Алдора.

Глава 18.

– Странные у вас методы, – прыснул мужчина. – Вроде бы должны уйти далеко вперед в развитии, а тут…

– Зато предательство у нас – крайне редкое событие, – развожу я руками. – А измена престолу – тем более. В Мидгарде же такого барахла – хоть отбавляй.

– В Мидгарде? – переспросил Фьюри. – В смысле, на Земле?

Я вновь неохотно киваю и продолжаю говорить, предварительно кашлянув в кулак:

– Так что вы будете со мной делать?

Мужчина вздохнул.

– Сами понимаете: отпустить я вас не могу.

– Ну, кто бы сомневался, – пробурчала я.

– А устанавливать за вами беспрерывную слежку мне накладно.

– Боитесь, что найму парочку киллеров? – чуть ли не пою я, покачиваясь на месте.

– Боюсь, что у меня не хватит ни денег, ни агентов, чтобы за вами уследить, – отвечает Фьюри без капли иронии в голосе.

Я тихо смеюсь и качаю головой. И того, и другого ему более чем хватит, просто по какой-то необъяснимой причине Николас не хочет этого делать.

– Поэтому предлагаю альтернативу.

А вот и нашлась причина.

– Какую? – без особого интереса спрашиваю я.

– Вы можете пойти работать в Щ.И.Т.

Я закашлялась, буквально поперхнувшись воздухом. Он ведь шутит, да? Я робко поднимаю взгляд на директора, но тот ожидает моей реакции с абсолютно серьезным видом. Всеми силами пытаюсь выдавить из себя хоть слово, но в итоге просто смеюсь, прикрывая ладонью глаза.

– Что смешного? – искренне недоумевает мужчина.

– Вы думаете, что я пойду работать в Щ.И.Т.? Пойду работать на вас? – непозволительным жестом тычу я в сторону Фьюри указательным пальцем.

– Да. Почему нет?

Я мигом стираю улыбку с лица, вновь одевая равнодушно-спокойную маску:

– Буквально первый факт, который я узнала по прибытию на планету – это то, что Щ.И.Т.у нельзя доверять.

– С чего бы это? – раздраженно цедит сквозь зубы афроамерканец.

– Ну, вряд ли организация, похищающая людей, сможет заманить меня на стажировку своими нравственными принципами!

– Похищающая людей? О чем вы, черт возьми? – искренне недоумевает мужчина.

– Да так, – беспечно машу я рукой и мелко мотаю головой, поджимая губы. – Знавала одного. Имя Эндрю Смита вам ничего не говорит, директор?

Фьюри на секунду застывает, задумавшись, но через пару секунд он уже улыбается, обнажая ряд ровных, белоснежных зубов.

– Вы о его сестре?

Я изумленно приподнимаю брови и неуверенно киваю головой. Удивительно, что он до сих пор помнит. По словам Эндрю, его сестра пропала вот уже одиннадцать лет назад. Так почему же…

Николас тянется рукой к черному маленькому наушнику, который я сперва не заметила во мраке помещения, и почти что ласково произносит:

– Мария, зайдите ко мне в кабинет.

Я непонимающе смотрю на мужчину, но Фьюри поднимает руку ладонью вперед и прикрывает глаз, как бы говоря: «Терпение». Меньше, чем через десять секунд дверной замок щелкает, и внутрь вбегает темноволосая женщина в синем костюме. Видимо, она была неподалеку, раз так быстро успела дойти, и более того, скорее всего она дежурила у входа, раз у нее был ключ, чтобы открыть дверь.

– Сэр, вы вызывали? Что-то случилось? – обеспокоенно спросила девушка, машинально потянувшись рукой к кобуре, крепившейся на правом бедре.

Николас прокашлялся и, размашистым движением указав на вошедшую, обратился ко мне:

– Позвольте представить. Одна из лучших моих сотрудников: Мария Хилл. Урожденная – Смит. Поступила на службу одиннадцать лет назад. С тех пор числится под грифом «Пропала без вести» для всего мира, включая свою семью.

Мария поджала губы, складывая их в тонкую бледно-розовую нить, явно не довольная разоблачением личной информации. Пускай она была не шибко приватной или ценной и не лежала в сейфе за семью печатями, со всех сторон обклеенная ярко-красными надписями «Совершенно секретно», девушке явно не понравилось поведение начальника. Но он на то и начальник, что перечить ему не положено.

