Алдора.

Глава 9.

POV Эрида

Мидгард. Когда-то мне казалось, что этому миру нет равных в своей уникальности. Стоит только сосчитать слухи, ходившие о легендарном «Мире Свободы», как его называли Старейшины. Его жители, имея самый короткий, детский срок жизни из всех, стремятся к чему-то недостижимому, светлому и наивно-дерзкому, чувствуя всеми фибрами души каждый миг своего существования. Такими байками нас кормили, и в эту красивую сказку о своенравном народе, живущим «сегодня», а не «завтра», я верила на протяжении долгих лет. С каждой прожитой здесь минутой яркая иллюзия рассыпается, как карточный домик. Я медленно, но верно начинаю осознавать, почему многие, кто здесь побывали, называют людей не «мидгардцами», а просто «смертными». Их недолговечность, скорость бытия не поражает воображение, не вызывает чувство гордости, зависти или уважения, не радует глаз, а элементарно раздражает. Они не ни к чему не стремятся, не ставят грандиозных целей, боясь не успеть за отведенное им время, и, в испуге поглядывая на часы и смотря в зеркало, всё копошатся, копошатся, копошатся, сумбурно мечась из угла в угол. В такие моменты всё человечество напоминает мне гигантский разрозненный муравейник, где каждый не знает, куда себя деть, и потому нарезает круги вокруг своего обиталища, время от времени меняя направление. Что это? Разве это – тот мир, где лозунг каждого: «Второго шанса не будет, живем здесь и сейчас?» Нет, это… что-то мелочное, короткое, пустое и живущее ради собственной глупости. Где вся хваленая свобода? Где те, кто отстаивают свое мнение, пока не сорвется голос и пока есть кислород в легких? И, пока я здесь пробыла, успела выяснить еще одну удручающую деталь, ломающую мой воздушный замок все больше и больше … Смертные, не смотря на все мифы, россказни об их храбрости, чести и достоинстве, яростно, до остервенелого безумия… боятся смерти. Как можно бояться чего-то, к чему уверенно, не сбавляя темпа (иногда даже переходя на бег), идешь всю жизнь? Не понимаю…

Слева раздается оглушающий визг, скрежет и громкое непонятное завывание.

— Смотри куда идешь, мечтательница!

Черт, я ведь на… Как эта разукрашенная полосатая дорожка называется? Ах, да, на переходе. Удрученно киваю разъяренному водителю и пробегаю на противоположную сторону шоссе, разглядывая потоки машин на затейливом перекрестке. И везде эти трехцветные лампочки, квадратные, круглые непонятные металлические вывески со стрелками, цифрами, значками, и правила, правила, правила… Боги, я тут свихнусь! Еще одна характерная черта мидгардцев: они всё, что видят вокруг, стремятся вписать в собственные рамки, наивно полагая, что смогут установить… Меня передергивает от отвращения… Порядок. На любое действие, к любому предмету или живому существу привешивается ярлык со сводом законов: что можно, что нельзя, что хорошо, что плохо. Глупенькие. Люди научились подчинять себе огонь, покорять воздух, использовать природу в собственных целях и заставлять реки течь по нужному им руслу. Они проходят через пламя, взмывают к небесам, меняют землю и переплывают целые океаны. Любая стихия теперь работает на них, не в силах перечить. Но хаос, родные мои, вы выкинуть из жизни не сможете во веки веков. Та стихия, что заложена в моих генах, заменяет мне тепло, кислород, пищу и воду и сметает все на своем пути. А если попробуете от нее отгородиться, спастись в тесной комнате, где все будет разложено по полочкам, она просочится через самые мелкие щели, заполнит ваш мир до самого потолка и перевернет порядок вверх дном не хуже самого жуткого цунами, заставляя в себе захлебнуться, наполняя вас без остатка. Но вы этого не хотите. Не хотите подчиняться, продолжая бить в грудь кулаком и крича, что вы свободнее птицы, что вольны выбирать собственную дорогу, а сами следуете беспрекословно по указке другого человека. А ведь я вас защищала когда-то! А что в ответ?! Вы с отвращением отталкиваете от себя то, что ближе всего вам по сущности! Люди…

