Вожделение и возмездие

АУКЦИОН. Часть 2

«На аукционе в Манеже выставляются четыре лота – четыре картины вновь напомнившего о себе, теперь со стороны чисто эстетической, печально известного маньяка Щекатилова, погибшего несколько дней назад в заключении.» - сообщалось в сегодняшних телевизионных новостях.

Несмотря на то, что реклама аукциона проскользнула лишь в местных СМИ, зал был забит посетителями. Чтобы приобрести картины знаменитого потрошителя, сюда прибыли состоятельные люди из разных городов, в том числе из Столицы. А перед зданием Манежа собрались протестующие с плакатами, возмущённые грядущей распродажей полотен насильника и убийцы.

Вот так, по разному, многие отреагировали на это событие. Страсти накалялись.

К слову, некоторым людям бывает на удивление безразлично, какое основание заложено под той или иной формой известности. Им всё равно: покупать ли картины художника, прославившегося неповторимостью, вкусом и мастерством, или же полотна насильника и расчленителя, прославившегося необузданностью характера, беспощадностью и жестокостью. Конечной целью в обоих случаях служит удачно вложенный капитал в экстравагантный предмет. И чем чаще будет звучать на устах имя автора, тем выше будет котировка его иногда сомнительного творчества. Картины начинающего живописца Гитлера уходят с молотка почти по той же цене, что и полотна его маститых современников.        

Никто не мог до последнего дня с достоверностью сказать, сколько картин дирекция тюрьмы предоставит в распоряжение грядущих торгов. Никто также не знал, какова будет их изначальная стоимость, и что вообще представляют собой эти произведения! Тем не менее, каждый из прибывших сюда втайне надеялся вернуться домой с собственным Щекатиловым. Когда же в день аукциона прошла информация о том, что к выкупу предлагаются всего лишь четыре работы, многие из интересующихся испустили вздох разочарования. Это означало, что для некоторых участников распродажи сегодняшний торг придётся не по карману. Тюремный живописец был или ленив, или медлителен! А иначе как объяснить то, что за восемь лет, проведённых в одиночной камере, он сумел создать столь незначительное количество пользующегося спросом товара?

Светлана была в числе первых посетителей, появившихся в Манеже. Она заранее заняла два кресла в центре зала и расположилась в одном из них. Второе место слева от неё, до сих пор оставалось не занятым и загадочно пустовало. Претендентов опуститься в него с каждой минутой становилось всё больше, но Светлана, вежливо улыбаясь, упорно отказывала желающим в вожделенном объекте и с нетерпением поглядывала на дверь, ведущую из вестибюля в торговый зал.  

Наконец, в сторону трибуны прошествовал серьёзный пухленький человечек с заветным молотком, и симпатичные молоденькие секретарши поспешили рассесться за столы, расправив в боевой готовности грудь над приготовленными бумагами. Все замерли, и торги начались.

- Уважаемые дамы и господа! - начал речь распорядитель аукциона. - Сегодня перед Вами выставляются необычные работы необычного лица, жившего среди нас по необычным и, скажем прямо, нечеловеческим законам. Не буду отнимать у Вас время на рассказы об этом человеке. Все Вы, я думаю, прежде чем прийти сюда тщательно ознакомились с его биографией. Начнём лучше прямо с представляемых здесь произведений! Вашему вниманию будут показаны четыре работы, которые можно было бы объединить между собой в один совместный квадриптих – и по названиям картин, и по общему замыслу, и по формату, и, конечно же, по манере исполнения. Полотна называются: "Детство", "Отрочество", "Молодость" и "Зрелость". Как известно, автора не стало в возрасте сорока трёх лет, так что произведения можно вполне соотнести с биографическими периодами жизни художника и причислить их к его автопортретам, в которых отражены его самопознание и переосмысление в тюрьме всего пережитого.        

Сбор с аукциона пойдёт на улучшение условий медицинских учреждений в местах лишения свободы. Позвольте теперь от Вашего имени поблагодарить руководство тюрьмы, где содержался автор полотен, и, в частности, её начальника, полковника Бодрова, за предоставленную возможность увидеть и купить оригинальные произведения их бывшего подопечного!

Начальник тюрьмы, сидевший в первом ряду с главным прокурором города, скромно поднялся с кресла и чинно раскланялся. Зал лениво поаплодировал.                    

- Итак, - повысив голос, торжественно произнёс аукционист. - На продажу выставляется полотно Евгения Щекатилова "Детство"! Начальная стоимость картины одна тысяча условных единиц, приравненных к евро!