– Агент Хилл, у вас ведь есть брат? – будто только что вспомнив, спросил Фьюри, прищурив свой глаз.

– Есть, сэр. Младший, – неохотно ответила Хилл, опуская взгляд в пол.

– Эндрю, если я не ошибаюсь? – уточнил директор.

– Так точно, сэр. Эндрю Смит, – подтвердила агентесса.

– Скучаете по нему?

– Временами, – бормочет девушка.

– Почему не позвоните? Не пообщаетесь?

– Любые контакты с членами семьи, не подозревающими о деятельности Шестой Интервенционной Тактико-оперативной Логистической Службы, могут быть опасными и представлять для них угрозу, – на одном дыхании выпалила Мария заученную речь. Было явно видно, что она ее терпеть не может и цедит ее сквозь стиснутые зубы, лишь бы не сбиться и не сказать слово против установленных принципов. Но ей приходилось негласно соглашаться с отскакивающим от зубов правилом: Хилл нужно было защитить семью, и она это делала единственным возможным для нее способом… Не втягивала их в неприятности.

Я невольно прониклась уважением к агентессе и сочувствием к ее брату: ведь он мысленно похоронил свою сестру много лет назад, и хотя сам себе Эндрю в этом не признавался, в его сердце еще теплилась надежда о возвращении родного человека. Смотрелась вся ситуация до боли знакомо и жутко. Только имена в переписанной истории были немножко другие, а главные персонажи жили не в противоположных концах Нью-Йорка, грозя столкнуться однажды друг с другом на улице, а в разных мирах, не ведая, жив второй, или нет. На душе противно заскреблись кошки, оставляя после себя по четыре кровоточащие полоски от острых когтей. Я встряхнула головой, чувствуя, что в любой момент могу снова выпасть из реальности, и посмотрела на Хилл.

Девушка стояла, сцепив руки за спиной замком и расставив ноги по ширине плеч, и смотрела на Фьюри немигающим, твердым взглядом выразительных глаз цвета стали. Темные волосы были собраны в незамысловатую прическу, причем явно не для того, чтобы выглядело красиво (много прядей выбилось, некоторые спутались), а для того, чтобы было удобно, и волосы не мешали работать. Несмотря на издержки профессии, лицо выглядело женственным: все черты были тонкими, линии губ и скул – изящными и плавными. Её можно было назвать привлекательной, если бы не холод, скользящий по всей ее фигуре. Во всем ее поведении, в ее манерах, выдержке и способам подавать себя прослеживалась официальность и серьезность, что сразу превращало женщину в некое безликое существо с ледяной душой и уверенным в своей правоте сознанием, которое скорее походило на предмет интерьера, чем на чувственную натуру с пламенем в глазах.

– Агент Хилл, – прервал тишину директор. – Моя очередь вас знакомить.

Фьюри обернулся в мою сторону и указал на меня ладонью:

– Наш новый агент. Отделение проекта «Мстители».

Я уже открыла было рот, чтобы возмутиться, но Николас продолжал говорить, не обращая на меня внимания:

– Введите в базу данных новой записью. Биографию поставить под гриф «Совершенно секретно».

– Но… – вклинилась я.

Фьюри вскинул руку и отчеканил:

– Возражения не принимаются.

Я снова открыла рот, посылая в сторону директора гневный взгляд, но сказать мне ничего не дали:

– Это приказ.

– Я пока не ваша подчиненная, чтобы следовать приказам, – прошипела я, едва сдерживаясь, чтобы не оскалиться.

– Уже да. Я не выпущу вас из здания, пока не смогу убедиться, что вы не будете разглагольствовать полученную информацию. Выходит, у меня два варианта: нанять вас к себе на работу или пристрелить. Выбор за вами.

Я сжала руки в кулаки, давя в себе желание броситься на директора и попытаться его придушить. Гордость твердила, что так и нужно сделать. Логика твердила, что у Хилл пистолет, и она не преминет им воспользоваться, если я сделаю хоть шаг к ее руководителю. Инстинкт самосохранения твердил, что нужно соглашаться на предложение, а остальное пусть горит в аду. Сердце же бешено стучало, отдаваясь ритмичными ударами в груди, в висках, на шее, и молчало, не желая вмешиваться в перебранку первых трех, лишь неразборчиво шумело, неслыханно быстро гоняя по венам оледеневшую кровь.

– Вы определились? – язвительно спросил Фьюри, вырывая меня из раздумий.

