Алдора.

Глава 22.

– Так это вы за всем этим стоите, – полувопросительно, полуутвердительно проговорил доктор, краем сознания замечая, что у его собеседника отсутствует левый глаз. – Шикарная лаборатория, – прокомментировал он, делая несколько шагов вперед и указывая большим пальцем в нужную сторону, стараясь хоть немного разговорить директора. – А я уж подумал, что меня ведут сюда вниз, чтобы у***ь, – попытался пошутить он, коротко посмеявшись, но, заметив суровое выражение лица афроамериканца, тут же замолчал, стирая улыбку с лица.

– Я наслышан об этом эпизоде в Нью-Мексико, – рванул с места в карьер мужчина, размеренным шагом приближаясь к астрофизику. – Ваша работа произвела большое впечатление на массу людей, – одобрительно проговорил он.

– Там еще столько всего, – развел руками Селвиг. – Теория Фостер, переход в другое измерение. Всё это беспрецедентно! – воскликнул он под конец, но, поймав заинтересованный взгляд своего собеседника, сник. – Не так ли? – недоверчиво спросил он.

Директор развернулся на месте и прошел в конец коридора, огибая стоявший посередине прохода стол и кладя руки по краям от кейса серебристого цвета.

– Легенды рассказывают нам об одном, а история совсем о другом, но время от времени мы находим нечто, относящееся и к тому, и к другому, – покачал головой мужчина и, с громким щелчком расстегнув крепления, медленно открыл кейс, давая Эрику осмотреть его содержимое. Внутри лежал мерцающий голубым свечением куб, весь опутанный проводами, красными дорожками тянувшимися по черному покрытию кейса. Внутри куба что-то переливалось, будто там таилось что-то живое, мыслящее и явно могущественное.

– Что это? – изумленно пробормотал ученый.

– Энергия, доктор, – с неприкрытой торжественностью и гордостью ответил директор. – Научимся ее извлекать, и, возможно, она станет неиссякаемой.

На этих словах по воздуху точно провели ножом, и по нему пробежала волна ряби. В отражении, по левую руку от ошеломленного астрофизика, начала проявляться никем не замеченная, не пойманная фигура, неотрывно следящая за кубом с противоположной стороны стекла. В глазах, некогда полыхавших азартом, засветился интерес, покрывавший переливающейся пеленой чистое, яростное безумие, горящее ядовитым зеленым пламенем; на губах зазмеилась коварная усмешка, со стороны казавшаяся ехидной улыбкой, но те, кто ее знали, с уверенностью и страхом могли бы вам сказать: оскал самого дьявола выглядел бы милее по сравнению с этой кривой полосой, идущей бледной линией по лицу; в уголках глаз появились морщинки, но не свидетельствующие о том, что их обладатель смеется, а просто показывающие, что он получает искреннее, садистское удовольствие от происходящего. Голос, когда-то спокойный, глубокий, прозвучал хрипло, с оттенком злой иронии, перекатываясь в воздухе жестокой, шипящей насмешкой-приказом, ужаснувшей бы одним своим звуком кого угодно, если бы этот гипнотизирующий тон мог хоть кто-то услышать.

– Что ж, я думаю, на это стоит взглянуть, – произнесло отражение, переводя поблескивающий в темноте взгляд на Селвига и магией воздействуя на чужое сознание, пока немного, ненавязчиво подталкивая к нужным решениям. Ласково маня к правильным действиям и словам пальцем, как собачку, бегущую за хозяином с куском мяса. Совсем немного изменить точку зрения, чуть-чуть распутать сложный плетеный клубок из мыслей на ровные нити… Но это пока. Скоро, очень скоро, он знал, он чувствовал всей своей сущностью: сознание ученого раздробится на мельчайшие куски, разрушится, обратится в прах, чтобы построить себя заново в единственно-верном, истинном ключе. Восстать из пепла покорным фениксом с чистым, как стекло, разумом и побуждениями. Нужно только немного подождать… И эта сломленная воля, называющая себя личностью, станет ничем не лучше животного, безмолвного скота, не имеющего никакой конкретной цели, кроме, разве что, выполнения приказов пастуха. Он ждал этого сладкого триумфа так долго, что даже само предвкушение, предчувствие падения рабов, считавших себя властителями, уже вызывало дрожь в измученном теле. Хотелось начать воплощение собственных планов в реальность, хотелось собственными глазами увидеть гибель тех, кто ее заслужил, хотелось выплеснуть весь гнев, всю ненависть, распалявшую огонь в душе до необъятного пожара, крича, что пора действовать. Но еще рано… Еще немного, еще несколько ничтожных шагов, и он будет у заветной цели. Торопиться сейчас нельзя. Он выжидал мучительно долгими столетиями, и запасов его терпения, видавшего пытки и хуже этой, вполне хватит на столь мизерное время. Осталось немного…

– Что ж, я думаю, на это стоит взглянуть, – покорным эхом повторил произнесенные слова мужчина, чем вызвал у тени за стеклом очередную жуткую усмешку.