Я продолжаю вышагивать по мокрому асфальту, погруженная в невеселые мысли, время от времени нервно теребя магнитную застежку на сумке. Отвалится ведь когда-нибудь… Придется все документы в руках носить. А там така-а-ая кипа бумажек, что без повозки я даже половины не дотащу! Никогда даже представить себе не могла, что буду так жить. Бегать от места к месту, нацепив строгую юбку, блузку и (Звезды, простите все сквернословия, что у меня вырывались в адрес этого предмета) туфли на каблуках. К земной одежде я до сих пор привыкнуть не могу. Мало того, что женщинам, ни капли не связанным с военным делом, разрешено носить брюки, так большинство носит полувыцветшее, неоднотонное, синее нечто из невообразимого материала. Название я не выучила, но что-то жужжащее и во множественном числе. На ноги часто надевают разноцветные тканевые ботинки со шнуровкой на гнущейся, эластичной подошве. Зачем делать настолько недолговечную обувь – не знаю, но она, по крайней мере, удобная. Верхняя одежда, за редким исключением в виде совершенно невообразимых для понятия рисунков или еще более невообразимо-пошлых фраз на футболках, меня особо в ступор не вводила. А вот минимальная длина юбки, сократившаяся раз этак в пять, меня поразила. Причем одето это чудо моды было не на распутнице, а на обычной девушке-студентке. Откуда я знаю? Я у нее спросила. За что была названа «маньячкой», «извращенкой» и пару раз чуть не получила сумкой по голове. Спаслась бывшая валькирия от разъяренной девочки с шокером и газовым баллончиком позорным бегством. Не, ну там силы явно не равны были.

Заворачиваю за поворот и, поняв где я, жадно оглядываюсь вокруг себя. Невообразимо… Здания, отливающие голубоватым светом и закрывающие весь обзор, возвышаясь на сотни метров в высоту и теряясь где-то, куда я уже не могу поднять взгляд. Вокруг зеркала, стекло, мигающие экраны, неоновый, искусственный свет, шум машин и гул голосов. Я была здесь уж не раз, но никогда не перестану удивляться Нью-Йорку. Все-таки есть в городах Земли своя собственная изумительная, экзотичная красота, выстроенная не природой, а самим человеком.

Помню, как увидела этот ошеломляющий пейзаж впервые… Тогда он мне казался скорее пугающим, нежели прекрасным…

Темно. Я лежу на чем-то жестком, шершавом и холодном. Легкие нестерпимо жжет: я не могу сделать полноценный вдох, дышу прерывисто, часто и мелко. Внутренности словно вывернуты наизнанку; по спине точно провели раскаленным железом. Весь бок, на котором я сейчас лежала, саднил и, судя по чему-то горячему и вязкому, сильно кровоточил. Веки налились свинцом, и теперь я не могла найти в себе силы открыть глаза, не то что бы встать или хотя бы пошевелить рукой. Руки… Ладони горели огнем, кожу жутко щипало, а из груди явно что-то вытащили, и теперь у меня в организме не хватает органа. Иначе, почему внутри так пусто? Осознание приходит тягуче-медленно и, наконец, обрушивается на меня лавиной, опять сбивая ритм дыхания и заставляя меня хватать воздух ртом, как выброшенная на берег рыба. Чуть шевелю пальцами, пытаясь послать знакомый легкий ток по венам. Но внутри пусто. Магия… Ее нет.

Меня скрючивает пополам, а с губ срывается тихий крик. Прижимаю руки к животу, стараясь заглушить боль и попытаться мыслить трезво, но ничего не выходит, и из глаз начинают литься горячие слезы. В ушах стоит непонятный шум, голова вот-вот расколется на части. Ко мне постепенно начинают возвращаться воспоминания: Радужный мост, Мидгард. Все-таки открываю глаза, вглядываясь в темноту вокруг себя. Ночь, по всей видимости. Со временем начинаю понимать, что лежу на песке, а вокруг выжжен черный рунный узор. Мне не причудилось. Я действительно в изгнании.

Встать не представлялось возможным, но спустя десять минут я смогла пошевелить ногой. Бок пронзила острая боль, а кровь потекла сильнее. Я же умру здесь! Могли бы просто сбросить в воду: я хотя бы не мучилась…В отчаянной попытке сделать хоть что-то, напрягаю мышцы и пробую подняться, но все тело сводит болезненной судорогой, перед глазами начинают мелькать пятна, и я отключаюсь.

