Перелетная птица.

Глава 6.

Грянул гром, лондонские улицы мгновенно окропили сильные дождевые капли. Осень медленно вступала в туманный город, прогоняя жаркое лето.

Том, разбуженный резким звуком, быстро сел в кровати, обхватив голову руками. Он часто и прерывисто дышал, лоб был покрыт испариной словно ему снился самый страшный кошмар. Отчасти так оно и было: в последнее время Хиддлстона преследовал странный сон, в котором он шел по бесконечному черному туннелю, что оставался непроницаемым для света и звука. Просыпаясь, он боялся распахнуть глаза, опасаясь заточения в темной западне.

Удостоверившись, что он оказался в мире, наполненном звуками, мужчина смело распахнул глаза. Перед ним простиралась спальня, укутанная ночной темнотой, очертания каждого предмета были знакомы и не внушали страха. По правую руку от него лежала Сюзанна, погруженная в безмятежный сон, дыхание ее было мирным и размеренным, чему мужчина несказанно завидовал.

Он аккуратно поднялся с постели, стараясь не разбудить девушку, но та так крепко спала, что потревожить ее было крайне трудно.

Тихо шагая по паркету холла, Том подошел к бельевому шкафу, пытаясь найти хоть какой-то плед. Когда поиски завершились успехом, он с находкой в руках направился на кухню.

Свет, казавшийся после кромешной темноты таким ярким, резал глаза – Том мгновенно зажмурился, спасаясь от лучей лампы. Пока электрический чайник размерено нагревал в своем пластмассовом пузе воду, мужчина, не решаясь прикоснуться, рассматривал плед.

Его терзали смешанные чувства: с одной стороны, это было обычное шерстяное покрывало, коих тысячи в магазинах товаров для дома, но с другой стороны, плед был подарком Викки. В начале лета этот презент был отправлен в самый далекий ящик бельевого шкафа как неприятное напоминание о прошлой жизни, от которой хотелось избавиться как можно скорее.

Избавиться ли? Нет. Все те немногие вещи, что хранили память о бывшей девушке, были убраны в шкаф. Том не спешил расставаться с пледом, полотенцами, вешалками и прочими бытовыми мелочами, что были куплены Ви. В этом не было никакой необходимости: это добротные качественные вещи – не более того.

Кнопка чайника вернулась в прежнее положение, оповещая хозяина об оптимальной температуре воды, - этот щелчок вывел Хиддлстона из глубоких размышлений.

Мужчина, укутанный в плед, с кружкой горячего напитка вышел на балкон. Воздух смешал в себе свежесть дождя и дух ночи, который Хиддлстон медленно вдыхал. Ветер холодил разгоряченное тело, отчего мужчина плотнее укутался в шерстяную ткань, которая хранила в себе запах трав и цитрусовых духов. Ее запах. Том глубоко вдохнул – запах, заполнивший собой легкие, на мгновение воскресил в памяти образ девушки: она сидела на полу в свете заходящего солнца и рисовала, губы ее улыбались.

Викки. Ему было интересно: где она, над чем работает, живет ли с отцом. Его охватило секундное желание позвонить ей, но он быстро опомнился: стрелки часов показывали слишком неприличное для звонков время.

Горячий чай в кружке кончился, подошло к концу и время, отданное воспоминаниям. Мужчина, свернув теплую ткань, вернулся в постель к Сюзанне. Лицо девушки выглядело спокойно и умиротворенно словно было лишено всяких эмоций.

Он мягко приобнял девушку, кожа которой была на удивление холодна. В ответ на ласку Сюз придвинулась ближе, а лицо ее на мгновение посветлело от кроткой улыбки.

В доме царил запахи индейки, соуса из крыжовника, пунша и голубой пушистой ели, составляя ни с чем несравнимую атмосферу Рождества. Единственный мужчина семьи Хиддлстон в ожидании праздничного ужина коротал свое время за просмотром телевизора. И хотя программа развлекательных передач не отличалась от той, что была в прошлом году, она казалась интересной и добавляла к атмосфере сочельника немаловажную частицу завершенности.

Из кухни слышались женские голоса. Два, что звучали моложе, наперебой прерывали друг друга, делясь новостями, а третий, звучавший тише, но не менее звонко, пытался придать сумбурной беседе последовательности и такта. Сестры и мать Тома по заведенной в семье традиции готовили праздничный ужин, ароматное многоголосие которого распространилось по всему дому.