Вокруг царил самый настоящий хаос, не приносивший отчего-то никакой радости или хотя бы удовлетворения: суета, вой сирен, перегороженная улица, постоянно повторяющаяся речь темнокожего агента с рупором в руке, мелькающие перед глазами люди в черной одежде, полицейские, отгоняющие прохожих – всё это смылось в одно большое неразборчивое пятно, и, хотя современное положение дел должно было меня как минимум заинтриговать, интерес к происходящему я потеряла довольно-таки давно, перестав наблюдать за этим потерявшим всякую логику сумбуром. Трикстер брезгует получением свежей информации о чем-то засекреченном и важном. Позор. Позор на мои седины.

Я раздосадовано цокнула языком и, откинувшись на спинку плетеного стула (принадлежавшего небольшому кафе, которое опустело в связи с недавними обстоятельствами, и теперь вся уличная мебель, так удачно расположенная в тени здания, находилась в моем непосредственном распоряжении), легким движением закинула ноги на стол. Сглотнув, я перевела безразличный взгляд на небо и тут же сдавленно, как-то лениво зашипела: яркое солнце на мгновение ослепило глаза. Прищурившись, я попробовала поднять взгляд еще раз: безоблачное, чистое небо цвета лазури. Нахмурившись, я неохотно склонила голову вбок, рассматривая окруженное высотное здание, из-за зеркал и стекла, которыми оно было облеплено с ног до… с фундамента до крыши, казавшееся серо-голубого цвета с яркими, сверкающими бликами в местах, где преломлялся свет солнца. Не буду ворчливым циником – современная земная архитектура действительно смотрелась внушительно и красиво. Правда, обращать на такие мелочи внимание – верх неуважения и эгоизма даже для меня: это привлекательное на вид здание стало клеткой для сорока человек-заложников и группы наемников и террористов, набивших здание взрывчаткой и требующих у Щ.И.Т.а нечто (именно нечто, ибо сказать, что конкретно – Фьюри не удосужился), что служба наотрез отказывается отдавать и торгуется уже… прищурившись, кидаю взгляд на карманные часы… два с половиной часа. Под солнцем стоять, медленно превращаясь в качественно прожаренный бифштекс, уже надоело, и, наплевав на всё, я устроилась в тени вышеупомянутого кафе. Думаю, среди этого беспорядка моя фигура со стаканом газировки в руках смотрелась не просто странно, а комично.

Сделав небольшой глоток уже успевшей потеплеть воды, прикрываю глаза и вновь откидываюсь на спинку. Столь долгожданное задание, столь долгожданная свобода, а по истечению почти годовой службы в Щ.И.Т.е заместо ожидаемого адреналина и качественной драки, внесшей бы хоть какое-то разнообразие в начинающую раздражать и без того расшатанные нервы жизнь, я получаю плетеное кресло, шезлонг и аналог пляжного коктейля. Осталось добавить табличку «Богиня хаоса в отпуске, не беспокоить: заказы на у******о временно не принимаются», и будет картина маслом. Уже почти год… Быть не может. Дни проходили незаметно, складываясь в недели и месяцы, но проходили настолько однообразно, что выделить из них что-то конкретное я сейчас не смогу. Единственное, чем я могу похвастаться, – это то, что научилась обращаться с огнестрельным оружием (благо, тренировки Бартона не прошли зря). Фьюри всё также предпочитал держать меня в клетке, то бишь на базе Щ.И.Т.а, изредка позволяя мне прогулки по Нью-Йорку с сопровождением и датчиком слежения (то есть фактически под конвоем и в кандалах). Жизнь превратилась в монотонную рутину, состоящую из нескончаемых, изнуряющих тренировок, к которым постепенно добавилось экстремальное вождение, и редких экскурсий по одному из крупнейших городов Соединенных Штатов. От скуки и усталости уже хотелось повеситься, но достать веревку и мыло – поистине невыполнимая задача, если Щ.И.Т. отслеживает каждый твой шаг: я бы не удивилась, если б, поскользнувшись на мокром полу, упала бы не на плитку, а на вовремя подставленную подушку. Серые будни удавалось украшать только мелкими пакостями в сторону Николаса: неожиданно исчезнувшей документацией, пропажей половины персонала, которые оказались заперты в конференц-зале при невыясненных обстоятельствах, лицом самого директора, вымазанного замазкой, кучей смайликов, нарисованных на окнах кабинета несмываемой краской, внезапным вызовом ФБР, которым сообщили, что в здании заложена бомба и многое-многое другое. Фантазии и энтузиазма у меня было хоть отбавляй, а времени – целая вечность.

