Из поездки на велосипеде было неприятно все. Начиная с того, что в любую минуту боишься упасть, заканчивая тем, что в кожу впиваются холодные железные палки. Однако выбирать не приходилось. Пешком было бы идти дольше, холоднее, в какой-то мере опаснее. А так быстрее, и за несовершеннолетней девушкой присмотрела заодно. Взглянув на нож, крепко удерживающийся на икрах Кэрри, усмехнулась. Кому еще из нас двоих помощь нужна?
— Спасибо, что подвезла, — достав из кармана сигарету, которые сегодня никак не пригодились, вручила одну Кэрри.
— Мама не разрешает.
— Поверь, тебя здесь скорее другая чертовщина убьет, нежели эта, — черноволосая девушка не стала долго думать над моим советом, поэтому надежней спрятала мою «благодарность» в футляр, где вместо ножа оказались разноцветные мелки для рисования на асфальте. Неиспорченное детство.
Курить не хотелось, звонить боссу тоже, но выпить чего-то покрепче и уснуть, с удовольствием. Чуть по привычке, не постучав в свой же дом, достала запасной ключ из-под коврика, спокойно заходя внутрь. Нужно будет поговорить с сестрой о безопасности и более умной идеи хранить запасной ключ. Например, у соседей, либо в одном из висящих вазонов с цветами.
Пройдя на кухню, достала бутылку бурбона. Надеюсь, что никто не против. Так как пить гадость в виде вина не собираюсь. Не настолько в отчаянии.
Идти в комнату не хотелось, она, скорее всего, пуста, так как Виолу просить о матрасе либо кровати бесполезно. Присев на диван в гостиной пыталась сдерживаться, чтобы не вспоминать тот ужасный день, хотя сегодняшний не лучше. Сестра поменяла мебель, пол, стены, однако осталось все так же. Прикрыв веки, отчетливо чувствовала атмосферу последнего мирного вечера в этом доме. С левой стороны сидела я, впереди Виола, на моём месте отец. Приоткрыв веки, склонила голову в сторону кухни, где в следующие секунды должны были раздаться слова матери:
— Ужин готов, мойте руки, — прошептала её фирменную фразу смахнув слезу со щеки.
Рассвет, горький как полынь, провожает набожного сударя ночи в сон. Жадно вырывает звезды с неба, заставляя его покрываться розовым оттенком вперемешку с желтым гноем. Мама говорила, что рассвет – это одно из семи чудес света. Я говорю себе, что рассвет – это один из видов необъятной боли. Его видит каждый человек на всей планете, только в разное время. Сударь ночи не успевает отрывать все звезды одновременно. Он рвет их не спеша. Сударю сложно жить, ведь, звезды возвращаются на небо быстрее, чем он обходит всю Землю.
Это все было вчера... Смерть, ребенок, боль.
Ноги стали ватными под конец дня, отчего уснула на этом диване, с бокалом в руках. Как ребенок, сжимая колени ладонью, я не могла оторвать взгляд от неба. Мне нужно увидеть, как рассвет перестает разливаться человеческими испражнениями и становится нежно голубым.
Я так и не позвонила Джозену. Смерть родителей, маленькой девочки, затронула то, что не позволяю трогать даже этому чертовому дому с его воспоминаниями.
— Доброе утро, — в гостиную спустилась Виола в черном платье. — Что с тобой? — Скривилась девушка, посмотрев на меня.
— Куда ты собралась? — Немного привстав вытащила телефон из кармана джинсов. — В семь утра.
— Не знаю, где ты вчера пропадала весь день, и не хочу знать, однако вчера скончались муж с женой, — сестра неприятно нахмурилась, склоняя голову и пытаясь застегнуть сережки с черным камнем внутри.
— Ты их знала? — Вставая с дивана взяла в руки бокал, который был неприятно липкий снаружи. Вот почему предпочитаю пить с термоса или с горла бутылки.
— Конечно! Мы были очень хорошими друзьями, — подходя к зеркалу, которое висело посреди двух шкафов со старыми дисками, кассетами, книгами, Виола аккуратно поправляла темные локоны, создавая стиль 70-тых.
Усмехнувшись на поддельную искренность сестры, направилась на кухню. У Виолы странные определения и взгляды на дружбу, но, это не мешало ей всегда быть в центре внимания и общего обожания. В отличие от меня. Поэтому сестра даже не допускает мысли, что именно я нашла её друзей. Нашла ребенка её лучших друзей. Таких лучших друзей, которые начали разлагаться от любви и переживания Виолы. Девушка, видно, сделала все, что было в её силах, дабы помочь семье Эдингтонов с лечением. Приходила к ним в гости, помогала морально и материально. Так все было, да? Как у лучших друзей!
— Виола, — остановившись напротив лестницы с наполненным термосом, тоником, обратилась к девушке.
— Да?
Ты виновата в смерти Эдингтонов, как все остальные жители города. На ваших плечах лежит смерть. Эти ваши басни про дружбу, широкие улыбки, помощь друг другу – пустота. Что ты видела из настоящего, Виола? Ты видела настоящую дружбу? Ты видела трупы в гное? Я вижу всё через дырку бутылки, пластиковой либо стеклянной, но я хотя бы вижу!
— Мама бы тобой гордилась, — всё, что смогла сказать.
Грустный взгляд в пол. Похоже, она кривит душой.
— Я знаю, — девушка бережно поправила мамин браслет на руке. — Уин, мы так опоздаем! — Прокричала Виола, беспокойно шагая из стороны в сторону.
— Вы направляетесь на похороны? Подвезете меня?
Вспомнив про машину, которая с пустым баком осталось у полицейского участка, стиснула зубы.
— А твоя где?
— На заправке, — солгала сестре делая глоток напитка и быстрым шагом направляясь в комнату, дабы переодеться.
Я нахожусь дома уже четвертый день. Сестра все больше напоминает мне маму, даже отдаленно не напоминая себя. У меня не написано и строчки материала для отправки боссу. Все складывается излишне сложно. Сложнее, чем я планировала, когда отказывала Джозену в кабинете. Даже сложнее, чем при въезде в город и возвращении домой. Мне хочется вернуться в Ванкувер, а не проводить здесь очередной день в поисках лечения, гуляя по кладбищу.
Открыв дверь в свою старую комнату, заметила мужчину невысокого роста в клетчатой рубашке синего цвета. Несколько раз постучав по двери, привлекла к себе должное внимание. Приятной внешности молодой человек, с легкой щетиной, свисающей светлой челкой с обеих сторон, искренне улыбнулся и, хлопнув в ладони, сказал:
— Принимайте работу.