Я цокнула языком и молча кивнула, поджимая губы. Через пару секунд я безмолвно приоткрыла рот, силясь выдавить из него нужные звуки, но голос меня не послушался и предательски сорвался на первом же слове. Я прокашлялась и попробовала снова:

– Я… согласна работать на Щ.И.Т.

Директор хлопнул в ладоши и махнул рукой Хилл, как бы говоря, что она может идти.

– Но сэр. Под каким именем мне ее записать? Вы так и не сказали, – напомнила девушка, бросив на меня короткий взгляд.

– Пусть сама выбирает, – пожал плечами директор. – Единственное ее имя, которое мы знаем – ненастоящее.

Мария изумленно приоткрыла рот, пораженная этой новостью. Видимо, в Щ.И.Т.е не ведали, каково это: где-то не знать истины. Они привыкли работать, досконально изучив местность, пролив свет в самые затаенные участки игровой площадки, рассмотрев каждую трещинку на поле. Что ж, пусть попробуют хоть раз поблуждать во тьме.

– Можете выбрать псевдоним или прозвище, – предложил Фьюри. – Бартон у нас долгое время только под ним работал.

– Сокол… – понимающе проговорила я, опуская голову и рассматривая пол под ногами.

– Не совсем. Соколиный глаз, – поправил меня мужчина.

Я хмыкнула, вспоминая историю с глазным яблоком. Иронично…

– Так как мне вас записать? – раздался голос Марии Хилл, впервые за это время обратившейся ко мне напрямую.

Но я ее уже не слышала… Мысли витали в голове без какой-либо цели, подкидывая то один образ, то другой, складывая из них замысловатые картинки, похожие на сложную и запутанную мозаику. Временами они обрывались, сменяясь другими, или вращались, как в калейдоскопе, быстро сменяя изображения, словно это были кадры фильма – зазубренные осколки памяти, плавно перетекавшие в четко прорисованное воспоминание…

Захлопываю книгу, пуская в воздух небольшой столп пыли, и прикрываю глаза рукой, проводя ладонью по лицу. Рядом слышится звон стекла о стекло, мирное шипение варящегося отвара, ласкающее слух, в воздухе витает запах мяты и корицы, отдающие на языке терпким послевкусием магии. Открываю глаза и встаю с кресла, расставляя руки в стороны и сладко потягиваясь, мурлыча себе под нос только-только выученные руны.

– Дочитала? – раздается насмешливый голос.

Я промычала нечто утвердительное в ответ и подошла к улыбающемуся Локи, разглядывая готовящееся зелье.

– Как успехи?

– Почти готово, – протягивает трикстер, проводя рукой по ровным строчкам в книге. Всегда поражалась умению летописцев так безукоризненно выводить руны: некоторые были затейливо изогнуты кверху или книзу, завершаемые на кончике завитка жирной точкой; каждый повторяющийся символ не отличался от другого ни на миллиметр: ни по ширине, ни по высоте; на старой бумаге не было видно ни одной кляксы или помарки, а вместе слова складывались в длинные цепочки, чуть поплывшие от толстого пера или чересчур жидких чернил, и оттого казалось, что писали их, не отрывая руки от пергамента. Вокруг расставлены всевозможные ингредиенты, порошки, взрывоопасные смеси, горько пахнущие травы, разноцветные жидкости в колбах, пробирках, чашах, стаканах, кубках, и всё переливается, временами искрится и истончает приятный терпкий запах, когда оказывается в умелых руках своего хозяина, перебиравшего всю эту мини-кладовую настолько быстро, что я не успевала следить за тонкими пальцами, подхватывавшими то один предмет, то другой прямо со стола. Я мало что понимала в зельеварении и в этом деле полностью доверяла Одинсону. В результате всех этих манипуляций, по его словам, должен получиться «Чтец Мыслей» – зелье довольно-таки редкое и ценное. Тот, кто его примет, против воли озвучивает все свои мысли, не контролируя собственный язык. Через неделю в Асгард должна прибыть делегация ванов для попытки заключения внеочередного перемирия. Мы с триктером хотим подмешать сыворотку в кубки с вином, которые без сомнения поднимут гости Златого дворца в честь нового союза с асами. Зелье заставит их высказать всё, что приходит в голову насчет договора. Будет интересно узнать, когда они планируют его нарушить: через неделю? Две? Ну что ж, посмотрим…

– Черт, – неожиданно выругался Локи, впившись глазами в какую-то строчку в книге.