Коллектив, в котором мне довелось работать, мое появление воспринял, по большей части, враждебно: агенты сторонились, не зная, какой шалости от меня ожидать в следующий раз, и молясь, чтобы ни одна шутка не затронула их самих, Бартон оставался нейтрален, хотя и позволял себе улыбаться, лицезря результаты моих авантюр, и время от времени травить байки о своих собственных похождениях. К тому же, к числу моих знакомых прибавилось имя Наташи Романофф – русской шпионки, так же, как и Сокол, работающей на Щ.И.Т. С ней у нас отношения не сложились с самого начала: скрытная, жестокая, холодная агентесса не произвела на меня ровным счетом никакого впечатления, а ее манера разговаривать, вечно уклоняясь от темы, и подавать себя вызывала только омерзение и тошноту. Тем не менее, Бартон ценил ее за неизвестные мне качества, которые, по его словам, не видно с первого взгляда, и единственным, что удерживало меня от ехидства и колкостей в сторону рыжей разведчицы, было авторитетное мнение лучника. Но и Романофф явно не понравился факт моей вербовки (ведь выяснить, кто я такая, у нее никак не получилось), и она не уставала напоминать об этом при каждой нашей встрече. Однажды эта настойчивость сыграла с ней злую шутку…

Началось всё с того, что я (без спроса Фьюри, разумеется) проникла в надежде разузнать подробности инициативы «Мстителей» в архив Щ.И.Т.а, старый, уже никому не нужный и используемый в редчайших случаях: вся информация хранилась в электронном виде – в базе данных, и бумажный вариант пылился без надобности на закромах Родины. Небольшая комната на нижних этажах здания вся была уставлена книжными полками с папками на них; в воздухе витала пыль; было душно, темно, свет исходил от одной простенькой лампы, стоявшей на одиноком столе. И каково же было мое изумление, когда выяснилось, что среди новобранцев не одна я изнываю от любопытства: среди ровных стопок из файлов преспокойно сидел Стивен Роджерс, просматривающий старые записи. Его цели, как выяснилось, несколько отличались от моих: он искал исторические хроники о Второй Мировой войне и, по большей части, о ее результатах и статистике выживших и погибших на фронте. Но, узнав, что понадобилось мне, он охотно согласился помочь в поисках, сам одолеваемый сомнениями насчет благочестивости директора Фьюри. Тот случай заставил меня пересмотреть свое отношение к Капитану Америке: смотреть не как на солдата, а как на личность, и, признаться, качества, которые я разглядела, меня поразили. Роджерс словно не имел изъянов вовсе и собран был из сплошных достоинств, просто выражавшихся где-то светом, а где-то тенью. Гибкий, незаурядный ум, интерес ко всему, чего он мог коснуться (пускай и косвенно), самоотверженность, стремление защитить невиновных. Такой набор против воли вызывал уважение, хоть я и пыталась, и не единожды, отыскать в его существе любую оплошность, огреху, любой порок или зазубрину, которая испортила бы картину, но нет. Чист, как стекло, с одной стороны обагренное кровью врагов, а с другой – его же слезами, пролитыми за их жизни. Странное, противоречивое создание.