***

В нос ударил какой-то резкий неприятный запах, и я тут же подскочила, распахнув глаза. Боль, которую я чувствовала несколько часов (или суток?) назад, притупилась, тело больше так не ломило, но взгляд все равно затуманила пелена слез. Сморгнув надоедливую влагу, я смогла сфокусироваться, и первое, что я увидела – маленькую бутылку из коричневого стекла, подсунутую прямо мне под нос. Так вот чем пахнет! Я резко отодвинулась подальше от склянки с раздирающим носоглотку запахом и посмотрела на того, кто ее держал. Молодая светловолосая девушка смотрела на меня испуганными серыми глазами, сжимая в одной побелевшей руке пузырек, а другую выставляя вперед, показывая, что она не собирается причинять мне вред. Я беглым взглядом осмотрела себя, сидящую на какой-то… кушетке с тонким покрывалом неестественного сине-зеленого цвета, отмечая белую повязку на боку и чистую одежду, состоящую из одной легкой накидки, а затем недоверчиво покосилась на склянку.

– Что вы мне подсунули? – хриплым, неокрепшим голосом спросила я, кивая на ее руку.

– Это обычный нашатырный спирт, – медленно, почти ласково проговорила девушка, отставляя бутылочку в сторону. Меня передернуло от ее тона. Я, вроде как, не ребенок и психически уравновешена, так что это уже излишне. Хотя, что это за спирт, я не знала.

– Как вы себя чувствуете? – пропела блондинка.

– Не нужно со мной разговаривать в таком тоне. Я не душевнобольная, – процедила я сквозь зубы, нервно дергая плечом.

Девушка смутилась, но быстро взяла себя в руки, снова задав вопрос:

– Так, как ваше самочувствие?

Нормально, но тебе я пока говорить об этом не собираюсь. У меня сейчас критическая стадия информационного голода, так что сначала мне нужно узнать хотя бы каплю интересующих меня сведений. Я недовольно поморщилась и окинула беглым взглядом светлое полупустое помещение, чуть задержавшись на двери.

– Что это за место? – спрашиваю я, опять смотря на девушку.

– Больница №152.

Так это госпиталь! Правда, особо много мне это не дало, но все-таки.

– И где это?

– В центре города.

Видимо, девчонка совсем неразговорчивая. У нее, что, как пройти в библиотеку тоже надо клещами изо рта вытаскивать?

– Какого города?

– Нью-Йорка.

А название я запомню. Пригодится. Я расслабилась и откинулась на покрытую плиткой стену, прикрывая глаза. Состояние у меня пока что не из лучших, но явно не сравнимо с тем, что было в мое прошлое пробуждение. Немного тошнило, кружилась голова, все еще саднил бок, и покалывало в груди – жить буду. Девушка не выдержала долгого молчания и тихо покашляла, пытаясь привлечь мое внимание. Я намеренно ее проигнорировала, внутренне улыбаясь. Мне просто интересно, а что она дальше делать будет, если не добьется от меня того, что ей надо? Посмотрим…

В голове один за другим возникали все новые и новые вопросы, начиная от самых простых вида «А что такое нашатырный спирт?» и кончая чем-то невообразимо болезненным и тяжелым вроде «А что мне делать дальше?». Кашель стал громче и настойчивее, но я все также сидела с закрытыми глазами, сложив руки на животе.

Я понятия не имела, как живут люди этого мира и что в принципе необходимо для здешнего существования. Я не знала, почему ко мне прилипла эта женщина-лекарь (ну, уж точно, не из-за интереса к моему самочувствию: после первой же минуты игнорирования, она бы просто встала и ушла.) Я не представляла ни куда мне идти, ни к кому обратиться: знакомых в Мидгарде у меня не было.

– Простите…

Надо же какая… А вот не прощаю. И что дальше?

– Извините, вы… вы меня слышите?

Наигранная вежливость начинала растворяться в ее голосе, сменяясь раздражением и злостью. Как легко, оказывается, вывести обычного человека из себя. А я ведь и не делала ничего! В прямом смысле этого слова!

– Как ваше имя?