- Том! - из кухни показалась голова младшей сестры. - Мы нашли для тебя работу!

- Иду, - растеряно сказал он, даже не поворачивая головы.

Едва получив от брата согласие, Эмма спешно скрылась в обители праздничных блюд.

- Нужно украсить оливками блюда, - Сара без промедления ввела брата в курс дел, - справишься?

- Конечно.

Слова сестры немного обидели его. Сара часто вела себя так словно перед ней стоит несмышленый малыш Томми, который ничего не может сделать самостоятельно, без опеки матери или сестры. Ну как взрослый мужчина может не справиться с тем, чтобы прилично разложить оливки в блюдах? Как оказалось, талант декоратора у Хиддлстона отсутствовал напрочь, поэтому оливки сгорбленными кучками несуразно короновали каждое блюдо.

- Я помогу, - старшая родственница мгновенно появилась рядом, словно почувствовав неладное. - А ты сложишь салфетки! - женщина игриво потрепала его за щеку.

Мужчина лишь тяжело вздохнул и направился к высокому столу с сотней салфеток, выпущенных к праздникам. Сара есть Сара и никогда не перестанет считать себя ответственной за младших детей семьи, хотя те уже давно выросли.

- Том, когда придет Сюзанна? - раздался голос матери.

- Скоро, - уклончиво ответил ей сын.

На этот многообещающее "скоро" женщина лишь сдержанно кивнула и вернулась к натиранию столового серебра. Эту священную обязанность она никогда никому не доверяла.

От Тома не укрылось то, с какими отчуждением прозвучали ее слова, как решительно и быстро мать повернулась, возвращаясь к чистоте столовых приборов. Больше ни она, ни дочери не сказали и слова - кухня погрузилась в напряженное молчание.

- Вот и Сюз! - с облегчением произнес Хиддлстон, едва заслышав дверной звонок.

Едва мужчина открыл дверь, как в дом вплыла красивая девушка в элегантном коротком полушубке. Волосы ниспадали волнистым каскадом, вырез платья насыщенного синего платья обнажал плечи до линии ключиц, губы в красной краске широко улыбались, а красивые ноги, обутые в черные туфли на высоком каблуке, спешно и напряженно ходили по холлу.

- Ты опоздала, - тихо прошептал он, помогая снять девушке шубку. – Ты обещала помочь на кухне.

- Знаю, - спокойно ответила Филдинг, - я опоздала в салон – вот и задержалась.

Прежде, чем Том успел сказать еще хоть слово, в холле появились его сестры и мама.

- Сюз, - он приобнял девушку за талию, - это моя мама и сестры, - легкое движение руки поочередно указало на девушек, - Сара и Эмма.

- Я так рада! – красные губы обнажили ряд белоснежных зубов, казавшихся еще белее из-за оттенка помады.

Улыбка ее была вежлива, но натянута. Это движение губ воспитанные девушки дарили каждому, с кем им пришлось познакомиться.

- Проходите, - миссис Хиддлстон пригласила гостью в столовую.

Весь вечер разговор никак не клеился – вскоре Том бросил всякие попытки наладить между женщинами беседу и, единожды взглянув на тарелку, больше не поднимал глаз.

Тишина угнетала и звенела громким колоколом над головами собравшихся, лишь только Сюзанна была спокойна словно происходящее было для нее привычной моделью праздника.

- Мне пора! – Сюзанна кинула взгляд на наручные часы. – Рада была познакомиться! Спасибо за ужин и радушный прием!

- Так быстро? – Том спешно поднялся, следуя за ней.

Казалось, что внезапный побег Филдинг огорчал только его, на лицах других можно было прочесть лишь облегчение.

- Мне пора, правда, - холеные пальцы Сюзан очертили его лицо.

Она смотрела на него как терпеливая мать, которая объясняет ребенку простейшие истины, что тот в силу возраста не в состоянии понять.

- Хорошо, - спустя несколько секунд лицо мужчины смягчилось, - позвони завтра.

Алые губы расплылись в зазывающей улыбке, а локоны благодаря небрежному жесту руки легли поверх норкового меха. Подарив возлюбленному легкомысленный поцелуй, Сюзанна скрылась в темноте улицы.

