом. Хочет, чтобы Алексей Викентьевич не остался один. Врач сказал, что ей ни в чем нельзя отказывать. Ситуация становится критической.

  Алексей умоляюще посмотрел на Сергея:

  - Сережа, это бредовая идея. Я люблю твою маму и не могу жениться на другой женщине.

  Сергей беспомощно развел руками:

  - А как же быть с указанием врача? Боюсь, что у вас нет выхода. Нужно, чтобы мама умерла спокойной и счастливой, а она будет счастлива в том случае, если устроит вашу судьбу.

  Через несколько дней Алексей и Клотильда поженились, а "больная" резко пошла на поправку. За это время Сергей оформил все необходимые для отъезда бумаги, купил только один билет до Москвы, для матери. Мария Николаевна решила уехать, не попрощавшись со своими друзьями, но в последний момент передумала и позвонила Николаю Петровичу. Тот непременно захотел дать в ее честь прощальный ужин, на который пригласил и Алексея Викентьевича с Клотильдой. Марии Николаевне нелегко далась эта последняя встреча с Алексеем. Целый вечер она избегала возможности остаться с ним наедине, а он ходил за ней неотступно, порываясь объясниться. Клотильда не препятствовала ему. Она была довольна, что заполучила Алексея в мужья и свято верила, что сумеет сделать его счастливым. Когда Мария Николаевна стала прощаться с гостями, Алексей решительно подошел к ней:

  - Маша, нам нужно поговорить!

  - Простите, Алексей Викентьевич, меня за то, что осталась жива, - начала она свое наступление, припомнив, что нападение - лучший способ защиты, - но вы теперь женатый человек, и мне, кажется, не совсем удобным вести с вами какие-либо переговоры. Я уезжаю со спокойной душой, что вы не одиноки, что рядом с вами находится любящая вас женщина, добрая и порядочная. Кстати, она смотрит на нас, и ей совсем не нравится наше общение.

  - Ах, какое мне дело до того, что ей нравится, а что нет? Выслушай меня, Маша, умоляю! Моя женитьба ничего не значит. Я это сделал ради твоего выздоровления. Я счастлив, что ты поправилась. Ради тебя я и не такое мог сделать. Наверно, Клотильда - хорошая женщина, но я не буду ее мужем.

  - Не глупи, Алеша! Мы расстаемся навсегда, и я хочу быть уверена, что ты не одинок. Клотильда не даст тебе пропасть, опуститься. Она любит тебя, и только ей я могла уступить тебя. Береги сына! Ты для него остаешься и за мать, и за отца. Я напишу тебе из России. Прощай!

  - Зачем ты едешь? Что тебя там ждет?

  - Меня ждет сын Володя. Я мать и должна быть рядом с детьми. Сережа и Андрейка приедут позднее. Я мечтала собрать всю семью вместе. Сегодня я делаю первый шаг к осуществлению своей мечты. Поверь, я была бы рада, если бы ты поехал с нами, но для тебя возвращение в Россию равносильно гибели. Я не могла поступить иначе, пойми это! Будь счастлив, Алеша!

  Он обнял ее, и она не сопротивлялась. Он целовал ее глаза, щеки, губы, и она чувствовала, что слабеет, что еще мгновение, и она отменит свое решение об отъезде. Она поняла, что он ей бесконечно дорог, но еще дороже ей сыновья и материнский долг. Чтобы не разрыдаться, она резко отстранилась от него и пошла к выходу. Николай Петрович ждал ее и, когда она приблизилась к нему, взял ее под руку и проводил до лимузина. В машине, когда она осталась одна, она дала волю слезам. Шофер не докучал ей разговорами, и она была ему за это благодарна.

   Перед самым отъездом к ней забежала Клотильда и рассыпалась в благодарностях. Она щебетала о том, как она счастлива, а душа Марии Николаевны изнывала в тоске. Ей было невыносимо слушать признания счастливой соперницы. "Как все же немилосердна к нам с Алексеем судьба! Но пусть хотя бы он будет счастлив!" - подумалось ей. Она тепло простилась с Клотильдой. На вокзал ее провожали сыновья и Николай Петрович. Алексей ее проводить не пришел, а она до последнего момента ждала его. И вот она едет домой, в Россию. Что ж, вот и еще один период ее жизни закончился. Что ждет ее впереди?