Такой простой вопрос поверг меня в ступор, и я распахнула глаза. Говорить правду я не собиралась (зачем мне это?), а лгать я просто не могла: у каждого мира свои понятия об именах, и любое асовское имя могло показаться слишком сложным (в Нидавеллире, например, имена состоят из одной-двух букв, обычно гласных) или слишком простым (названия Йотунхейма из десяти и более гортанных согласных с рычащим ударением где-то посередине у меня язык не поворачивается произнести). Придется отнекиваться от вопроса как можно дольше, пока не узнаю хотя бы парочку примеров.

– А вам зачем? – с вежливым участием спросила я.

Блондинка недовольно нахмурилась, но всё же ответила:

– Заполнить карту.

– Какую карту?

– Вашу.

Эта девка издевается?

– У меня нет никакой карты, – цежу сквозь зубы я, стараясь не злиться и не подавать лишнего повода для конфликта. Конечно, после затяжного молчания и ее попыток меня растолкать, об этом думать как-то поздновато, но лучше поздно, чем никогда, правильно?

– Не волнуйтесь, мы заведем.

– Кого «заведете»? – не поняла я. Они меня куда-то вести собрались?

– Карту.

– Зачем?

– Мы будем записывать туда динамику вашего лечения.

Боги, речь о «книге души»… Я устало выдохнула. М-да, вливание в общество обещает быть тяжелым.

– Это всё, зачем вам нужно мое имя?

– Ну, мы собирались пробить вас в базе.

Чего-чего? Пробить?! Я подскочила на кушетке, впиваясь взглядом в лекаря, дернувшуюся от моих резких движений.

– Что вас так напугало?

Она еще спрашивает! Или… Может на Земле методы лечения такие? Просто я никогда не видела, чтобы переломы или внутренние кровотечения лечили дальнейшим избиванием пациента.

– Мы просто занесем ваше имя в базу данных! Если вы беспокоитесь об огласке, то всё строго конфиденциально…

Я заметно расслабилась, выловив из ее речи знакомые понятия. Бить меня никто не собирается – хорошо, с именем я так и не определилась – плохо. Выдавливаю из себя мягкую улыбку и ласково произношу:

– Прошу простить меня за мою грубость и непозволительно дурное поведение по отношению к почтенному лекарю. Не подскажите мне, как вас зовут, прекрасная миледи?

С каждым произнесенным мной словом глаза девушки становились все больше похожими на два колеса, а рот медленно, но верно открывался, пока челюсть не отвисла, и лицо не застыло в изумленном выражении. И что я опять не так сделала?! Блондинка пару раз закрыла и открыла рот, пытаясь выдавить из себя хоть слово, но только неопределенно водила в воздухе руками. Успокоившись, она прочистила горло, и ответила:

– Марта. Марта Лигвейн.

Фух. Не Грашпундибла – и то, славненько. Правда, всё равно отличается от типичных асовских имен, но со временем я привыкну.

Марта прочистила горло и снова спросила:

– Так как вас зовут?

Я зависла. Ну, вот что ей отвечать? Сконфузившись, я начала блуждать взглядом по белому полу, вглядываясь в трещинки на плитках, пока мне на ум не пришла идея. Я схватилась рукой за голову, всем своим видом изображая недоумение, подняла глаза на девушку и с ужасом прошептала:

– Я не помню.

Марта помрачнела и заглянула в какую-то тонкую, гибкую книгу со страницами, обернутыми во что-то прозрачное и шуршащее. Пролистав до нужного ей момента, блондинка начала водить пальцем по строчкам. В какой-то момент она резко остановилась и подняла на меня взгляд:

– Вы помните, что с вами происходило до того, как вы попали в больницу?

Я покачала головой, поджав губы. Ничего не помню, ничего не знаю, никому ничего не скажу. Потом я резким движением прикрыла рот рукой и начала говорить, то повышая тон до крика, то переходя на шепот:

– Я ничего не помню… Как… Может. Они не… Обязан… Нет! …

Марта потянулась ко мне, собираясь прекратить мою бессвязную и бессмысленную речь, но я только, вскрикнув, отпрянула и подтянула под себя ноги, начав покачиваться вперед-назад. Девушка всем своим видом выражала сочувствие и жалость, но я продолжала играть роль полусумасшедшей, обхватив голову руками и пропуская волосы сквозь пальцы, впиваясь ногтями в кожу. Перестав качаться неваляшкой, я в упор посмотрела на Марту испуганными глазами и опять начала бормотать:

– Не помню… Звезды, как я могу не помнить собственного имени?!