– Что? – непонимающе спросила я, пытаясь проследить за его взглядом и понять, что его покоробило.

Принц нахмурился и отошел от стола, скрещивая руки груди.

– Еще одно составляющее нужно добавить, – едва слышимо пробормотал он, хмуря брови.

– И у тебя его нет, да? – догадалась я.

Локи мрачно покачал головой.

– Пойдем на рынок и купим, – предложила я, пожав плечами.

– Его на простом рынке не купишь, – хмыкнул Одинсон. – Слишком редкая вещь.

– В Асгарде то она хоть есть? – испугалась я.

Локи ухмыльнулся и медленно потер ладонью шею.

– Должна быть… Теоретически…

Трикстер прыснул и поднял на меня смеющийся, горящий взгляд: его глаза искрились изумрудным блеском, выделяясь ярким пятном на бледной коже. Радужка переливалась всеми оттенками зеленого, отражая запертую за стеклом магию, проглядывающую в уголках глаз и уже рвущуюся выплеснуться наружу, складываясь в затейливые волны цвета молодого леса. Губы сложились в ровную линию, готовую вот-вот изогнуться в игривой улыбке. По лицу скользил белый, холодный свет, падающий из окна, наполовину задернутого тяжелыми шторами. От всей фигуры Одинсона веяло насмешкой, граничащей с безумием. И это состояние, похоже, легко передается через воздух… Уже через пару секунд во мне тоже горело темное пламя, разжигающее сердце и обостряющее все эмоции до предела. Все черты будто отшлифовали, каждая грань превратилась в угóльные, зазубренные края, сознание накрыло пеленой безумия; вызванный азарт становился причиной, преступление – следствием, опасность – необходимостью. И зачем он только меня раззадоривает?

Я до боли прикусываю губу и отвожу взгляд в сторону от трикстера, горящего изнутри, как зажженная спичка. Бегло осмотрев комнату, я медленно подхожу к окну, заведя руки за спину, буквально чувствуя, как Одинсон не сводит с меня ехидных, блестящих азартом изумрудных глаз. Главное не поддаваться… Стоит нам обоим окунуться с головой в это маниакальное состояние, мы невольно становимся причинами неприятностей разного рода и масштаба. Если магу хоть на долю секунды удастся поймать мой блуждающий взгляд, изумрудная бездна затянет меня на самое дно, в самые затаенные уголки темной души, которая до сих пор остается для меня неизведанной загадкой. Не имею ничего против, но сейчас нет настроения совершать безумные поступки…

Дойдя до огромного окна в деревянной раме, испещренной тонкими линиями, как морщинками, я отодвинула плотную, тяжелую штору, собираясь выглянуть на улицу, но всё стекло было покрыто морозными серебристо-синими узорами, складывающимися в затейливо-изогнутые линии. Я подышала на окно и несколько раз провела по гладкой поверхности ладонью, выкраивая себе прозрачный участок. Когда я смогла взглянуть на мир за белесой пеленой, то невольно распахнула глаза и издала удивленный возглас: Асгард весь покрылся тонким слоем снега и теперь напоминал огромное ледяное королевство. Из-под снежной корки отовсюду проглядывало золото, блиставшее в лучах холодного, практические не гревшего землю солнца. Вся картина будто замерла, застыла на месте, не меняясь долгие мгновения, словно позволяя насладиться пейзажем в полной мере. Асы к снегу не привыкли: явление было здесь достаточно редким, но оттого не менее завораживающим.

Я прочищаю горло и, обернувшись обратно к Одинсону, спрашиваю с легкой, спокойной улыбкой:

– Что за составляющее?

Локи удивленно вздернул бровь, явно не веря, что я еще в силах мыслить здраво, не отдаваясь в полной мере тьме в наших сердцах. «Чужая душа – потемки». Так вроде говорится? К нам это относится в полной мере: потемки, мгла – причем настолько непроходимо-густая, что кажется, будто ее насквозь пропитали чернилами. Но если другие этой тьмы боятся, то мы умеем наслаждаться ею, окунаясь в ласковый, тихий омут сознанием, но в бурлящую, дикую бездну душой. За подобное лезвие на границе чистого разума и не менее чистого безумия трикстеров и боятся, принимая черноту в сердце за неумение держать мысли в узде, вместо неумения окружающих понять, что таится в этой мгле. Там ведь темно, там ведь ничего не видно, так с чего люди взяли, что в пугающей, кромешной глубине живет только плохое? Там может тихо, скрытно обитать чувственность, отвага, жажда справедливости, рассудительность, ясность мысли… Но неизвестность всегда пугала людей. Особенно, если неизвестность заведомо черного цвета…

– «Рубиновая слеза», – наконец проговаривает Локи, вырывая меня из мыслей.