С того вечера мы ежедневно встречаемся в архиве, перерывая его вверх дном в надежде найти хотя бы упоминание о проекте «Мстители», но пока что поиски – бесплодны. К тому же с каждой новой встречей мы все меньше времени уделяем поискам и всё больше – разговорам. Спокойным, размеренным, пустым, но необходимым: смеясь, говоря о мелочах, мне забывалась и моя серая комната, похожая скорее на номер в отеле, келью в монастыре или камеру в темнице, и ошейник с поводком, за который меня удерживает Фьюри, и на душе отчего-то становилось легче и умиротвореннее. Стив не доверял, а точнее боялся довериться кому-либо из агентов: весь мир, по его словам, сошел с ума и перевернулся с ног на голову, и понять мотивы хоть кого-то из современных людей ему казалось невыполнимый задачей, и общаться с ними гораздо тяжелее, чем со мной. На мой вопрос, чем же я отличаюсь от остальных, Роджерс сказал, что мои принципы ему кажутся более старыми и привычными, по крайней мере, для него. О том, что возраст моих принципов измеряется столетиями, я предпочла умолчать. Пускай и несколько тревожно это признавать, но за эти месяцы Капитан Америка стал для меня другом, некой константой в этом переменном мире, появлявшейся ежедневно, ровно в шесть часов вечера в архиве Щ.И.Т.а, являясь и единственным интересным собеседником, и отдушиной, позволяющей забыть о том, что мы – два пленника, беседующие в клетке.

В один из налетов на документацию Шестой Интервенционной и далее по списку Службы я наткнулась на один весьма любопытный материал: краткая биография и условия найма Наташи Романофф, так же известной, как Черная Вдова. Думаю, без надобности говорить, что сия папка меня заинтересовала. Сейчас я вряд ли смогу вспомнить все подробности, да они, впрочем, стали не столь существенными, когда выяснилась одна деталь, не просто вызвавшая во мне отвращение, но пропитавшая им меня насквозь: Романофф работала наемным киллером. Я понятия не имела, каков ее характер сейчас, но все ее прошлые заслуги (список жертв на обратной стороне листа длиною в пару сотен пунктов) вырисовали в моей голове отнюдь не приятную картину ее лица без маски… В следующую нашу встречу я не удержала свой язык за зубами…

Бартон резко убрал руки, выставленные вперед в защитном жесте, и посмотрел куда-то мне за спину. Утерев пот со лба, я перестала отрабатывать удары и также оглянулась: у входа стояла Наташа, мирно наблюдавшая за тренировкой. Лицо шпионки не выражало ровно никаких эмоций, сухое, неизменно-задумчивое выражение, спускавшееся до снисходительности и терпения, стоило ей перевести взгляд в мою сторону. В груди тут же появилось противное, склизкое чувство, будто меня опустили в грязь. Я непроизвольно сморщилась и тихо спросила у Сокола:

– Давно она здесь стоит?

Лучник только пожал плечами: агентесса отличалась способностью передвигаться абсолютно бесшумно, и вычислить ее приближение не удавалось даже ему. Романофф отлипла от стены, к которой прислонилось плечом, и ровным, быстрым шагом прошествовала в нашу сторону.

– Тень, Вас не особо должно интересовать, как долго я здесь нахожусь, – бесцветным голосом отчеканила она.

– Думаю, это уже мне решать, агент Романофф, – оскалилась я.

– Дамы, – протянул Бартон, морщась и в отчаянии разводя руками. – Заканчивайте уже, ради всего святого! – взмолился он. – Нат, ты что-то хотела? – обратился Сокол к шпионке.

– Только спросить, когда ты освободишься: Фьюри дал новое задание, просил тебя оповестить, – ответила Вдова.

Бартон изумленно поднял брови и опустил взгляд на наручные часы, прикидывая оставшееся время.

– Часам к пяти, не раньше, – наконец пробормотал он.

Наташа кивнула, уже собираясь нас покинуть, но, столкнувшись со мной взглядом, поморщилась и напоследок недовольно процедила:

– Не понимаю, зачем Щ.И.Т.у нанимать новичков и после тратить время и силы на их подготовку…

Это было последней каплей на чашу весов: узнав, что шпионка ранее была киллером, у меня появилось назойливое желание ее придушить, которое сейчас возрастало с каждой секундой. Каждый раз, когда мы сталкивались, Романофф недоумевала по поводу моего найма, а я терпела, поскольку считала ее отношение вполне закономерным и справедливым: какое-то левое, безымянное существо с пустой биографией и фальшивой анкетой устраивается работать на государственную службу. Такое может и должно возбудить подозрение у опытного агента, тем более, если он сам является образцом преданности и порядочности. Но когда выяснилось, что у нее руки не просто подпачканы, а покрыты кровью и грязью по локоть, во мне начал просыпаться гнев: какое право она имеет меня судить, если сама ничем не лучше?

Стиснув зубы, я усмехнулась и размеренно, покачиваясь с пятки на носок, подошла к Черной Вдове.

– А кого же им вербовать, мм? – ласковым голосом спросила я, прищурившись и с улыбкой наклонив голову. – Наемных киллеров, быть может?