Блондинка нахмурилась и недоверчиво на меня покосилась, видимо, собираясь что-то сказать, но в итоге передумала и, велев мне ждать здесь, вышла из комнаты. Если раньше я еще сомневалась, следует ли мне выходить из этого странного помещения, то теперь я точно знала – следует! Раз запретили, значит, там можно узнать много чего интересного! Аккуратно пододвигаюсь к краю кровати и опускаю босые ноги на холодный пол, собираясь встать. Правила придумали…

«Чтобы их нарушать…» - шелестит мягкий голос в голове.

Замираю на месте, вцепившись руками в простыню. Локи… В груди неприятно ноет, к горлу подступает душащий ком. Почему-то именно сейчас вспомнилась его усмешка и озорные зеленые глаза. Он всегда мог поддержать, потому что знал мою черную, испорченную, покрытую трещинами душу наизусть и умел находить нужные слова в нужное время. Сейчас я осталась с трудностями один на один, и играть в шахматы с судьбой придется без советчика за спиной. Бог обмана за несколько столетий, что я его знаю, стал частью моей жизни, не просто другом. Двое эгоистов, признающих только друг друга, потому что второго считают частью себя самого. Двое авантюристов, поочередно играющих в пятнашки со смертью с азартной улыбкой на лице. Двое одиночек, цепляющихся друг за друга в попытке избежать встречи с землей. Два исключения из правил, игнорирующие любые рамки и границы кроме тех, которые установили самостоятельно. Двойники, искаженные отражения друг друга в зеркальной комнате. Едва ли это дружба… Но других подходящих слов у меня нет. Мы редко расставались надолго, и пока что я ощутила его отсутствие рядом не в полной мере. Я еще не верю, не осознаю, что не увижу его снова… Сильно щипаю себя за предплечье, отгоняя мрачные мысли. Я еще найду способ вернуться назад. Или он найдет способ хотя бы ненадолго попасть в Мидгард. Нам и не такое провернуть удавалось. Мне будет тебя не хватать, трикстер…

Поднимаюсь с кровати, оправляя бесформенную ночнушку. В комнате никаких предметов одежды не было, так что придется идти так. Тихо приоткрываю деревянную дверь и выглядываю наружу через образовавшуюся щель. По коридору мне навстречу идут двое целителей в непонятной одежде цвета морской волны и везут с собой… металлический столик на колесиках? На котором лежат… орудия пыток? Что?! Щипцы, ножницы, лезвия, пузырьки из разноцветных стекол…Ужас! Закрываю дверь, прижимаясь спиной к прохладной поверхности в ожидании, пока палачи пройдут. Когда голоса, звук шагов и противный скрип колес стихают, я выхожу из комнаты, опасливо оглядываюсь вокруг себя и иду в сторону, откуда пришли эти… инквизиторы.

Каждый проход похож на предыдущий – везде голые стены, выкрашенные в светлые, пастельные цвета, растения в горшках, расставленные по углам, и двери, идентичные моей. Дойдя до развилки, я остановилась, в изумлении уставившись на странную полосатую тень. Оторвав взгляд от пола, я поняла, что тень – от окна, занавешенного… дырявыми шторами из… белых пластинок? Подхожу ближе и провожу пальцами по поверхности ненормальной занавески. Гладкая, жесткая. Через прорези практически ничего не было видно, поэтому я попыталась раздвинуть две соседние пластинки. В результате одна из них со странным вибрирующим звуком согнулась пополам. Упс. Кажется, сломала. Досадно. Слегка морщусь и выглядываю в окно через щелочку. Звезды мои, что это такое? Там была серая, ровная, огороженная дорога, по которой катались ярко-выкрашенные повозки, по форме напоминающие со стороны широкополые шляпы. В шоке распахиваю глаза и сильнее развожу створки, стараясь увидеть еще кусочек картинки, но больше ничего существенного разглядеть не удается. Отлипаю от окна и, наугад выбрав один из коридоров, отправляюсь дальше, бросив последний взгляд на пластинки, которые, кстати, вернулись в исходное положение.