При этих словах полковник Бодров стыдливо опустил голову. Он считал, что картина не стоит и десятой доли того, что за неё просят, и то, если учитывать стоимость холста и не рационально потраченных красок. Он уже ждал насмешек со стороны публики, которая должна была разбираться в живописи, но потенциальные покупатели задумались, а наблюдатели застыли в выжидательных позах, предвкушая любопытное развитие событий.

По ряду, где Светлана отбивалась от поползновений занять пустующее место, пробирался невысокий мужчина неопределённого возраста, в тёмных очках, с огненно рыжей шевелюрой, пышными усами и бородёнкой-клинышком, привлекший к себе внимание экстравагантной внешностью. Ловко пробравшись через потревоженных им людей до Ганецкой, он без спроса плюхнулся в смущавшее умы кресло и уставился на сцену.

- Прошу прощения! - с вызовом обратилась к нему возмущённая его бестактностью девушка. - Это место занято!

- Конечно, принцесса! - не смущаясь её испепеляющего взгляда, согласился с ней пришедший. - И занято оно мной!

- Боже мой, это ты? Я тебя не узнала! - с облегчением выдохнула Ганецкая. - Что за дешёвый маскарад? В этом наряде ты больше похож на клоуна или шпиона из мыльной оперы!

- Аукцион – самое подходящее место для маскарада! - жизнерадостно заявил Рыжий и, нагнувшись к Светлане, поцеловал её в уголок губ. - Здесь никто не удивится, если заметит, что человек в гриме. Это значит, что он желает инкогнито приобрести дорогую живопись.

- Ты тоже решил купить картину? А я думала, ты просто хотел повидать меня!

- Я решил совместить приятное с полезным.

- Что же ты опоздал?

- Болтался среди протестующих. Нужно было оглядеться. Я видел, как ты подъехала. У тебя броский автомобиль.

- А от кого мне прятаться? Ты не отвлекайся. Смотри! – обратила его внимание на сцену Ганецкая. – Выставляют всего четыре работы! Ты можешь остаться ни с чем! Я собираюсь, по крайней мере, стать обладательницей двух из них!

- Прекрасно, принцесса! Но зачем тебе две картины? Чтобы ублажить честолюбие достаточно и одной. Не переборщи с количеством подобных произведений в своей коллекции и не шути с ними! Они похожи на чёрные дыры в пространстве, притягивающие к себе определённые энергии, от которых никогда не знаешь, что ожидать! - подмигнув, посоветовал он. - Но если учесть, что, пока мы болтаем, одна из работ уходит с молотка, то оставшиеся три должны оказаться наши!

Торг, действительно, живо разгорался и перевалил за пятнадцать тысяч. На сцене находилось крупное, размером 120 на 80 сантиметров полотно, выполненное на холсте маслом. На картине был изображён болезненного вида мальчик, лет пяти, со светлыми мягкими волосами, играющий на миниатюрной флейте piccolo, стоя в затемнённой комнате у окна. Ангельская улыбка невинно озаряла его уста, большие глаза лучились счастливым светом от нежной всепроникающей музыки, обволакивающей его чистую юную душу. А в проёме окна, в стекле, как в кривом зеркале, малыш отражался в отталкивающем образе скрюченного гадёныша. Он смачно облизывал чувственными кроваво-красными губами лезвие тонкого несущего смерть кинжала и улыбался подлой кривой ухмылкой с бесовским, нахально хитрым, корыстным взглядом.

- Какая мерзость! - внимательно оглядев картину, шёпотом произнесла Светлана.

Рыжий мужчина кивнул и поднял руку, давая понять, что тоже участвует в торгах.

- Семнадцать тысяч! - профессионально заметив его жест, выкрикнул аукционист, продолжая торг.

Но это был не предел. Цена на картину с невероятным ускорением, подобно падающему с высоты предмету, продолжала расти. Рыжий замолчал и некоторое время не вмешивался.

- Сорок тысяч! - наконец объявил аукционист, сделав первый удар молотком.

Рыжий подал знак.

- Сорок пять тысяч! - указал на него аукционист.

Но уступать ему не хотели.

- Пятьдесят тысяч! - ткнул молоточком в конец зала, обрадованный распорядитель.

Рыжий добавил.

- Пятьдесят пять тысяч!

В конце зала тоже не были намерены сдаваться.

- Шестьдесят тысяч!