На лицо Наташи тут же упала тень, полупрозрачная, почти неуловимая, но придававшая оттенок мрачности чертам. Безэмоциональное выражение, однако, не изменилось вовсе, но меня так просто провести было нельзя: я видела, как она плотнее сжала челюсть, как заплясали в глазах огни, как удивление и страх расползались змеями по ее венам. Окинув женщину цепким взглядом, вылавливая для себя какие-то новые, доселе неизвестные детали, я хмыкнула и нарочито медленно стала обходить застывшую агентессу по кругу, то и дело склоняясь к ее лицу и шепча другие предположения, выплевывая ядовитые слова на ухо:

– Лжецов?

Делаю еще один шаг, разносящийся гулким эхом по залу.

– Предателей?

Различаю краем глаза напряженного Бартона, натянутого струной, в шоке рассматривающего мою фигуру.

– Убийц?

Замираю, услышав, как Романофф шумно вдыхает воздух, стараясь побороть свой гнев. Вернувшись на свое прежнее место, скрещиваю руки на груди и четко проговариваю, со злобой, шипя, с одного тона переходя на другой, с таким остервенением и яростью, чтобы она однозначно запомнила мои слова:

– Ты можешь верить в то, что твое прошлое забыто, погребено и никогда больше тебя не потревожит, но обманывать саму себя – неслыханная глупость. Ты убиваешь тех, кто по-твоему это заслужил, но не будь слепой: ты лишь исполняешь приказ. Ты пляшешь под чужую дудку, убеждая себя, что действуешь по собственному закону и борешься за справедливость. Не надо, не льсти себе: ты не стала лучше ни на йоту, а грехи не смываются кровью, которой ты себя оскверняешь раз за разом. И ты, убийца, лгунья и предатель, не смеешь меня судить. Попробуешь еще хоть раз, и мы будем играть в другую игру, по другим правилам, и ты будешь дрожать уже не от ненависти ко мне, но от ужаса и страха…

Шпионка резко от меня отшатнулась, словно увидела на моем месте неслыханное чудовище. Хотя я уже давно таковым являюсь…

– Не нравится мое истинное лицо, агент Романофф? – протянула я, наслаждаясь смятением шпионки. Та только плотнее сомкнула губы.

На некоторое время воцарилась тишина, которую никто не решался нарушить. Но неожиданно с противоположной стороны зала послышался громкий хлопок. Через секунду он повторился, затем еще раз, складываясь в язвительные, монотонные аплодисменты. Я поморщилась и повернулась на звук, в шоке распахнув глаза, когда смогла разобрать очертания медленно приближавшейся фигуры. Хлопая в ладоши, широко размахивая руками, качая головой в наигранном восторге, скривив губы в непонятной гримасе, в классических брюках и темно-синей футболке к нам навстречу вышагивал Энтони Старк.

– Какая речь! Браво! – воскликнул он, хлопнув в последний раз и переплетя пальцы рук. – Всплакнул бы от такой сцены, да, боюсь, железо заржавеет.

– Старк, что за нелепый каламбур? – возмутился Бартон, явно не понимая причины подобного поведения. – Мало того, что ты заявился на базу, так еще будешь истерику закатывать?

– Никаких истерик! – заверил миллиардер, поднимая руки в капитулирующем жесте. – Я просто пришел поговорить.

– И с кем же? – не понял Сокол.

Старк иронично изогнул бровь дугой и выразительно посмотрел в мою сторону. Злился. Невероятно злился. Несмотря на это излишнее радостное представление и его привычные жестикуляции, его гнев был виден так же четко, как и плотно сомкнутые губы, яростно блестящие карие глаза и сжатые кулаки. Не таким я помнила Тони, совсем не таким.

Деликатно прокашлявшись в кулак, Бартон сделал знак шпионке, и оба быстро покинули помещение, оставляя меня наедине со Старком, кинувшим вдогонку Романофф нечто вроде «Тройная дря-янь, запомни!*». Воздух точно наэлектризовался, повисшая пауза превратилась в затишье перед бурей, а взгляд Энтони едва ли не в прямом смысле метал молнии.

– Э-эмбертон, – протянул миллиардер, делая осторожный шаг в мою сторону.

– Тень, – коротко поправила я.

– Еще одна фальшивка? – раздраженно процедил Железный человек.

Я поморщилась.

– Если тебе так интересно, то я уже использовала это имя раньше. И для меня – оно самое настоящее.