Чем дальше я шла, тем больше мне встречалось людей. Многие из них были пациентами, судя по отсутствию тех сине-зеленых накидок, что были на лекарях, но и их одежда тоже вызывала во мне глубокое сомнение. У большинства разноцветные рубашки с обрубленными рукавами и узкие синие брюки. Но сильнее всего остального восхищала обувь. Я понимаю, что у меня ее не было в принципе, и по ледяному полу я шлепала босиком, но … У них на ногах были пушистые ботинки с огромной дыркой на мысу и пятке. Хотя это были даже не дырки… Я бы сказала, что у них просто тонкая подошва крепится к ступням толстой тканевой полоской. Как тряпичные сандалии. У некоторых мидгардцев я все же обнаружила признаки обычной обуви, но поверх этих сапогов, ботинок, туфель были надеты полупрозрачные темно-синие маленькие мешки. Интересно, а зачем они нужны? Отличительный признак?

Несмотря на то, что я откровенно пялилась на каждого прохожего, на меня больные не обращали ровно никакого внимания, и я продолжала идти относительно спокойно, время от времени заваливаясь в первую попавшуюся комнату, если увижу человека в сине-зеленой одежде.

На одном из перекрестков удача соизволила обратить на меня внимание и повернуться лицом: я заметила Марту Лигвейн. Нужно бы посмотреть, куда она пойдет, может, удастся выяснить что-нибудь полезное. Отставая от лекаря не больше, чем на десять метров, я следовала за ней, постоянно прячась за поворотами или открытыми дверьми. Через пять минут плутания по зданию девушка впереди меня остановилась и заговорила с мужчиной в белой накидке с… эмм… веревочной рогаткой с металлическим круглым наконечником, висящей на шее. Разговор из-за гула голосов услышать не получалось, и я начала подбираться ближе, постепенно разбирая реплики врачей.

– …травм. Неудивительно… амнезии.

Недовольно морщусь, пытаясь связать обрывки в цельные предложения. Ближе подходить уже было опасно – могут заметить.

– … помнит?

- Практически ничего. Спраш… звание города, где находится.

- Что с ней произошло?

- Мы не з… Думаю, что-то… культом.

- С чего… яли?!

- В месте, где её… символы, и… некие «звезды»… в разговоре. Возможно… избили?

- Не уверен… Докум…

- При ней не было. Что… ней делать?

- Я что-нибудь прид… Идите к…

Девушка закивала головой, сказала пару слов на прощание и пошла в мою сторону. Черт. Я влетела в первую попавшуюся комнату и замерла за дверью, придерживая ее за ручку. Обождав минуту, я вышла обратно в коридор и, пытаясь сориентироваться, откуда я пришла, начала оглядываться по сторонам. Тут мой взгляд упал на ярко-зеленую светящуюся табличку на стене, со стрелкой и надписью «Выход». Думаю, мне незачем больше здесь задерживаться. Идя по указателям, я смогла добраться до большой круглой комнаты, от которой отходило несколько коридоров в разных направлениях. У одной из стен находилась длинная стойка, похожая на ту, что бывают в тавернах, за которой стояло две женщины, перебирающие бумаги, а за их спинами стояло несколько шкафов и проход в смежное помещение. Везде туда-сюда шныряли люди, поэтому проскользнуть мимо этих занятых работниц будет несложно. Отыскав взглядом металлическую дверь с идентичной надписью «Выход», я уже собиралась было пробираться сквозь толпу, как в здание вошло человек десять в черных очках и костюмах. Ох, не нравится мне это.

– Значит так. Все выходы сейчас перекрыты этими шавками из Щ.И.Т.а, но мы можем выйти на улицу через «черный ход» для персонала. До него они еще не успели добраться.

Мужчина толкает одну из боковых дверей и далее ведет меня по узкому проходу, время от времени оглядываясь, чтобы я могла слышать, что он говорит:

– Как только выйдешь из здания, тебе нужно будет добраться до «Центра помощи больным амнезией». Там работают мои знакомые. Скажешь, что от меня, и они тебе помогут. Дадут документы, обеспечат жильем. От этих приставал из Щ.И.Т.а я отделаюсь – скажу, что ты сбежала. По одной лишь группе крови они тебя в Нью-Йорке выследить не смогут.

Мы остановились в темном коридоре у железной двери, над которой висела грушеобразная светящаяся стекляшка.