Рыжий обернулся и нашёл взглядом того, кто являлся его соперником. Им оказался полный немолодой мужчина с азиатской внешностью. Рядом с ним находился чрезвычайно свирепого вида его соплеменник, напоминающий прищурившуюся гориллу. Рыжий добавил до семидесяти. Азиату эта сумма не внушила уважения, и он накинул ещё пять тысяч.

- Семьдесят пять тысяч – раз! Семьдесят пять тысяч – два! - медленно опускался молоток, явно ожидая, что кто-то из участников торга передумает и увеличит цену. Рыжий медлил.

- Отдай ему! - шепнула Светлана. – Куда ты повесишь такую картину? Тебя везде будет преследовать это кровожадное отражение!

- Семьдесят пять тысяч – три! Продано! - от души треснув молотком по столу и победоносно оглядев присутствующих, выкрикнул аукционист. 

- Семьдесят пять тысяч! – удивлённо проронила Ганецкая. – Думаю, дядя Гарик не предполагал, во сколько ему обойдётся обещанный подарок. При таких ценах две картины я не потяну, это уж точно!

- Не волнуйся, принцесса! Одну тебе подарит дядя Гарик, а другую подарю я. – предложил Рыжий.

- Но что я скажу дяде Гарику? Он же узна’ет, сколько они стоили!

- А тебе не обязательно рассказывать ему о второй картине. Оставь её в Резиденции.

- Ну, не знаю. Спасибо тебе, конечно. Я ещё подумаю.

Одна из девушек-секретарш направилась в сторону азиата, чтобы получить с него чек. Полковник Бодров недоумённо оглядывался вокруг, стараясь уверить себя, что это не розыгрыш. Громко сглотнув слюну, он вопросительно посмотрел на Меркулова, и тот многозначительно кивнул, мол, всё идёт как нужно. 

- Кто это? - наклонившись к Светлане, тихо спросил Рыжий, указывая взглядом на человека, купившего полотно.

- Его зовут Пак Им Су, считается бизнесменом, но на самом деле со своими братками собирает в Столице дань со всей корейской диаспоры! - проинформировала его Светлана.

- Это не его ли ребята подставили твоего Паломника?

- Да, именно они. Кстати, у тебя нет сведений о Горюнове? – бросив на Рыжего быстрый проницательный взгляд, полюбопытствовала она.

- Нет, я ничего о нём не слышал. - непринуждённо ответил тот и, взяв её руку в свою, бросил взгляд на сцену.

Там происходили значительные пертурбации. Служащие вынесли из зала проданную картину, а на её место водрузили новую, такого же формата, что и предыдущая.

- Полотно называется "Отрочество"! - веско объявил аукционист. - Начальная стоимость картины одна тысяча условных единиц!

На оборванной струне огромного, выше человеческого роста контрабаса, напоминающего виселицу, болтался бледный нескладный подросток в длинном халате нараспашку. Он с неподдельным ужасом и отвращением наблюдал, как из его груди выбиралась на свободу когда-то в нём зародившаяся отвратительного вида гадина.

- Похоже, он и вправду писал самого себя! - внимательно осмотрев произведение, прошептала Светлана.

- Мне кажется, что каждая последующая работа будет омерзительней предыдущей! - задумчиво проговорил Рыжий.

- Тогда я лучше куплю эту картину! - решила Ганецкая.

Рыжий с интересом взглянул на неё и понимающе улыбнулся, насмешливо покачивая яркой, как апельсин, головой.

Надя подъехала на такси к особнячку по адресу, данному ей в последнюю ночь Вадимом. Расплатившись с шофёром и подхватив небольшую спортивную сумку, она вышла из машины, поднялась на крыльцо и неуверенно позвонила в дом. Дверь отворилась и на пороге появилась горничная Мария, вопросительно уставившись на нежданную посетительницу.

- Добрый день! - улыбнувшись, поздоровалась с ней Надежда. - Могу ли я видеть Светлану Ганецкую?

- А Вы по какому делу?  

- Моя фамилия Суздальцева. Мне бы хотелось лично передать ей несколько слов от господина Климентьева.

- Пожалуйста, секундочку подождите, госпожа Суздальцева! - вежливо попросила горничная, на всякий случай, прикрывая дверь.

Оставшись на улице, Надя в очередной раз усомнилась в правильности своего приезда. У неё возник порыв убежать, исчезнуть, как будто её здесь не было. Она уже было повернулась, собираясь, незаметно улизнуть с крыльца, как вдруг, дверь открылась, на сей раз широко, и на пороге вновь возникла Мария.