Я чуть морщусь, напрягая память и выискивая нужное название из известных мне ингредиентов.

– Это… экстракт растения из Муспельхейма? – неуверенно спрашиваю я.

Трикстер молча кивает и оглядывает угасающим взглядом свои покои, словно выискивает что-то, что раньше здесь не видел. Магические шары под потолком всё также тускло освещают комнату, бросая с потолка ровные, мягкие лучи; из окна струится белесый свет, оседающий длинной полосой-дорожкой на полу и изгибами теней на близлежащих предметах. В комнате младшего принца всегда было спокойно и тихо, а по углам сбивался в кучку, будто страшась блеклого освещения, приятный полумрак. Здесь было мало золота, и то, что поблескивало с корешков фолиантов на книжном шкафу или краев темно-зеленого покрывала на кровати, не резало глаз, как, например, в тронном зале дворца. Помимо пары кресел, стола из черного дерева, всего уставленного пробирками, кровати с балдахином и упомянутого шкафа, мебели в комнате больше не наблюдалось. Куда ни падал взгляд, глаза всегда натыкались на бархатный цвет хвои или вороного крыла, донельзя олицетворяющего хозяина покоев.

Одинсон неожиданно резко выдыхает, ухмыляется краем губ и, подхватив со стола книгу, перелистывает пару страниц, предварительно облизнув краем языка кончики пальцев.

– Ну, так где мы будем искать «Рубиновую слезу»? – интересуюсь я, хлопнув в ладоши.

– Я у тебя спросить хотел, – хмыкает трикстер, вновь поднимая на меня взгляд с сияющим глубоко внутри огнем.

– Есть у меня пара знакомых, – качаю я указательным пальцем, прищурив глаза и цокнув языком.

– Пойдем воровать? – чуть ли не радостно вопрошает маг, закрывая книгу.

– Почему сразу воровать? – наигранно оскорбляюсь я, прикладывая руку к сердцу. – Как вы только могли обо мне такое подумать, Ваше Высочество?

Локи приподнимает брови, делая из ровных черных полосок две тонкие дуги, и с наглой улыбкой разводит руками. Ну, прям сама невинность…

– В этот раз играть будем по-честному, – вздыхаю я. – Мы ее купим.

– И у кого же? – недоумевает мужчина.

– Говорю же: у меня есть знакомый, – подмигиваю я недовольно нахмурившемуся Локи, надевая меховую накидку с капюшоном, мирно покоившуюся на кресле.

***

Несмотря на мороз, город не прекращал свою жизнь ни на мгновение: отовсюду доносился гул голосов, из которого едва удавалось выловить пару разборчивых слов, смех детей, пытающихся слепить из тонкой корки белесой пыли полноценные снежки. По дорогам катались повозки с дровами, запряженные лошадьми, мерно цокающими копытами по мощенной мостовой. Асиньи, обвив раскрасневшиеся лица шерстяными платками и крепче прижимая к себе корзины с продуктами, спешили уйти с мороза, щипавшего за щеки. Большинство столпилось в районе рынка, спеша купить все необходимое и вернуться домой к теплому камину и сытной похлебке. Дети же, напротив, не хотели уходить с дневного света, бегали по переулкам, ловко (а временами, не очень) проскальзывали по застывшим лужам, катаясь на образовавшейся ледяной поверхности. С неба медленно, кружась в воздухе, сыпали белоснежные хлопья, оседавшие белыми крапинками на ресницах и влажными следами на щеках. В лицо неожиданно полыхнуло ветром, сорвавшим капюшон с головы и растрепавшим темные волосы. Я неохотно вытащила руки из нагретых карманов и натянула его обратно, перекрывая боковому зрению обзор пушистой белой обивкой. Потерев друг о друга руки, уже побелевшие и покрывшиеся красноватыми трещинками на костяшках пальцев, я выдохнула в воздух облако пара и снова спрятала конечности в складки накидки. Локи вышагивал рядом, не обращая на мороз ровным счетом никакого внимания. Он даже одежды не сменил, оставшись в неизменном черно-зеленом костюме-доспехе, просто накинув на плечи дорожный плащ.