– Так… - Смит достал из «плаща» маленькую ярко-желтую бумажку и синюю палочку, крепившуюся у него на нагрудном кармане. Щелкнув ей, он приложил листок к стене и начал сумбурно писать на ней что-то кончиком палки. Это, что, такое перо? Удобно…

– Здесь адрес центра. Отсюда – полчаса ходьбы, – сказал Эндрю, протягивая бумагу, которую я тут же приняла из его рук, пробежавшись взглядом по строчкам. Какое-то название и цифра…

– Выйдешь через эту дверь – окажешься на заднем дворе. Там, слева, в заборе есть дыра. Пролезешь через нее и беги отсюда со всех ног!

Смит уже было развернулся, собираясь уйти, но я схватила его за плечо, не желая отпускать, пока не узнаю одну вещь… Единственное, что я уяснила за свою жизнь прочнее любой другой истины – это то, что никто никогда не будет что-то делать для тебя, не имея на то причины.

– Зачем вы мне помогаете?

Целитель по-доброму ухмыльнулся.

– Эти подонки поломали уже не один десяток жизней, поверьте мне. Они забрали мою сестру на двухнедельную практику… Шесть лет назад. Вы мне ее очень сильно напомнили. К тому же, готов поспорить, вы ничего противозаконного не сделали, а дело только в тех символах на поле, где вас нашли. Щ.И.Т. же решил сунуть нос не в свое дело и копается в поисках информации. Вам сейчас нужен не допрос, а шанс устроить новую жизнь.

Смит снова мягко улыбнулся, но вдруг хлопнул себя рукой по лбу и прошептал:

– Я ведь чуть не забыл…

С этими словами он вытащил из внутреннего кармана… мой кинжал.

– Все-таки Марта была права: вы, скорее всего, состояли в каком-то культе, или, может, вас в него втянули, - протараторил лекарь, пару раз перевернув в руке метательный нож, поблескивающий сталью в теплом желтом свете, – Тем не менее, это ваша вещь, и я не в праве отнимать ее у вас.

– А что с моей одеждой? – вдруг спохватилась я, принимая в руки кинжал и привычным жестом закалывая им волосы.

– Изодрана в клочья, – медленно проговорил лекарь, наблюдая за моими манипуляциями. – Не знаю, что с вами случилось, но, явно, что-то неприятное и болезненное.

Я усмехнулась и сжала руку с листочком в кулак, боясь его выронить.

– Спасибо.

Эндрю чуть склонил голову в ответ и направился туда, откуда мы пришли, напоследок бросив мне через плечо:

– Берегите себя.

Дальше все происходило слишком быстро и сумбурно, чтобы я могла отдавать себе отчет в собственных действиях. Я выбежала на улицу, пролезла через обещанную дырку в сетчатом металлическом заборе и побежала вперед без какой-либо цели. Сворачивала я где попало, следя лишь за тем, чтобы не вернуться обратно к госпиталю. Вокруг один за другим мелькали высокие серые здания и заброшенные переулки, постепенно сменявшиеся широкими улицами и постройками, взмывавшими в небо. Я ни о чем не думала кроме того, что нельзя останавливаться, и ничего не чувствовала, кроме ноющей боли в уставших ногах. Я смогла очнуться от этой изнуряющей дремы, только когда, обессилев, рухнула на колени посередине гигантской площади, кишащей людьми. Вокруг стоял необъяснимый гул, смешанный с голосами прохожих, но я даже не поднимала взгляда, чтобы понять, что было ему причиной. Сердце бешено стучало и заглушало весь остальной мир. Воздуха не хватало, и я тяжело дышала, оперевшись руками о серую, шершавую поверхность. Ноги были стерты в кровь, нещадно щипали и пульсировали на внешнем своде стопы. Глаза заволокли непрошенные слезы. Всё вокруг поросло пеленой, не пропускавшей ни запах, ни звук, ни цвета.

В какой-то момент я, наконец, смогла вдохнуть полной грудью и поднять взгляд. То, что я увидела, ослепило, оглушило и выбило кислород из легких вновь…

С того момента прошло уже два года: мне предоставили квартиру, оформили документы на имя Риды Эмбертон и … отправили в институт. Нет, меня туда не тащили и не волокли за волосы, просто объяснили, что без образования устроиться в Нью-Йорке кем-то престижнее уборщицы не выйдет, и дальше над своим обучением я работала сама. Выбор пал на область физики, информатики и техники, куда меня невообразимым образом потянуло. В формулах разбираться гораздо проще, чем во всем остальном – уж очень сильно они напоминали мне формы заклинаний, некоторые из которых надо просто понимать, а другие – элементарно запомнить. Вообще, все технические науки сильно смахивали на теорию магии: только все руны замещаются на определенные символы. Некоторые законы, например, закон сохранения энергии в физике и закон наследственности силы в магии, были безумно похожи и означали, в принципе, одно и то же.