Вернувшись в гостиную, он застал свою семью за просмотром телевизора, шел фильм «Один дома», над которым сестры всегда смеялись. Стоило Тому сесть на диван, как Сара и Эмма обняли его. Эти объятья были похожи на знак снисходительной поддержки будто бы он совершил глупую ошибку, над которой они все вместе еще посмеются. Как бы то ни было, Хиддлстон притянул сестер ближе и подарил каждой по теплому поцелую в макушку.

Оковы, крепко сдерживающие его еще несколько минут назад, словно спали, предоставив мужчине возможность глубоко и ровно дышать. Все шло своим чередом, спокойно и размеренно: правильно.

Сейчас он чувствовал себя сыном и братом, а не известным актером, которому сотни фанаток каждый день признаются в слепой любви. Редкие моменты близости с семьей делали его воистину счастливым, только рядом с сестрами и матерью его душу наполняло чувство спокойствия. Тому не приходилось постоянно улыбаться, говорить умными цитатами, что толпа воспримет на ура, не поняв того смысла, который актер вложил в эти слова, не нужно было следить за своей речью, опасаясь сказать что-то лишнее, слишком личное, обнажающее душу. Откровенно говоря, Хиддлстон боялся представить публике свои слабости, свое естество: слишком уж раним он был.

Тяжелые раздумья оставили след на его красивом лице, сделав точечный взгляд голубых глаз пустым и холодным под занавесью опущенных ресниц, брови нахмурились, губы сжались в тонкую линию – все это придавало лицу сосредоточенную мрачность больше присущую скульптурам, нежели людям.

- Это Дэн! – Эмма радостно подскочила на диване, едва заслышав мелодию звонка. – Идем! – она обратилась к сестре.

Как только девушки скрылись на втором этаже, мужчина, усмехнувшись, покачал головой. Если Сара никогда не перестанет их опекать, то Эмма никогда не перестанет советоваться с сестрой по маломальским пустякам.

Внезапно его взгляд остановился на матери, которая смотрела со всей той любовью, на которую способно материнское сердце. Но взор ее был и строг, и требователен, и мудр словно ей доступна вековая мудрость. Что-то волновало женское сердце, обеспокоенное за сына.

- Подойди, - миссис Хиддлстон ласково похлопала по подлокотнику кресла. – А ты вырос! – тепло рассмеялась она, когда сын сел на указанное место.

- Немного, - Том мягко ей улыбнулся. – Тебе понравилась Сюзанна? – воспользовавшись отсутствием сестер, он задал волновавший вопрос.

- Она красивая девушка, вежливая, достойная, - женщина перечисляла достоинства Сюзанны, - но ей не нужно твое сердце.

И только актер хотел уточнить, что именно мама имела в виду, как в гостиную с шумным смехом вернулись сестры.

- Спасибо, - тихо прошептал он, поцеловав ее морщинистую щеку.

Том в помпезном праздничном убранстве роскошного ресторана с надеждой смотрел на входную дверь всякий раз, когда трель дверного колокольчика раздавалась в помещении. Пятнадцать минут он провел в цепком ожидании, и теперь терпение его было на пределе. Тонкие пальцы ритмично постукивали по столу, накрытому ярко-красной скатертью, лишь подчеркивая то, как он близок к грани.

- Сэр, к сожалению, мы вынуждены просить вас освободить столик, - раздался голос администратора ресторана.

Молодая девушка виновато смотрела на него поверх очков в роговой оправе.

- Извините, мисс, - Хиддлстон, захватив букет красных роз, натянуто улыбнулся и покинул помещение.

- Том! – за его спиной раздался женский голос. – Том, постой!

Голос Сюзанны звучал умоляюще, с душераздирающим надрывом, казалось, что она вот-вот заплачет. Ее темные глаза с надеждой смотрели на удаляющуюся спину в черном пальто.

- Том! – девушка предприняла последнюю попытку, исполненную боли.

Мужчина, внимая ее мольбе, резко остановился. Он глубоко вобрал морозный воздух в легкие, пытаясь успокоить разгоряченные нервы.

- Том, - голос ее звучал осторожно, но прохладно.

Его имя прозвучало тихо и сухо словно в сердце Сюзанны не было и намека на теплые чувства. Каждая черточка ее красивого лица была спокойна, даже равнодушна, хотя в глазах читалось беспокойство.

- Ты опоздала, Сюз, - разочарованно сказал Хиддлстон.

Сколько же раз он произнес эти слова за девять месяцев? Сколько? Счесть опоздания Филдинг казалось невозможным: она никогда не могла прийти вовремя. Пунктуальность никогда не была ее сильной чертой.