На одном из знакомых перекрестков я взяла трикстера за руку и дернула в сторону узкого переулка, больше похожего на щель между зданиями, где едва протискивался один человек. Дальше я шла уже инстинктивно, давно знакомым маршрутом петляя по дворам и темным переходам. Мы все дальше удалялись от центра в бедные районы, и асов здесь уже не было: время от времени только попадались пьяные до беспамятства бородатые кузнецы или ремесленники, едва держащиеся на ногах, оперевшись о стенку и напевая какую-нибудь таверную песню. Сомнительная компания, не спорю.

– Только не говори, что твоего знакомого мы будем искать в одном из сугробов в обнимку с бутылкой, – недовольно пробурчал Локи за моей спиной.

Я только отмахнулась и огляделась по сторонам, пытаясь вспомнить, как пройти дальше. Мы почти добрались, осталось только войти в убежище… Заметив наконец искомый проход, занавешенный дырявой тканью, я поманила Локи за собой пальцем и тихо протиснулась между зданиями, выходя в темный дворик, окруженный со всех сторон домами. Должно быть здесь…

– Тебе лучше уйти отсюда, – доносится из мрака смутно знакомый женский голос. – Чужаков не принимаем.

Раздается глухой удар о землю, будто кто-то спрыгнул с крыши, и в трех метрах от меня возникает черный силуэт. Одинсон за моей спиной щелкает пальцами, пуская в воздух небольшой комочек света, горящий белым пламенем. Шар немного разгоняет тьму, и фигура передо мной обретает цвет и более четкие очертания. Перед нами стояла девушка с коротко обстриженными светлыми волосами, держащая в руках заточенный кинжал. Коричневый кожаный костюм был протерт или порван в нескольких местах, и в местах надрезов проглядывала покрасневшая на холоде кожа. Лицо женщины, я знала, было приятным, но сейчас весь вид портила грязь и суровость, скользящая по сжатым бледным, почти синим губам, вздернутому носу и враждебно оглядывающим нас глазам цвета миндаля. Лоб был нахмурен, а брови, одна из которых была разделена выбритыми полосками на три неравные части и проколота небольшой булавкой, сведены к переносице.

Я невольно улыбнулась, рассматривая некогда знакомые черты, и стянула капюшон, позволяя рассмотреть свое лицо.

– Хорошо ты встречаешь старых друзей, Лаверна, – вздохнула я.

Лицо девушки исказилось на мгновение гримасой неуверенности, но тут же сменилось пониманием и озорной искоркой в шоколадных глазах.

– Тень? – уточнила она, чуть повернув голову и улыбнувшись краем губ.

Я кивнула и подошла чуть ближе, знаком попросив Локи стоять пока на месте.

– Ну, на-а-адо же, – протянула Лаверна, расставляя руки в стороны и прокручивая кинжал одними пальцами. – Соизволила явиться!

Я почувствовала, как напрягся рядом со мной Одинсон, но только легко улыбнулась и сделала шаг в сторону девушки, заключая ее в крепкие объятия. Старая знакомая ответила тем же, до боли стискивая мои ребра.

– Задушишь, – прохрипела я ей на ухо, чем вызвала у нее довольный смешок. Лаверна выпустила меня из хватки и несильно стукнула меня по плечу:

– Не ожидала тебя здесь увидеть.

– Не ожидала, что наткнусь именно на тебя, – ответила я в той же манере, указывая на воровку пальцем.

– Из нашей компании больше никого не осталось, – сокрушено покачала головой девушка, нахмурив брови. – Кому-то удалось перебраться в Ванахейм, кто-то отдался Звездам в особенно голодные годы.