К образу жизни я постепенно привыкла и даже из серой массы будней выуживала для себя что-то новое и добавляющее немного красок. В итоге в списке величайших достижений человечества оказалось кофе, наушники и «Шерлок Холмс» Конан-Дойля. Что касается книг, Мидгард меня даже приятно удивил своим разнообразием, и теперь я каждый четверг традиционно захаживаю в библиотеку за одним из произведений классиков, которые мне с гордостью вручают, называя шедеврами мировой литературы. И каждый раз я возвращаюсь с голодным взглядом, прося улыбающегося библиотекаря подобрать еще что-нибудь. Пару раз за время пребывания в Нью-Йорке я умудрилась попасть в парк аттракционов, трижды сходить в кинотеатр и один единственный раз попробовала желе, которое долго меня мучило неадекватным цветом и затяжным дерганьем от одного прикосновения. Откусив один кусочек, я пробурчала: «Какая гадость» и выкинула всю упаковку.

С деньгами проблем не возникло: работа нашлась сама по себе, и, если быть до конца откровенной, она мне даже нравится. Еще на первом курсе института я задержалась допоздна в лаборатории в ожидании профессора, которому должна была вручить отчет по исследовательской работе. В итоге, за три часа, пока незадачливый преподаватель тихо посапывал в уборной, я собрала маленькую гравитационную подушку из груды ненужных деталей, разбросанных по кабинету. Вернувшийся с искренними извинениями пожилой мужчина, бормотавший себе под нос что-то о «безрадостной старости», был в откровенном шоке, когда обнаружил меня, пускающей ручки летать в десяти сантиметрах над маленькой платформой. С того момента я работала над созданием различных приборов по предоставляемым схемам, самостоятельно составляла проекты в области современных технологий, моделировала, занималась разработками в области энергетических потоков. Идеи рождались легко: достаточно сопоставить любое, даже самое простое заклинание, как левитация, с физикой и подвести рунный текст под формулы, и всё! Мне оставалось только правильно собрать прибор по получившейся схеме. Как ни странно, плоды моих трудов пользовались спросом: научные организации выкупали или сами проекты и схемы, или образцы, намереваясь реализовать их в промышленном масштабе. А я? А что я? Интерес к собственным работам у меня быстро охладевал, платили за официальный плагиат под названием «выкупить права на патент» очень даже неплохо. И хотя больше половины суммы уплывало в карманы управляющих института (мол, лаборатория – их, обучают меня – они, картридж и бумагу для принтера тоже они покупают, и бла-бла-бла), но даже того, что доставалось мне, с лихвой хватало на оплату квартиры, новую одежду, свежую еду, а также чашку кофе, билет в кино и упаковку какой-нибудь вредной, ярко-выкрашенной гадости, которую очень тянет попробовать. В общих чертах: у меня было всё, что нужно, и вдоволь. Не хватало одного… Не хватало вездесущего бога обмана у меня за спиной. Не хватало его поддержки, ухмылки, не сходящей с лица, задорных подколок и мимолетных объятий, придающих сил. Я даже по магии тосковала не так сильно, как по Локи. Каждый раз, когда я о нем вспоминала, настроение приходило в жуткий упадок где-то на неделю, пока я вновь не вливалась в учебу и работу, подстраиваясь под бешеный ритм жизни Мидгарда. О встрече речи быть не могло: два года – смехотворный срок заключения по асовским меркам. А искать ему замену я считала не просто оскорбительным, а невозможным по своей сути.

Задумавшись, я не заметила выступающего камня на мостовой и чуть не полетела на землю, зацепившись за него каблуком. Более менее восстановив равновесие, я оправила юбку, поудобнее закинула сумку на плечо и продолжила идти, смотря себе под ноги. Завидев в конце улицы нужное мне здание, я ускорила шаг, сверяясь с часами на руке. До начала конференции еще полчаса. Как-то я сегодня быстро.