- Прошу Вас! - радушно произнесла она и повела Надю внутрь дома.

В гостиной их ожидал седой подтянутый старец с ухоженными руками, одетый в тёмный костюм.

- Здравствуйте, Наденька! - он легко шагнул ей навстречу, элегантно поцеловал протянутую для знакомства руку и подвёл девушку к креслу. - Пожалуйста, располагайтесь! Друзья Светланы называют меня дядей Гариком. Надеюсь, что и Вы окажете мне эту честь. Так что давайте без церемоний. Желаете что-нибудь выпить с дороги?

- Спасибо, я не хочу! - уверила его Надежда, растерявшись от такой обходительности. - Дело в том, что я не знакома со Светланой и, честно говоря, приятно удивлена тем, что Вы знаете моё имя!

- Сегодня утром мне позвонил наш общий с Вами знакомый – Иван Климентьев, он и предупредил о Вашем визите и кое-что о Вас рассказал.

- С ним всё в порядке? - живо поинтересовалась девушка.

- Да, и я надеюсь, что он вскоре присоединится к нам. Может быть, Вы желаете перекусить?

- Нет, нет! Спасибо! Я позавтракала в аэропорту.

- Тогда отдыхайте! Вернётся Светлана, и мы вместе пообедаем. Мария проводит Вас наверх, в комнату для гостей. Располагайтесь! Это рядом с покоями моей племянницы. К вечеру она отвезёт Вас в другое более безопасное место. Вы будете там себя чувствовать гораздо свободней.

Дядя Гарик позвонил в колокольчик, и в дверях появилась Мария.

- Будьте добры, голубушка! Проводите госпожу Суздальцеву в комнату для гостей! - распорядился он. - И принесите ей наверх минеральную воду и фрукты!

Надежда одарила старца благодарной улыбкой и с лёгкой душой поспешила за горничной, взбирающейся по лестнице с её нехитрым багажом.

Щекатилов привозит Ксению в пустой заброшенный дом недалеко от города. До недавнего времени здесь жил одинокий старик, то ли колдун, то ли сумасшедший, которого в округе недолюбливали и побаивались, а его жильё старались обходить стороной. Летом он умер, и с тех пор дом стоит без хозяина, тёмный и мрачный. Наследников у старика не было, но даже никто из бомжей не пожелал обосноваться в хмуром жилище. Щекатилов, стоя как-то в переполненной электричке, где выбирал очередную жертву, узнал из случайного разговора про пустующий дом, нашёл его и с тех пор держал на примете. И вот сегодня случай представился.

Ксения, уставшая от пережитых волнений дня, уснула в дороге с зелёным леденцом в кукольном кулачке под мерное покачивание автомобиля. Когда машина остановилась, она проснулась и подняла от сидения голову, с трудом продирая заспанные глазёнки. Девочка не могла понять, где находится, и кто этот склонившийся над ней человек. Мало-помалу она вспомнила, что незнакомца зовут дядя Женя, и что он обещал ей прыгающие пирожки. Оглядевшись вокруг и увидев за окном безмолвствующий дом, она не на шутку встревожилась и расплакалась.

- Увези меня отсюда! Здесь нехорошо! - жалобно просит она дрожащего как в лихорадке, пугающего её дядю. - Я хочу домой к маме!

Он, странно улыбаясь и воровато оглядываясь, подхватывает её на руки и вытаскивает из машины. Ксения пытается сопротивляться. Она брыкается ногами и тычет ему в лицо липким леденцом. Он отшвыривает в сторону пачкающую его конфету и, плотно прижимая жертву к себе, входит в дом. Ксения упирается ручонками ему в грудь, пробует укусить потные причиняющие боль руки, но тщетно! Она не в состоянии справиться с ним! Ей не нравится его запах, его отвратительно цепкие пальцы и застывшая улыбка, от которой стынет в груди. Но главное, что больше всего пугает её –  это ничего не выражающие, страшные, пустые глаза. Глаза человека отсутствующего, перенёсшегося в какой-то неведомый ей мир – выдуманный, нелепый и беспощадный.

- Отпусти меня! Ты плохой! Плохой! - кричит она ему. - Отвези меня к маме! Мама! Мама!..