Я поджала губы и отвела взгляд в сторону, мысленно желая погибшим долгожданного спокойствия. Улица не щадит слабых, не прощает льстецов, не дает ни единого шанса доверчивым или честным. Хитри, изворачивайся, лги, сражайся за самого себя, пока есть хоть капля сил – вот всё, что я вынесла из своей старой жизни. Предаешь всех, но остаешься верен собственным принципам. Неудивительно, что выжила именно Лаверна. Даже в детстве она умела приспосабливаться к любой ситуации. Девочка легко училась и схватывала всё на лету, ценила быстроту, ловкость, сообразительность, и сама развивала в себе эти качества. Со временем она в совершенстве овладела своим телом и, в частности, руками, умея выполнять самые точные, буквально ювелирные движения с поразительной быстротой и четкостью. А главное – она это делала незаметно. С годами Лаверна превратилась в лучшего вора, которого я когда-либо знала: бесшумная, практически невидимая и невероятно находчивая, она могла обчистить твои карманы так, что ты не сможешь заметить даже кончиков ее волос. Неровно, рвано, постоянно оставляя длинные концы на затылке, которые напоминали гребень у петуха, она кромсала ножом свои пшеничные локоны прямо под корень, чтобы не мешались при беге и не загораживали обзор. Но были у нее и свои недостатки: чересчур вспыльчивая, никогда не стесняющаяся в выражениях, она часто ввязывалась в драки, которые постоянно проигрывала. Из всех видов оружия дружила она только с сагами и кинжалами, да и то – весьма поверхностно. В рукопашной же ее можно было уложить на лопатки одной левой, даже не используя ног. Нас нельзя было назвать друзьями, но, живя на улице, против воли приходится объединяться с другими детьми, чтобы находить себя пропитание, убегать от стражников и скрываться от работорговцев. Последние наводили священный ужас на всех сирот и бездомных, включая нас с Лаверной. р*****о было официально запрещено во всех Девяти мирах, но тем не менее сохранилось в одном из них: в Альвхейме. Самый развитый из миров Иггдрассиля, где каждый второй житель – искусный маг, а даже самые бедные жители купаются в роскоши, никак не мог избавиться от этого паразита на своем теле. Сколько бы ни пытались альвы найти замену дешевой рабочей силе, но каждая попытка оборачивалась крахом, и всё начиналось сначала. Каждую весну, когда альвы прибывали в Асгард на день «Раскрытия имен» праздновать цветение Мирового Древа, для детей улиц начинался настоящий ад на земле… Каждый третий прибывший был работорговцем, а что может быть лучше, чем беззащитный миловидный ребенок, за которого в Альвхейме дадут под сотню денариев? С Лаверной мы познакомились, как раз убегая от одного из альвов, хотевшего получить парочку рабов в нашем лице. Позже мы стали вместе воровать еду с рынка, еще позже – вместе учились драться, позже – стали друзьями. Когда Локи предложил мне жить во дворце, наши дороги разошлись: Лаверна вступила в Гильдию Воров, вскоре став ее предводителем, и выполняла грабежи на заказ. Кровью она свои руки не пачкала и своим людям не позволяла, считая у******о чем-то настолько грязным, что багровые пятна, если и сотрутся с одежды, то не сотрутся с души. «Мы воры, а не наемники» - вечно твердила она. И я не могла с ней не согласиться… После каждого боя я часами продолжаю драить уже давно вычищенные, вымытые до блеска руки, ощущая чужую кровь на ладонях…

– А это еще кто? – прервала мои размышления Лаверна, заинтересованно глядя мне за спину.

Я отошла в сторону, давая ей беспрепятственно осмотреть Локи, и пояснила:

– Мой друг. И твой второй заказчик.

– Заказчик? – вздернула свою исколотую бровь Лаверна. – А я-то понадеялась, что ты по старой дружбе зашла. Думала бутылочку эля открыть по случаю, небольшой пир в Гильдии закатить, а ты-ы…– ткнула она в меня пальцем и укоризненно поцокала языком.

– В другой раз, – хмыкнула я.

– Слушай, Тень, – разочарованно пробормотала девушка, опуская плечи и водя в воздухе руками, – я понимаю: друзья, и всё такое… Но у меня летняя одежда, голодный желудок и ни денария в кармане. Так что, прости, я вряд ли…

На этих словах ей в руку прилетел небольшой кожаный мешочек, весь набитый побрякивающими монетами. Лаверна с улыбкой взвесила его в руке, пару раз подкинув в воздух, и перевела взгляд на Локи, бросившего ей кошелек.

– Он мне уже нравится, – пробормотала девушка, оглядывая Одинсона с головы до пят.

– А Тень мне говорила, что мы не будем воровать, – язвительно протянул трикстер, вставая рядом со мной и впиваясь в меня блистающими изумрудными глазами.

– Мы, – я обвела нас с младшим принцем рукой, – и не будем. А она, – я указала большим пальцем на Лаверну, – будет.

Девушка громко засмеялась, задирая голову и упирая руки в бока.