– Для тебя, но вряд ли для работников паспортного стола, – возразил мужчина. – Тебе так лень назвать свое имя? – исказив тон голоса до неузнаваемости, скривился он, засунув руки в карманы.

– Я его тебе называла, Тони, – стараясь смягчить свой голос, ответила я. Старк удивленно распахнул глаза и замер на месте. Видимо, его покоробило такое обращение: даже когда я работала в его корпорации, то позволяла себе подобное очень редко, считая это фамильярностью. Но сейчас изобретатель не являлся моим начальником. Просто старый знакомый, которого я обманула, и который меня за это ненавидит. – Ри-да Эм-бер-тон, – проговорила я по слогам, как когда-то в институте, при вербовке. Целую вечность назад.

Лицо Старка на секунду смягчилось, словно он разглядел во мне что-то смутно знакомое, но черты практически сразу же обострились, местами огрубели, глаза прищурились, а дыхание сбилось.

– Какого черта? – процедил он. – Какого черта ты устроилась на работу в Старк Индастриз?

– С чего вдруг такой интерес? – хмыкнула я.

– Мне напомнить, как ты прибила двух наемников в моей гостиной?! – повысил тон изобретатель.

– Я спасала наши жизни, неблагодарная ты консервная банка, – прошипела я, в несколько шагов подлетая к механику и останавливаясь у него перед носом.

– Я спрашиваю еще раз, – проигнорировал мои слова миллиардер. – Какого черта с навыками киллера ты вдруг решила получить высшее техническое?

– Ты ведь далеко не глупый мальчик, так подумай сам, – спародировала я Старка, повысив голос на пару тональностей.

– Хватит сыпать на меня издевками, – скрипнул мужчина зубами. – Дождешься, и я пойду за костюмом. Отвечай на вопрос.

– Не поверишь, но все до смешного банально и просто, – развела я руками. – Хотела начать новую жизнь.

И это была не ложь. Почти.

– Тогда, если все осталось в прошлом, почему ничего не рассказала? Почему я должен был узнать все, только получив пулю в ногу?

– Что ты так прицепился к инциденту в башне? – прошипела я. – Какая тебе разница, кем я была? От знания хоть что-то поменялось бы?

– Да! Я бы знал, чего ожидать! И твой поступок не выглядел бы предательством! – выплюнул он. Я пораженно замерла, буквально ощущая, как от сказанных слов по телу растекается яд. Предательством?...

– По-настоящему предавать могут только друзья, – с толикой нудной нравоучительности пробормотала я, вглядываясь в темные глаза напротив.

– А ты думаешь, что не была другом? – скривив губы в усмешке, удивился бизнесмен.

Я резко вдохнула воздух, изумленно моргнула и, непонимающе прищурив глаза, устремила взгляд в пол, невольно вспоминая работу в Старк Индастриз: нескончаемые посиделки с техникой, долгие бессмысленные цепочки разговоров, состоящие из шуток и взаимных подколов, AC/DC, игравший на полную громкость, к которому со временем я начала привыкать, а, заразившись от привычки Старка, и подпевать, пока рассматривала очередную схему. Глубоко вздохнув, я прикрыла глаза рукой, надавливая указательным и большим пальцем на виски, словно у меня разболелась голова, и, облизнув пересохшие губы, тихо начала:

– Тони…

– Старк! – неожиданно рявкнул миллиардер. – Энтони Старк! Для тебя – никак иначе!

Я отшатнулась, как от пощечины, и неверующе оглядела разъяренного бизнесмена. В сердце точно воткнули клинок и теперь медленно проворачивали его вокруг своей оси. Стало противно, тошно, даже мерзко, и я, скривив неопределенную гримасу, пробормотала:

– Пускай так.

Сомкнув ладони, кожу на которых опять, так не вовремя, начало жечь и колоть, в кулаки, я сглотнула ком в горле и, развернувшись на пятках, быстрым шагом отправилась к выходу из зала.

– Эмбертон! – раздался голос у меня за спиной, уже не такой грубый и холодный, но все еще звучавший раздраженно. От одной своей фамилии меня передернуло, и по телу словно разлилось что-то вязкое, липкое и вызывающее отвращение.

– Тень, – одернула я Старка, уже коснувшись дверной ручки. – И никак иначе.

Сквозь пелену воспоминаний я не сразу заметила, как чья-то рука опустилась мне на плечо. Я резковато обернулась, скидывая ноги со стола, и, прищурившись, смогла разглядеть лицо Стивена Роджерса, застывшее в вопросительном выражении, словно в ожидании ответа. Кэп, на удивление, был одет в ту же стандартную форму Щ.И.Т.а, что и я, променяв нейтральные джинсы и футболку на плотно обтягивающий тело черный кожаный костюм с пустой кобурой на бедре.

