Клирики

Глава XI

XI

После отца Михаила я хотел ещё зайти к Оле, но в коридоре меня поймал её брат и затащил на кухню.

— На два слова, Некрасов…

— Тебе-то я какой Некрасов? — почти оскорбился я. — Что это за панибратство к клирику от светского лица?

— Что, обиделся? Ну, пардоньте. Почему не рассказываешь мне ничего? Как-то не по-дружески это.

— Не по-родственному, ты хотел сказать.

— И не по-родственному. Чаю ещё будешь? Так ты, значит, говорил с их начальницей? — деловито осведомился он.

Я кратко и сдержанно, насколько можно, рассказал о моём «расследовании» и передал суть последнего разговора. Впрочем, разговор-то был абстрактным, чисто «теологическим», а такие беседы хуже всего удаётся пересказывать. Тем не менее, Вова слушал с жадными глазами.

— Умна девка… — пробормотал он, когда я закончил. — А Иринарх тебе что сказал?

— В-л-а-д-ы-к-а, — подчеркнул я титулование, как бы давая понять, что не очень приветствую упоминание преосвященного по имени, — одобрил моё письмо и, слегка его изменив, попросил вручить ламе.

— Тьфу ты, вашу мать! Ну, везёт же некоторым! Слушай, Коляныч, а ведь тут какая перспектива! И… зачем это только тебе?

— Не понял?

— Да что тут не понимать: ты ведь простой дьякон, зачем тебе, Коля, заниматься всякими этими внешними сношениями? Ну, где справедливость в жизни? Я землю носом рою-рою — и шиш мне до сих пор обломился! А ты безо всякого энтузазизму, как у нас в школе говорили, по отношению к заданию, данному в-л-а-д-ы-к-о-й, садишься в автобус на своё Мухозасиженье — и раз тебе, сразу в руки летит такая жирная птица счастья!

Я, сам не знаю отчего, почувствовал, что краснею. Вова этого, однако, не заметил.

— Слушай, з-я-т-ё-к [муж сестры, как и дочери, называется зятем — прим. авт.], — продолжал он, — а… дай-ка ты это письмо мне! Избавлю тебя от лишних хлопот, однако!

Я только-только хотел пошутить о том, что хлопоты, учитывая красоту девушки, не очень обременительные, но прикусил язык: не с будущим шурином об этом шутить. Притворно насупился. Затем произнёс:

— Нет, милый мой, не отдам. Меня преосвященный благословил это сделать, а я не католик какой-нибудь, чтобы его благословение передавать третьим лицам или там, скажем, резать индульгенцию на части и торговать ими по сходной цене, как Фелипе Бруно. Я всё же представитель церкви, а ты по отношению к церкви лицо частное…

— Ну, не надо вот этого! — возмутился Володя. — Что значит «частное»: я всё-таки богослов, а не гинеколог! Я вот вижу, что тебе большого удовольствия это дело не доставляет, а?

—  Не доставляет. Я… это послание передам, но дальше, Вова, от всякого общения с буддистами устраняюсь. Буде потребно, занимайся сам всеми внешними связями. Договорились?

— Лады, зятёк, лады!

(«Ещё бы не лады! — усмехнулся я про себя. — Вон как у тебя разгорелись глазёнки!»)