Светлана, возбуждённая завершившейся борьбой за право обладания "Отрочеством", подписывала чек на сумму шестьдесят тысяч евро, становясь собственницей картины. К своему удивлению, она приобрела её гораздо дешевле, чем рассчитывала, судя по результатам первого лота. Кореец в этот раз не вмешивался, и всё прошло достаточно гладко.

- Следующая работа, которую мы хотели бы Вам представить, называется "Молодость"! - отдуваясь после предыдущего удачного торга, объявил аукционист, утирая салфеткой выступивший на лбу пот.

Все взоры устремились на сцену, на которой уже разместили новое произведение. Светлана также обратилась к выставляемому полотну, искренне любопытствуя, как же должен был Щекатилов изобразить следующий этап становления своей личности, будучи к тому времени уже настоящим чудовищем среди окружающих.

Картина её поразила. Она была написана мастерски, с великолепной перспективой зрительного зала, который наблюдался из глубины сцены через призму увеличительного стекла. На первом плане на зрителя глядела вытянутая в объектив физиономия усмехающегося, невиданного по своей мерзости существа, напоминающего обличьем ту самую гадину, когда-то зародившуюся в теле повешенного отрока. Тогда, по своей слабости, гадина ещё только пыталась выбраться из подростка наружу. Сейчас же чудовище стояло на сцене и, нахально осклабясь, оглядывалось на зрителя картины через плечо. От зала же оно пряталось за тонкой человеческой оболочкой, которую держало в вытянутых лапах, ловко скрывая за ней уродливую сущность.

Светлана восхищённо повернулась к Рыжему.

- Ты обещал купить мне картину! Я хочу вот эту! – она взяла его руку в свою. - А себе тогда возьмёшь последнюю!

- Как скажешь, принцесса! – без возражений согласился тот. - Теперь попробуй уговорить корейца!

Аукционист начал торг. На этот раз кореец вступил в игру. После пятидесяти тысяч они остались вдвоём с Ганецкой. Когда же цена, предложенная Светланой, возросла до восьмидесяти тысяч, азиат замешкался. Ганецкой показалось, что удача на её стороне, так как нарочно медлительный молоточек уже два раза гулко треснул о стол, но кореец, подумав, пошёл дальше и, скрепя сердце, объявил восемьдесят пять. Светлана, не на шутку разозлившись, перескочила сразу на сто тысяч, после чего азиат благоразумно сдался, решив не тягаться с упорствующей женщиной.

- Поздравляю! - потирая руки от полученного удовольствия, прошептал Рыжий. - Видимо, наш претендент решил поберечь силы для последнего лота, но я не дам ему никакого шанса!

- Лот четвёртый и последний – "Зрелость"! - сняв верхнюю часть смокинга и оставшись в распаренной сорочке, взволнованно выкрикнул красный от напряжения распорядитель.

Полковник Бодров тоже нервничал и, шокированный происходящим, барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Меркулов покровительственно положил излучающую спокойствие ладонь на руку начальника тюрьмы, и тот, благодаря дружеской поддержке, неожиданно для себя успокоился.

Картина была выполнена изящно, в традициях итальянских мастеров эпохи Возрождения, но вызывала более глубокое омерзение, нежели все предыдущие полотна. От неё исходило ощущение то ли Ада, то ли Чистилища. Счастливые беззаботные полунагие люди в воздушных ниспадающих тканях блаженно пировали среди изобилия отлично приготовленных яств, наслаждаясь умиротворенностью и любовью. А посреди беспечного праздника уверенно восседало на возвышении огромное мутно-прозрачное бесформенное существо, которое опьянённые весельем люди принимали за товарища и из-за своего благодушия не обращали внимания на истинную сущность монстра. Они наивно резвились подле него, славили его пением и дифирамбами, несли ему возблагодарения. А аморфное презирающее их чудище, празднуя вместе с ними, незаметно пожирало танцующих вкруг себя простаков, легко перемалывало им хребты и кости, являясь стороннему наблюдателю раздутым целлофановым мешком, доверху набитым обглоданными фрагментами пирующих и их малолетних отпрысков.

Надежда, оставшись одна, уныло побродила по нежилой комнате для гостей, обставленной старинной мебелью, и даже прилегла на просторную с шёлковым балдахином кровать, как будто сосланную из спальни хозяев в комнату для приезжих. Но так как время было предобеденное и спать не хотелось, то она, подхватив с подноса зелёное яблоко, выскользнула в коридор и направилась в гостиную, познакомиться ближе с хозяином дома.