– Стив, – пробормотала я, сокрушенно качая головой и прикрывая глаза ладонью. – Ты что-то говорил? Задумалась – не расслышала.

– Нас вызывает Фьюри, – терпеливо повторил Капитан, озадаченно нахмурившись и окинув меня недоумевающим взглядом, по всей видимости, удивляясь подобной рассеянности.

Я цокнула языком и закатила глаза, недовольно пробормотав:

– Я не понимаю его логики: отправить нас сюда, подождать несколько часов, ничего не сделать, отослать нас обратно.

Я встала с кресла и медленно потянулась, положив руки на талию и прогнувшись в спине.

– Поможешь мне его придушить? – состроив невинное, не отягощенное интеллектом лицо, добавила я полусонным голосом, изогнув бровь дугой.

– Не в этом смысле «вызывает», – покачал головой Роджерс, не в силах сдержать краткой улыбки от моей последней реплики. – Он не собирается возвращать нас на базу: лишь потребовал подойти к лейтенанту Кертис, координирующему действия агентов.

– Зачем? – спросила я, поднимая пластиковый стаканчик со стола и допивая его содержимое.

– Не проинформировали, – развел руками Кэп. – Только добавили, что это срочно, – хмыкнул он, указывая взглядом на напиток у меня в руке.

Я молча пожала плечами и, нарочно зажмурив один глаз и посмотрев донышко стакана на просвет, не глядя бросила емкость в сторону урны. Судя по хмыкнувшему Стиву и паре хлопкóвых ударов, я не промазала.

Командующего мы пытались найти недолго: по словам полицейских, искать нужно было в отдалении от ограждения, рядом с черным фургоном Щ.И.Т.а, набитым техникой. В указанном месте собралась группка военных, яростно что-то обсуждавших и с криками кивавших в сторону здания. Я попыталась деликатно прервать их беседу, прокашлявшись в кулак, но на меня обратили ровно столько же внимания, сколько на писк комара – то есть, нисколько. То же самое попробовал проделать Стив, но ответной реакции мы вновь не дождались. Возмущенно прыснув, я несколько раз громко хлопнула в ладоши буквально перед носами военных и предприняла попытку сказать пару слов, но один из дежурных, увидев во мне непосредственную, неадекватную угрозу грубо толкнул меня в плечо. Роджерс нахмурился и уже открыл было рот, но я резковатым жестом его остановила и прошествовала к стойке с оружием, стоящей рядом с фургоном. Ухмыльнувшись и молча стащив первый попавшийся пистолет, я быстро проверила магазин, спустила курок и, подняв руку вверх, трижды выстрелила в воздух. Группа всполошилась, солдаты судорожно обернулись в мою сторону, тут же беря меня под прицел винтовок. Стив смерил меня раздраженным взглядом и пробормотал:

– Это было слишком… радикально.

Я безразлично пожала плечами и, чуть поведя рукой, бросила пистолет на землю. Тот с громким хлопком-щелчком ударился об асфальт.

– Кто из вас лейтенант Кертис? Мы должны были с ним встретиться, – повысив тон голоса, озвучил повисший вопрос Капитан. Солдаты воровато переглянулись, точно выискивали виноватого, пока не раздался твердый, уверенный голос:

– Лейтенант Кертис – это я.

Я обернулась на звук и пораженно распахнула глаза, с задорной усмешкой оценивающе рассматривая подошедшего. Командующим Кертис оказалась темнокожая женщина лет тридцати с кучерявыми волосами, обстриженными под корень. Ярко выраженные скулы, чуть прищуренные карие глаза, плотно сжатые губы. Поверх зеленого военного костюма был надет черный ремень с рацией; на плече висел автомат; на бедрах – по кобуре с пистолетами.

– Кто вы оба – мне известно, – строго, словно отчитывая (хотя, скорее, желая пропустить нудную прелюдию с красноречивым названием «обмен любезностями» и перейти к делу) прервала она попытку Роджерса что-то сказать. – Прошу за мной, – бегло окинув нас взглядом, добавила она, разворачиваясь и проходя в фургон по приставленному маленькому трапу.