– А ты как никогда верна принципам, Тень, – улыбнулась она, утирая проступившие слезы. – Что вам двоим нужно?

– «Рубиновая слеза», – озвучил Локи заказ.

Лаверна нахмурилась и пару раз непроизвольно кивнула головой.

– Есть у меня пара наводок, – едва слышимо проговорила она. – Я пошлю своих людей. Когда вам нужно?

– К вечеру сможешь? – спросила я.

Воровка кивнула и, спрятав мешочек с деньгами, отошла от нас на пару шагов.

– За два часа до полуночи в таверне, на окраине города. До встречи, – подмигнула Лаверна и, послав напоследок игривую улыбку, скрылась в тени зданий.

Я вздохнула и взяла магический шар руками, перекатывая его по ладоням. Когда играться с комком света надоело, я сомкнула руку в кулак, сфера вспыхнула и исчезла, опалив огнем кончики пальцев.

– Тень? – тихо спросил Локи.

– Мое детское прозвище, – с улыбкой в голосе пробормотала я.

– И за что прозвали? Из-за магии? – шепотом поинтересовался трикстер.

– Нет, я еще не умела полноценно магию использовать, – покачала я головой. – Просто часто стояла поодаль ото всех, в тени и в отличие от других детей совсем не боялась темноты. Я могла часами бродить по ночному городу, потому что наслаждалась сумерками. К тому же, работорговцы по ночам спят, а значит, я была в относительной безопасности.

– Зато головорезы по ночам бодрствуют, – ухмыльнулся Одинсон.

– На наш вкус лучше быть мертвым, чем быть рабом. Дети улиц слишком свободолюбивы, – пожала я плечами.

– Это я уже понял, – прошептал Локи после небольшой паузы и поймал мою руку в темноте, мягко потянув меня к выходу, едва касаясь холодными пальцами моей ладони. – На конкретном примере, – добавил он, чуть погодя.

Когда мы вышли на широкую улицу в районе рынка, то поняли, что за время нашего плутания значительно похолодало. Во дворах, где мы находились, здания защищали нас от ветра, но здесь никаких преград не было, и ледяной воздух накатывал волнами, забираясь под накидку и вызывая дрожь во всем теле.

– Предлагаю вернуться во дворец, – пробурчал Локи, непроизвольно поежившись от холода.

Я молча покачала головой и направилась к лавке у пекарни. В палатке на табуреточке сидела хмурая продавщица, вся укутанная в платки и одеяла. Про себя позавидовав женщине, я попросила запаковать мне несколько буханок хлеба. Вывалив на прилавок горсть монет, я забрала батоны и вернулась к Локи, неотрывно следившего за моими действиями.

– Почему ты не хочешь возвращаться?– спросил он, скрещивая руки на груди. – И провиантом внезапно решила запастись, – кивнул Локи в сторону хлеба.

– У меня есть одно дело, – неохотно ответила я, нервно дернув плечом.

– Какое? – оживился Одинсон.

– Локи, прости, но я не могу сказать, – с искренней досадой покачала я головой, заставляя тем самым трикстера недовольно нахмуриться и поджать губы. Он терпеть не мог, когда я что-то от него скрываю. Но сейчас я действительно не могла рассказать. И проблема не в том, что я не хочу или боюсь, просто… принцу Асгарда незачем об этом знать. – Иди во дворец, я догоню, как закончу, – мягко добавила я, на прощение коротко приобняв Локи за плечи.

Решив не смотреть на удаляющуюся фигуру мужчины, я не дождалась, пока Локи уйдет, развернулась и пошла прямо по улице, спрятав еще теплый хлеб под накидкой и обхватив себя руками, стараясь не стучать зубами от лютого мороза и мокрого снега, который уже не витал в воздухе пушистыми хлопьями, а бил по лицу, превращая снегопад в настоящую метель. Все еще ежась и дрожа от холода, я дошла до конца рынка и завернула в переулок, неподалеку от которого стоял мой дом. «Бывший дом» – одернула я саму себя, но даже такая несчастная мелочь вызвала тоску и ноющую, отдающую дрожью в горле боль в груди. Глаза из-за сильного ветра застилала пелена, а каждый удар сердца сопровождался горечью на языке и срывал с ресниц слезы, чертившие горячие дорожки на обледеневшей коже. Внутри всё сжалось, закупоривший дыхательные пути и подгоняющий соленую воду к глазам.