- Я могу объяснить, - робко начала девушка, встав перед ним.

Застенчивость эта была напускной, наигранной. Сюзан родилась настойчивой, упрямой и дерзкой и ничто не могло искоренить в ней этого даже уроки актерского мастерства.

- Не надо, - Том устало улыбнулся, протянув цветы.

Девушка благодарно приняла букет, вдохнув его аромат. На губах мгновенно появилась блаженная улыбка: королевские цветы никогда не могли оставить ее равнодушной.

Оторвав восхищенный взгляд от бутонов, она вновь посмотрела на Тома. Яркие голубые глаза сейчас казались серыми, в них не было привычного яркого огня и задора, что были так присущи Хиддлстону, нет, в этих глазах не было ничего, кроме ее отражения. Эта проекция, одаренная холодной красотой, безучастно смотрела на Сюзанну.

Девушка вздрогнула и тотчас отвела взгляд: ее же собственная отчужденность была ей противна. Но что она могла сделать? В ее поведении не было и капли греха, ведь Сюзанна не давала Тому никаких обещаний даже самых незначительных. И пусть она не любила его, где-то в глубине души встрепенулась вина. Его надежды, чувства, вера в светлый день были непоколебимы, вот только у Филдинг больше не было сил подкармливать иллюзии мужчины: они были слишком разными, чтобы смотреть в одном направлении.

- Я не изменюсь, Том, - девушка нарушила тишину, - тебе лучше запомнить это.

- Я помню, - голос прозвучал неожиданно резко, - но это не оправдание, Сюзан.

- Знаю, - лениво ответила девушка.

И пусть весь ее вид говорил о напускной небрежности, сейчас Сюз была как никогда решительна. Отстоять право быть собой, быть самодостаточной личностью, живущей по своим правилам, было важнее всего.

Карие глаза с вызовом смотрели на мужчину, который упивался собственным спокойствием, что так раздражало девушку. Он не хотел вступать в разногласия, не хотел отстаивать интересы, считая эту внезапную ссору детской игрой ущемленного самолюбия Сюзанны.

Сюз часто напоминала ему избалованную родителями дочурку-любимицу. Весь мир был вынужден жить по установленным ею правилам, а малейшее отклонение от них каралось равнодушием и холодностью. Девушка обладала эгоистичным характером, но надо отдать ей должное, она никогда этого не скрывала. Никогда. Хотя бы в этом она была честна. И за эту честность и яркий характер Том был готов простить ей многое: так велело сердце.

- Зайдешь ко мне? – лицо мужчины смягчилось под натиском доводов сердца.

- Конечно, - лицо девушки сию секунду украсила белоснежная улыбка, обрамленная красной помадой.

- К чему такая спешка? – в квартиру Тома на всех порах влетела разгоряченная Сюзанна.

Некогда аккуратный узел нашейного шелкового платка растрепался, грудь ритмично и часто поднималась, голос звучал сбивчиво.

Пальто и кожаная сумочка небрежных броском рухнули на диван рядом с хозяином дома.

- Что случилось? – голос звучал твердо, даже резко, требуя объяснений.

- Сюз, - Том встал перед ней, приподняв ладони, - у меня новость.

- Какая? – карие глаза пылали нетерпением.

- Я прошел кастинг, мне дали роль! – легко сжав плечи девушки, он с надеждой смотрел на нее.

Взгляд мужчины выражал детский восторг от долгожданного подарка судьбы, юношескую гордость за первый настоящий успех, независимость и уверенность взрослого мужчины, и страх, человеческий страх. Он боялся того, что ее слова могли отнять хрупкую надежду быть понятым.

- Кастинг? – девушка отстранилась. – Ты ничего не говорил мне.

Он выдохнул: «Кастинг фильма «Тор», - слова прозвучали с нажимом. – Я говорил тебе».

- Точно, - она закусила нижнюю губу.

Ответ ее был наполнен растерянности и легкой, почти невесомой, виной за свою невнимательность.

- Мне дали роль…, - он не успел закончить предложения, как девушка перебила его.

- Главную? – тон звучал так, словно другой ответ ее не устроил бы.

- Нет, - Хиддлстон замялся, - я буду играть брата главного героя: Локи.

- Локи? – Филдинг не верила своим ушам. – Ты же пробовался на роль Тора, разве нет?

Теперь, когда Сюзан вспомнила их разговор несколько недель назад, ей стало значительно проще оперировать фактами.