Когда двери фургона захлопнулись за нами с металлическим лязгом, в помещении зажегся белый, неестественно-яркий свет, исходивший, казалось, отовсюду и, в первую очередь, от стен, увешанных различными видами оружия, начиная с ножей и кастетов и кончая снайперскими винтовками и пистолетами с глушителями. Игриво присвистнув, я окинула взглядом «передвижную оружейную» и, пока Кертис с просьбой подождать отвернулась в сторону массивного ящика, стянула с одного из креплений миниатюрную гранату, по виду скорее напоминавшую орех, но выдававшую свое предназначение торчавшей чекой. Пару раз подкинув ее в воздух, я услышала недовольное покашливание. Обернувшись, я столкнулась взглядом с Капитаном Америкой, недоуменно изогнувшим бровь и недовольно поджавшим губы. Закатив глаза, я неохотно убрала гранату на место: то же мне, ходячая мораль.

Нисколько не потеряв энтузиазма, я перекатилась с пятки на носок и, шмыгнув носом, медленно прошла в центр фургона. Откуда во мне взялось такое озорное настроение – не понимаю. Сердце билось учащенно, дрожало, точно от нетерпения, по телу разливался знакомый предвкушающий жар, разум, чистый, свободный, легко концентрирующийся на мыслях, словах и действиях, захлестывало азартом, а все чувства обострились до предела. С чего бы? Со мной такое случалось не впервой, и меня удивляло отнюдь не мое состояние, а то, что последний раз, когда я испытывала нечто подобное, был в Асгарде: именно так я ощущала себя каждый раз, когда мы с Локи продумывали план вылазки, похода или внеочередной невинной шутки, после которой полдворца как минимум будет нервно оглядываться по сторонам и заикаться еще неделю. При мысли о трикстере приподнятое настроение на долю секунды, в одно мгновение, остро, резко сменилось на противоположное, скребя по горлу и сердцу когтями. Нервно сглотнув и мотнув головой, я больно ущипнула себя повыше локтя, выбрасывая всё лишнее из головы. Стоило абстрагироваться от прошлого, предвкушающее волнение и трепет вернулись обратно, вызывая ухмылку на лице.

– Почему ты улыбаешься? – раздался тихий вопрос у меня за спиной.

– Нас не могли вызвать просто так, – не оборачиваясь, хмыкнула я, поведя плечами и намеренно, на показ разминая шею. – Думаю, нам дадут размяться, – с неприкрытым ехидством отвечаю я.

– Для тебя это шутка? Полсотни жизней, стоящие под угрозой? – в равной степени удивленно и раздраженно спросил Роджерс.

Я нахмурилась и хотела было ответить, что он не совсем правильно меня понял, но в этот момент Кертис развернулась и подошла ближе к нам.

– Думаю, Вы в курсе сложившейся ситуации, не так ли? – жестким, ровным голосом поинтересовалась она, с грохотом ставя на стол кейс и некое подобие металлической подставки, похожее на платформу.

– Террористы захватили заложников и готовятся взорвать бомбу, – скучающим тоном протянула я, словно отвечала какую-то элементарную форму заклинания, и, получив утвердительный кивок со стороны лейтенанта, ехидно спросила: – Они ведь выдвинули условия, так почему бы Вам их просто не выполнить?

– Согласен: так можно было бы избежать жертв среди гражданских, – поддержал Кэп, скрестив руки на груди.

– Они предъявили требования, которые мы удовлетворить не в силах, – покачала головой Кертис.

– И какие же? – нахально улыбнувшись, заупрямилась я.

– Невыполнимые. Это всё, что вам положено знать, – раздраженно процедила женщина, быстро нажав несколько кнопок на металлической конструкции. – И придется справляться самим, – угрюмо добавила она, вводя пароль на появившемся голубом табло. Через мгновение над платформой появилась объемная схема здания, состоящая из мерцающих линий, похожих на лучи лазера. Были видны все переходы, вентиляционные трубы, планировка и две мигающие красные точки.

– Что это? – задал вопрос Стив, пальцем поочередно указав на метки.

– То, зачем вас вызвали, – безинформативно ответила солдат, опираясь руками о стол. – Мы не можем начать операцию по освобождению людей, пока существует угроза взрыва. Стоит нам пустить газ, и они нажмут на красную кнопку. Поэтому мы сначала должны деактивировать бомбы, и только затем – заводить агентов внутрь. – Кертис ненадолго замолчала, обводя взглядом модель здания. – Нам нужны люди, которые смогут незаметно разминировать взрывные устройства. Фьюри приказал назначить саперами вас двоих, – вздохнула лейтенант, облизнув губы и недовольно цокнув языком.