— Принимайте работу.
Переведя взгляд на пол, удивленно выгнула брови. Надувной матрас с многочисленными дырками, которые были заклеены черным скотчем, лежал у моих ног. Это конечно не кровать, что уж там говорить, это даже не хороший матрас. Однако я человек не привередливый, меня вполне устраивает такое расположение дел.
— Катриона? Верно? — Протягивая руку улыбнулся мужчина.
Такая улыбка бывает либо у серийных убийц, либо у добрейших людей в мире, – среднего не дано.
— Да, — ответив на рукопожатие, скрестила руки на груди. — Спасибо тебе, Уин.
— Ты надолго приехала? — В голосе мужа моей сестры не было намека на изгнание, скорее наоборот удивление моего присутствия.
— Месяц, — обходя матрас стороной направилась к сумке с вещами, достав оттуда ничем не отличающуюся одежду от той, что сейчас на мне. — Если раньше не сойду здесь с ума.
— Прекрасному Бленвилю забыли напомнить, что сейчас двадцать первый век, — понимающе ответил Уин. — Людям из больших городов здесь и дня не вынести.
— Благо, что это мой родной город, — запираясь в ванне, вежливо закрыла диалог. — Встретимся внизу!
— Конечно! — Взаимно крикнул он.
Очередные похороны, на которых мне нужно присутствовать. Я, четко, помню похороны родителей. Мы были одеты в нежно-зеленые платья, рукава которых покрыты белым кружевом. Помню, как все настаивала на том, что детям нельзя находиться в черной одежде вовремя похорон. Плохая примета. Плохая примета на похоронах, — это как сахар в торте. Другое дело зеленые платья двух маленьких девочек, которые, с не прожеванным воплем в горле, смотрят на могилу родителей. Смотрят, как каждый человек постепенно опускает по одному цветку в гроб и шепчет добрые слова. Мы выглядели, словно жаренный стейк на завтрак, хлопья на обед, горячий суп на ужин, – неуместно. Я помню, как Виола подошла к маме. Прикоснулась к её перламутровой коже и заплакала, смотря мне в глаза. В тот момент моя рука лежала на груди отца, пытаясь прощупать малейший удар сердца.
«Проснись! Проснись! Проснись!» - беспрерывно шептала. Я так часто произносила эти слова, что они превратились в молитву, в успокоительную мантру.
Однако мой личный псалтырь был разрушен. Женщина прижала к моему лицу платок, в котором воды было больше, чем пролитых слез Виолы.
— Равен, — ответила на звонок выходя из ванной.
— Как дела дома? — Поинтересовался знакомый мужской голос.
— Джозен, — протянула имя босса опираясь об стенку. — Я собиралась тебе звонить.
— Мне не нужны твои оправдания, — на заднем фоне гудел вентилятор, который мужчина обычно включает, когда нервничает. Пытается скрыть обильное выделение пота. — Есть новости?
— Два новых трупа, — прикрыв дверь в комнату, зная возможную реакцию сестры, произнесла. — Умерли от той же болезни. Вернее будет сказать, что умерли неизвестно отчего.
— Ты достала разрешение от шефа полиции? — Закурив сигарету спросил босс. Звук, железной лондонской, зажигалки выдает истинное настроение Джозена.
— Шеф полиции мне не помощник. Не только, потому что он мне не доверяет, а потому что узнает все последним. Бессмысленный человек в этой цепи смертей, — поглаживая коробку сигарет большим пальцем, заметила оставленный вчера след от ручки. — Дариан Голд...
— Что? — Непонимающе переспросил босс.
— Я пишу статьи о людях, чьи личности сотканы из множества жалких обыденных мелочей. Их жизнь – список одинаковых ситуаций, — достав кожаную куртку из сумки, бросила необходимые вещи в карманы. — Для такого масштабного дела и проблемы мне требуется месяц. Не проси от меня материал спустя несколько дней!
— Я твой босс!
— Значит, дай мне время на статью, которая поднимет тебя в глазах Ванкувера! — Ненароком переведя взгляд в окно лицезрела недовольную сестру, смотрящую на часы. — Как только будет информация, я позвоню, — в телефоне послышались хрипы недовольства. — Ну же, Джозен, сколько лет мы знакомы? Доверься и расслабься.
— Проваливай, — любя ответил мужчина.
Говорить о снимках мертвых людей, налаженному общению с врачом, ребенке, было бы глупо с моей стороны. Это крупицы в воде, которые не привлекут внимание общественности и тем более властей. Сейчас не то время, когда чужая смерть кого-то пугала. Нужно собрать смерть каждого в общий ком, дабы Ванкувер утонул в нём и оказал должную помощь.
— Можем ехать, — открывая заднюю дверь машины, слегка улыбнулась Уину за рулём.
Виола и Уин выглядят юными и невинными вместе. Они похожи на любящую парочку, но не ту пару, которая зачастую мелькает в современных фильмах о любви, а скорее на обратную сторону данных кинематографических отношений. Они не держатся за руки, словно боятся потерять друг друга в любую минуту. Они не смотрят друг другу в глаза, застенчиво покрываясь румянцем. У них четкая вера в то, что никто из них не уйдет от партнера, поэтому и не дорожат минутами рядом. Виола счастлива с Уином, потому что уверена в нём, кажется, даже больше, чем в себе.
Когда мы гуляли в парке, и нам удавалось познакомиться с симпатичным мальчиком, его сердце было отдано за несколько минут Виоле. Я всегда была умна, проницательна и саркастична. Это одна из причин, почему отец постоянно брал меня с собой в магазины и на различные ярмарки, выставки. У меня был талант видеть то, чего не видит он. А на сэкономленные деньги у меня была награда, – ванильное мороженное. Однако сейчас не об этом... Виола с самого детства заставляла всех смеяться. Она не была одаренным ребенком. Нет. Но она была куклой в сказочном замке, которую все хотели потрогать и убедиться в том, что она живая.
Сейчас все иначе.
Виола перестала смеяться, а я научилась побуждать в людях злость, притрагиваясь всего к одной струне и так же аккуратно добавлять звук ненависти, а в конце и вовсе уважения.
— Пообещай мне, — заговорила сестра пока ждала, когда Уин обойдет машину и откроет для неё дверь.
— Что? — Обреченно взглянув на Виолу, услышала звук молнии сумки.
— Не подходить близко к людям, от тебя разит спиртным, — протягивая маленькую пластиковую баночку с прозрачной жидкостью, девушка договорила. — Сполосни рот ментоловой водой.
Доброта Виолы не знает границ. Приняв условия сестры, набрала полный рот жидкости, выплевывая её за машиной.