- Ты права, - он согласился с ней, - но Кен сказал, что видит меня в роли Локи.

- И ты так просто согласился? – напряженная пятерня растворилась в черных волосах. – Ох, Том, как ты наивен.

- Наивен? – левая бровь скользнула вверх. – О чем ты?

- Тебе нужна главная роль! – Сюзанна взревела. – Ну как ты этого не понимаешь?!

- Сюз, - он легко наклонил голову вперед и протянул к ней руки, - я не в том положении, чтобы отказываться от ролей.

Он говорил со своей девушкой так, словно та была маленькой несмышленой девочкой, которой было нужно объяснять, почему родители не могут купить живого тигра.

- Не говори так со мной! - каждое слово прозвучало через значительную паузу.

Стройная фигурка девушки содрогалась от переполнявшего ее негодования и беспробудной злости. Тон, с которым Том говорил с ней, за считанные секунды снял все замки с потаенной дверцы в сердце, за которой хранились все те разрушительные эмоции, обуздать которые Сюз была не в силах.

Вот и сейчас сердце мгновенно наполнилось негативными едкими эмоциями, отчего глаза ее почернели, пальцы крепко сжались в кулаки, да так, что точеные ногти впивались в белоснежную кожу, сердце яростно ударялось о грудную клетку, пытаясь вырваться наружу, напряженные брови нахмурились, а красные губы исказила уродливая гримаса.

- Не говори так со мной! – снова повторила она, и голос ее дрогнул – на глазах выступили слезы.

Сюзанна, что несколько секунд назад своей воинственностью напоминала дикое животное, теперь осела на пол как тряпичная кукла и, спрятав лицо в ладонях, рыдала. Слезы, которым удалось избежать заточения в дланях, скользили по наружной стороне рук, спускаясь к локтям. Она горько плакала как в детстве, когда дети в школе дразнили ее за скверный характер.

Том в оцепенении наблюдал за Сюз, эмоции которой сменялись так быстро, что уследить за ними казалось просто невозможным. Он в нерешительности сделал несколько мелких шагов к ней, но тут же остановился: тело девушки вздрогнуло от новой волны рыданий.

Мужчина остановился. Его одолевала растерянность: он не знал, что ему делать. Он мог принести ей воды, подойти и хотя бы попытаться успокоить, но больше всего ему хотелось уйти в соседнюю комнату, чтобы не видеть перекошенного лица, не слышать отвратительного рева.

Выставив перед собой ладони, поднятые то ли в целях успокоения подруги, то ли самозащиты, Хиддлстон продолжил путь к Сюзан, которая в забытье лежала на полу, поджав под себя колени.

- Прости, Сюз, - тихо прошептал он, опустившись на колени рядом с ней.

Подняв обезволенную девушку с пола, он прижал ее к себе, пытаясь заглушить ее безутешные рыдания. Том укачивал ее как ребенка, мягко поглаживая черные волосы и приговаривая одно единственное – «прости».

И хотя Хиддлстон раз за разом просил у нее прощения, он так и не смог понять, что именно он сделал, сказал неправильно. Том раз за разом воспроизводил в памяти короткий разговор, пытаясь найти свою ошибку, но усилия были тщетны: он не произнес ни слова, что могло нанести ей обиду, не повышал голоса, не унижал, не оскорблял – понять, что разбудило в ней истерику, было невыполнимо.

Сюзан шевельнулась в его руках и подняла заплаканное лицо, испачканное черно-красными разводами. Она выглядела безобразно, в ней не было ничего от той красивой девушки, которая блистала своей красотой: косметика превратилась в клоунский грим, волосы спутались, одежда помята, а лицо напоминало перекошенную маску. Филдинг напоминала собой жуткое человекообразное существо, вой которого леденил горячую кровь.

Как же ему сейчас хотелось уйти, сбежать куда подальше из злополучной квартиры, лишь бы не видеть этих слез, но он покорно сидел на полу и утешал девушку словно женский плач парализовал его.

Том лишь крепче прижал к себе ревущее создание, хотя больше всего на свете ему хотелось отшвырнуть ее. Эти слезы, лицо, заунывное причитание и плач сбивали его с толку, и ему казалось, что сейчас он боится Сюзан, вернее того, что с нею стало. Но самое ужасное заключалось в том, что именно это существо он выбрал сам и теперь, не в силах отречься от своих слов, вынужден с ним остаться.