Зайдя не в ту дверь, Надя оказалась в библиотеке, по стенам которой располагались выстроенные до потолка полки, уставленные книгами. Посреди помещения громоздился массивный письменный стол. Надежда подошла к одной из полок и сняла с неё красочный альбом французской живописи конца XIX начала ХХ веков. Заинтересовавшись, она на некоторое время с удовольствием погрузилась в сочную палитру импрессионизма. Затем её внимание привлёк другой альбом, с фотографиями. Открыв его, Надежда увидела очаровательного младенца с огромным трогательным бантом на голове, едва державшимся на мягких тёмных волосиках. Карапуз задорно улыбался во весь беззубый рот и тянулся рукой к объективу, наблюдая позади него нечто забавное. Заинтересовавшись, девушка присела с альбомом за стол и принялась его перелистывать.

Торг достиг своего апогея. За последнее полотно краснолицый распорядитель уже выкрикивал сумму, значительно превышающую сто тысяч условных единиц. Осталось лишь двое претендентов, добивающихся прав на обладание завершающей квадриптих картиной. Оба настойчивых господина ни за что не хотели уступать один другому привилегии подписать вожделенный выигрышный чек. Рыжий и кореец попеременно подавали знаки распорядителю, и от движений их тел цена на мирно стоящий перед затаившейся аудиторией холст возрастала с астрономической быстротой.

- Смотри-ка! Он не намерен уступать! - увлечённая царившей в зале атмосферой общего азарта, возбуждённо прошептала Светлана загримированному соседу. - Как бы тебе не пришлось остаться без картины!

- Господь велел делиться! - цинично заметил Рыжий и поднял руку.

- Сто шестьдесят тысяч! - крикнул аукционист, хищно следя за каждым его жестом.

- Сто семьдесят! - уже через секунду воскликнул он снова, указывая в конец зала.

- Двести! - вслух произнёс Рыжий.

Наступила тишина.

- Двести тысяч – раз! Двести тысяч – два! - медленно растягивал удовольствие распорядитель.      

- Двести двадцать! - донеслось с последнего ряда, где находился кореец.

- Триста!! - решительно продолжил Рыжий, и по его уверенной интонации было понятно, что уступать полотно не входило в его намерения.

Кореец молчал.

- Триста тысяч – раз! Триста тысяч – два! - распорядитель профессионально сделал эффектную паузу, ожидая ответных предложений, но не дождавшись, торжественно произвёл молотком последний завершающий торги удар. - Триста тысяч – три! Продано!!

Зал после длительного ожидания облегчённо вздохнул. Аукционист, устало подхватив снятый смокинг, дружески помахал в зал чудо-молоточком, и под аплодисменты публики торжественно покинул сцену, веруя в свою гениальность по части поднятия цен на сомнительные произведения искусства. Полковник Бодров, протерев салфеткой взмокший от напряжения широкий загривок, встал и с чувством признательности пожал руку вдохновителю идеи распродажи полотен прокурору Меркулову. Народ тоже поднялся и, обсуждая результаты торгов, начал расходиться.

- Подпишите, пожалуйста! - обратилась к Рыжему симпатичная секретарша, протягивая чек.

- Чего только не сделаешь ради удовлетворения амбиций! - счастливо рассмеялся Рыжий, расписываясь на бумаге.

- Поздравляю! - чмокнула его в щёку Светлана, обратив внимание на подпись: "А. Богарт".

- Спасибо, принцесса! Могу я ещё тебе чем-нибудь помочь? - спросил он. – Ты не стесняйся! 

- Нет, нет, спасибо! Пока что не нужно! Ты и так сделал мне слишком дорогой подарок!

- А как поживает наш неугомонный старик? - ухмыльнулся Рыжий, иронично покачав головой.

- Не надо говорить о нём в таком тоне, мне это неприятно. - остановила его девушка. - Ты же знаешь, я к нему очень привязана.   

- Хорошо, принцесса! Был очень рад тебя видеть! Молодец, что придумала устроить здесь встречу! Звони, телефон пока тот же! - Рыжий наклонился и на прощание поцеловал Ганецкую в щёку. - Надеюсь, мы теперь сможем встречаться чаще!

Он поднялся и вместе с покидающей зал публикой поспешил к выходу. Светлана проследила, как огненная шевелюра, ярко выделяясь в серой массе других голов, медленно выплывала из зала. После того, как он он скрылся, она встала и, подойдя к девушкам, обслуживающим аукцион, попросила отнести купленные произведения к машине.