   Когда поезд пересек границу с Россией, и в вагон вошли русские пограничники, она поверила, что наконец-то вернулась домой. Ее охватило необычайное волнение, комок подкатил к горлу, и она еле сдержалась, чтобы не разрыдаться. Пограничник подозрительно посмотрел на нее, а она в ответ улыбнулась ему. Она готова была расцеловать его веснушчатое лицо, таким родным и близким он показался ей. "Я дома, дома!" - все в ней пело от счастья оказаться вновь среди своих, на своей земле. Только тот может понять охватившие ее чувства, кто надолго был оторван от своих корней. Здесь, на родной земле она готова была претерпеть любые неудобства и лишения, лишь бы вдыхать воздух родины, слышать родную речь.

  - Предъявите ваши вещи для досмотра! - обратился к ней тот самый веснушчатый пограничник строгим голосом. Мария Николаевна открыла свои чемоданы, и он бесцеремонно стал рыться в ее вещах.

  - Везете что-нибудь запретное?

  - Нет, нет, ничего, - приветливо ответила она, всем своим видом демонстрируя ему свое расположение и готовность помочь.

  Но пограничник был строг и деловит:

  - Откройте вашу сумочку!

  Она с готовностью открыла сумочку и высыпала ее содержимое на стол. Пограничник протянул руку и взял из кучи выложенных на стол вещей часы-медальон, подарок Николая Петровича:

  - Откуда у вас это? Занятная вещица!

  Он нажал на кнопку, и верхняя крышка откинулась. Глазам пограничника предстали украшения из дорогих камней, которые нестерпимо сияли в лучах утреннего солнца, вливавшегося через вагонное окно.

  - Так, так! И где вы взяли эту вещь?

  - Это подарок друга, - спокойно отвечала Мария Николаевна.

  - Богатый у вас друг, - протянул пограничник. - С буржуями знаетесь? Пройдемте для выяснения.

  - Куда пройдемте, зачем? Разве возбраняется принимать подарки от друзей?

  - От друзей не возбраняется, а от буржуев принимать подарки - преступление. Сегодня вы берете от них подарки, а завтра будете вредить нашему строю.

  - Что вы такое говорите? Я еду к сыну в Москву. Мой сын преподает в институте, а второй сын работает в дипмиссии в Париже, Они - порядочные люди, преданные своей стране.

  - В дипмиссии, говорите? Случайно он не продался буржуям в Париже? Я прошу вас пройти со мной, нужно разобраться, - пограничник недобро смотрел на Марию Николаевну. Он упивался своей властью, его возбуждал промелькнувший на мгновение в ее глазах страх. В купе заглянул офицер, видимо, старший при досмотре.

  - Гальянов, что тут у тебя?

  - Да вот, у дамочки интересная вещица обнаружилась. Говорит, подарок друга. Но наши люди такие подарки дарить не могут.

  Офицер взял в руки медальон. Блеск камней заворожил его. Он поворачивал вещь и так, и эдак и не мог оторвать взгляда от переливчатой игры самоцветов. Мария Николаевна неожиданно решилась:

  - Если эта вещь смущает вас, и вы находите, что я поступила неправильно, приняв такой подарок, заберите ее. Я считала и считаю, что это обычная безделушка, какие дарят друзьям при расставании. Просто очень искусно отшлифовано цветное стекло. Заберите себе на память, если вам эта вещь понравилась.

  - Так это стекло?

  - А вы что подумали? И корпус позолоченный, а не золотой.

  Офицер еще раз посмотрел с сожалением на медальон и вернул его Марии Николаевне со словами:

  - Спрячьте свою фальшивку подальше, а то беды не оберетесь.

  Он откозырял и вместе с веснушчатым пограничником вышел из купе. Мария Николаевна без сил опустилась на полку, а потом стала лихорадочно собирать и укладывать разбросанные вещи. По щекам ее текли слезы. Она мысленно ругала себя последними словами:

  - Идиотка! Чуть не подвела своих сыновей. Кто тянул меня за язык? Расчувствовалась, что вернулась на родину! А кто тебя здесь ждет и кто тебе обрадовался? Надо быть очень осторожной и осмотрительной.